If I Say Stay, Please Don't Go

Хёнджин не знал, чего ожидать, но оказаться в центре того, что можно было описать только как собачей стайкой, далеко было не тем. Он даже не догадывался, что остальные были уже в пути, до тех пор, пока Минхо не открыл дверь, впуская толпу внутрь. Сначала он даже попытался спрятаться, но Феликс добрался до него раньше, чем он успел это сделать. — Джинни! — Закричал он, бросаясь с объятиями, чуть не сбив их обоих с ног. Хёнджин замер, а руки его нависли над талией Ликса. Ощущение того, что всё тело Ли сотрясается от рыданий, быстро развеяло все его сомнения, и Хёнджин быстро обхватил его руками. Он и не осознавал, что дрожит, пока Феликс наконец не отстранился, но его тело продолжала бить дрожь. Дыхание немного участилось, стоило только оглядеться вокруг: семь пар глаз смотрели на него. Он неосознанно начал кусать свой большой палец, вонзая зубы прямо в кожу. — Эги… всё в порядке, — раздался позади голос Чана, после чего паника мгновенно улеглась. Джисон подошел ближе и взял его за руку, не позволяя причинять себе боль. Глаза Хёнджина налились слезами, когда Хан нежно поцеловал покрасневшее место, где он вгрызся в кожу. — Хёнджинни, вот, попей, — Минхо протянул ему кружку горячего чая. Хёнджин задумался над тем, что половина его калорий за последние полтора дня, вероятно, пришлась на один только чай, но с благодарностью принял его. Обед, приготовленный для них Минхо, он съел столько, сколько смог, но в итоге едва доел свою порцию — чай был желанным утешением после последних нескольких часов, как в его желудке было так неспокойно. Чан молча начал перестановку в гостиной, придвинув журнальный столик к стене и отодвинув диван до упора. Джисон тут же потянул Хёнджина к дивану, позволяя протянуть под собой его длинные ноги. Он потягивал чай, пока остальные работали, и кружка опустела раньше, чем он успел оглянуться. — Давненько мы не делали общего гнёздышка из одеял, — заметил Хан, и его губы тронула небольшая улыбка, пока остальные работали вместе, чтобы сделать именно его — гнёздышко из подушек, одеял и плюшевых игрушек, собранных из каждого уголка квартиры. — Они тебя любят. — Как же они могут? — Тихо прошептал Хёнджин, только чтобы Джисон услышал. — Потому что не любить тебя было бы больнее всего, — ответил Джисон через мгновение. На них взглянул Чан, озабоченно нахмурил брови и продолжил укладывать подушки. Хёнджин закрыл глаза, пытаясь побороть жжение в них. — В этом-то и суть настоящих друзей: мы будем рядом, несмотря ни на что. Мы будем рядом, чтобы помочь Чан-хёну отдохнуть, когда он переутомится. Мы будем рядом с Инни, когда ему приснится кошмар. Они будут рядом со мной, когда у меня будет сильная вспышка… и мы будем рядом с тобой, когда тебе будет плохо. — Но… почему я? — Потому что ты нам нужен, — легко ответил он. — Ты нужен нам, чтобы дополнить группу. Я люблю ребят, но без тебя чего-то не хватает. — А если они на меня сердятся? — Я могу пообещать тебе, что это не так, — Джисон прижался поцелуем к виску Хёнджина, но недоверчивое выражение его лица не осталось незамеченным. — Я знаю, что ты мне не веришь, и… и это нормально. Ты можешь бояться. Ты прошел через что-то такое ужасно страшное… Хан крепко обнял Хёнджина, обжигая ему шею своим дыханием. По позвоночнику пробежала дрожь, когда Хван почувствовал, что его кожи едва касаются губами, стоило Джисону снова заговорить. — Черт возьми… Я чуть не потерял тебя, — прошептал он в ужасе, как будто только сейчас до него дошло, что Хёнджин пытался покончить с собой. — Боже мой… Я почти… Я никогда бы не смог обнять тебя снова… или поцеловать с-снова. Я бы ни-никогда больше не увидел, как ты улыбаешься… Я не знаю, что бы сделал, если бы ты… если бы ты умер… Ты значишь для меня весь этот чертов мир… — Мне жаль… — Хёнджин зарылся лицом ему в шею, горячие слёзы всё же полились по щекам, несмотря на то, как сильно он прятался. — Я просто… жесть как счастлив, что ты жив, — Джисон отстранился настолько, чтобы прижаться губами к губам Хёнджина, крепко обхватив его затылок. Хёнджин поцеловал его в ответ, не желая отстраняться, даже когда его легкие заболели, а нос был слишком заложен от слёз, чтобы дышать нормально. — Я тебя люблю. — Я… я тоже тебя люблю, — Хёнджин так жалел, что не мог сфотографировать Джисона в этот самый момент, чтобы запечатлеть выражение чистого, неискаженного обожания, которое искрилось в его глазах. — Всё готово, малыш, — мягко сказал Чан, опускаясь на колени перед диваном. Хёнджин мгновенно прижался к Джисону, спрятав лицо. О боги… теперь ему придется посмотреть в глаза каждому… придется извиняться и объясняться. Как ему объяснить то, что он сделал? Им и себе? Знали ли они, что он пытался покончить с собой? Или просто знали, что Чанбин каким-то образом отменил принуждение на них? Джисон сказал, что они не будут его ненавидеть, но что, если они правда так относились к нему? Что, если они ненавидят его так сильно… — Дыши, эги… всё в порядке. С тобой всё хорошо, Хёнджин. Дыши вместе с хёном, хорошо? Хёнджин почувствовал, как давление в груди наконец-то стало ослабевать, пока Чан разговаривал с ним сквозь то, что могло бы вылиться в полноценную паническую атаку, если бы он подождал еще секунд десять. — Пойдем, Джинни, — подошёл Минхо и протянул руку. — Давай устроимся поудобнее, м? Хёнджин не доверял самому себе, чтобы говорить. Единственным человеком, с которым он разговаривал, был Джисон, — он не мог пользоваться своими словами даже с Чаном и Минхо, которым доверял больше всех, сразу после самого Хана. Они соскользнули с дивана в гнёздышко из одеял. Хёнджин тут же притянул кролика к груди: кто-то положил его именно туда, где он вероятнее всего сел бы. Остальные очевидно были готовы задать ему миллион вопросов, но сдерживались. — Джинни, ты хочешь, чтобы мы задавали тебе вопросы? — Осторожно спросил Чан, садясь с другой стороны. — Так тебе не придется рассказывать все подробности, если ты не хочешь. Хёнджин кивнул, потупив взгляд на игрушку. Он почувствовал, как Джисон обвил руками его талию, но ему всё равно хотелось вскочить и убежать. — Если станет слишком тяжело, дай мне или Хани знать, — продолжил Чан, успокаивающе поглаживая его по колену. Хёнджин снова кивнул, и Чан решил обратиться к остальным ребятам. — Сынмин, начнёшь первым? Ты узнал что-то о своей ТИР? — Эм… Всё это время я думал, что моя реакция… убивает, — признался Сынмин, глядя на свои руки. Он не хотел видеть шок на лицах своих друзей. Было слышно, как ребята резко вдохнули, но он не мог поднять голову. Чан взял его за руку, потирая костяшки пальцев. — Я думал, что убил маму, потому что, когда она болела, я хотел избавить ее от боли, а потом она… просто… умерла… За ней — животные. Я хотел помочь им, но они тоже умерли… вот почему я так держусь за Бин-хёна. — Потому что твоя ТИР не может причинить ему вреда, — пробормотал Минхо, с легким ужасом глядя на Сынмина. — Но потом… — Выражение лица Сынмина было сложно истолковать. Хёнджин не мог понять, расстроен он или полон надежды. — Мы с Бин-хёном нашли Джинни у реки… Он был с-сильно ранен… он сильно п-порезал запястье… но мне удалось его исцелить. Хёнджин закрыл глаза и спрятал лицо в шее Хана, сосредоточившись на его пульсе у своих дрожащих губ. Судя по тому, как температура в комнате упала на несколько градусов, можно было предположить, что большинство из них впервые услышали о его попытке. — Потом… потом мы с Бинни начали лечить всех от внушения, — продолжал он, стараясь не смотреть на Хёнджина краем глаза, но это ему не удавалось. Увидев, что его друг прячется, он и вовсе поник. — Эм… Я не мог исцелить само внушение, но после некоторых догадок мы поняли, что я могу исцелять усталость хёна, когда он нейтрализовал внушение на вас всех. — Всё это время… — Феликс уставился на Сынмина, нахмурив брови. — Ты… ты думал, что ты… и поэтому ты никогда не позволял нам обнимать тебя? Всё это время я… я заставлял тебя об-обниматься со мной, когда… о боже… — Тише, Ликс, ты не знал, — мягко сказал Чан. Спокойствие от его ТИР, казалось, распространилось на них всех, учитывая, как ослабло напряжение в воздухе. — Ты хотел обнять Сынминни, потому что любишь его — в этом нет ничего плохого. — Да, Ликс, пожалуйста, не вини себя ни в чем, — Сынмин играл своими же пальцами, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. — Я просто… Я хотел, но не хотел причинять тебе боль. Я не хотел никому сделать больно… — Но теперь ты знаешь, что твоя ТИР не убивает… это значит, что мы можем обниматься с тобой, как с другими хёнами? — Спросил Чонин, глядя на своего друга широко раскрытыми глазами. Сынмин моргнул и наконец поднял глаза. От чистого обожания на лице младшего в его груди что-то болезненно сжалось. Как он мог отказать им в такой простой просьбе? — Эм… возможно, мне понадобится время, чтобы привыкнуть, но… да, — он улыбнулся Чонину, ярко улыбнувшемуся в ответ. Ребята разразились радостными возгласами: Феликс и Джисон бросились на Сынмина, который едва успел поймать их, в результате чего все трое полетели обратно на одеяло, лежащее под ними. Хёнджин почувствовал себя немного уязвимым из-за отсутствия Джисона рядом, но он не хотел прерывать такой момент: Хан будто светился от счастья, когда наконец мог как следует обнять своего друга. Ему было интересно, как много Чану и Джисону было известно о реакции Сынмина: что-то они явно знали, но было также очевидно, что подробности стали для Джисона таким же сюрпризом, как и для всех остальных. Чан и Чанбин знали только потому, что были рядом с Сынмином, когда тот осознавал происходящее. Хёнджин чувствовал себя так, словно вторгся в их жизнь. Они были так рады тому, что Сынмин узнал правду о своей ТИР — они были так рады за своего друга, которому больше не нужно было бояться самого себя. Он больше не был тем монстром, которым считал себя. Хёнджин же, напротив, оставался тем же человеком, что и всегда. Когда они обедали, он и Сынмин нашли точки соприкосновения: их обоих сдерживали страхи и опасные способности. Теперь Хёнджин снова был один. Он был единственным монстром в комнате… Он был монстром, который причинил боль своим друзьям. Бедро зудело: порезы зажили, но это вовсе не мешало желанию вскрыть их вновь возникнуть. Зуд только усилился, когда он понял, что со дня на день должна сбыться вспышка Джисона, в которой он видел, как Чан помогал отмывать ему ногу… Как он мог продолжать причинять Джисону такую боль? Почему он такой ужасный? Он монстр. — Хёнджин, вернись к нам, малыш, — голос Чана заставил его моргнуть. Он не осознавал, как долго смотрел, не моргая, пока глаза не начали болезненно гореть. Подняв взгляд, он почувствовал, как ненависть волной окатила всё его тело. Все они смотрели на него с заботой, любовью и беспокойством… — Эги? Он не заслуживал их любви. Не заслуживал их заботы и беспокойства… — Зачем…? — Что зачем, мышонок? — Спросил Чан, взяв Хёнджина за руку. Прежде чем Джисон успел оторваться от Сынмина, Хёнджин прижался к хёну. — Зачем… я вам? — Потому что мы любим тебя, — в голосе Чана было столько искренности, что Хёнджину пришлось бороться со слезами. — И потому что мы хотим помочь тебе. — Как вы можете просто… з-за-забыть всё, что я сделал? — Прошептал Хёнджин. Он ни с кем не хотел разговаривать, но был не против, если его отчаянный тон услышит только Чан. — Мы не забыли, — внезапно сказал Джисон, появившись рядом с Хёнджином и погладив его по спине. — Мы не забудем… но мы можем простить. То, что случилось… это прошлое. Это уже случилось, и мы ничего не можем с этим поделать, кроме как любить тебя и не допускать, чтобы что-то подобное повторилось, да? — Но… — Мы не забудем, но мы всегда можем простить, — повторил Чан, усаживаясь поудобнее и протягивая младшему салфетку. Хёнджин взял её и громко высморкался, вытирая щеки рукавом в попытке вытереть слёзы, которые лились без остановки. — Мне так жаль… — Сказал Хёнджин. Слова утонули где-то в рукавах. Он надеялся, что, спрятав лицо руками, он сможет защитить себя, но он чувствовал себя по-прежнему таким же обнаженным и уязвимым, как и раньше. — Мне безумно ж-жаль… — Пожалуйста, не извиняйся за эту боль, — Минхо протянул руку к Хвану и положил её ему на макушку. — Просто… позволь нам позаботиться о тебе. — Мы хотим позаботиться о тебе, — прошептал Феликс, подсев к Хёнджину сзади и обхватив его за шею, облокотившись всем весом, когда тот стоял на коленях. — Мы хотим, чтобы ты приходил к нам, когда тебе грустно или страшно… — Позволь нам любить тебя, дурачок, — Сынмин остался на месте, но ухмылка, с которой он посмотрел на Хёнджина, заставила того слегка усмехнуться. — Черт возьми, а… Я так сильно тебя люблю… — Прошептал Джисон и бросился на Хёнджина, припав глубоким поцелуем к нему. Остальные заворковали и, глумясь, присвистнули, но Хёнджин не слушал. Он положил руки Хану на талию и нетерпеливо приоткрыл рот, чтобы Джисон попробовал его язык. Он потерялся в поцелуе Хана. В этот момент не существовало ничего, кроме них двоих. Момент прервался, когда между ними вклинилось тело. Хёнджин моргнул — его зрение было таким же туманным, как и разум. Феликс надулся, подвинувшись к нему так, что Хёнджину и Джисону пришлось отодвинуться, чтобы впустить его. — Никакого свинства, — проворчал Феликс, обхватывая Хёнджина руками. — Не будь засранцем, Хани. — Но… — Джисон открывал и закрывал рот, выглядя совсем как рыба, которой Минхо так гордился, словив её во время семейной поездки на берег. — Да-да, Хани, — Чанбин игриво толкнул младшего локтем. — Не будь жадиной. — Хёнджин — мой парень! — Джисон захныкал, безуспешно пытаясь оторвать Феликса от Хвана, но был уверен, что в прошлой жизни Ли был точно осьминогом. — Мне можно жадничать! Хёнджин почувствовал, как его сердце пропустило удар. Феликс, должно быть, заметил, как он замер, потому что тут же сел и посмотрел на него с беспокойством. — Джинни? — Спросил он, погладив его по голове. — Па… рень? — Дыхание сбилось. У Джисона сияли глаза, и, чёрт возьми… Он — тот, кто полюбил Хана. Он — тот, кто целовал Хана, дремал с ним и заставлял его кривиться от неописуемого удовольствия. — Боже мой, неужели ты еще не пригласил его на свидание? — Сынмин бросил подушку, ударив Джисона по голове. — А? — Джисон моргнул и широко распахнул глаза. Он повернул голову и уставился на Хёнджина, как будто никогда его не видел. — Боже, Хан… — Чан покачал головой, на его губах появилась улыбка. — Не могу поверить, что я забыл, — шумно вдохнул Джисон. Он снова прижался к Хёнджину, нежно поглаживая по щекам. На мгновение он замолчал, заглянув Хвану точно в душу, а затем нежно поцеловал в уголок губ. — Пойдешь со мной на свидание? Пожалуйста? — Да… — Хёнджин ухмыльнулся и, когда по его лицу потекли слёзы, рассмеялся. Капельки собирались у Хана на запястьях и впитывались в его рукава, но он улыбался так широко, что было заметно, как напряглись его щеки. — У меня появился парень! — Подпрыгнул Джисон и кулаком рассёк воздух. — Поздравляю вас обоих, — усмехнулся Чан, наблюдая, как Хан поднимает Хёнджина на ноги и танцует в центре их шалаша. — Вы заслуживаете счастья. — Я тоже хочу танцевать! — Феликс вскочил на ноги и радостно присоединился к ним. Хёнджин радостно засмеялся, когда Джисон закружил его. Он знал, что предстояло ещё какое исцеление: и своего прошлого, и своих поступков, и того, что, как он знал, будет беспокоить его в будущем. Знал, что ему придется научиться доверять себе, чтобы полностью доверять другим, а на это уйдет некоторое время. Но он знал, что не будет одинок. — Джинни? — Джисон ощутил, как Хёнджин замер. Семь пар глаз обратились к нему, когда он упал на колени. — Боже! Хёнджин! — Вы… правда любите меня… — Это был не вопрос. Джисон опустился на колени рядом со своим парнем и обнял его. Хёнджин оглянулся через его плечо, а странное чувство в груди только продолжало расти. — Вы… — Да, — улыбнулся Чан, его глаза искрились гордостью. Они все видели тот миг, когда Хёнджин не только понял, но и поверил, что его любят. Они видели тот самый миг, когда Хёнджин понял, что они не лгут, что они любят его так сильно, как и говорят. Что он больше не одинок. — Мы любим тебя очень, очень сильно. Хёнджин всхлипывал, разрываясь между улыбкой от поцелуев Хана и тем, что вытирал лицо рукавами. Они любили его даже с его ТИР. Даже с его травмами, страхами и разбитыми, острыми осколками. Они любили его несмотря на то, что он был разбит. Любили его, потому что он был разбит, потому что все они были разбиты. Они все были разбиты, и именно это их и объединяло. Хёнджин смеялся сквозь слёзы, улыбаясь так широко, что у него болели щеки. Он был дома.

***

— Жесть… — Джисон уставился на Хёнджина. В глазах темнело. — Ты безумно горячий… — Хани, — слегка заскулил Хёнджин, пряча лицо. — Ты лучше… — Я люблю тебя, — Хан опустился и впился в его губы, жадно впитывая стоны, вырывавшиеся из распухших от поцелуев губ его парня. — Малыш… принуди меня к чему-то… пожалуйста? — Хан… — Хёнджин распахнул глаза. Хотя они и раньше играли с его способностью внушения, это был первый раз, когда Джисон просил его об этом с тех пор, как они официально начали встречаться. — Прошу тебя, — Джисон смотрел на него с такой тоской, что у Хёнджина слегка затуманился разум от такого взгляда. — Я доверяю тебе… — Малыш… — промурлыкал Хёнджин, пропуская его волосы сквозь пальцы и нежно поглаживая по голове. Джисон закатил глаза и плотно закрыл их, а его бедра задрожали возле коленей Хёнджина. — Посмотри на меня. Хёнджин почувствовал, как его грудь сжалась, — и Джисон распахнул глаза. Хван был настолько близко к нему, что увидел отчаянные слёзы на его ресницах. — Такой замечательный… — пробормотал Хёнджин, слегка касаясь обнаженной груди Хана и едва задев ногтем его сосок. Губы растянулись в улыбке, когда тот дёрнулся у него на коленях, а дыхание стало немного более затрудненным, когда его дразнили. — Мой хороший… ты хочешь, чтобы тебе было хорошо? — Д-да… — Джисон изо всех сил старался сдерживать дрожь в бедрах. — Не сдерживайся, — приказал Хёнджин, отчего ощутил укол боли внутри. — Чувствуй себя хорошо. Второй толчок боли, и Джисон тут же начал двигать бедрами: голым членом он терся о спортивки Хёнджина, которые натянулись в обтяжку от его собственной эрекции. Но дело было не в этом. Главным был только Джисон и его удовольствие. Он был готов на всё ради парня, дрожащего у него на коленях. Хан был всем его миром — и он не хотел думать о том, что будет делать, если Джисон уйдет от него. Если он решит, что с него хватит, и окончательно вышвырнет Хёнджина из своей жизни… — О чем ты думаешь? — Мягко спросил Хан, поглаживая его по щекам. — О тебе. — Ты всегда так говоришь, — Джисон слегка улыбнулся, но было очевидно, что он всё ещё волнуется. — Если… Если я скажу остаться… ты останешься? — Хёнджин ненавидел то, как его голос сорвался. Расширив глаза, Джисон уставился на него, а похоть отошла на второй план. — Хёнджин, что… — Я просто… Я не знаю, что я буду делать, если ты меня бросишь… — В горле почувствовалась острая боль. — Пожалуйста… не уходи… — Сделай это. — Что? — Он моргнул, и по щеке скатилась бессильная слеза. — Скажи мне остаться, — улыбка у Джисона была такой теплой и любящей, что у Хёнджина защемило сердце от любви. — Даже если… даже если бы ты не заставлял меня, я бы всё равно никуда не ушел, но я хочу, чтобы ты сказал мне остаться. Пожалуйста. Хёнджин чувствовал себя так, словно воздух выбили из его легких. Джисон был… слишком хорош для него… — Чёрт… — Его голос был грубым и хриплым, и он физически увидел дрожь, которая прошла по позвоночнику Хана при этом звуке. — Пожалуйста… — Джисон… — Хёнджин уставился на своего парня, давая себе мгновение, чтобы запомнить всё в деталях: запомнить взгляд, и как его челка прилипла ко лбу, и как красиво выглядели следы от зубов на гладкой коже. — Останься со мной. Не оставляй меня… даже если разлюбишь… пожалуйста, не забывай обо мне. Хёнджин ощутил, как грудь свело болью, но Джисон подался вперед прежде, чем его охватило это чувство. — Конечно, — прошептал он в губы Хёнджину. — Я останусь. Я останусь с тобой столько, сколько ты этого захочешь. — Я так тебя люблю, — слёзы, катящиеся по щекам, были горячими, но Джисон на его коленях казался еще горячее, особенно когда обвился руками вокруг шеи. — Я люблю тебя, малыш, — усмехнулся Джисон, а щеки его окрасил красивый розовый цвет. — А теперь, будь так добр, трахни меня. Ты дразнил меня целую ночь. Хотя Джисон не обладал способностью принуждения, Хёнджин осознал, что не смог бы отказать ему, даже если бы захотел. А он никогда бы и не захотел. — Ради тебя всё, что угодно, — хмыкнул он, перевернувшись и прижав Джисона к кровати. Хан только хихикнул и уставился на своего парня, покраснев от неожиданности. В груди Хёнджина снова появилась щемящая боль, но это было целиком и полностью связано с прекрасным, неземным парнем, лежащим под ним. Рядом с Джисоном он понимал, что ничто его не сможет снова сломить.