Приют для девочек имени Св. Луизы.
Старые половицы хрустят под босыми ногами, пока я стараюсь как можно тише пробраться в своё укрытие. Мерзкая паутина цепляется за волосы и липнет к лицу, отчего кажется, что сотни маленьких паучков разбегаются по телу. Кричать от неприятного ощущения не хочется, как было в первые разы, но я всё же отряхиваю ночную рубашку от несуществующих ползучих гадов. Небольшая комната, находящаяся на чердаке, встречает меня уже знакомым запахом пыли и трухлявой бумаги. Круглое окно пропускает лунный свет, позволяя не запнуться о кипы книг и мусора. Я подхожу ближе к нему и усаживаюсь на ткань, оставленную тут с последнего визита. Это — единственное место, где я могу побыть в одиночестве. Сюда обычно сваливают всякий хлам, поэтому гости здесь появляются крайне редко. Поджав ноги и обхватив колени руками, наконец-то даю волю эмоциям. В носу начинает неприятно пощипывать. Слёзы ручьями стекают по щекам, что кажется, там могут остаться борозды. Сестра Элизабет всегда говорит, что нужно помолиться, если душой овладевает боль и тоска. Она уверена, что человек, опустошённый изнутри, может стать сосудом для осуществления дьявольского замысла. Вот только мольбы мне не помогают, а порой кажется, что заставляют страдать ещё больше. Словно я бьюсь о толстую бетонную стену, и моих просьб и криков попросту никто не слышит. — Что же нужно сделать, чтобы ты заметил меня? И как ты вообще можешь чем-то помочь, если не вмешиваешься в дела своих детей? Я, конечно же, никому не говорю, что практически потеряла веру во всю эту поднебесную хрень, иначе меня накажут. Многие, в их число входят и потенциальные усыновители, наивно полагают, что в стенах приюта мы в полной безопасности. Как бы не так. Порой мне кажется, что большая часть присутствующих здесь служителей — религиозные фанатики, но никак не верующие. Иначе как объяснить то, как за непослушание они запирают девочек в чулане, стены которого увешаны распятиями? Оставляя непокорных там на всю ночь, чтобы было время обдумать своё поведение и раскаяться. Я сама не единожды туда попадала, крайний раз на целых два дня. А всему виной обычная книжка, которая взялась в моём шкафчике неведомо откуда. Я не знаю, о чём она была, ведь прочесть её не удалось, но лицо настоятельницы буквально перекосило от ужаса, когда она её открыла. Сестра Элизабет сожгла находку в камине общей комнаты, удерживая меня за волосы и громко читая молитву. С того момента большая часть девочек меня сторонится, словно я какая-то прокаженная. Они постоянно шепчутся за моей спиной, говоря, что на мне есть чёрная метка. Лучше бы была она, чем это… Я касаюсь рукой шрама на лице, проходящего от уха до подбородка, и он мгновенно отдаётся фантомной болью. — И кому нужна такая уродина, как я? — голос сипнет и тонет в тихих всхлипах, пока я смотрю на потолок. Словно кто-то мне ответит или исправит этот ужас, оставленный не только на лице. Моё самобичевание нарушает топот за пределами комнаты. Я моментально вскакиваю и подбегаю к двери, стараясь хоть что-то рассмотреть через замочную скважину. В коридоре слабое освещение, но даже это не мешает узреть тень, несколько раз пробежавшую мимо. От страха начинает кружиться голова и подкашиваются колени. Я сразу вспоминаю слова Лили, которая когда-то показала мне это место. Изначально я не замечала за ней странностей, возможно, потому что она была моей единственной подругой. Но в какой-то момент она стала сама не своя. Всё говорила о тёмном существе, обитающем в приюте, и о каких-то голосах, мешающих ей спать. До определенного момента, об этом знала только я, но однажды ночью Лили с криками вскочила с кровати. Говорила, что нечто приходило к нам в спальню. Блуждало между расставленных в ряд кроватей. Она тараторила, что существо словно искало кого-то, и что оно обязательно обнаружит цель. С ней работали священники, но это совершенно не помогало, поэтому однажды рано утром её увезли. Я не знаю куда. Не знает никто, кроме тех, кто этому поспособствовал. Топот снова повторяется, только в этот раз в помещении, прямо за спиной. Меня начинает тошнить, а сердце кажется вот-вот сломает рёбра, но я всё же оборачиваюсь. Во тьме кто-то стоит. Неизвестный медленно движется ко мне, протягивая длинные руки. Наплевав на всё, я с криком вылетаю с комнаты. Наказания теперь точно не избежать. Незваный гость следует за мной по пятам. Неторопливо, словно чувствует своё превосходство и знает, что мне не уйти от него. Охваченная паникой, я совершенно забываю про осторожность и в следующую секунду лечу вниз по лестнице. Последнее, что помню, перед тем как потерять сознание, — чёрный силуэт, неторопливо спускающийся ко мне.Несколько дней спустя.
Я хочу открыть глаза, но получается это не сразу. Голова жутко кружится. Всё тело ломит, а в носу так сильно пахнет кровью, что я буквально ощущаю привкус металла во рту. Едва разлепив веки, понимаю, что сейчас поздняя ночь, и единственный источник света — луна, просачивающаяся серебристыми лучами через окно. Просто превосходно. В комнате царит тишина, изредка нарушаемая скрипом кроватей и чем-то ещё. Со стороны входа в спальню доносится странный звук. Он чем-то похож на шелест листвы, колышущейся от дуновений ветра. Меня охватывает паника. Не могу объяснить, но я всем нутром ощущаю здесь его присутствие. Ещё большей жути нагоняет тот факт, что я не могу пошевелиться. Как я сразу этого не заметила? Тело попросту не слушается, словно не принадлежит мне. Я даже пальцем не могу пошевелить. А непонятный звук, тем временем, приближается, и я готова поклясться, что слышу там своё имя. Нечто зовет меня. Хрипло. Протяжно. До спазмов в животе жутко. — Ш-ш-шарлотта! Я хочу закричать, но оказываюсь лишена и этой возможности. Крик застревает в глотке, так и не вырвавшись наружу, пока холодные длинные пальцы до боли сжимают горло. Уже знакомый силуэт нависает надо мной, не давая сделать жизненно важный вдох. Красные глаза, словно залитые кровью, смотрят прямо в мои, внушая вселенский ужас. — Теперь тебе не уйти! Этот голос больше не похож на шелест. Теперь он громкий, зловещий, заставляющий всё внутри сжаться. Чувствую, как по щекам катятся слёзы. Головокружение становится невыносимым, тело окутывает холод и я просто теряю связь с реальностью.***
На следующий день.
Я стучу в дверь, сначала слегка, а затем настойчивее, пока не слышу приближающиеся шаги. Там копошатся слишком долго, словно не торопятся открывать. Кажется, что проходит целая вечность, прежде, чем щёлкает замок. На пороге появляется миловидная женщина. Она вытирает влажные ладони о застиранный передник, осматривая меня с ног до головы. — Чем могу помочь, милая? — Я тут немного заблудилась. Могу ли я от вас позвонить, а то мой сотовый сел? — делаю максимально грустные глаза, чтобы точно её разжалобить. После случившегося, сложно изображать из себя невинную овечку. — Да, конечно. Проходи, — она жестом приглашает меня в дом. Стоит мне зайти, как аромат яблочного пирога ударяет в нос. От жилища так и веет теплом и уютом. Хочется задержаться тут на подольше, а может и навсегда. Старенькое радио, стоящее на кофейном столике, пару раз прошипев, начинает своё вещание, перенимая всё внимание на себя. — Сегодняшняя ночь обернулась для нашего города настоящей трагедией, — ведущий на мгновение умолкает. — Страшный пожар в приюте святой Луизы унёс сотни жизней. По предварительным данным выжило только трое. Настоятельница и несколько девочек сейчас находятся в реанимации в крайне тяжелом состоянии. Спасатели вместе с пожарными работают на месте трагедии. — Это так ужасно! — хозяйка дома выглядит встревоженной услышанным, кажется, на мгновение забыв о моём присутствии. — Полностью с вами согласна, — смотрю ей прямо в глаза, обхватив себя за плечи руками. Лишняя болтовня мне сейчас ни к чему. — Могу я воспользоваться вашей уборной? — Конечно. Я быстро захлопываю за собой дверь. Подойдя к умывальнику, открываю воду и поднимаю взгляд на своё отражение. Пальцы невольно касаются лица, где когда-то был шрам, но фантомное болезненное чувство не появляется. Превосходно. — Как тебя хоть зовут? — женский голос доносится сквозь журчание. Видимо, нам всё же придется поболтать. Я поворачиваю вентиль, продолжая разглядывать себя в зеркало. Раньше я их избегала, но теперь всё иначе. — Шарлотта, — замечаю резко появившуюся черноту, заполняющую глазные яблоки. Зрачки становятся алыми, полностью скрывая карий оттенок. — Моё имя Шарлотта.