Пакт

По правде говоря, для Людвига такой поворот событий стал неожиданностью. Ему казалось, что Россия действительно в упор не понимает, что немец от него хочет, а потому он не мог не воспользоваться такой возможностью и начал игру первым, по своим правилам. Его губы и язык еще помнили гладкость, жар и влагу рта русского и медный привкус его крови, когда все вдруг встало с ног на голову. Или, наоборот – на свои места? - Боюсь, вы немного запачкали мой стол, Людвиг. Это не слишком-то красиво с вашей стороны. В голосе Брагинского не было и капли гнева или раздражения. Напротив, это было сказано почти что ласково. Людвигу в очередной раз пришла на ум мысль о том, что внешность России целиком и полностью обманчива и фальшива, как карнавальная маска. В прошлом (причем недалеком) отношения между ними не были, мягко говоря, гладкими, и Брагинскому было, что припомнить немцам, но он никогда и ничем не давал Людвигу понять, что затаил против него или Гилберта какую-то злобу. Во время встреч на международных конгрессах Россия относился к нему вежливо и спокойно, а теперь – даже дружественно. Кроме того, по подписанному вчера соглашению он получал неплохие территориальные приобретения. Хотя многие страны и относились к России настороженно, Людвиг считал, что это связано с какими-то личными и неоплаченными счетами. Однако, судя по высказыванию Ивана о Гилберте, поводов опасаться Россию было куда больше. Но Людвиг был не из пугливых. Напротив, от этих слов сердце у него забилось чаще, и он рассмеялся. Определенно сегодняшний вечер будет интересным. «Ну, давай – покажи мне свою истинную сущность. Жду не дождусь». Но прежде чем Людвиг успел осознать последние слова Ивана – о залитом столе, Брагинский обхватил его за шею и пригнул к столешнице. - Пожалуйста, уберите за собой. Я всегда думал, что вы хорошо воспитаны. Не заставляйте меня разочаровываться. Он надавил еще сильнее - так, что щека Германии почти коснулась лужицы, а вторую руку запустил младшему в волосы и на миг дернул вверх, заставляя взглянуть на себя. - Будьте так любезны, Людвиг. Брагинский улыбался так, словно это не его пальцы, затянутые в мягкую черную кожу перчаток, сейчас сдавливали до синяков затылок гостя. Если бы Германия не был до такой степени пьян, то он, скорее всего, в жизни бы не подчинился такой «просьбе». Но сейчас, он, все также ухмыляясь, высунул язык и принялся старательно лакать горькую жидкость. Краем глаза ухитряясь наблюдать за Брагинским, он заметил, как потемнели его глаза. «Мы с тобой два сапога пара, верно? Ничто так не заводит, как власть». От этой мысли германцу стали тесны брюки. Ему нечасто доводилось встречать себе подобных, и это не могло не будоражить всех чувств. «Я согласен принять в этой игре участие, Иван. Посмотрим, кто сильнее». - Итак, вы высоко оценили - как вы выразились? – мое гостеприимство. И верно хотели бы пользоваться им и впредь. – Прошептал Россия, предусмотрительно снимая со стола открытую бутылку водки. - Именно так, Брагинский. Ухватив немца за воротник, он без особого напряжения подтащил его ближе к себе. Со стола полетели какие-то бумаги. - Знаете, я никогда не мог отказать гостю в его просьбе. - На это я и надеялся. – Германия легко провел кончиком языка по губам России. Наглый волчонок. Хотя так еще забавнее. Пусть Иван на такую удачу даже не рассчитывал. Он поймал и стиснул язык Людвига губами, провел руками по широкой груди юноши и одним движением «расстегнул» - только пуговицы разлетелись – его мундир. Людвиг с ответной любезностью не стал затягивать – Брагинский получил такой тычок, что упал в кресло (все же это было предпочтительнее пола), а перемахнувший через стол германец теперь возвышался над ним. «Похоже, «наглый» – это еще не то слово». – Решил Россия, когда в его рот опять вцепились поцелуем, а в шею и плечо – пальцами. «Что ж за второй раз – достанется вдвое сильнее». Прикусив мечущийся в его рту язык, он крепко ухватил Германию за глотку и, сильно ее сдавив, оторвал от себя, после чего заставил принять то положение, которого заслуживал этот шкодливый щенок. На полу, на спине. Под ним, с раздвинутыми ногами. Конечно, добиться этого было совсем непросто – германец не сдался без борьбы. Пытаясь устоять на ногах, Людвиг вцепился в висевшее на стене советское знамя, и сорвал его. Оказавшись на полу и поняв, что его шансы уложить туда Брагинского, а самому оказаться сверху, невелики – Германия стал пытаться спихнуть Ивана, потом дернул за край лежащий под ним флаг, желая набросить его русскому на голову. Но тот просто сел на молодую нацию, и знамя тоже оказалось прижато к полу. Стиснув руками запястья Людвига, русский усмехнулся, услышав, как тяжело тот задышал и закряхтел – весил Брагинский немало. Из граммофона зазвучала одна из самых любимых песен русского – «Казачья». Лихая мелодия распалила его еще сильнее, и он двинул бедрами, задевая красноречиво топорщащуюся ширинку немца, не сумевшего сдержать стона. Этот звук пришелся Ивану по душе, и он заставил его повториться несколько раз. Не обращая внимания на трепыхания и тычки Германии, начавшего опять сопротивляться, стоило только выпустить одну из его рук, Брагинский принялся расстегивать ремень. - Не забывай, Людвиг. Гость здесь – ты, - произнес Россия, быстро обмотав ремень Людвигу вокруг шеи. – А хозяин – я. Сказано все это было привычным дружелюбным тоном, да и на лице Брагинского была точно такая же улыбка, с которой он не так давно переводил Людвигу звучавшую песню – эдакая мечтательная, ностальгическая. По телу продрало морозом оттого, каким спокойным и невозмутимым мог быть Брагинский вне зависимости, чем занимался. Но вместе с тем – все это вызывало такую остроту чувств, которой Германии не доводилось испытывать уже давно. Он еще раз попытался сбросить русского, но опять безуспешно. - Твой брат говорил мне, что ты натура страстная…в некоторых вопросах. Могу признать, что он не преувеличил ни на йоту. Ремень вокруг его шеи резко затянулся, сдавливая горло, и он ничего не смог произнести в ответ, оглушенный гулом собственной крови в висках. «Стало быть, ты трахал Гилберта… Странно, что он никогда мне об этом не рассказывал», - ехидно отметил Германия, сам дергая бедрами, чтобы потереться об оседлавшего его мужчину. На самом деле его это удивило – Пруссия всегда не только не скрывал, а прямо-таки хвастался, с кем он спал, даже будучи в пассивной роли. Подобная скрытность не могла не вызывать вопросов, и Людвиг более чем жаждал узнать ответ. Дергаясь под Брагинским, как необъезженный конь под седоком, побагровев лицом от недостатка воздуха, Людвиг никак не мог помешать Ивану чуть изменить позицию – теперь колени русского вдавливали в пол его плечи. Задыхаясь и хрипя, Германия хватал ртом воздух, глаза у него начали закатываться. Но желание в нем распалялось только сильнее. Иван обхватил Людвига за затылок и впихнул один конец ремня ему между зубами «ребром». Взгляд у немца полыхал, поторапливая. Он уже понял, что задумал Брагинский, и облизнул губы. Он делал это только своему брату и то очень редко. - О том, что в этом деле ты – мастак, он тоже говорил. – Словно между прочим отметил Россия, расстегивая свои темно-зеленые брюки. Дернул за пояс и, с помощью большого пальца заставив Людвига раскрыть рот, коснулся его губ возбужденной плотью. И не дав ему времени хоть как-то подготовиться, втолкнул ее внутрь. В этой позиции Людвигу было очень трудно дышать, плечи ломило от тяжести, руки начали затекать и покалывать от нехватки крови - однако же, вида он не подавал. Таковы были правила игры, пусть он в ней и оказался ведомым. Он жадно проводил языком по безжалостно врывающейся в его рот плоти, стараясь не задеть ее зубами. России это явно нравилось, но произнес он: - Быть может, он несколько преувеличил твои таланты. – Эти слова раздразнили Людвига, заставляя его проявлять больше пыла. Он не желал ни в чем уступать брату. Даже в этом. Хотя в данной позиции это было и весьма затруднительно. Но другой ему не позволят. - Хм, так намного лучше. Пропустив светлые волосы немца, перед тем как за них дернуть, через свои пальцы, Иван чуть ослабил ремень, не желая, чтобы Людвиг потерял сознание; он и без того уже, судорожно вцепившись в ткань флага, боролся с собственным рвотным рефлексом. Все это было намного грубее и жестче подобного секса с Гилбертом. Людвиг чувствовал, что у него уже истерзаны все губы. Его стала одолевать слабость, но одолевавшая его похоть разгоралась только сильнее. Внезапно Иван отстранился, и его член выскользнул у Людвига изо рта, оставляя нити слюны на губах и подбородке. После чего резко потянул за пояс, словно за поводок, заставляя Германию привстать и перевернуться на живот. Все это пришлось проделать с неестественно запрокинутой назад из-за врезающегося в шею ремня головой. До Людвига донесся тихий смешок, а потом бедра юноши дернули вверх и грубо принялись тискать его сквозь брюки. - Навевает воспоминания о твоем дорогом брате, - прошептал Россия. – Ему ведь на самом деле тоже очень нравится быть снизу. Впрочем, думаю, ты и сам об этом знаешь. Немец лишь хрипло простонал в ответ. Перед глазами плыли черные и алые пятна, когда он почувствовал, как Брагинский быстро и ловко расстегивает пуговицу и молнию на его брюках. Резко сдернув их вниз, Иван, все еще не снявший перчаток, провел между его ягодиц указательным пальцем. - «Разработан» куда меньше его… - Спокойно отметил он, без всякой подготовки вталкивая палец внутрь. Кабинет огласил громкий вой – еще никто никогда не обращался с Людвигом столь бесцеремонно. Внутренности обожгло, словно раскаленным металлом, заставив Германию дернуться всем телом, и выступить смазке на головке его члена. - Все еще по вкусу мое гостеприимство, Людвиг? Это было спрошено с невинностью ребенка, впервые увидевшего в саду птиц и пчел, и спрашивающего у взрослого, что это такое. Ничего в этом голосе не говорило о том, чем занят его владелец прямо сейчас. Все в этой нации было фальшью и игрой. И таково было истинное лицо России – отсутствие хоть чего-то истинного. Теперь Германия мог ясно это видеть. - J-ja..! Палец резко провернулся, и Людвиг почувствовал, как рвется и расходится кожа под неаккуратными тычками, но лишь крепче его стискивал. Его еще раз дернули за «поводок», вновь заставляя вздрогнуть всем телом. Вдруг он ощутил пустоту внутри, а пальцы, затянутые в кожу, скользнули по его губам. Чувствуя, как брюки его сдернули до колен, и что его собственного члена касается чужая прохладная напряженная плоть, он обхватил пальцы ртом. - Любопытно, а крики твои слушать также приятно? Опять тот же нежный шепот. Кончик языка оббежал его левое ухо и легонько щелкнул по щеке. - Я, кстати, полностью разделяю твою точку зрения относительно этого пакта. Теперь его растягивали два пальца – столь же «ласково», как прежде, и он изогнулся дугой под сильнейшей страной. Людвигу было так душно и жарко, что, казалось, от сжигающего его изнутри пламени он сейчас рассыплется пеплом. Резкая мучительная боль поблекла перед чувством наполненности. Впервые в жизни он вскрикнул от боли, и от наслаждения одновременно. Опять двигаясь внутри него, еще сильнее раздирая его внутренности, Россия – Германия это точно знал – испытывал сейчас наслаждение столь же острое, как и он сам. - Хах, но твой голос куда приятнее его. Голос самого Ивана прозвучал теперь намного ниже, впервые указывая на испытываемые им желание и наслаждение. От этого встали дыбом волоски на затылке, и по телу пошли мурашки. - Это, конечно же, не все на что ты способен? Его еще раз швырнуло вперед, и Германия, наконец, понял, почему его брат никогда ему об этом не рассказывал. Широко распахнув глаза, он судорожно стиснул флаг, чувствуя, как покрывается ссадинами щека, прижатая к красивой алой ткани. Подобного от секса… нет, траха... больше ни с кем испытать было невозможно. И нельзя. Это продирало все существо до основания, достигая таких глубин, каких стараешься не замечать в себе самом.

***

«Все же не таков, как его старший», – решил про себя Иван. Гилберт всегда требовал большей прелюдии, всегда жаловался на подобное обращение, пусть именно такого и желал. Неудивительно, что он никогда не обсуждал это с младшим братом. «Жду не дождусь, когда смогу сообщить этому самоуверенному хаму, как Людвиг требовал и умолял продолжать. Но в чем они, пожалуй, схожи – так это в бессознательном поиске того, кто сильнее и кто сможет поставить их на место». - Все еще нравится? – Прорычал Брагинский, кусая германца за основание шеи, там, где выступал позвонок. Германия ответить не смог – у него опять перехватило дыхание. Пальцы русского расцвечивали кожу кровоподтеками и синяками, а когда из-под вцепившихся в него зубов потекла кровь, Людвиг только всхлипнул. Россия не стал прикасаться к нему как-то иначе, желая, чтобы мальчишка кончил прямо так. Вскоре тело Германии и впрямь сотрясли судороги, и он почти до боли стиснув плоть Ивана, с хриплым криком забрызгал белым семенем красное полотнище. От нехватки воздуха дергающееся тело Людвига замерло и обмякло как раз, когда оргазм настиг самого Брагинского, и его собственная сперма смешалась с кровью германца. - Я очень высоко оценил такого гостя. – Шепнул Иван на ухо впавшему в прострацию Людвигу, обнимая и прижимая еще ближе к себе. Облизнув выпачканные в крови губы, он ласково, словно примерного ребенка, потрепал гостя по затылку. «Из тебя выйдет прекрасный слуга, малыш. Это светлое будущее я тебе обеспечу, глупый мой барашек».