Пельмени, секс, сессия

За окном постепенно вечерело, солнце теряло золотистые лучи, скатываясь к сонному горизонту. Тонкий тюль не спасал глаза от ярких приветливых потоков света, которые рассыпались мелкими бликами на подоконнике, где лежал снег. За окном слышались веселые крики ребятни, которая возилась под окнами общежития близлежащего колледжа. Сессия уже была закрыта, потому все одногруппники отправились то отметить в дешевую забегаловку. Весь этаж старенького здания пустовал, а некоторые двери были и вовсе открыты. Тревор сел на столешницу рядом с плитой в ожидании, пока вода закипит. Не сказать, что студенческая жизнь его привлекала, но на землю архангел попадал далеко не первый раз. И как всегда из-за конфликта с Раем и старшими братьями. Окно немного запотело из-за включенной плиты, где кипятилась вода. На кухне было немного прохладно из-за открытой форточки, но выбирать не приходилось: или замерзнешь, или спаришься совсем. В прошлый раз при падении Тревор застал трущобы, жизнь впроголодь и тяжелую работу. И тогда он справился. Кажется, это была тогда и не Канада, а… Впрочем, он не помнил. Да и было это ещё в прошлом веке, после Первой Мировой войны. Архангел вытащил из шкафчика упаковку с сушеным лавром и положил его в горячую воду, так, для вкуса. Потом вытащил пакетик побольше и насыпал туда же приправы, поскольку есть просто дешевые пельмени было идеей не очень. В желудке скребли кошки практически до боли. Набегавшись на работе в единственный выходной, сбегав в магазин, где уже начали появляться миленькие наборы всевозможных сладостей и купив что-то, чем можно набить желудок, возвращаешься домой без ног. И голодным. От запаха приправы желудок громко напомнил о своем бедственном положении, а голова закружилась. Тревор одернул мягкую белую майку, подцепив ее пальцами и поежился, обняв себя за голые прохладные плечи. По коже пробежались мурашки, отчего он поежился. Шум воды в душевой прекратился вот уже минуты две назад. Адам натянул чистую одежду и накинул на темные мокрые волосы жесткое полотенце, начав нещадно вытирать волосы, из которых так и не выветрился запах машинного масла. Судя по тому, что едва ангел открыл двери и из душевой повалил пар, то мылся он в кипятке, а то и вовсе варился. И правда: кожа была горячей, красноватой, мелкие шрамы казались совсем белыми, щеки выглядели здоровыми, а улыбка только добавляла тому ощущения. Он поспешно натянул старые тапки и, накинув на шею полотенце, пошел прямиком на кухню. Прекрасный запах. Он остановился в проеме двери, с шумом выдохнув — жарко. Крепкие плечи были опущены, с них свисала ткань не застегнутой на горле фланелевой рубашки. На груди все еще, кажется, поблескивали капельки воды, как и на мокрых волосах, с которых изредка капало на линолеум. — Как жизнь? — раздается хрипловатый баритон, бровь изгибается, а в глазах засела явно какая-то хитрость. Или простой студенческий голод. Он подошел поближе к столешнице, где сидел Тревор, и неоднозначно посмотрел на плиту. — Я живу с тобой в одной комнате, так как у меня может быть жизнь? — Тревор опустил голову, смотря на Адама, после чего протянул заметно более небольшую, нежели у ангела, руку и потрепал его по мокрым скользким волосам. Адам пожимает плечами и морщится от попавших на лицо капель воды, что упали с его волос на ресницы и нос. Теплую кожу обдувает прохладным сквознячком с морозной улицы, от чего так приятно, что даже не холодно. — В душе понятия не имею, — отвечает он и тут же усмехается весьма простой истине: души то у него нет, какая досада. — Пиздец мне есть хочется. Почему люди имеют такие потребности в еде? — задает он этот вопрос риторически, скосив глаза на пачку пельменей, которая лежала на столешнице и тяжело вздохнул. — Потому что у людей, как минимум, нет благодати и кучи читов, которыми мы обладаем. Вернее, обладали. Ну ничего страшного, самое главное для нас — не умереть. Все остальное восстановим. — Тревор взял в руки пачку пельменей и стал закидывать их по три-четыре штуки в кипящую воду. Адам же многозначительно проследил взглядом за тем, как вода от того несколько раз издала негромкое «бульк». — Да, главное не умереть… с голоду, — Адам поворачивается на стуле лицом к Треву и косит глаза на свой нос. Тревор в ответ тут же тыкает его в нос холодным пальцем, откладывая остатки пачки на стол. Гонтье улыбается, вновь поднимая пускай и уставший, но веселый взгляд на Тревора. — Да не умрем. Человек, конечно, не ангел, но у него достаточный ресурс для более чем месяца голодовки полной. Так что… Прошлый раз я был, кажется, во Франции, после её поражения перед Германией или, может, вернее сказать, Тройственным союзом. Нет, не прям в том же году, прошло ещё лет так пять… Шесть… Я не вдавался в подробности. Тогда да, тогда было туго. Хлеба нет, рабочий день около восемнадцати часов за почти полное отсутствие зарплаты. Конечно, я нашел способ подработки, хоть спрос на него был тогда не «вах», но все же чем набить желудок я находил. — Несладко же тебе пришлось тогда, — заключает ангел и опирается руками на столешницу. — В очередной раз убеждаюсь, до чего же люди нелогичные создания. Развязывают войны, убивают, слепо следуют своим идеям, не задумываясь о их последствиях. — Да, причем так было всегда. Что самое интересное, то войны развязывают чаще не молодое поколение, а старшее. У них вообще зачастую с логикой полный непорядок. Оттого, пожалуй, я предпочел им не доверять. И не пересекаться тоже, — Трев поболтал босыми ногами, посмотрел в окно и прищурился от яркого солнца. — На тех же войнах логичность геронтократии напрочь ломается, знаете ли, — после этих слов парень вздыхает вроде как с досадой. Ладно, пофилософствовать можно будет и в другой раз. — Да, так что тут еще курорт. — светловолосый вернулся в изначальное положение и снова пощекотал нос Адама. — И да, ты из душа, стоит закрыть окно. Простыть тебе ещё не хватало. Тревор уперся локтями в колени и подпер голову рукой, задумчиво подняв глаза в миловидном, на первый взгляд, выражении. То было забавным: на людях он выглядел божьим одуванчиком, парнишкой-верующим, со светлыми пушистыми волосами и еле заметными веснушками, который и слова плохого никому не скажет. Но стоило ему остаться одному или с кем-то более близким, то уши рисковали завернуться от тюремного мата и проклятиями всего живого. — С легким паром, кстати, — Тревор провёл подушечкой пальца по переносице ангела. — Спасибо. Из душевого пара в кухонный, — усмехается он и поднимается и занимает место сбоку от Тревора. — Не, у тебя здесь жарковато, Адам легонько толкает архангела в плечо. — Решил поиграть в заботливую мамочку? — спрашивает он и меняется в сей момент в лице, накидывая улыбку. — Не драматизируй ты так. Нормально все будет, — усмехается Гонтье и придвигается к Тревору чуть ближе, облокачивается на одно плечо, отчего под кожей зашевелились крепкие мышцы. — Мало того, что наш студенческий бюджетный ужин готовится, так еще и ты тут стоишь. Конечно мне жарко будет. — О, похоже осеннее обострение продолжается, — архангел посмеялся, закатил глаза и усмехнулся, подняв один уголок губ. — Будто у меня одного оно присутствует, — замыкает Адам, заглядывая в самую радужку глаз архангела. Красивую радужку, стоит признать. — Не, ну а что, хорошая диета вышла бы, — Адам выпрямляется и наклоняется чуть ближе к лицу Тревора, значительно сократив расстояние между их носами. — Ммм, пожалуй, не очень хорошая. Или у тебя так скоро ребра проступят, товарищ, — Тревор все же потянулся за ложкой и помешал пельмени, невозмутимо наклонившись назад и вернув желаемую дистанцию, а затем похлопал его по щеке с мягкой однодневной щетиной. Взгляд хитрых голубых глаз Гонтье тут же охладел и потупился, после чего он встряхнул мокрой головой, недовольно скривив губы. — Лучше пельмени мешай, а не меня бей. — Да ладно, скоро готовы будут, не беспокойся, — он положил ложку назад, на столешницу. — Ну что ты так на меня смотришь? — Я жду нашего ужина, во избежание столь пугающих тебя моих рёбер, — отстраняясь, произносит Адам с улыбкой. Но архангел лишь перевел тему, закинув ногу на ногу и опустил худые плечи в совершенно, казалось бы, невинном жесте. — Нежелание меняться вообще, пожалуй, стоит добавить в смертные грехи, — Тревор подтянулся поближе к Гонтье, погладил его по щеке мягкими пальцами и поцеловал в лоб, проведя рукой по мокрым волосам. — Займись этим, когда тебя восстановят в должности. Если восстановят, — поправил Адам, а затем лукаво приоткрыл один из них и весело усмехнулся, положив ладони Тревору сначала на ребра, а потом скользнув ими по ткани до его талии. Но архангел, ему назло, держался совершенно невозмутимо. — А, да знаешь, мне оно не больно надо. — но уже на этот раз архангел приблизился к нему, положил руки на плечи, где ткань рубашки была ещё мокрой, а ноги скрестил за его спиной, как бы насильно притянув лодыжками к столу. Но уже секунду спустя отстранился, будто бы их кто-то застал за чем-то неприличным. — Ладно, неси тарелки, ты тут не один голодный, как собака, — а в ответ наигранно нагло улыбнулся и отпихнул Адама от себя, мол, проваливай — И да, мы идем в комнату. Скоро остальные вернутся, — Тревор соскользнул с поверхности стола вниз, опустившись теплыми ступнями на холодный линолеум с характерным «шлеп». Адам поначалу отступил на шаг назад, но вот только далеко уйти светловолосому так и не дал. Он прижал его назад, к столу, заставив частично повалиться спиной на стол, и поставил руки по бокам от него и блокирует пути отступления. — Мы не сможем уйти. У нас тут пельмени. Придется ждать их готовности, — ангел наклоняется над ним, присгибая руки в локтях, после чего касается своими губами губ Тревора, вовлекая в непродолжительный, но требовательный поцелуй, сильнее прижимая к столу. — Да, называй это осенним обострением, если тебе это угодно, — шепчет Адам на ухо светловолосому и, отстраняясь от его лица, хитро-нагло улыбается, довольный своей выходкой. Но Тревор лишь огрызнулся в ответ от такой наглости. — Да твою налево, тебе пельмени в руки выложить или как блять? — на первый взгляд будто бы взорвался архангел. — В руки слишком горячо будет, — усмехается Адам и наклоняет чуть голову вбок, прикусывая нижнюю губу. — Сам за тарелками не пошёл, и мне тоже нельзя. Не, молодец такой, — продолжает Тревор и громко фыркает в ответ. — Мы забираем пельмени и ебу отсюда даем, пока у тебя обострение… Не обострилось, — Тревор сложил руки на груди, облокотившись спиной на стол и смотря на ангела. — Это когда ты наглеть начал, мне интересно? Бывший ангел видит, что на поцелуй его какой-либо ответной реакции не исходит, потому закатывает глаза к потолку, вздыхает и делает шаг назад, все же нехотя освобождая едва ли не истерящего Тревора от «плена». — Мне откуда знать, когда я начал по твоему мнению наглеть? — отвечает Адам и выключает плиту по причине того, что ужин их уже был готов. — Так боишься моего «обострения»? — спрашивает Адам и снимает с плиты кастрюлю, при том смотря на него. — Слушай, я достаточно долго был человеком, чтобы уже НИЧЬИХ обострений не бояться, — Трев также шагнул было в сторону от Адама и собирается уже быстренько вышагнуть из кухни, подальше от сомнительного рода выходок ангела. Нет, против он не был, но уж не тогда, когда меньше, чем дышать, хочется жрать! Адам перехватывает его за тонкое запястье и дергает на себя, не давая уйти. Едва только Тревор вернул себе равновесие, встав на обе ноги, Гонтье сгибает колени и подхватывает архангела руками чуть ниже ягодиц за бедра, тут же поднимает и прижимает его чуть ближе к себе. Сказать, что он не ожидал — не, ничего не сказать, потому в ответ архангел издал лишь возмущённый звук, перевалившись Адаму через плечо и повиснув в не очень удобном положении. — Смотри в дверные косяки головой не долбанись, — хохотнул парень, похлопав того по ноге и бодро пошел широким шагом в коридор, к их комнате. Просьба о тарелке снова оказывается проигнорированной. — Блять, Адам, ты серьезно?! — шикнул Тревор в ответ, после чего в отместку хлопнул того рукой по заднице с негромким шлепком, но поняв, что Адам, похоже, бронебойный, сложил руки на груди — Не долбанусь, дорогуша, я компактнее тебя, — бросил он в ответ, вздохнув и прикрыв глаза рукой. — Похоже, за эту осень я поплачусь не только нервами… Адам лишь тихо посмеивается в ответ и проходит в комнату, где, благо, ещё четыре кровати пустовали, а их две были сдвинуты. Плотные шторы пропускали режущий луч света, который полосил поперек всей комнаты серо-коричневатых тонов. С голодухи бывшего ангела неплохо подкосило, раз он надумал проворачивать подобное. Вероятно, когда их ужин уже к чертям остынет и разварится в бульоне, Адам наконец начнет сожалеть о своем решении, но пока тому лишь было забавно с вытворяемого им малологичного действия. Студенческая жизнь же не может только парами быть забита? Адам все же скидывает аккуратным, но точным движением светловолосого с себя поперек кроватей и выгибается, расправляя плечи. Но тут же приземляет свою задницу рядом и заваливается на бок. — И чем же еще ты поплатишься? — спрашивает парень, и продвигается поближе, но на этот раз не спеша с действиями, как то было на кухне. Ответ и впрямь было интересно услышать. — Тем, что я с тобой скорее поседею, чем доучусь, — Тревор вздохнул, смотря на него и сдерживаясь, чтобы не улыбнуться, но тут же спохватился — Так, а сходить за едой не надо по-твоему? — Тревор уже собрался подняться с кровати, дернувшись вперед. — Не, ну твой родной цвет мне больше нравится, так что давай без процесса старения, — усмехается Адам и кладет руку Тревору на плечо, прижимая его назад к кровати легким движением. — Да тут не процесс старения, а процесс жизни с ангелом, — Трев вздохнул и закатил голубые глаза к белому потолку, на котором прыгали солнечные зайчики. — Мы тут не одни голодные, спиздить могут, и все, спать ты голодный будешь. — он покосился на ангела, приподняв брови, зная, что тому ещё в целом трудно справляться с человеческими потребностями. — Ну, значит уснем голодными. Разве что другую голодуху усмирить выйдет, а? — ангел ухмыляется и, развернувшись к Тревору, наклоняется к его лицу, подхватывая того за подбородок пальцами, проводя большим пальцем по коже. — Хотя, судя по твоему взгляду, ты скорее сожрешь меня, — хотя и смотрел он скептично, но чувствовалось, что готов рассмеяться от любого поворота событий. — Нет, а что ты ожидал? Что я отвечу жизнью? Или девственностью? — тут он все же не сдержался и усмехнулся А вообще, серьезно, спасибо хоть целым донес, а то кто его знает. Но если эта хрень у него обостряется с голодом, то с одной стороны, можно либо всю еду отдавать Адаму (хотя он и без того сильнее, может просто отжать) или же наоборот, покупать только на себя и ждать прогресса состояния, с которого тот в шоке будет чуть позже. — Сомневаюсь, что за всю свою многомиллиардную жизнь ты еще сохранил свою девственность, потому да, ожидал я и так другое услышать, — Адам осторожно приникает к губам архангела, и растягтвант поцелуй на чуть более длительное время, лишь бы тот хоть немного помолчал. Стоит признать, что есть сейчас и правда хотелось ужасно — спасибо нынешней человеческой натуре его существа. Но, кажется, повернулась весьма хорошая возможность занять свой вечер кое-чем другим. К тому же другие жители общежития, несмотря на время, пока что не спешили возвращаться домой. Стоит пользоваться. — Ну, если ты разрешить себя сожрать, то почему бы и нет, — бывший ангел улыбается, отстраняясь чуть от лица Трева и кладет руку тому на бок, проводя рукой вниз. — Завтра тогда скажи старосте, что я свалил из города, если все-таки сожрешь, — он посмеялся, после чего чуть отстранился от Адама, но дистанцию между ними увеличивать не стал. — Если что попросим кого-то передать, что мы оба свалили. От одного пропущенного дня ничего не случиться криминального, как считаешь? — не отцепился младший. Адам утыкается Тревору в щеку кончиком носа и ведет им до скулы. — Ммм, похоже, ближайшие года два у тебя осень-весна так и будут проходить. Да, очеловечение произошло… Слишком быстро. — возразил Тревор, подняв одну бровь. — Ты имеешь что-то против такой осени и весны? — тихо выдыхает Адам на ухо архангела и слегка прикусывает его мочку. — Куда я денусь-то, а? Ты чересчур душка, чтобы тебе отказывать, — Тревор лишь в ответ провёл рукой по плечу Адама, перебирая пальцами мягкую ткань клетчатой синей рубашки. Усмехнувшись и решив, что «дают-бери», Тревор запустил руку в волосы на затылке Адама, после чего поцеловал в ответ, приподнявшись на локте. Пальцами он медленно проводил по коротким волосам, поглаживая в нарочито раздражающем движении. Тревор приподнялся сначала на локтях, потом уперся руками в грубое покрывало, пихнул Адама в плечо и вальнул того на кровать. Светловолосый лег на ангела и согнул ноги в коленях, поболтав ими. Он положил руку на ключицу Адама, после провел пальцами и провёл ими до подбородка. — Оу, правда? — спрашивает Адам, — Я уж думал, что пошлешь меня сейчас на все четыре стороны за сорванный ужин, — Адам закусил нижнюю губу, выставляя напоказ два белесых зуба, и чуть нахмурил широкие брови, не переставая улыбаться. — Ну нет, я все же тебя в живых оставить хочу, — тише добавляет парень, кладет руку на его спину и прижимает ближе к своему телу. Тревор лишь сильнее сжал пальцы на его волосах у мокрых корней, с удовольствием наблюдая, как Адам прикрыл глаза и томно взохнул. — Это будет потом. Хотя надеяться на совесть студентов, а вернее, голодных студентов, это сущий маразм. Потому, скорее всего, кастрюлю мы найдем пустой, — светловолосый приподнялся и поцеловал его, ткнувшись носом в теплый нос. — Самое главное, чтобы мы и дальше жили одни. Потому что риск не мое, да и в любых других местах плохая звукоизоляция, — Тревор тихо муркнул, сложив тонкие губы в аакратную миловидную улыбку. — Досадно… — выдыхает Адам — Предлагаю подумать об этом чуть позже. Парень касается губами шеи Тревора, целуя и тут же начиная спускаться ниже. — Остальных мы просто выселим отсюда, чтобы не мешали. Найдём подходящие способы для этого, а плохая звукоизоляция… Ей и отпугнем всех, — усмехается парень, когда отпрянул от Тревора и поднял на того хитрый взгляд голубой радужки. — Ага, выселим. Есть такое понятие, как ограниченное количество мест, — Трев снова чуть приподнялся, сложив руки у Адама на груди и провёл носом ему от щеки к виску, тихо посмеиваясь. — За такие вещи штраф есть. В размере нашей стипендии, — Тревор же в ответ ласково укусил Адама за шею, потом провернул то же ещё раз, подняв брови и улыбаясь. От прежнего холода и следа не осталось. Подумать только: еще совсем недавно Адам пришел, отрицая любую возможность появления в нем эмоций, а потом с каждым днем лишь отдалялся от этой установки, становясь ближе с главой поселения. Кто бы подумал, что их падение по итогу приведет к веселым вечерам студенческой жизни. — Ну да ладно, надеюсь, что, нам повезет, — Трев полностью лег на Адама, даже не беспокоясь о том, как тот будет нормально дышать. — Тогда придется быть потише, раз не хотим лишиться стипендии и, следовательно, еды, — усмехается Адам, кладя обе руки Тревору на спину. — Вот и именно. К тому же, знаешь, архангелы тоже не собаки, на кости не бросаются, — он тихо посмеялся, проведя рукой по его шее и большим пальцем погладив вдоль линии челюсти, к уху. — Не бросаются? Какая досада. Придется тогда соблюдать прежний рацион питания, чтобы в скелетик не превратиться, — Адам коротко и тихо смеется, когда по коже у шеи вновь разносится приятная боль. — А то перестану тебя привлекать, да? — невесть зачем задает парень этот вопрос и проводит ладонью по светлым мягким волосам архангела, которые частично потемнети после падения. Тревор усмехнулся и издал весьма довольное не то мурчание, не то стон, когда Адам погладил его по волосам. — Ты своей милой мордашкой уже достаточно привлекаешь, так что не беспокойся. Но это не отменяет того что есть все же стоит. Хотя… Чего за тебя волноваться, ты голод ощущаешь от силы месяц, тебе ещё учиться жить с этим. — Вот и прекрасно, — отвечает Адам, улыбаясь довольно реакции Тревора на его прикосновения. — Хорошо значит, что я все-таки этот сосуд себе сцапнул, — заключает парень, когда его ладонь спускается с затылка архангела к его шее, на которой он решает оставить несколько поцелуев, последний из которых заканчивается поставленных почти у ключицы темно розоватым пятном. — А у нас еще домашка не сделана. И да, насчет отсутствия. У меня вопрос, что ты там делать собрался, что мы можем завтра не прийти на пары? Еще всего лишь вечер, — Тревор коснулся губами его ухо, начиная шептать. Ладони Адама поднимаются к лопаткам архангела, смело касаясь мятой ткани и мгновениями погодя спускаются на едва ощутимые ребра, а затем скользят вниз, на талию. Светловолосый снова его кусает, но на этот раз чуть посильнее, оставив красноватый след, который, правда, Адам рискует заметить только после завтрашних пар. Или вообще не заметить, что уже будет сущей подставой. Хотя… Кому какой дело для двух странноватых друзей? — Ну-у, не знаю, — отвечает Адам, чуть вздрагивая, когда в кожу шеи впиваются чужие губы. — Как дело пойдет. Может нам просто поспать подольше захочется или будильники завести забудем, — произносит он шепотом и, решая не отдавать всю инициативу в руки Тревора, затыкает его губы поцелуем, запуская в этот момент руки под футболку того. — Ну или же несделанная домашка нас вынудит пропустить занятия. Побудем бэд-гаями-криминалами? — Адам выгибает одну бровь и улыбается уголком губ, смотря на архангела, что склонялся сейчас перед ним. — Ага, забудем, да-да. Ладно, придумаю что-нибудь, можно слегка подкупить старосту готовой домашкой. — Тревор с шумом выдохнул, так, что дыхание слегка щекотало кожу шеи. Тревор прикрывает глаза, поджимая губы и становится заметно, как его пушистые ресницы чуть дрожат, когда тот неровно дышит. — Да мы и так не слишком порядочные студенты, чего уж там. Были бы еще похлеще, не будь бы тут стены из гипсокартона, — он кладет руку под голову Адама, чуть её приподнимая и вовлекая его в поцелуй уже сам. Дыхание, что обдало всю ту же шею, заставило по спине пробежаться мурашки, но Адам и вида не подал, что ощутил нечто подобное, и пока что сохранял на лице блаженное спокойствие. — Чтобы подкупить сделанной домашкой, нужно эту домашку иметь, а мы явно не её ближайшее время делать будем. — Я чуть более правильный ученик, чем ты. Чтобы был бартер, нужно чтобы что—то можно было отдать. Законы студенческой жизни, — Тревор негромко фыркнул, встряхнув головой. — Давай о законах потом беседовать. Один из них мы прямо сейчас нарушаем, к тому же, — выдыхает Адам, начиная дышать глубже прежнего. Адам прикрывает глаза, брови же чуть дергаются к переносице. Он подлавливает тот поцелуй, в то время как руки его с талии архангела вновь скользнули на его спину. Адам желает провести от лопаток до поясницы Трева подушечками пальцев, дабы и у того вызвать щекочущие ощущения, но в какой-то момент контроль над ситуацией подводит его, и он оставляет несколько неглубоких царапин на теле архангела. — Ну так возрадуемся же великому гипсокартону, — шепотом, в котором улавливалась тень смеха, говорит Адам и прикусывает губу архангела. Тревор ощутимо задрожал и чуть выгнул спину, когда Адам все же царапнул его кожу и прерывисто вздохнул. — Ага, чему радоваться-то, хах. Панелька, все же, лучше… Пожалуй, приблизиться к человеческому существу стоило хотя бы ради этого. Ради того, чтобы досконально прочувствовать эти трепещущие внутри чувства, что еще и нарастали каждую минуту. Прекрасно. — Присутствие стены уже лучшее ее отсутствия, так что… — Адам потянул ткань майки Тревора на себя, стягивая её с него совсем и откладывая в сторону, после чего вернул руки на ровную светлую спину архангела. — Ладно-ладно, с этим не спорю. Довольствуйся меньшим, но желай большего. А то завянешь. Да и кто говорил, что ангелам нельзя с кем-то спать? Да и мы, постфактум, падшие, нам закон не писан, — Трев перехватил его и поцеловал в щеку, расправив плечи. Парень зажмурил глаза, после приподнялся и подмял уже Тревора под себя, заставив того издать удивленный звук. — Ну, я говорил. Но оставим эти слова в прошлом, — теплым голосом говорит Адам и проводит теплыми ладонями по груди Тревора, заводя их вновь на спину.

Пельмени все же спиздили.