Любовь с никотином

Это не был первый раз, когда подобное происходило, и Учиха знал, что это точно не будет последним разом. Он даже не совсем понимал, почему он вообще это замечает. Буквально все флиртовали с Дейдарой: в Акацуки и за ее пределами. В начале было забавно наблюдать, как Тсукури даже не понимает, что с ним флиртуют, отказывая и мужчинам, и женщинам, даже не осознавая этого. Или видеть раздражение и смущение, которые отражались на его лице, когда тот все-таки осознавал, что происходит. Обито всегда было занимательно видеть, как Дейдара становится жертвой своих эмоций. Однако, сейчас Учиха не чувствовал ничего похожего на развлечение, смотря на мужчину, чьего имени он даже не знает, который флиртовал с Тсукури в одном из коридоров штаб квартиры Акацуки. Он видел, как близко прислонился мужчина, с каждой секундой все больше и больше оказываясь в личном пространстве Дейдары, что блондин, видимо, расценил как проявление дружелюбности. Ладонь, сжимающая плечо, которую не смахнули сразу же, и улыбка, которая играла на губах, дали Обито понять, что разговор шел явно не о работе. И ему следовало бы уйти. Развернуться и уйти — это не должно быть сложным. Однако он обнаружил, что не может это сделать, будто его ноги были пригвождены к полу, тело сопротивлялось тому, что мозг приказывал сделать (что, впрочем, часто происходило, когда дело касалось Дейдары: разум кричал ему, в то время как все остальное отказывалось выполнять команды). Он почувствовал себя расслабленным, таким, каким бывает каждый раз перед битвой — перед тем, как нажать на курок. Шаг ближе, флиртующая улыбка, слишком дружелюбно положенная рука на плечо. Учиха знал, каково это — быть к Дейдаре так близко, флиртовать с ним, знать, как ощущается его обнаженная кожа, горячая и потная из-за секса, как ощущаются его губы на собственных, знать, как Тсукури звучит, когда ему хорошо. Он все это знал и по поведению мужчины видел, что тот тоже хочет узнать это все. Руки зудели от желания взять оружие. А потом блондин рассмеялся на что-то, сказанное мужчиной. В его смехе не было ни намека на злость или раздражение, и спокойствие, которое Обито испытывал до этого, резко улетучилось, разрушая мир вокруг, невольно заставляя задуматься о том, как он мог вообще мог его чувствовать изначально. Странная смесь эмоций резко накрыла его так сильно, что на секунду ему показалось, что он не может дышать, будто воздух выбили из груди. Живот скрутило, и он заставил свое сердце не сбиваться с ритма, сглотнул застрявший в горле комок. Возможно, это стало причиной тому, что он чувствовал себя неуравновешенно. Спокойный смех Тсукури застрял в его голове, напоминая наконец, зачем он и искал Дейдару, что заставило его отмереть. А, может быть, причиной стало то, что он больше не мог смотреть на эту сцену: жажда сломать ее, разрушить взяла верх над ним. В конце концов, он всегда был эгоистом. — Дейдара, — он был почти удивлен тем, как строго прозвучал его голос, будто выливая ведро холодной воды на участников разговора. Он пристально посмотрел на мужчину и спустя пару мгновений ухмыльнулся, видя тревогу и легкий оттенок страха, залегшие на лице этого человека. «Отлично» — подумал Обито. У него была определенная репутация, и этот мужчина, кажется, был о ней наслышан. На секунду он задумался, что бы сказал Тсукури, если бы он просто ходил вокруг, взглядом угрожая всем, кто бы флиртовал с голубоглазым. Он улыбнулся про себя в ответ на эту мысль, однако секунду спустя его предательский разум напомнил ему о сцене, что он прервал секунду назад, о смехе Дейдары, и это вызвало череду вопросов «а что если?» (что если блондин был в курсе намерений мужчины, что если он не собирался ему отказывать, что если он вернется к этому мужчине, как только Учихи не будет рядом) Узел в желудке затягивался все сильнее, делая дыхание более затрудненным. — У нас есть работа, — сказал он, все еще глядя на мужчину. Его голос был лишен всех странных эмоций, захвативших разум. Ни быстрое прощание мужчины, который даже не оглянулся уходя, ни тот факт, что наконец смотрел на Обито, не разрешили ничего. — Пойдем, — кинул он, отворачиваясь и уходя. Работал он будто на автомате, сражаясь с туманом, затмившим чувства, и жестокость превалировала над ним. Он надеялся, что не выглядит таким расстроенным, каким на самом деле был. Желудок все еще был будто завязан в узел, а в голове застыла картинка, которую никак было не убрать. Он даже не понимал, что чувствует: это было слишком сильно, слишком сбивающе и слишком опасно. Он будто бы почти избавился от пустоты, — апатии, чувстве ничего и безразличия ко всему — к которой так привык. — Ладно, меня это достало. Что с тобой? — спросил Дейдара голосом, полным раздражения, когда они наконец вернулись в штаб квартиру и оказались в тишине его комнаты. Учиха почти засмеялся. Конечно, Тсукури заметил (он не был уверен, заставил ли тот факт, что Дейдара обращал на него так много внимания, знал настолько хорошо, что мог заметить, что что-то не так, его чувствовать себя хорошо или, наоборот, чувствовать себя слишком очевидным и унизительно уязвимым). Он просто смотрел на Тсукури, чьи черты лица были подчеркнуты тенями вечернего света. В горле образовался ком, мешавший дышать. Прежде, чем он сам понял что-либо, Тсукури оказался прижат к стене, рот жадно прижался ко рту напротив, а язык Обито прошел сквозь разомкнутые губы. Он почувствовал дрожь, когда блондин незамедлительно ответил на поцелуй, будто это был природный инстинкт, и они оба снова окунулись в знакомый ритм толчков, прикосновений, поглощения друг друга, как если бы это было единственным способом выжить. Учиха целовал его безумно. Горячие губы двигались напротив губ Дейдары, воруя воздух из легких, руки блуждали по всему телу: волосы, шея, лицо, бедра. Ладони проникли под рубашку, касаясь и царапая горячую кожу. Каждое прикосновение, каждый тяжелый вздох и умоляющий стон голубоглазого заставляли узел в животе Обито распутываться. Утренняя картинка мужчины, стоявшего так близко к Дейдаре и так сильно нарушавшего его личное пространство, сменилась на вид красных опухших губ Тсукури, его свирепых голубых глаз, в которых плескалось наслаждение. Всему этому причиной был он. Люди могли флиртовать с Дейдарой сколько хотели, но Учихе единственному было позволено видеть его таким, только он мог касаться и заставлять кожу гореть, а тело дрожать, именно его имя Тсукури выстанывал в темноте голосом, надломленным из-за возбуждения. Он не стал задумываться, почему ему было так не все равно. Игнорируя все мысленные вопросы, он предпочел утонуть в звуках, источником которых был Дейдара, пока Обито проделывал знакомый путь пальцами по кожу, во влажном звуке их губ и языков, скользящих друг по другу. Он был сконцентрирован на всем этом и на ощущении руки блондина, которая притягивала его все ближе и ближе. Ни у кого, кроме него, не было этого, думал он, слабо кусая нижнюю губу Дейдары и проглатывая гортанный стон партнера, который вызвал этим действием. (Он не знал, почему эта мысль заставила его чувствовать себя так, — опьяненным настолько, как бывало только с Тсукури — будто ему было одновременно слишком много и совершенно недостаточно) Губы переместились с губ голубоглазого на его шею, кусая и засасывая нежную горячую кожу так, чтобы оставить синяк. Синяк, который не спрячешь под чокером — его будут видеть все, и все поймут, что за ним стоит. — Обито… ах, подожди, — задыхаясь, выдохнул Дейдара на ухо Учихе, но, несмотря на свою просьбу, не отпуская его, рукой держа голову, заставлял остаться на месте. Он дрожал под прикосновениями Учихи, а Обито дрожал в ответ. Ощущения отдавались в паху и голове невыносимым буйством чувств. Он не знал, откуда появилась внезапная необходимость пометить Дейдару (пометить его своим, хотя у него не было никакого права на это). Он проигнорировал и этот вопрос, притворяясь, как и прежде, когда оставлял засосы, потому что знал, что выбесит этим Тсукури, — и все же он не смог сдержать ухмылки, которая растянула губы, при взгляде на пятно, которое образовалось на розовой коже. — Оно останется, придурок, — сказал Дейдара между прерывистыми вдохами. Учиха хмыкнул и пальцем нажал на синяк, наблюдая, как дыхание застряло в горле Тсукури, как закрылись его глаза на мгновение и как он дрожал от этого прикосновения. Он выглядел таким красивым в ту секунду — такой взъерошенный из-за Обито. Позабытый плащ упал на пол, рубашка была расстегнута, открывая вид на стройное тело, волосы в беспорядке, а припухшие губы молили о том, чтобы их вновь коснулись. — Ну и хорошо, — ответил он, ухмыляясь в ответ на странную эмоцию смеси раздражения и непонимания на лице Тсукури. (Здравомыслящая часть мозга сказала ему, что это опасно, когда все его чувства успокоились, а желудок скрутило уже по совершенно другой причине) — Какого черта с тобой сегодня происходит? — спросил Дейдара, и Обито возненавидел то, что всего несколько слов, сказанных этим низким голосом, могли подвести его к краю так, будто туда его тянуло магнитом. Что с ним произошло сегодня? (Что с ним происходит всегда?) Отгоняя этот вопрос, Учиха снова прислонился ближе, его губы едва шептали напротив губ блондина, тела прижались друг к другу. — Ты жалуешься, Дейдара? — выдохнул он, просовывая ногу между ног Тсукури, чувствуя определенную твердость. Стон, сорвавшийся с губ голубоглазого, повис в наэлектризованном воздухе между ними. — Мне кажется, тебе нравится. На его плечи легли ладони, и Учиха почувствовал, что его толкают к кровати. — Заткнись, — ответил Дейдара, а после снова прижался к его губам. Учиха думал о том, что было хорошо, было знакомо, пока руки избавлялись от одежды, наконец прикасаясь к теплой обнаженной коже. Он думал, что было просто, когда Дейдара повалил его на кровать и они провалились в знакомый ритм слияния их тел. (Возможно, правда в том, что в этом всем не было ничего простого — в Дейдаре и в их отношениях. Быть может, правда в том, что Учиха не хочет, чтобы кто-то еще видел и касался Тсукури как он сейчас, он не хотел, чтобы Дейдара хотел кого-то кроме него. Возможно, он все еще был слишком труслив, чтобы признать это)