Цитрус

Несмотря на то, что пелена туч плотно заволокла небо, на полуразрушенные ступени здания все равно падают лучи заходящего солнца. Кажется, облака ещё не успели доползти до края горизонта, поэтому следующие пару десятков минут можно будет любоваться закатом. Если не подует слишком сильный ветер, конечно. Хоть под тобой и лежит тонкая и немного грязная ветровка, бёдра все равно замерзли — сквозь ткань джинс просачивается металлический холод, исходящий от бетона. Внизу — заросли сорняка и облезлых кустов, шины автомобилей, заросшие мхом, которые служат чем-то вроде мусорки для местных алкашей и подростков. В их зияющих песком и жухлой травой дырах то и дело мелькают банки от пива и газировки. Это заброшенное здание расположено на пустыре у окраины города — издалека манит к себе провалами окон, серыми полуразвалившимися плитами стен, исписанных местной шпаной, и торчащими, будто кости из открытого перелома, железными прутьями, когда-то бывшими каркасом дома. Они ржавые, местами покрыты мхом и плесенью — такие же дряхлые, как и это место, вызывающее непреодолимое уныние. Чувство безнадёжности, и, казалось бы, конец всех надежд витал здесь на каждом этаже, грозящемся развалиться от одного лишь неосторожного движения, оставляя тебя в своих обломках на веки-вечные. Ты плотнее обхватываешь свои колени одной рукой, пока во второй держишь мобильный — незамысловатые ленты социальных сетей разбавляют молчание и скуку, постепенно поглощающую все тело на манер болота, в которое проваливаешся слишком медленно, чтобы это заметить. Обоняние улавливает дым дешёвых сигарет, и ты с неким недовольством поворачиваешься к Ханме, что так же сидит в телефоне. Небрежно развалился на ледяном и пыльном бетоне — казалось, его совсем это не заботило — облокотившись рукой, в которой держал сигарету об один из осколков строительных плит. Вот опять дует ветер, и от этого порыва зачесанные назад волосы слегка колышутся. Ты снова поёживаешься, удивляясь такой спокойной реакции друга на холод — он и плечом не поводит, будучи в одной только белой и растянутой футболке. Его ветровка прямо сейчас лежит под тобой, и ты снова мысленно удивляешься тому, что Ханма вообще согласился ее тебе отдать, пусть и на время. — Тебе не холодно? — ты всё-таки решается спросить, саркастично изогнув бровь. Главное только не переборщить с волнением в голосе, иначе этот человек без капли сожаления застебёт тебя твоей же заботой. Он всегда был таким — с плоскими шутками и странным смехом, анекдотами в самые неуместные моменты и периодическими шлепками по заднице, когда у него было настроение вывести тебя из душевного равновесия. Много курил и матерился, и ты уверена, что знай о нем родители, тебе вряд-ли разрешили бы продолжать вашу дружбу. Тот самый «плохой парень», о котором мечтали многие девушки, в которых он сам видел лишь игрушки на одну ночь. И, честно, ты до сих пор не знаешь, чем зацепила Шуджи — возможно напускным равнодушием к его харизме? Или тем, что несмотря на год с лишним вашего общения продолжаешь удерживать ту дистанцию между вами, не давая затащить в постель? Возможно и то, и другое, но сейчас это не важно. В воздухе витает сырость и немного тревожный запах, как перед грозой — стало быть скоро действительно будет дождь, но, чёрт возьми, Шуджи ведь это ни капли не волнует. На самом деле, тебе был чертовски интересен этот человек — его любовь к дождю, как к чему-то, что лишь сильнее усугубит его апатию. Но именно ливни были частью того, с чем он у тебя ассоциировался — холодные капли, пасмурный конец лета и запах сигарет, к которому ты медленно, но верно начинала привыкать. — А ты беспокоишься, мелкая? — слышится смешок, и Ханма поднимает свой вечно насмешливый взгляд на тебя. Тут же тушуешься, но не подаёшь виду — демонстративно отворачиваешься к телефону, немного холодно возражая. — Да ни капли, — все ещё чувствуешь спиной его издёвку и хмуришься. Лучшая защита — нападение, с ним приходилось это помнить, особенно когда он в относительно хорошем настроении, как это было сейчас, — просто надеюсь, что тебя мучает совесть за то, что приволок меня сюда в такую погоду. — Но ведь тебе это самой нравится, разве нет? Молчание. Глупо врать, когда понимаешь, что так оно и есть. Пожалуй, с Ханмой действительно было комфортнее, чем с остальными — он был умнее, пусть с первого взгляда это и не видно. И когда он развлекал себя такими вот подколами в твою сторону, помимо злости чувствовалось ещё и облегчение — вряд-ли ты бы позволила такое кому-нибудь кроме Шуджи. С ним было весело — да, наверное это было бы самым правильным словом, и, как ты подозревала, ему с тобой тоже. Ночные прогулки на байке и ветер, который хлещет в лицо — сушит губы и треплет волосы, охлаждает тело и эмоции, от чего становится так спокойно-спокойно… Ханма позволял обнимать его за талию, когда вы ездили на байке вместе, и ты постепенно привыкала к запаху дыма и дешёвых сигарет, а ещё к тому, какая холодная была его кожа и худым тело. «Поехали, мелкая» — и байк трогается с места, несясь по улицам вечернего Токио, оставляя где-то позади все заботы. Мысли о них просто покидали голову, и ты прикрывала глаза, кладя голову на спину Шуджи. А иногда шел дождь, и тогда это безмятежное спокойствие сменялось весельем — ты видела, как горят коньячные глаза безумием, зажигая огонь в твоей груди. Укладка Ханмы распадалась на влажные пряди, и это выглядело так же небрежно, как первая подростковая влюблённость без правил и обязательств. Шуджи Ханма — человек, что открыл в тебе желание той свободы, в которой сам находился день ото дня, каждый день вовлекая во все более и более безумные приключения. Дал попробовать сигареты, а потом ещё долго ржал с твоего кашля и слезинок в глазах. А когда ты на следующий день попросила ещё, просто ответил «нет». Вот так, без объяснений и со все той же улыбкой на губах — таковой была его своеобразная забота. И видимо только ты имела дар распознавать ее средь будничного холода и странных подколов. — Глянь, — после минутного молчания Ханма натыкается на что-то в своем телефоне и с гаденькой улыбкой протягивает тебе, — сделала бы себе такие за косарь? Ты кривишься при виде полуголой девушки демонстрирующей перекаченные губы. Шуджи ухмыляется, следя за заведомо известной реакцией — кажется его самого забавляет интернет-леди, а ещё больше то, как ты выгибаешь одну из бровей, поднимая глаза на него. — Меня напрягают такие вопросы, не надо их задавать. — Я знаю, — Ханма смеётся — боже, так смеяться умеет только один человек в твоей жизни, и ты в какой-то момент начинаешь думать, что он делает это специально. — Но тебе же нравились такие девушки, нет? — Просто они сосут классно, — ты вновь кривишь губы, с неким омерзением возвращая взгляд к фотографии. — Не общайся со мной больше. Ты отворачиваешься, а за спиной уже разносится эхом хохот Ханмы, видимо очень довольного происходящим. В последнее время он все чаще и чаще стал поднимать откровенные и смущающие темы. Провоцирует? Похоже на то, но вроде как и обычных его шуток всегда хватало с лихвой. — Ну да, бейб, девственниц вроде тебя всегда раздражают такие темы, — голос сзади ехидный, протягивает каждое слово и янтарные глаза упёрлись в твою спину, внимательно ловя каждое движение. Ты испуганно застываешь, тут же давая подтверждение словам своего недодруга. Шуджи терпеливо ждёт твоей реакции — знает же, что ты обязательно, просто непременно что-то ответишь, попытаешься возразить. И ты ожидаемо поворачиваешься, искрясь злостью и сверля нахальное лицо Ханмы своим испепеляющим взглядом. Что ж, прошлый раз это закончилось тем, что ты всё-таки попробовала всученные тебе сигареты — этот дьявол умеет брать на слабо своим мерзким и насмешливым голосом, что словно издеваясь произносит одно обидное прозвище за другим. И кто вообще тебя тянул продолжать с ним общаться? Это уже перебор. Медленно набираешь в лёгкие побольше воздуха, сквозь зубы цедя: — Ты меня бесишь, Шуджи. — Что, даже не целовалась ни разу? — а его ситуация забавляет все больше и больше. Даже с нескольких метров расстояния видны черти, пляшущие в янтарных глазах — он так спокоен и уверен в себе, что так и хочется разбить это самодовольное выражение лица о бетонный пол. Даже свою гадскую ухмылку скрыть не пытается, понимая, что ему всё равно ничего не будет. — Хочешь научу? — А с каких это пор девственник-переросток научился целоваться? — силы ответить все же находятся, и слова срываются с губ будто сами по себе. Шуджи выглядит слегка удивлённым, даже это мерзкое выражение насмешки на секунду пропадает, однако уже через мгновение он медленно поднимается с бетонной плиты, неспешно отряхивая руки и роняя в пыль окурок. Гадкая улыбка вновь находит место на обветренных губах, когда парень не спеша подходит ближе, чуть сощурив глаза, сверля янтарным взглядом теперь уже напряжённую от ожидания фигуру перед собой. — А ты, мелкая, стала посмелее, как я гляжу? — Ханма сокращает расстояние, теперь уже садясь на корточки рядом с тобой. Кривая улыбка и глаза, что так и блестят в предвкушении шоу — опускаются на уровень твоего лица, пока жилистые ладони грубо и бесцеремонно подвигают к себе — как тумбочку или туалетный столик, без намека на аккуратность. Нежную кожу на нижней части бедра царапает асфальт, ты возмущённо пищишь, пытаясь скинуть руки парня, пока не оказываешься совсем рядом. — Что ты творишь?! — молчание. Одной рукой все так же крепко сжимает твою талию, пока вторая перемещается на лицо и больно стискивает подбородок, не давая вырваться. — Убери от меня руки! — Хочу кое-что тебе показать. Обещаю, тебе понравится, — Ханма хихикает, наблюдая за твоими попытками вырваться из стальной хватки, как за увлекательной и очень забавной игрой домашнего котенка. Спустя пару мгновений все же сдвигается с места — наклоняется ниже, так, что на твоих округлых щеках чувствуется его дыхание, пропитанное запахом сигарет. Ты немного морщишь нос, но все же замираешь, испуганно и словно под гипнозом, чувствуя, как ладошки потеют от лёгкого страха, — А теперь расслабь губы и перестань дёргаться, начинаешь надоедать. Секунда, за которую Ханма преодолевает оставшееся между вами расстояние, длится целую вечность, и в этот момент ты чувствуешь себя пойманной в капкан. Худые и холодные ладони не дают сдвинуться с места — даже просто сесть поудобнее — пока Шуджи, не торопясь, вовлекает тебя во влажный поцелуй. Движения его губ уверенные, и поначалу даже спокойные, когда он пока ещё неглубоко вбирает твою нижнюю губу, слегка кусая. Это состояние очень тяжело описать — до тебя даже не сразу доходит происходящее. Просто сидишь несколько секунд с широко распахнутыми глазами, чуть заторможено наблюдая, как твой друг наклоняет голову в право, целуя глубже. А когда все же доходит — внутри что-то с треском обрывается, как на американских горках, когда ты испуганно сводишь брови домиком и чисто инстинктивно хватаешься за ворот чужой футболки, как за спасительный круг. Ханма проводит пальцами по твоему лицу, в то же мгновение немного грубовато надавив на щеки — твой ротик сам по себе раскрывается, позволяя горячему в отличие от губ языку проникнуть внутрь. Обводит нёбо и верхнюю часть твоего же языка, чуть ли не вытесняя, заставляет подчиниться, так как ты просто физически не можешь угнаться за темпом поцелуя, переставшего быть таким небрежным, как с самого начала. Шуджи больше не выглядит насмешливым, нет… В полуприщуренных янтарных глазах сияют два хищных огонька, при виде которых ты тихонько мычишь в его губы, оседая в крепко придерживающих тебя руках. Шуджи наконец сдвигает их — та, что лежит на талии, ползет выше по спине, а вторая зарывается в копну волос, тут же наматывая на кулак чтобы ещё ближе притянуть к себе. Воздуха перестает хватать в лёгких — ты едва слышно хнычешь, чувствуя, как в уголках глаз скапливаются слёзы. Твои щеки, нос и даже часть шеи горят огнём, в ушах отбойным молотком стучит кровь, так активно приливающая к лицу. Ханма, не отрываясь, смотрит на тебя, продолжая жадно впиваться в губы, и похоже на то, что вид твоего измученного личика лишь сильнее возбудил что-то дикое в нем. Его губы, что в начале поцелуя были такими холодными и сухими, теперь горели огнём, обжигая твои собственные — чувствуешь, как капелька слюны скатывается по подбородку, охлаждая затем шею и в конце концов находя себе место где-то в ямочке ключиц. Ты искренне не знаешь, сколько по времени вы так сидели, однако когда Ханма все же оторвался от тебя, ты чувствала себя ужасно уставшей. Парень выглядел немного потрёпанно, однако сейчас совершенно ничего не делал с этим и просто изучал тебя горящими жёлтым огнём глазами. — Не знал, что у тебя может быть такое выражение лица, — как-то неловко усмехается, все же вытирая тыльной стороной губы. Его взгляд больше не такой насмешливый, однако сейчас тебя от него чуть ли не трясёт — разве ты хоть раз видела у него такие глаза? В них плещется плохо скрытая жажда и возбуждение, и что бы Шуджи не говорил, ему определённо понравилось, и это пугает. Молча сидишь рядом, совершенно не зная, куда себя засунуть, однако хрипловатый голос совсем скоро выводит тебя из транса своей едва уловимой насмешкой. — А теперь покажи мне, чему ты за сегодня научилась. — Что?.. — а тебе действительно непонятно. Широко распахиваешь глаза, уставившись в немом шоке на дьявола, сидящего перед собой. К нему похоже вернулось самообладание — сейчас в коньячных глазах плясали черти, а губы вновь искривились в пренебрежительной насмешке. Весь его вид будто говорил тебе: «Ну что же, разве ты ослушаешься приказа, маленькая негодница? Нет, ведь я найду тысяча и одну причину, по которой ты просто обязана будешь делать так, как я скажу.» — А ты плохо слышишь? Я хочу, чтобы ты меня поцеловала. — Я не буду этого делать! — ты чуть ли не срываешься на крик, испуганно смотря на парня перед собой, все ещё надеясь, что он шутит. — Ох, как жаль, что в таком случае твоим бедным родителям придется узнать, что их единственная дочь, в которой они души не чаят, таскается по ночам невесть где, курит и забавляется с парнями, — Ханма притворно вздыхает, склоняя голову набок и проговаривая это таким сладким голосом, что в лицо плюнуть хочется. Ты сжимаешь в гневе кулаки, уже и забыв, что минуту назад сидела вся красная и смущенная, боясь даже поднять взгляд на парня перед собой. — Хорошо, Шуджи, я тебя поцелую. Но только при условии, что ты отвалишь от меня сразу же после этого, — хмуришь брови и говоришь это так грозно, как только можешь. Впрочем, безрезультатно — Ханма лишь ухмыляется и хлопает по своему колену, как бы приглашая сесть. — Вот и прекрасно, мы договорились. Ты сглатываешь накопившийся в горле ком и нехотя поднимаешься с такого уютного, как сейчас кажется, бетонного пола. Делаешь шажок вперёд и неуверенно переступаешь одной ногой через колени Ханмы, который наблюдает за твоими действиями с немалым интересом. В глазах застыли игривые огоньки, от которых тебе отнюдь не становиться лучше, внутри что-то обламывается, когда Шуджи кладет руки на твою талию и тянет на себя, заставляя сесть. Ты оказываешься прижата к крепкому торсу юноши, что выжидающе смотрит прямо в твои глаза. Ладошки начинают потеть, и ты не знаешь, куда их засунуть, чтобы змей, находящийся в сантиметрах от тебя, этого не заметил. Стискиваешь пальчиками его майку, стараясь отвлечься, и чувствуешь, как щеки краснеют от чужого дыхания на них. «Близко, слишком близко!» кричит оставшаяся часть сознания, когда ты жмуришься и судорожно вдыхаешь холодный уличный воздух, стараясь успокоиться. — Знаешь, я состариться успею, пока ты наконец соберёшься, — Ханма поднимает брови, смотря вниз — на твоё лицо. Да, чёрт возьми, он был слишком высоким, чтобы находиться с тобой на одном уровне даже в таком положении, — Ну же, детка, это совсем не так страшно, как ты думаешь. Дыхание спирает от одной лишь мысли о том, что ты должна сделать что-то подобное, и количество бабочек в животе лишь увеличивается от очередного прозвища в таком контексте. Вдох — ты, наконец, поднимаешь голову, все ещё не решаясь взглянуть в глаза, однако остановив свой взгляд на тонких и обветренных губах. Выдох — последний раз сглатываешь, скользя ладонями выше и останавливаясь на вороте футболки. Судорожно сжимаешь и тянешь на себя, наконец неуверенно касаешься холодных губ, стараясь подражать движениям Ханмы минутами ранее. Неумело обхватываешь верхнюю, проводя по ней кончиком языка и чувствуя, как твёрдые ладони спускаются на твои бёдра — крепко сжимают, притягивая ещё ближе к себе. Одна из них скользит под твою майку, ты вздрагиваешь и едва заметно трясешься от того, какая она холодная — пальцы сдавливают кожу и грубо скользят по позвонкам, останавливаясь наконец у выпирающих лопаток. Ты срываешься на тихий стон, когда Шуджи медленно подключается к поцелую, немного наклоняя голову и кусая твои губы, так жадно прижимая тебя к себе. Неуверенность будто теряется в потоке других ощущений, и ты касаешься ладонью щеки парня, вторую запуская в копну порядком взъерошенных волос. Нервно перебираешь пальцами, чувствуя, как происходящее нравится тебе все больше и больше — Ханма сплетает ваши языки, двигаясь чуть медленнее, чем в прошлый раз — даёт привыкнуть. Ты не думаешь о том, сколько это будет продолжаться, пока на кончик твоего носа не падает холодная капля — вздрагиваешь всем телом, тут же чувствуя две такие же на своей ладони. Шуджи так же отрывается от тебя, теперь уже напряжённо всматриваясь в небо. Пока целовались, совсем не заметили пелену из туч, что теперь покрывала все небо — черные и страшные, скапливаются над головой почти осязаемыми клубами. Внезапно тьму разрезает вспышка молнии, на секунду осветившая заброшенное здание, и следом же разносится громыхание. Как-то резко похолодало, воздух влажный, а во рту осязает металлический привкус. Обхватываешь руками свои плечи, что уже покрылись мурашками, чувствуешь, как немного дрожишь. Спустя пару секунд напряжённого ожидания вновь полыхает молния, и на этот раз Ханма тоже начинает двигаться, спешно толкая тебя в плечо. — В темпе, мелкая, будет плохо, если не поторопимся. Дважды тебе говорить не надо — подскакиваешь с его колен, тут же пожалев, что надела шорты. По всему телу разноситься дрожь от сильного порыва ветра, а дождевые капли стали крупнее и намного чаще. Все ещё не отойдя от поцелуя, в ступоре смотришь на Шуджи, что наклоняется за ветровкой, а после накидывает тебе на плечи. — Побежали, чего стоишь? — очередной раскат грома и усиливающийся шум ливня заставляет Ханму кричать, чтобы ты смогла его услышать. Внутри вновь разгорается то чувство, что всегда возникало во время дождя — предвкушение чего-то дикого и необузданного, при этом холодного-холодного, как пасмурный конец лета. Огонь вспыхивает в твоих глазах, когда ты хватаешься за протянутую руку, чтобы спрыгнуть из оконного проёма на осколки кирпичей вслед за Ханмой. Вечер обещал быть безумным.