***
Вздохнув, королева потянулась к расчёске, и провела ей по чуть волнистым, когда-то более рыжим волосам. В голове вновь начинали появляться назойливые мысли о сыне-короле, герцоге Анжуйском, Алансонском и всей Франции в целом. Вот уже несколько лет страну сотрясают религиозные конфликты, а решения этой проблемы так и не находилось. Как только Екатерина оказывала поддержку герцогам Гизам, а в их лице и всем католикам Франции, гугеноты бунтовали и грозились начать войну с помощью сил дома Бурбонов, принца Конде и Генриха Наваррского. Стоило королеве подписать эдикт, расширяющий свободу гугенотов, как тут же на неё сыпались обвинения в пособничестве еретикам, и сама она чуть ли не становилась «королевой-еретичкой», а Гизы и Ватикан давили с такой силой, что казалось в любой момент просто ворвутся в замок и зарежут всех, кто попадётся под руку. Ни одна из сторон не хотела примирения и ни одна не хотела видеть на троне потомков Валуа. Екатерина прекрасно осознавала своё бедственное положение. Она всеми силами цеплялась за французский трон и власть для сыновей. Заключала союзы, подписывала эдикты, отдавала земли, просила денег и солдат у знати, отдавала дочерей за богатых мужей Франции и Европы. Но это не помогало, а лишь замедляло неизбежный конец дома Валуа. И вот наконец выход казалось нашёлся. Брак. Политический брак, способный закрепить небольшое перемирие после подписания очередного эдикта о правах гугенотов. Невестой сразу была выбрана Маргарита Валуа, дочь покойного короля Генриха II. Она была очень красива, пользовалась популярностью среди мужчин и затмевала всех придворных женщин. Девушка обладала тонким вкусом, обворожительными манерами и совершенно королевскими замашками. Она всегда была окружена фрейлинами и служанками, которые всячески пытались ей угодить. Мать иногда боялась характера дочери, ведь его она унаследовала от Екатерины. С малолетства девочка отличалась независимым нравом и острым умом. Марго, как называл ее брат Карл IX, всегда имела свою точку зрения на все происходящее, но никогда и ни при каких обстоятельствах не шла против матери, зная, как страшна в гневе Екатерина Медичи. Жениха же королева выбирала долго. Ни один, как ей казалось, не мог помочь, но тут жребий пал на самого нежеланного при дворе зятя — Генриха Наваррского. Этот молодой и не очень богатый король Наварры был одним из главных протестантских лидеров. Воспитанный своей матерью-кальвинисткой Жанной д’Альбре, он полностью перенял ее взгляды, не смотря на то, что его отец, Антуан де Бурбон, настаивал на католицизме. После внезапной смерти матери, он получил титул короля и был довольно удобной партией для Маргариты. Раздумья прервал стук в дверь. Она распахнулась, и на пороге появился герцог Генрих Анжуйский, сын королевы Екатерины. Он лучезарно улыбнулся и обратился к матери: — Мадам, вы сегодня прекрасны. Надеюсь, я не помешал вам. — Королева-мать отложила расческу и подошла к Генриху. — Нисколько. Я собиралась навестить Карла. Ты был у него с утра? Что он говорит? — Герцог прошёл по покоям и сел в кресло. — С самого утра хотите злить его разговорами о Наваррском? Я бы не советовал. Насколько я осведомлён, только что Генрих де Гиз просил руку моей сестры. Екатерина отбросила назад волосы и с явным недовольством проговорила: — Карл никогда не согласится на это. — Боюсь, у Гизов намного больше влияния на короля, чем вы думаете. — Королева зло уставилась в окно, через которое уже давно светило яркое солнце. — Я и так отдала им Клод! Гизам нужны все мои дочери?! Генрих усмехнулся, будто издеваясь. — Весь Париж заполнен слухами о связи Марго с Гизом. Этот брак может быть даже полезнее, чем брак с Наваррским. — Если этот брак будет совершён, то католики получат больше власти, чем нужно. Тогда вместе с гугенотами падем и мы. Нет, этому не бывать! Анжуйский, не особо любивший спорить с матерью, да и вообще обсуждать постоянные стычки и конфликты представителей двух религий, решил сменить тему. — Приступы Карла продолжаются. Королева с грустью кивнула: — Я знаю. Мадлон донесла, что он не пьёт нужные настойки. Молодой герцог, помолчав, понял, что говорить больше не о чем и, откланявшись, удалился. Тут же в покои вошли фрейлины и помогли Екатерине одеться в чёрное платье с тонким кружевом и высоким воротом. Поправив перед зеркалом корону, она решила навестить короля.***
Карл сидел в своём любимом кресле и кормил с рук своих гончих, которые капали на пол и его одежду слюнями, поджимали хвосты и отталкивали друг друга крутыми боками. Вошедшая королева оглядела его изможденное лицо и почтительно кивнула. — Что привело вас ко мне, мадам? Наверно, известие о намерениях Гиза? — Холод между матерью и сыном то нарастал, то убывал, и королева сама не всегда могла понять почему. Порой Карл мог отстраниться просто так. Екатерина списывала все на учащающиеся приступы, в которых он бегал по покоям и крушил всё, что видел, от страха ли или от чего-то другого — непонятно. Она знала, что с самого своего детства Карл любил ее какой-то особенной, больной любовью. Всегда ревновал к братьям, боялся оказаться без ласки и заботы. Подрастая, он стал очень обидчивым и вспыльчивым. Ему ничего не стоило придумать повод и, спустив на мать всех собак, несколько дней делать вид, что её вообще не существует, а потом приходить в ее покои и, утыкаясь носом в колени, слёзно просить прощения. Екатерина, съедаемая чувством вины, всегда его прощала, а потом все повторялось снова. Екатерина горделиво, не выдавая жалости к страдающему от припадков сыну, подняла голову и ответила: — Все так. Я уже знаю об этом и хочу предупредить, что этот брак невозможен. Марго выйдет за Генриха Наваррского. Карл, гладя собаку, ответил: — Гиз намного больше подходит на роль зятя, да и к тому же его связь с Марго… Кажется, они любят друг друга. — Любовь это или нет — не важно. Нам нужно спасать Францию. Ты прекрасно знаешь, что будет, если Гиз заберёт её. Нам нужно заключить договор с гугенотами, в лице Наваррского пообещать им спокойствие и свободу. Пусть ни один протестант не сможет сказать, что мы принижаем их, мы отдадим им свою дочь. Король поднял на мать уставшие глаза и проговорил: — В таком случае готовьтесь. Скоро Наваррский станет вашим зятем. — Екатерина кивнула сыну и, провожаемая его взглядом, вышла. В коридоре она столкнулась с дочерью. Маргарита была неотразима и сияла, держа в руках письмо. Екатерина быстро подошла и вырвала его из её рук. Королева пробежала по строчкам взглядом и процитировала: — «В моей постели вы будете женой, а в сердце – любимой». — она свернула его и всунула в руки Марго. — Какая пошлость! Королева провела по ее волосам рукой в тонкой чёрной перчатке и сказала: — Начинай готовиться. Вскоре ты станешь королевой Наварры. — Но как же…? — Женой Гиза ты не станешь никогда. Это наше с королём решение. Тебе стоит прервать эту глупую связь. Генриху я скажу сама, можешь не беспокоиться. Этот брак важен Франции. Это твой долг. Заметно погрустневшая Маргарита, ответила: — Конечно, мадам, как прикажете. — Екатерина окинула девушку одобрительным взглядом и направилась в свои покои. Марго посмотрела на уходящую мать и прижала письмо к груди. Она знала, что бесполезно кричать, плакать и просить. Долг всех королевских особ — выгодно выйти замуж. С этой реальностью она была знакома с самого детства и понимала, что не станет исключением, поэтому всегда спокойно реагировала на всё сватовство, беря себя в руки и смиряясь с судьбой.***
До самого вечера королева-мать раздавала указания и писала пригласительные письма. Завтра, когда о помолвке будет объявлено, множество католиков будет против, скорее всего, Папа даже не даст согласие, но этот союз может спасти Францию, а для этого Екатерина готова пойти против всех. Срочным письмом Наваррский был вызван в Лувр и должен был прибыть к завтрашнему объявлению. Оставалось решить лишь одну проблему — Гизы. Долгое время Франсуа де Гиз был одним из главных врагов Екатерины. Королева не переносила его хитрый и презрительный взгляд, постоянно напоминающий о ее не знатном происхождении. В его глазах всегда читалась усмешка, а в действиях угроза. Высокий, как и все Гизы, статный мужчина с лёгкой щетиной и тёмными волосами всеми своими действиями показывал свою в крайней степени ненависть к Медичи и её отпрыскам. Екатерина уже думала, что его присутствие при дворе — её бесконечное испытание, как в Париж пришла новость. Франсуа де Гиз мёртв. Он был великим французским полководцем и умер в сражении, но сразу же его смерть начала обрастать слухами. Особенно, когда из того самого похода вернулись три его сына, которые обвинили в смерти отца не кого нибудь, а адмирала Гаспара де Колиньи, который, как можно было догадаться, был гугенотом. Королеве тогда стоило больших усилий защитить адмирала и не дать Гизам убить его. Тогда-то королева-мать и увидела старшего Гиза — Генриха. К ее ужасу, он вырос точной копией отца. Те же волосы, та же осанка и тот же горделивый взгляд пропитанный презрением. Екатерина помнила его другим, тогда мальчик был ещё маленьким и вместе со своими братьями играл с детьми королевы. Но время текло, и от того озорного малыша не осталось и следа, превратив его в молодого и порой чересчур жестокого герцога Лотарингского. Не смотря на всю неприязнь, королева помнила, что когда-то относилась к нему как к сыну, когда он не представлял опасности. Теперь же она ощущала лишь всепоглощающее желание властвовать.***
Генрих стоял рядом со своим конём и гладил его по крупной морде. Этот скакун был очень дорог ему, ведь это был последний подарок отца. Из особняка медленно вышел его младший брат Карл. Все Гизы были похожи на их отца, а их мать лишь добавила изящества и любимой всеми стати. — Куда ты собрался на ночь глядя, братец? Генрих, повернулся к нему. — В Лувр. — Герцог запрыгнул на коня и повёл поводьями в сторону величественного замка, тёмные стены которого были хорошо видны, не смотря на поздний час. Генрих стегнул резвого скакуна и поскакал на встречу с королевой. Оставшийся уже прилично позади Карл, сказал про себя: — Эта Марго все равно никогда ему не достанется, пусть хоть сегодня проведёт с ней последнюю ночь. Он огляделся и пошёл по темной улице вперёд, ища какой-нибудь кабак, в котором можно было бы расслабиться в компании дам.