***
— Клянусь богом, я сам сброшу тебя с крыши, — Минсу застонал, отчего Хёнджин откинул голову и громко засмеялся, хлопая при этом в ладоши. Они сидели на крыше здания и обедали. Это был последний день их предпоследнего класса — в следующий раз, когда они ступят на эту территорию, будет последний год их учебы в старшей школе. — Ты хоть представляешь, сколько людей пошло бы на убийство, лишь бы я с ними флиртовал? — О, как скромно, — высунул язык Минсу. — Мы поняли, ты самый популярный парень в целой школе. Все безумно в тебя влюблены, но я торчу с твоей задницей каждый гребаный день. — Я тебе нравлюсь, — ухмыльнулся Хёнджин, нисколько не обидевшись. Для них это было обычным подшучиванием. — Ты просто жалеешь, что не встречаешься со мной. Представь, какой мы были бы прекрасной парой, — красавец и ботан. — Я почти обиделся на тебя за это, — рассмеялся Минсу. — Поговорим о низших классах. — И что ты этим хочешь сказать? — Хёнджин надулся. — То, что такому как ты не следует довольствоваться каким-то ботаником вроде меня, — усмехнулся Минсу. Хёнджину не понравилось, насколько… правдивым был его голос. — Ты бы хорошо смотрелся с той старшеклассницей, которая пригласила тебя на свидание на прошлой неделе. — Ты же знаешь, что она не в моем вкусе. — Нет никого, кто был бы в твоем вкусе, — Минсу бросил чипсы в Хёнджина. — Ни один человек не может быть таким, как ты хочешь. — Неужели так трудно найти кого-то сильного, но нежного, умеющего петь и танцевать, способного зацепить меня, но никогда не причинить мне вреда, с чувством юмора, но знающего, когда нужно быть серьезным, и смотрящего на меня так, как будто я являюсь всем миром? — Хёнджин легко перечислил все свои требования. — Я думаю, что это сносный список требований. — Ты невыносим. — Да-да, — снисходительно отмахнулся Хёнджин от Минсу. — Ты просто завидуешь. — А ты не можешь использовать свое смазливое личико, чтобы нам снова разрешили уйти до конца дня? — В прошлый раз это почти не сработало, — усмехнулся Хёнджин. — Нас чуть не поймали. — Пфф, всё, что тебе нужно сделать, это сказать им, чтобы они разрешили нам уйти, и они это сделают, — ухмыльнулся Минсу, стоя на краю крыши. Это было всего лишь одноэтажное здание, под ним была густая трава, но падение всё равно нанесло бы определённый ущерб. — Никто не может сказать тебе «нет», когда ты всё время выглядишь так горячо. — Всё время? Не смеши меня, — желудок Хёнджина сжался. Даже если он знал, что Минсу шутит, это всё равно было больно слышать: возможно, всё, что он из себя представлял, — это смазливую мордашку. Быть может, ему никогда не удастся избежать этого клейма. В нём было гораздо больше, чем просто внешность. — Думаешь, если бы мы прыгнули, мы могли бы подать в суд на школу? — спросил Минсу, отвлекая Хёнджина от его мыслей. Они несколько раз шутили об этом: это был бы необычный день, если бы между ними не было шуток о самоубийстве. Они просто подшучивали над этим, чтобы справиться со своими собственными демонами. Они не говорили о своих истинных эмоциях, поэтому шутили о смерти, чтобы почувствовать себя лучше в жизни. — Ты думаешь, они поставили бы мемориальную скамью с нашими именами, если бы мы это сделали? — Хёнджин усмехнулся. — Тебе, может, и поставили бы, но я бы получил что-то вроде… полки в библиотеке, посвященной мне, — засмеялся его друг, идя вдоль края. — Библиотекари любят меня настолько, что сделали бы это в память обо мне. — Жаль, что мы никогда не решимся на это, — улыбка Хёнджина немного померкла. — Слишком много суеты. — Да, если бы я и покончил с собой, то не таким способом, который может оказаться неудачным, — сказал Минсу легкомысленно, но в его словах чувствовалась серьезность. Они часто шутили на эту тему, но никогда не признавали правду, спрятанную за смехом. — Спрыгнуть с крыши — это дерьмовый способ. — Как думаешь, после школы всё наладится? — спросил Хёнджин, сидя на крыше и прислонившись спиной к выступу, на котором стоял Минсу. — Без понятия. — Я очень надеюсь, что так и будет, — вздохнул он, его плечи опустились. — Я… я чувствую, что меня здесь душат, понимаешь? Я просто… может быть, в большом колледже я смогу просто слиться с остальными студентами. Мне не нравится выделяться, но это именно то, что я делаю. — Нет ничего плохого в том, чтобы выделяться, — хмыкнул Минсу. — Выделяясь, ты производишь впечатление на людей. — Тогда я устал производить впечатление, — Хёнджин закрыл глаза и уперся лбом в колени. — Я просто хочу быть нормальным. — Быть нормальным — это жуть как скучно, чувак. — Иди к чёрту, — Хёнджин поднял голову и усмехнулся своему другу. Тяжесть их разговора мгновенно исчезла. Он никогда не мог быть серьезным слишком долго, что, возможно, было основной причиной того, что он никогда не говорил о своих настоящих трудностях. Обычно Хёнджин вёл себя шумно: его голос разносился по коридору всякий раз, когда он говорил, но он всегда молчал о вещах, которые имели наибольшее значение. — Так отведи меня к нему сам, трус. — О, значит, тебе можно флиртовать со мной, а мне с тобой нельзя? — Хёнджин встал и струсил пыль со своих штанов, после чего схватил Минсу за рукав, пытаясь стащить его с выступа обратно на крышу. — Это как-то гомофобно с твоей стороны. — Просто пригласи меня уже на свидание, — Минсу высунул язык, отдёргивая руку. — Ты так сильно хочешь меня, что выглядишь глупо. — Знаешь что? Прыгни с этой чертовой крыши, засранец, — Хёнджин откинул голову назад и рассмеялся, не обращая внимания на странную боль в груди. Он не помнил, когда начались приступы этой боли. За эти годы он посетил десятки врачей, но каждый из них клялся, что всё в порядке. Его родители никогда особо не беспокоились, вплоть до того, что пытались убедить его, что всё это его тараканы в голове. Через некоторое время Хёнджин научился игнорировать боль, когда она приходила, — а приходила она часто, иногда по несколько десятков раз за день. Хёнджин почувствовал, что его лицо побледнело. Минсу застыл, уставившись на карниз со странно безразличным выражением лица. Он медленно поднял голову, словно марионетка, которую дергают за ниточки. Они на мгновение встретились взглядом… — Минсу! — закричал Хёнджин, когда Мин слетел с края крыши. Всё закончилось в мгновение ока. В один момент его лучший друг смеялся с ним на крыше, а в следующий уже лежал на траве, которая медленно окрашивалась в красный цвет. Хёнджин видел, как Минсу дергается, что означало, что он всё еще жив — по крайней мере, на данный момент. Люди кричали и мчались к тому месту, где лежал Минсу, но Хёнджин, казалось, застыл в ужасе. Он всё еще чувствовал тепло своего товарища, когда держал его за рукав. Они планировали пойти в торговый центр после окончания школы, чтобы отпраздновать конец учебного года. У них были планы уехать на целую неделю и разбить лагерь в горах недалеко от их города. У них были планы на всё лето, а затем и на выпускной год. У них были планы поступать в один и тот же колледж и, возможно, даже поселиться вместе в общежитии. Они так много запланировали — так почему же Минсу спрыгнул? В голове Хёнджина пронеслась мысль: не говорил ли Минсу что-нибудь необычное? Был ли его голос резким или в какой-то мере обречен? Мог ли какой-то его поступок намекнуть на то, что он действительно склонен к суициду? Конечно, они об этим шутили, но это были всего лишь шутки. Никто из них не говорил об этом всерьез, верно? Каждый раз, когда Хёнджин действительно чувствовал, что хочет умереть, он подавлял эту чушь как можно сильнее. Ни один из них на самом деле… не пошёл бы на это. Вдали эхом разнесся звук сирены. Хёнджин почувствовал, как крыша впивалась ему в колени, поскольку ноги подкосились. Горячие слезы заливали цемент. Минсу только что сказал, что никогда не спрыгнет, даже если он решится на это — они дружили три года, и Минсу всегда клялся с того самого момента, как им стало достаточно комфортно друг с другом, чтобы шутить о мрачном, что он никогда не прыгнет, чтобы убить себя. Мин боялся высоты. Одноэтажное школьное здание не пугало его, но те, что были выше, вызывали у него тревогу. Он никогда бы не смог подняться достаточно высоко, чтобы спрыгнуть должным образом. Так почему же? Почему? Почему? Он в последний раз прокрутил в голове их разговор. Что последнее он сказал своему другу? Была ли в этом его вина… У него свело живот. Последнее, что он сказал, было… Прыгни с этой чертовой крыши, засранец… Это была шутка, но… но… Его голова закружилась. Сколько раз он просил кого-то сделать что-то, и тот делал это без раздумий? Сколько раз он говорил Минсу заткнуться, и его друг отказывался говорить, пока он не просил прекратить его игнорировать? Сколько он себя помнил, никто никогда не мог сказать ему «нет». Он думал, что это потому, что он красивый, поэтому люди хотели делать то, что он сказал. Он предполагал, что на людей влияет его внешность, но что, если это не так? Что, если дело в чем-то другом? Он задумался, но не мог вспомнить ничего, что заставило бы его развить свои способности. Он был в порядке, правда ведь? Он был не настолько чокнутым… или же нет? Но… Но он не мог вспомнить ничего из того времени, когда он был совсем маленьким. Могло ли что-нибудь случиться, когда он был ребенком? Сколько он себя помнил, люди всегда делали то, что он говорил, словно бы… Словно у них не было выбора. — О… — Хёнджин почувствовал, как будто воздух кончился в его легких. Наступила тишина, прежде чем его тело забилось в конвульсиях, и его вырвало на крышу здания, где они обедали почти каждый день с первого класса. Минсу спрыгнул, потому что Хёнджин велел ему это сделать. Минсу спрыгнул, потому что у Хёнджина была ТИР. Способность, которая заставляла людей делать всё, что он скажет. Он едва слышал, как врачи поднимаются по лестнице на крышу. Руки касались его тела, но прикосновения были такими отдаленными. Хёнджин продолжал рыдать, его ребра болели так, будто вот-вот сломаются. Это была его вина. Это всё его вина. Это всё его чертова вина… Он почувствовал укол в руку, и внезапно мысль о сне стала очень заманчивой. Настолько, что он не смог бы отказаться от нее, даже если бы от этого зависела его жизнь.***
Хёнджин проскользнул на лекцию, накинув капюшон на голову. Он натянул маску на нос, но ткань постоянно соскальзывала вниз. Это был его первый день в колледже, и он уже хотел бросить учебу. Он хотел бросить обучение еще в старшей школе, но родители не позволили этого сделать. Когда он спросил родителей о вероятности того, что у него были способности, их реакция сразу же выдала всю ложь, которую они пытались выдать ему за истину. Он потребовал, чтобы они обо всём ему рассказали, и они тут же сдались, сказав, как его похитили, когда ему было семь лет. Он пропал без вести всего на неделю, после чего его доставил в полицейский участок неравнодушный гражданин, который нашел его, плачущего и истекающего кровью, на тротуаре. По их словам, Хёнджин ничего не помнил. Как будто он просто… очнулся на обочине дороги и не помнил, что с ним произошло. Его родители, очевидно, знали, что у него ТИР, но не хотели говорить ему об этом: если бы они сказали ему, им пришлось бы объяснить, что с ним случилось. Но они не хотели поднимать этот вопрос в случае, если это спровоцирует что-то в его памяти. Как бы страшно им ни было, что память их сына была стерта, они всё же предпочитали такой поворот событий больше, чем если бы он вспомнил, что произошло, чтобы причинить ему такую боль. Они называли это «принуждением». Говорили, что он может приказать кому-то сделать что-то, и те не смогут отказаться. Они утверждали, что это во многом связано с его намерениями, а болезненные ощущения — это активизация его способностей. Они сказали, что провели много исследований за эти годы, и что многие врачи, к которым они его водили, должны были исследовать не приступы боли, а проводить тесты на его ТИР без его ведома о происходящем. Хёнджин был потрясен. Как они могли так долго скрывать это от него? В конце концов, Минсу выжил, но ему пришлось закончить среднюю школу в больнице, так как ему потребовалась интенсивная физиотерапия, чтобы он должным образом оправился. Само падение было не страшным, но при падении он как-то странно повернулся и сломал что-то в позвоночнике. Его друг больше никогда не связывался с ним, решив поступить в колледж в совершенно другой стране, как только получил аттестат о среднем образовании. И во всем этом была вина Хёнджина. Он сел на место в самом конце аудитории. Он надеялся, что профессор получил его электронное письмо заранее. В конце концов, у него были официальные льготы от школы. Преподаватели буквально не имели права игнорировать его условия. Не то чтобы это останавливало его учителей в выпускном классе от попыток поступать именно так. Они превратили последние несколько месяцев его учебы в настоящий ад, постоянно придираясь к нему: Хёнджин, почему ты такой тихий? Хёнджин, почему ты выбыл из студенческого совета? Хёнджин, почему ты ушел из танцевальной команды? Хёнджин, это ты столкнул Минсу с крыши? — Ты не против, если я сяду здесь? — парень задал ему вопрос. Хёнджин взглянул на него и кивнул, не снимая маску. Парня, похоже, не слишком огорчило отсутствие ответа, так как он сел, вынул блокнот и сразу же начал болтать. — Ах, это плохо, что я немного нервничаю? Я даже не предполагал, что попаду в этот университет, поэтому никогда особо не готовился к этому. Я правда думал, что пойду в общественный колледж и первые два года буду сидеть дома, но вот, пожалуйста! Интересно, будет ли эта лекция отстойной или нет: я искал информацию об этом профессоре в интернете, и там были противоречивые отзывы. Иногда мне трудно сосредоточиться, так что если он будет говорить слишком быстро, я пропущу много записей. Ничего страшного, если я возьму их у тебя, если я облажаюсь? Он посмотрел на Хёнджина широко раскрытыми блестящими глазами. Хёнджин моргнул, все еще пытаясь осмыслить все, что ему только что сказали. Парень говорил без умолку, иногда запинаясь. Это было… довольно мило. Однако Хёнджин все еще был немного ошеломлен. Он не произносил ни слова уже больше года. Спустя несколько недель после инцидента большинство людей в классе вообще бросили попытки разговаривать с ним. В младших классах он был самым популярным мальчиком в школе, а через год стал странным немым парнем, который всегда носил тканевую маску. Он был странным тихим ребенком, который никому не смотрел в глаза, и над которым учителя насмехались, пытаясь заставить его отвечать на вопросы на уроках. После нескольких недель, когда в ответ они получали только пустой взгляд, они отказались от попыток заставить его говорить. Они отказались от Хёнджина. — А, кстати, я Джисон, — усмехнулся парень. — Слушай, а что ты делаешь после уроков? Я вот встречаюсь с друзьями! Хочешь пойти со мной? Бьюсь об заклад, ты им понравишься. Просто от тебя такая аура человека, который идеально подошел бы. Хёнджин уставился на него. В его груди зарождалось странное чувство. Через мгновение он медленно кивнул. Лицо Джисона полностью озарилось, как будто Хёнджин только что дал ему ответ всей его жизни. Хёнджин почувствовал, как у него горят уши, когда он нацарапал что-то на чистой тетрадной странице своей любимой ручкой. Он пододвинул блокнот к Джисону, чтобы тот прочитал, и улыбка парня стала еще шире. — Приятно познакомиться, Хёнджин, — сказал он, немного подпрыгивая на стуле. — Ах, я в таком восторге! Я просто уверен, что это будет отличный семестр. Впервые за долгое время Хёнджин обнаружил, что, возможно, верил ему. Возможно — просто возможно — этот семестр всё-таки не будет таким отстойным.