Любовь с никотином

Учиха был мало знаком с сексом. Секс был одной из вещей, где он искал наслаждение, одной из вещей, которой он занимался, чтобы почувствовать что-нибудь, что угодно: жесткий и быстрый секс с людьми, чьих имен он даже не знал и чьи лица тут же забывал, когда они расставались. Но это никогда не работало, это всегда не было чем-то большим, чем просто секс. Чего бы Обито ни искал, он никогда этого не находил: оно оставалось все таким же недосягаемым, каким и было всегда. Наслаждение, настигающее его холодными волнами, не могло пробудить в нем чувства, оставляя его неудовлетворенным и разбитым, будто бы смеялось над ним за то, что он даже на секунду подумал, что это сработает. Он не был удивлен, когда обнаружил, что с Дейдарой это не так. Когда за первым поцелуем сразу же последовал второй, быстрый и наполненный желанием, оставляющий все сомнения и вопросы позади, ни у одного из них не нашлось причины остановиться, так что они продолжили. Каждый поцелуй становился все более жадным, прося о большем. Все еще игнорируя значение происходящего, все еще отрицая, что это что-то значило, Учиха сдался, не в силах больше сопротивляться притяжению (возможно, это было одной из многих причин, почему он продолжал убегать вместо того, чтобы принять существующую проблему — Тсукури имел над ним власть, что вызывало понимание, что если он полностью ему сдастся, то никогда не сможет выбраться), пока Дейдара — смущенный и неопытный Дейдара, всегда свирепый даже в незнакомых ситуациях — наконец сдался ему. И именно то, что Учиха всегда искал в сексе, нашлось в человеке, который, казалось, сжигал брюнета каждый раз, когда они касались, в котором оказалось спрятано то, чего Обито всегда желал — искра, наслаждение, горящие ощущения, которые затронули всю его душу. Это все еще было жестко и быстро, как будто не было чем-то большим, чем попытка достичь оргазма, хотя оба знали, что это не так, знали, что в этом было что-то большее. «Это просто секс» — Обито продолжал твердить это самому себе. «Это просто секс» — он напоминал это себе, спускаясь поцелуями по горлу Дейдары, лаская и кусая, раздражая чувствительную кожу и оставляя видимые метки, на которые, он знал, Тсукури будет жаловаться, как только придет в себя. «Это просто секс» — продолжал он говорить про себя, но его мысли потерялись в стонах, которые издавал блондин, пока Учиха двигал своими пальцами глубоко в теле партнера, потерялись в обжигающих прикосновениях блуждающих по телу Обито пальцев Тсукури, во внезапной мощной вспышке удовольствия, которая затмила разум Учихи, когда Дейдара притянул его ногой, которая обвила талию брюнета, соединяя их эрекции друг с другом так, что оба хватали ртом воздух. А потом мыслить ясно не получалось, разум Учихи находился в непроницаемой мгле, из которой не хотелось выбираться. — Прекрати тратить время впустую и трахни меня, — прорычал Дейдара, его голос был низким и яростным, даже когда он задыхался и стонал от удовольствия. Глубокий голос, которым были сказаны эти слова в опасной близости к уху Учихи так, что он мог чувствовать, как губы Тсукури касаются мочки, послал мурашки по всему телу прямиком к паху, заставляя эрекцию пульсировать практически болезненно. — Ты всегда такой нетерпеливый, — ответил он, ухмыляясь в шею голубоглазого. Онако он все же подчинился, вытаскивая свои пальцы из тела партнера и наслаждаясь стоном, который вызвал этим действием. Через несколько секунд он уже надавливал на вход Дейдары и вошел в него в перерыве между тяжелыми вздохами и мягкими стонами. Он остановился на секунду и прислонился к потному плечу блондина, давая им обоим возможность привыкнуть к ощущениям — знакомым Обито, которые однако ни разу не заставляли его кровь кипеть по венам. Когда он начал двигаться, все размылось: ощущение тепла Тсукури, окутывающего его, его горящей кожи, прикасающейся к собственной, стоны Дейдары, которые раздавались с каждым новым толчком и прерывались лишь именем Учихи — кажется, это единственное, что помнил блондин в пучине удовольствия. Все смешалось в восхитительный беспорядок чувств, который перегружал ощущения Обито. Жесткий и быстрый и все еще достаточный, чтобы довести его до края. Он кончил с именем Тсукури на губах и звуком его стонов в ушах, ощущая, что тот кончил лишь секундой позже. Они лежали рядом друг с другом, их тяжелое дыхание было единственным звуком, нарушавшим тишину комнаты. Учиха закрыл глаза, позволяя себе раствориться в этом послевкусие, сфокусироваться на приятном чувстве, которое накрыло его, концентрируя свое рассеянное внимание на местах, где его тело по-прежнему соприкасалось с Дейдарой. Он знал, что ему надо уйти: одеться, вымыться, одеться и просто уйти (он знал, что сейчас, когда его разум был уставшим и довольным, врать самому себе гораздо сложнее), однако по какой-то причине он не смог себя заставить это сделать. Вместо этого он открыл глаза и повернул голову так, чтобы посмотреть на Тсукури, чьи глаза были все еще закрыты, а на губах — счастливая и удовлетворенная улыбка. Игнорировать страшное чувство, расползавшееся в груди, было невозможно в тот момент, когда его взгляд задержался на блондине, лаская его ладную и сильную фигуру, черты лица, начиная со знакомого изгиба красных губ и заканчивая светлыми растрепанными волосами. Он смотрел на него, кажется, целую вечность; его уже успокоившееся дыхание застряло где-то в горле и, прежде чем он сумел себя остановить, повторить себе в который раз, что это всего лишь секс и ничего более, он поднял руку и положил ее на щеку Тсукури, чувствуя горячую потную кожу под своими пальцами. Это вынудило Дейдару открыть глаза, и Учиха осознал, что сделал последний шаг, посмотрев в них. Он не знал, откуда взялся этот момент слабости, но это был первый раз, когда он не смог (или не захотел? Он сам не мог с уверенностью сказать, он больше не был уверен ни в чем) сопротивляться. Так что он воспротивился своим инстинктам, вопящим о том, что ему необходимо подняться и уйти, забил на все вопросы и сомнения и просто снова закрыл глаза, теряясь в маленьком и эфемерном мире, который они с Дейдарой создали для себя, — мире, созданном из драк и секса, лжи и доверия и отрицания — и поцеловал голубоглазого. Он почувствовал удивленный вдох, который сделал Тсукури. Даже кричащие голоса в голове Учихе не позволили ему упустить то, что это принесло знакомое удовлетворение от того, что вызывал подобную реакцию. Вскоре удивление сошло на нет и Дейдара ответил на поцелуй, обнимая брюнета за талию и притягивая ближе, чтобы вновь соединить их тела. Они обычно не целовались так — медленно и тягуче, исследуя и наслаждаясь, скользя языками и нежно поглаживая кожу ладонями. Даже в его сознании, замутненном наслаждением от секса, и ощущении усталых тел, спутанных между собой так, что создавалось впечатление, что они больше никогда не отпустят друг друга, Обито не мог отделаться от сладко-горького чувства где-то внутри, которое омрачало вкус губ Дейдары и делало его острым и кислым и будто спускало его с небес на землю, в то время как его мозг напоминал ему слишком знакомые слова. Отдалиться от Тсукури и подняться было подобно наказанию, которое Учиха вынес себе собственноручно. Он делал то, что должен был сделать с самого начала, определяя дистанцию между ними, даже несмотря на то, что его губы все еще покалывали от прикосновений, а вкус блондина все еще был ощутим. И, наверное, это и было наказанием за невозможность уйти от этого; наказанием, потому что он знал, что занимаясь этим, они причиняют боль друг другу более, чем они когда-либо могли признать (наказанием самому себе за то, что он позволил себе погрязнуть в этом, хотя каждый его инстинкт кричал ему избегать этого и убежать). Так что он продолжал делать это каждый раз, отказываясь сдаваться, когда знал, что Дейдара желает дать ему намного больше. (А, может быть, истина в том, что он просто трус, и притворство и избегание просто его сильная черта) — Обито, — задал Дейдара низким и неуверенным голосом вопрос, скрытый в этом имени, который не нашел бы ответа. Учиха не оглянулся, пока поднимался и одевался, игнорируя сосущее чувство в желудке и сильное желание повернуться и снова посмотреть на партнера (и, возможно, он хотел вернуться и лечь рядом с Тсукури, трогать его, целовать его). Он ждал, что Дейдара продолжит, закончит начатую мысль — хотя и не был уверен, что и правда хочет этого. В напряженной атмосфере, которая повисла в комнате, казалось, что прошла вечность, пока он оделся и был готов уйти и оставить все позади (но не навсегда, нет — забыть этом только в данный момент, чтобы потом снова окунуться в это). Он все-таки не мог более противиться себе и оглянулся, потворствуя своим желаниям в последний раз этим вечером и глядя на блондина, когда его рука легла на дверную ручку. Голубоглазый сидел, прислонившись к изголовью кровати. Учиха задержался взглядом на его фигуре, обнаженном теле, которое он ощущал под своими ладонями всего пару минут назад и вес которого все еще фантомно ощущал под своими пальцами. Уже не в первый раз за этот вечер воздух застрял в легких, когда он встретился взглядом с Дейдарой — в его глазах был виден ураган, состоящий из холодной ярости и твердости, к которым он привык, смешанными с чем-то, что было опасно близко к тому, чтобы ранить, так что Обито не мог в них смотреть. На секунду ему показалось, что сейчас Тсукури что-то скажет, и в тот же момент он ощутил яростное желание самому нарушить молчание и сказать что-то. Вместо этого он ухмыльнулся, как делал это обычно. — Пока, Дейдара, — просто сказал он, махая рукой и наконец отворачиваясь. «Это просто секс» — он вновь повторил это про себя, и, закрыв дверь, он почти в это поверил.