Странный я.

Все закончилось… Это… прекратилось. Я все еще в этой комнате, здесь тихо… Я начал напряженно оглядываться по сторонам, никого рядом не оказалось. Дверь приоткрыта, присмотревшись к защелке, мне вспоминается что она была закрыта. Но тут уже никого нет, кто мог бы её закрыть, кроме меня. Я развернулся к зеркалу позади, опустив глаза в пол, чтобы случайно не увидеть то, как я выгляжу. В раковине… по её краям… маленькие красные точки. Брызги крови, которые еще не смыли. Подойдя ближе и заглянув, водосток оказался чистым. Я точно уверен, что так не было. Включив воду, чтобы смыть остатки, у меня образовалось странное чувство, будто за мной смотрят, я снова оглядываюсь. Никого. Шум воды незаметно пролез в голову, он ассоциируется со слежкой, будто я должен за кем-то смотреть... Или это кто-то, должен? Такое чувство, будто все всё знают, словно все сговорились об этом. Такое ощущение, что все понимают, что произошло. Они знали. И семья, и одноклассники, вся школа! То, что случилось, будто на ладони… они знали? Они подозревали?! Об этом они говорили?! Они знали, что так будет?! Пальцами я оттираю засохшие капли, что не смыла вода, будто кто-то может войти и увидеть все это. Поняв по моему лицу, что произошло. Быстро подставив руки под воду, я мгновенно плескаю её к лицу. Чтобы успокоиться, надеясь смыть усталость и это чувство тревоги. Заодно и произошедшие события, которые, как кажется, впитались в меня, словно дым. Пропитав меня насквозь этой грязью… Этим позором… Будто раскрасив меня краской, пометив для каждого. “Другие легко поймут, что случилось? А они знают? Они подозревали?! Они знали, что так будет? Они пытались меня остановить… Запугивая? Или действительно меня ненавидят за все мои издевки… Что я сделал для такого?..” Мои руки остановились, кажется, я тер лицо. Я смотрю в раковину сквозь собственные пальцы. Я не заметил, как закрыл лицо руками. Там снова кровь. Я заметил быстро растворяющиеся красные нити, которые размыл поток воды. Медленно опустив обе руки, я вижу глубокую рану и несколько поменьше вокруг. Все вокруг плывет и корчится, от отвращения я чувствую тошноту. Глубокие уродливые глубокие порезы, из которых до сих пор, сочится кровь. Я не хочу это понимать! Я не хочу это вспоминать! Я не хочу с этим жить… Все складывается в мутный, но пугающе яркий навязчивый пазл, от которого меня корежит и трясет. Не хочу вспоминать подробности, но все вокруг будто специально напоминает мне об этом, будто кто-то намеренно разбрасывает зацепки о произошедшем, то ли для меня, то ли для других. У меня трясутся пальцы, горло сжало настолько сильно что не могу сглотнуть сладкую слюну. Пожалуйста, пускай все это останется там… У стены, где я очнулся, и никто об этом никогда не узнает и не упомянет. Ничего не было, не было и все! Я уверен, что смогу вспомнить все. Если попытаюсь… Но я не хочу этого. Я не хочу вспоминать, я не хочу помнить. Такое впечатление, будто это произошло где-то там… с кем-то другим. Будто это история, которую мне когда-то рассказали… Ведь сам я не чувствую себя как человек, переживший подобное… У меня просто не получается наверняка вспомнить детали происходящего, но стоит что-то увидеть, как это насильно врезается мне в голову, будто петарда. Разговоры, которые были… Смысл действий или же сами действия. Я ничего не помню. Но мысль об этом вводит в ужас… Сильный стыд заставляет меня волноваться о последствиях. О том, чтобы это оставалось тайной. Я не хочу ничего помнить и в тот же время идеально подробно вспоминаю ключевые детали. И мне страшно от этого... Я осознаю, что произошло. Нет, я даже помню. Но это все будто происходило где-то рядом, но не со мной. Единственное, в чем я уверен. Я точно помню свой голос, невнятные слова. Какой-то бубнеж? И… голос учителя… Странно я даже не могу вспомнить как он выглядит. Вернее, я помню отличительные черты, но не лицо… Высокий рост? Колючий зеленый свитер и длинные пальцы. Но лицо… В моей памяти это скорее мыльное пятно. Я растерянно потер затылок. Вспомнив как меня держали за волосы. Растерянно убрав оттуда руку. " Блять, я ничего не помню. Почему все настолько… Почему меня держали за волосы? Это все так странно так дико? Почему… Мне больше не страшно, не так страшно, как раньше и не так больно. До этого все будто копилось. Копилось внутри как большой снежный ком. Мысли, волнения, боль. Словно я не в силах ничего изменить. А сейчас... Я не чувствую не боль. Не тревогу… да моя рука болит, как и все тело, но я вполне могу с эти справиться. Будто ничего и не случилось. Если задуматься... Все прошло. Я в порядке... " Снова взглянув на дверь, у меня создалось впечатление, что за её границей ничего нет, но оттуда явно веет холодом. Будто бы я в морозильнике. Так… Почему я такой вспотевший? В штанах мокро. И это?.. Странно. Я поправляю лямку бинта и смотрю в зеркало, оттягивая пальцем нижнее веко. Красные капилляры, похоже я много нервничал, что так сильно разогнал кровь. У меня совершенно не болит голова. Как будто я всю жизнь мучался мигренью и до этого момента её постоянно что-то сжимало. Сейчас этого нет, все мои мысли в полном порядке, и это удивляет еще сильнее. Несмотря на то, что у меня, какие-то провалы в памяти. Которые я даже не собираюсь восполнять. Будем считать это все, просто случайностью! И это будет правильно… Отмыв руку от крови, мысленно я понимал, что мне придется отсюда выйти. А этого мне совсем не хотелось. Протянув ладонь полотенцу, серая ткань тут же неприятно прилипла к коже. Новое воспоминание загорелось в голове заставив застыть. Это же я вытирал им голову… Похоже оно еще не успело высохнуть, оно насквозь мокрое. Оглядев еще раз вещи вокруг, мне казалось, что здесь чего-то не хватает. Чего-то очень важного… Тут так пусто и душно без этого. Будто оно все цело дополняло комнату. Толкнув ладонью дверь, она бесшумно двинулась вперед, пока я, как завороженный, стоял в проходе. Не понимая почему за её границей, вообще что-то есть. Я вижу доски. Много старых красноватых досок, и я точно помню пространство за ними. Там, внутри комната, вернее нет. Там подвал. Подвал, из которого тянет пылью и гнильем, словно там сгнило не одно поколение крыс. Выглянув, надо мной возвышались перила, ведущие куда-то наверх. Там я тоже был, и я помню кабинет, хранящийся там. Я тут же вспомнил провод, от чего заметил жжение со спины, до этого оно меня не волновало, потому что я и не задумался об этом. Теперь оно будто специально болит сильнее, будто я сам накручиваю себе эту боль. "Навряд-ли я здесь живу." Не знаю почему так я подумал, это было слишком очевидно, что этот дом не мой. Я бы никогда его не купил. Немного смутившись, я решился выйти. Я сделал шаг окунувшись ногой в продавленный красный грязный ковёр. Он насквозь в песке, будто по нему в обуви ходили несколько лет. Восход постепенно наполнял лучами кухню, но не касался коридора и других комнат. Здесь подозрительно тихо. Удивительно тихо! Не ожидая подвоха, я пошел направо, где располагалась массивная большая дверь бордового цвета, под стать старым обоям с розами. Эти выцветшие розовые обои наполняют дом некой неизбежной тоской. Время здесь ничего не щадит. Я оглянулся в аркообразный проход. В его границах был выключен свет. На диване сидел преподаватель. Меня окатило холодом и дрожью, я почувствовал, как мои пальцы похолодели, а ноги задрожали от озноба. Учитель пристально смотрит на что-то пред собой, его пальцы сплетены вместе в замок у рта, а локти стоят на широко расставленных коленях, он сутуло смотрит на стену впереди. Его глаза будто застыли, широко распахнутые веки не моргают, а черные зрачки неподвижно смотрят в определенное место. Он будто ожидает чего-то. Я осторожно заглядываю внутрь, не намереваясь проникать в переделы зала. Телевизор не работает... Сначала я понадеялся, что он смотрит именно его без звука. Но нет… Это его не хватало в ванной комнате… Он все это время сидел здесь. Как давно? До этого было такое чувство, что я совершенно один в этом доме. И все нормально. И ничего не происходит… Я был так растерян и спокоен все это время. Что даже не пытался понять, почему. Почему я больше не боюсь. Я забыл… Забыл, где я, и с кем я... Теперь, когда я вижу источник моих проблем. Все выпрямляется и становится сложным и неправильным вновь, я снова не понимаю, что происходит, почему он здесь сидит. Он ждет меня? По нервам проходит разряд. Мои движения становятся дергаными, а стойка более напряженной и готовой бежать. Будто это вообще возможно, пока он рядом. “Это его дом… Я оказался в ванной из-за него. Пустота в голове. Тишина в доме и этот страх… Это снова его игры, он снова издевается, в чем подвох?! Я снова что-то натворил!?” Я замешкался. И не заметил, как громко дышу через рот. Его зрачки быстро посмотрели на меня, я тут же отшатнулся и сделал несколько быстрых шагов назад, готовясь сорваться с места в любой момент, лишь бы мне больше не причинили боль. Его глаза снова вернулись к стене. Похоже дело не во мне. И он точно не хочет, чтобы к нему лезли с вопросами об этом. Переходить порог мне больше не хочется, как и находиться в поле зрения учителя. И я решаю тихо прогуляться по дому в одиночку, надеясь найти совою одежду. Я не долго смотрел на него. “Словно животное. Ненормальный… Если бы я отрыл рот. Он бы, наверное, сорвался на меня. Мне стоит просто уйти. Настороженная фигура сутулого в темноте меня, наверняка раздражает.” Увидев другой конец дома, ту часть, которую я никогда не замечал. Там в темноте… Тихо прятался проем без двери, я вижу, что там практически пусто, и нет не обоев, не полов. Недолго думая, бегло взглянув на учителя, что не пошевелился, я медленно направился к комнате на носочках. Этот проход манил как самый загадочный ларец. Темнота коридора и легкий свет с кухни придавал больший шарм и значение этой странной комнате. Как магически тёмному и рискованно опасному, загадочному месту. Воспротивиться которому, я не мог. Она звала меня. Я хихикнул у себя в голове. Уже несколько отмазок я смог составить, на тот случай если учитель поднимется с места. У нас был шанс угомонить его пыл. А значит уровень натиска, возможно, спал до нуля, и меня помилуют, если я скажу, что искал одежу. По крайней мере мне только предстоит проверить эту теорию, ведь я уже практически внутри. “ Я просто искал свою одежду. А в темноте не понял, что это за комната." Почему-то мне искреннее казалось, что это сработает. Иначе и быть не может. Я совершенно не меняюсь. И хотя все эти оправдания звучат мутно, лучше я ничего не придумал. Это первая самая надёжная отмазка, на неё я и буду рассчитывать. Главное в нужный момент притвориться дурачком. Из любопытства я оглянулся назад. Коридор был безмятежно чист и мертвенно пуст. Словно в комнате сборку никого и нет, никто даже не грезит в этом доме прибить меня. Я практически могу услышать пение птиц с улицы, хотя не одно окно не открыто. В моей голове нет не крупицы ответственности или сомнения. Я делаю несколько победных шагов на носочках в сторону проема. Шагнув на голый, холодный, как лед, бетон опустевшей комнаты. Здесь нет рамы для двери. Не побелки, не полов, не окон. Здесь ничего нет. Кажется, эта комната хочет мне показать линолеум или хотя бы обои. Но ей запретили это делать... Это прачечная. Я заметил небольшие крючки ближе к потолку на разных сторонах стен, на которых, видимо, когда-то весели верёвки для сушки белья. Слева у стены тумбочка, которую я не сразу заметил. На ней лежит моя сложенная одежда. Я долго смотрю на неё. Нахождение её здесь одновременно и радует, и разочаровывает… Ведь у меня больше нет хорошей отмазки, для похода на второй этаж... Подойдя к тумбе, и бегло оглядев коридор, я взял одежду и переоделся. Сложив чужие вещи, убрав их на тоже самое место, откуда и взял свои. Я чувствую, как пахнет моя футболка потом, отдавая странным железным шлейфом. Будто я по трубам в ней лазил. Было очень приятно ощутить привычную одежду на себе. Которую не жалко замарать и от которой тебя не корежит, даже если от нее несет. Футболка, это всё-таки лучшая одежда из всех возможных. Осмелев, я открыл единственную дверцу всей тумбочки. В ней стоит небольшой короб с грязной одеждой учителя. В углу тумбочки, за коробом пара скомканных бумажек. Они выглядят очень пыльно. Отдвигая короб, я задумался что очень часто натыкаюсь на подобные бумажки везде, где проводит совой досуг Балди. Насколько я помню больше всего, я нашел их в его шкафу в кабинете. Страшно вспоминать… Мерзость. Жаль я не додумался проверить и остальные шкафы вдоль стены. Пара бумажек лежали и на втором этаже на полке шкафа в кабинете? Если я не ошибаюсь… Он так часто что-то пишет на ходу, в потом закидывает их в разные места? Не похоже на то, что он хочет их читать или хранить, но и выкидывать он их не спешит. Или просто не успевает. Вот в чем вопрос. От куда все эти листки? Из какого-то блокнота может быть? Недолго думая, я тянусь к первому листку, я чувствую на нем паутину. Мелкие паучки ловко привязали ее к стенке. Развернув первый скомканный шарик. Я увидел, как трое маленьких черных паучков заползали по листку. Он пуст. Похоже ему просто нравится комкать бумажки без причины. Действительно... Немного разочаровавшись и в очередной раз убедившись в психологических отклонениях Мистера Балдимора, я начал раскрывать вторую бумажку. В которой уже явно наблюдался текст очень мелким шрифтом на обе стороны. Похоже, чтобы уместить весь поток мыслей, который писался в спешке. Я с трудом различаю буквы в этом мелком волнообразном потоке. “ Лицо отца… Я до сих пор не могу забыть, каким оно было. Все мое детство, мне всегда было интересно, чего-же отец хочет и добивается? Но никаких ответов не было… Никакая хоть частица его… характера, не могла проявить хоть бы каплю, чего-то осмысленного понятного для всех нас. Он всегда был недоступно укрыт от нас в своем большом кабинете. Было такое ощущение, что он вообще и не жил с нами. Большую часть времени он только и делал, что занимался работой и бумагами. А в свободное время, долго смотрел в потолок… или стену. Настолько акцентно, что казалось он действительно там что-то мог увидеть. Обычно даже не двигаясь в такие моменты, что наводило ужас на меня в детстве. Он всегда выглядел одинаково безразличным и не заинтересованным. Не в чём. Ни у кого никогда не выходило. Понять… О чем именно он думает. Этот эмоционально неполноценный человек, что вызывал чувство недосказанности и смятения. Что-то… что лежало глубоко у него в голове. Пряталось от нас. Можно сказать… В неком образе, его внутреннее отношение в миру, воплощалось в его поступках. Он всегда выглядел максимально, для его лет, подавленным и уставшим. Не знающий его лично человек мог бы сказать, что он серьезно болен. Он редко моргал, а его взгляд всегда был мертвенно тяжелым и пустым. Он смазывал волосы воском для волос, зализывая их назад. Большие синяки под глазами и выпирающие кости лица, вместе с жуткой бледной кожей. Неестественно ужасающая походка, он был похож больше на измученный и ослабленный труп. Из-за этого, ему однажды на одном банкетном мероприятии, подарили трость. Внутри которой был длинный кинжал. Он был настолько рад этому подарку, что не расставался с ним не дня. Что привело к более садистским наказаниям. Многие проклинали эту трость. Несмотря на свой вид, он все цело контролировал каждый свой шаг и слово. И не только! Действие любого человека в доме не могло проходить без его полного осведомления. Теперь, когда я думаю почему же он сидел часами и не подавал признаки жизни. Мне кажется, он слушал всех нас сквозь стены. Незримо наблюдал, за всеми нами из далека. Смотря на нас, как на животных в его террариуме. Мне повезло унаследовать его слух, но не так хорошо, как бы мне хотелось. И хотя я не знал до школы, что другие люди слышат намного хуже. Я всегда подозревал что у нас с отцом, он более хорошо развит. Отец слышал разом весь дом. Когда служанки шептались и пытались говорить тихо в его присутствии, мне было особенно смешно. Ведь он смог услышать, как я прошептал утром в ванной, что мне надоело вставать в четыре утра каждый день. В конечном итоге обсудив со мной это. Отец не был слабым. О нет… Его слабость ограничивалась ровно до тех пор, пока кто-нибудь не начнет, «нуждаться» в его вмешательстве. Это заставляло его глаза... Сиять! В такие моменты отец превращался из тощего, высокого, молчаливого человека, в неестественно сильного и стойкого монстра. Который мог тебя преследовать до самой смерти. Он был бы готов идти за тобой. Хоть через весь лес. И он добрался бы до тебя… Отец мог спокойно выломить даже особо прочную дверь. Будто и не чувствуя боли, когда кто-то ошибался. Ох, я не могу забыть весь тот ужас людей, что не были готовы к его «урокам». Стоя рядом, я часто видел, как служанки сплетничали друг на друга. От чего он мог их наказывать даже при мне. Женщина, что лежит на полу истошно умоляя моего отца остановиться. Её гримаса боли, то ли для жалости, то ли от страха. Я никогда себя так не вел. Даже если меня наказывали. Ползая на коленях, они старались держаться от отца на расстоянии и когда он подходил они ползли прочь. Ему не нужно было прилагать усилия. Что бы от одного шлепка, из их носа могла хлынуть кровь. Это самая частая картина, которую я видел практически каждый день. Неважно кто это был, я или очередная служанка, он нещадно ловил и пресекал каждую возможную мелочь. Когда человек совершал ошибку… Его извечно холодная изящная незаинтересованность испарялась. Он сразу становился внимательным и очень вовлеченным. Пронизывающая жизнь и энергия вселялась в его тело, будто в демона. Это можно назвать… Бешенным влечением… Если кто-то из рабочих или служанок совершал глупости и ошибки. Что на взгляд отца было недопустимо. Автоматически могли сравняться для него с грязью. Которой, по его мнению. Мог пользоваться каждый. Как он хочет... Человек должен выполнять свою работу всецело! Независимо от возраста, состояния тела, рассудка и здоровья. Это его долг. Так он говорил… Иначе это просто отходы чьего-то чувства. Если отец немедленно бросал свои дела и пугающе быстро, двигался куда-то. Значит кто-то серьезно будет кричать на весь дом. Даже стены не смогли бы уберечь этого беднягу. Он бы вырвал его за горло из-под земли, если понадобилось бы. Не редко отец преследовал уволившихся людей, которые ему хамили или распускали слухи, еще месяцы. И давал о себе знать за счет своих связей, даже не выходя из дома. Он всегда был в полной мере требователен и жесток к нарушителям его правил. Непрерывно наблюдателен… Будто пастух. Независимо от усталости или болезни, он мог стоять надо мной часами, пока я идеально не выполню свое задание. Не пошевелившись... Правила у него были для всего. На каждый случай. Начиная с личных взглядов на то, как нужно сидеть за столом и как говорить с женщинами, заканчивая тем, как нужно вести себя на улице. Вообще с женщинами у него в целом были очень шаткие и особенные отношения. За их спинами казалось, он их призирал. Запрещая мне говорить с женщинами, старше двадцати пяти. Но при них. Он был готов стоять на коленях и целовать их ноги. Уверен, если бы хотя бы одна женщина попросила его об этом на мероприятии, на которые мы ходили. Они бы вдвоем тот час, уединились. Отец всегда говорил, чтобы я не в коем случае никогда не трогал их волосы и руки. Даже если я никогда и не пытался, он часто напоминал мне об этом, когда мы заходили в залы деловых встреч. Был целый список слов, которые он запрещал мне говорить. В их составе были максимально, как мне казалось, глупые. Например… такси, бог, любые женские имена, обувь, можно было называть только ее модель. Нельзя было и говорить о своём отношении или мнении о ком-то. И даже если я не пробовал нарушать эти правила. Меня заставили в четыре года завести отдельный блокнот для таких слов и всегда носить его с собой. Конечно, я постоянно его оставлял или терял. Но отец об этом никогда не знал. Я знал их наизусть. И когда кто-то, нанимаясь на работу по ошибке говорил их слишком много или часто, я замечал, как отец свирепеет. Он был настолько предусмотрителен и на несколько этапов впереди любого. Что когда я был маленьким. Мне казалось, он мог видеть меня насквозь и читать мои мысли. Не было ничего. На что он бы не смог, найти ответ или решение. Да, он всегда улыбался на людях. Был притягателен и загадочно харизматичен. Многие его любили за его робкое остроумие и легкость в общении с ним. Но дома, это холодный и максимально бесчувственный человек. Высокомерный и душаще властный. Контроль отца над любым человеческим недугом пугал. В его ассортименте было лекарство от всего, и от глупости, и от рассеянности. Его очень злило если он не знал что-то о ком-то. Включая номера телефонов, места жительства, родственников и даже наличие домашних любимцев или партнеров. В его обязанность входил полный контроль всего что ему принадлежит. Боюсь представить, как тяжело было его студентам, когда они понимали, что их преподаватель в курсе всех подробностей их жизни. Несмотря на это, они завидно его обожали. Даря подарки, присылая письма благодарности, вручая огромные торты и общие фотографии его групп. Когда мать выходила за пределы дома без предупреждения, отец злился практически не заметно. Максимум мог при их встрече поцеловать ее в руку, а не в губы. Но можно было очень легко отследить разницу, в последующем наказании, какого-нибудь провинившегося. Без крови там не обходилось никогда. Казалось ему нет не до чего дела! Пока мне не исполнилось пять лет. Я вообще его практически не видел. И только когда он позвал меня к себе, объявив о нашей совместной работе над моим обучением, я узнал каким он был. Он был до поражения странным и спокойными. Казалось, что если начнется сильный пожар, он даже тогда продолжит сидеть и качать ногой в своем кресле. Задумчиво смотря в потолок. У него была и другая сторона. Он был жутким бабником, если ему дали он бы претрахал весь наш дом. Его восхищение женщинами и одновременная жестокость по отношению к ним, это просто кошмар. Иногда он напоминал собаку. Не было не одной девушки в нашем доме, за чьей юбкой он бы не смотрел. А в нашем доме были исключительно девушки, кроме уборщика. Его холод и некая, наигранная, приподнятость настроения, это все чем он отличался. Отец всегда улыбался, когда говорил с посторонними. Хотя, возможно, его усталый вид и печальные брови, заставляли окружающих чувствовать жалость и симпатию к нему? Даже при самых, казалось, хороших для него новостях. Он оставался не изменяем. Да, его голос сдавленно отражал ту радость, что от него ожидают, в моменты, когда это требуется. Он даже мог пошутить про погоду или сказать, как приятно пахнут цветы, что регулярно заменялись в его кабинете. Но не его глаза. Они оставались такими же вялыми и пустыми. Никогда не изменяя своему образу. Пока от него не требуется стойкость, жесткость. И в неком смысле, тирания. Он был очень пессимистичным домостроем. Отец брал делом, а не словом. И если он сказал, что выкинет тебя из окна за волосы. Он так и сделает.” Я перевернул листок. “ Молчаливый и скрытный. Бесконечно задумчивый и очень одинокий мужчина средних лет. Таким он мне запомнился. Казалось, что ему просто лень, говорить о своих настоящих мыслях. Все его желания прятались глубоко в нем. И никогда не могли быть поняты, хоть кем-то в нашем доме. Он никогда не нуждался в общении, в отличие от матери, которая всегда не прочь побеседовать со своими близкими знакомыми или свитой. В моменты, когда он избивал новую служанку, что случилось часто, из-за казалось, глупой ошибки по неопытности. Например, если та забыла вытереть пыль со шкафа на верху или разбила вазу. Его мертвый взгляд оживал. Он был преисполнен эмоциями, он мог даже очень жутко шутить или смеяться, стоя пред ней. Сгорая от радости, удовольствия. Удовлетворения и ярой злобы... Он готов был молиться на таких вот, «пропащих» людей. Было ощущение, что он яро ненавидит все вокруг. И готов был бы расстрелять половину нашего дома, если бы не грязь на столе, что могла появиться от отсутствия прислуги. Вероятность отсутствия новых цветов и мусор в доме. Его пугал куда сильнее тюрьмы или потери статуса. Было ощущение. Он специально копит раздражение и силы для таких случаев. Буд-то ничего в его жизни, не приносит столько же удовлетворения. Как возможность указать на свою правоту и навредить. Боль, это единственный способ жить в его мире. Всем этим людям никогда не узнать. Что творится в его бездонной, мрачной голове. Даже после сотни избиений. Не грамоты и дипломы, не награды как лучшему профессору и лучшему доктору наук по иностранным языкам в регионе. Ничего… Ничего не могло вызвать, хоть долю того азарта, что он испытывал, когда новенькая не могла выговорить слова прощения. От страха перед ним. Не одно приглашение на серьезное мероприятие. Не сравнимо со звуком клинка, который бьет женщину по спине или оголенной груди. Повод для этого мог быть как искусно им выдуманный, так и до абсурдности очевидным. Неубранная тряпка или сплетни. Слишком громкий тон или обручальное кольцо. Он всегда замечал это, будто выискивая оплошности. Конечно, это создавало особую атмосферу людей, которые мало того, что решили остаться. Так еще и смогли адоптироваться. Я и сам не всегда понимал этого. Мне казалось нужно быть максимальным психом чтобы работать тут, но это до поры, пока я не узнал сколько им платят. Я сейчас зарабатываю меньше, чем любая женщина в нашем доме. Я просто боялся оказаться на их месте... И возможно. Хотел быть на его похож. Ведь это было так классно. «Контролировать все вокруг и быть настолько морально твердым.» Думал я. И несмотря на это… я вздрагивал, когда он просто вставал. Мне казалось это хорошим признаком, ведь это значит, я расту таким каким меня хотят видеть. Пытаясь анализировать все это. Я думал бессонными ночами, что дело в людях вокруг него. Ведь не если бы их глупые нарушения простых правил, их бы не наказывали. А значит им нужно всего лишь, слушаться его. Но даже это не избавляло их от бесконечного круга мучений. Я все никак не мог понять. Зачем он это делает. Мне казалось, я никогда не пойму этого… Почему он постоянно норовит добраться до кого-то. И чем они так выделяются для него… Но спустя всего месяц работы в этой школе. До меня кажется наконец-то дошло… Весь груз работы и обязанностей учителя. И рядом не стояли с основным процессом обучения, который мне доводилось ощутить. Учащиеся этой школы, они не знают и половины всего того, что от них требуется. Даже не желая работать над этим. Когда я пытаюсь это объяснить им. Их безвольные глаза… бегают в ужасе по классу. Они боятся ошибиться. Боятся опозорится. Хотят убежать от меня. Бессонные отчеты и бесконечные дополнительные бумаги, которые постоянно нужно заполнять с нуля. Планирование учебного процесса и его осуществление в соответствии с образовательной программой этого образовательного учреждения… Но это того стоит! Я останусь здесь на подольше. Может на год... Похоже это место имеет плохую репутацию в городе. И я не ошибся, когда посчитал что дело тут именно в веществах. Кто-то активно распространяет наркотики по школе, от чего некоторые преподаватели, не брезгуют в открытую говорить ученикам, что бы те были осторожнее. Отвратительно… И, кажется. Я нашел виновника всего этого… Некий учащийся настолько наладил взаимодействия с половиной школы, что любые попытки преподавателей противостоять ему, рушатся под напором большинства учащихся. В прошлом месяце, как мне рассказали, ведь очевидно в таком месте слухи расходятся как пыль. Молодого преподавателя как я пристегнули наручниками к забору школы и публично избили, попутно раздев и записав на видео. Я и сам его посмотрел. Через неделю. У меня в планах познакомиться с автором этого видео. Моя идея просто гениальна. Боюсь долго все эти беспризорники, здесь не продержатся. В моих планах избавиться от них и поговорить с директором об этом. Как же удачно вышло, что мы с ним малость знакомы с университета. Он так быстро принял меня с распростертыми объятиями, даже не спросив почему меня уволили с прошлой работы. Хотя мне кажется, он слишком молод для такой работы. Во всяком случае, больше половины учащихся будут выгнаны из школы к концу года. По-своему. Или чужому желанию… В чем-в чем, а в этом я уверен.” Я ушёл. Забрав записки себе, запихав их небрежно в карман. Не знаю зачем, просто так. Мне думается так нужно. Комната кажется особенно пустой после прочтения записки, такое чувство будто ее стены давят на меня, и я тут слишком долго. Они хотят вытеснить меня от сюда. Мне становится неуютно, будто меня вот-вот поймают за кражей. Как странно… Выходя из прачечной вновь в коридор, я оглядел проем с обеих сторон на наличие поджидающего меня учителя. Поспешно заходя в ванную комнату на носочках, я запер за собой дверь. Мои мысли забиты непониманием и сомнениями. “ У учителя есть отец? Это так сложно представить, что практически не верится. Такое чувство будто такие твари, вылазят из кокона или типа того? Он взял манеру поведения с отца? Или это вышло случайно. Видимо эта записка насколько старая, как давно это было? Похоже он вообще не сравнивает себя и его. А что на счет матери? Она тоже была ебанутой? Интересно они живут в этом городе? У учителя есть братья или сестры? Боже в самом деле… Интересно как выглядят его родители.” Я упрямо сморю на пол. Это приятное состояние, в котором ничего не ощущается. Ты плохо реагируешь на то, что вокруг. Плитка на полу еле тёплая. “Что же еще, он прячет?.. Интересно как часто он выбрасывает эти бумажки. Не хотелось бы рыться в его мусоре. Если остаются только важные или те, что не попали ему на глаза, дела плохи. Возможно, это единственные настолько старые записи. Мне нужно их сфотографировать. Насколько его семья богатая была? Возможно, не слишком как мне думается. Его отец… значит. Тоже был учителем, как я понял по-иностранному. Удивительно. От куда же у них столько денег было? Видимо он не был простым учителем или преподавателем.” Наконец я моргаю. Мое сознание куда-то утекает словно вода. Сложно сфокусироваться. Что я прочитал? И читал ли вообще. С трудом, я смог поднять правую руку с гипсом и хлопнуть себя по виску, несколько раз. От чего мои глаза ожили и забегали, проснувшись от беспокойного состояния. На какой-то момент кажется, я отслоился от тела. " Соберись. Ничего не было? Ничего не было... Я ничего не брал. " Я понимаю, что не включил тут света. Ничего не вижу вокруг. Так темно… Неудивительно, что я не заметил этого. Я нежно коснулся ручки двери, как сокровища двумя пальцами. Надеясь, что тихий скрежет от механизма ручки проворачивавшегося в пластине замка, не привлечёт Балди как в прошлый раз. Дверь открылась, выпуская меня и дальше гулять. Выйдя снова к лестнице и проходу в зал. Меня снова встретила лестница. Её ретро стиль выглядел симпатично завораживающее. Вынуждая рассматривать её поручень, столб и балясины. Ступеньки были малость высоковаты. Шершавый красный ковёр начал снова манить за собой на верх. Лампа на стене на верху не горела. Я искал причину подняться на второй этаж, так как мне смертельно необходимо туда подняться. Слишком сильно мне хочется попасть туда именно сейчас. Не знаю почему. Но все части этого дома кажутся крайне запретными и манящими… А всё запретное соблазняет меня с космической страстью. Я задумался… “Он однозначно будет против, если я буду лазить в его доме. Поэтому отмазки это всё что у меня есть. А ну и мольба, и жалость конечно же. А если он спалит меня за этим. Вот так, резко выйдя из зала..." Я тут же оглянулся, проверяя зал. Бросив бдительный взгляд на учителя, что так же зловещее молча сидел. Напрягает... Его зрачки бегают, словно пытаясь сконцентрироваться на чём-то очень важном. Он о чем-то думает… О чем, я знать особо не хочу. " Точно. Мои вещи..." Пока, что я могу придумать только одну отмазку, в частности о сумке, что я оставил ещё вчера вечером под столом в кабинете. Это точно хороший повод. Ещё пару раз взвесив все за и против. Представив, что он может меня словить на обратном пути. Или ещё хуже при выходе из самого кабинета, я вздрогнул и нервно оскалился. Еще раз, быстро обдумав насколько повод сходить за сумкой является веским. Я решился. Уже осознанно почувствовав страх перед этой картиной, я начал хотеть уйти назад в ванную. Или спрятаться где-нибудь наверху, где будет по спокойнее. Я ещё раз убедился, что он не двигается. Балди выглядит слишком жутко и опасно, поэтому мне ничего не остаётся. Не сидеть с ним же? Насторожившись, я сразу развернул голову в противоположную строну к моей цели, взбираясь по лестнице на верх. Пройдя по осветленному от круглого окна в конце коридору и открыв дверь в кабинет. Я быстро заметил сумку под столом. Таком же нетронутом положении, в котором я её и оставил. Проходя ближе к столу, погружаясь в легкую темноту комнаты, боковым зрением я смог заметить учебник по алгебре, что криво лежал на краю полки в стеллаже. Меня малость это взволновало. В голове плавали мысли. Что-то в его потускневшей тонкой обложке манило меня. Я не мог отвести глаз от учебника, словно он может быть чём-то поистине ценным. Его кислотные мутные буквы на корке, и эти пожелтевшие страницы из прошлого. Желанность сменился воспоминаниями. Перед глазами вспыхивали изображения вчерашнего вечера, и этой проклятой яркой лампы. При искусственном свете это место выглядит куда теснее и опаснее, чем в спокойной прячущей темноте. " А ведь в нём могут быть ответы..." Я мельком подумал об этом ещё вчера, во время занятий. Идея украсть его сопроводилась болью со всех сторон, что никак не утихала. У меня болят руки и спина. Особенно руки. Я всё ещё не могу нормально двигать плечами и лопатками, так это больно и заставляет дрожать. Вообще любой поворот в сторону сопровождается моментальной болью, что серьёзно раздражает и мешает, сковывая большую часть движений. Пинок в спину на улице не дает мне расслабится. Достав сумку одной рукой, а другой начав искать в ней телефон. Я проверил часы. (8:04) "Время ещё есть... Хотя стоит поторопиться." Первая смена начинается с 9:30, мои же уроки с 12:00. Но, если брать во внимание что он учитель, и всегда прибывает вовремя и даже за час раньше. Он бы не стал из-за меня опаздывать на свою любимую работу. Однозначно не стал… До сюда ехать час с лишним, а значит мы бы вышли раньше если бы это было нужно. У него изменится график на сегодня? У учителя попросту нет причин спешить. Вот он и не горит желанием везти меня в школу. Хотя его трепетная пунктуальность, наверное, не позволила бы ему отсиживаться от работы дома. В конце концов, он не из тех, кто не уважает свою работу и уклоняется от неё каждый лишний раз. Скорее ему в радость проводить там лишние часы, так как здесь дома, видимо совсем скучно. Если сравнить это место, с развлечениями в школе, которыми она переполнена. То это, дряхлая помойка бесчувствия. " Странно. Он странный. Эти моменты что происходят со мной странные... Я каждый раз не знаю, что думать и делать. Никогда не сталкивался с подобным... У любой вещи или слова в его мире, всегда есть два или несколько исходов. Что само по себе чертовски запутывает. Так он ещё и психованный как шизоид. Больной педофил…" Прислушавшись к звукам в коридоре, чтобы убедиться, что сюда никто не идёт. Я подвинул к себе свою тетрадь со стола, пополам с этим открыв учебник и положив его поверх тетради. Я начал искать свои задания. Как никак что-то у меня было записано, и эти задания могли быть в учебнике. А если они будут здесь, очевидно, значит и стальные не решёные задания тоже. Пользоваться одной рукой чертовски неудобно, особенно если дело касается напряжённых ситуаций, когда человеку требуется скорость и реакция. В целом я практически привык к положению руки у груди, но я всё ещё стараюсь ее выпрямить, когда мне что-нибудь нужно. И это больно отдаёт в плечо. Мой гипс немного мешается. Например, одновременно перевернуть страницу учебника назад, держа другой рукой страницы тетради. Чертовски трудно. Не говоря уже об самозащите, я не могу даже спрятаться за руками из-за этого перелома, который так и не зажил полностью. Стоит мне вспомнить о моменте, когда мне сломали руки. Кровь стынет в жилах... Я слишком боюсь повторить это событие, мне правда страшно его разозлить снова настолько сильно. Надеюсь, мне не повезёт на такую «благость». Балди может разозлиться на любую мелочь, что ему покажется излишней или хамской в своём проявлении. Неважно правда это или ложь, ненавидишь ли ты его или уважаешь. В его понимании ты всегда виновный, предсказуемый высокомерный ребёнок, что слишком много себе позволяет. Его может устроить только абсолютное послушание и тишина. И то временно. Как я смог понять, за прибывание в этом доме... Неважно действительно ли ты грубил или был вежлив. Он докопается. Найдет этот крючок, найдет повод тебя коснуться. Он сам же придумает причину и сам же превратится в палача. Приводя статью приговора из своей же головы. Дело вовсе не в тебе. Ему самому по себе нравится выдумывать наказания и причинять боль. В особенности если это сопровождается страхом. Причина может быть вовсе не в тебе, но он всё равно обвинит во всём тебя, тщательно объяснив почему ты ничтожен. Это хитро, думаю он и сам знает об этом. Я пролистал в конец, до содержания этой безусловно величественной книги. Здесь числится список всех параграфов, включая их названия. Искусность названий поражала ум, данные слова я не знаю. Эти темы для меня настолько далеки, что пешком до Луны дойти проще. Стоит пролистать несколько страниц дальше и попадаются ответы на большую часть заданий. "Да-да-да. Мне повезло, ахуенно повезло!" Я был преисполнен радостью от своей находки. Конечно, ответы были краткими, чтобы уместиться в этот гнилой учебник. Меня раздражает его внешний вид. Крайне сильно, из-за этой невидимой надменности. Словно он не для меня. Но ничего, это не главное. Нужно просто списать. Хотя и это займёт не мало времени, с такими-то заданиями... Их можно делать до конца года и даже так не успеть. Сопоставив пару номеров со списком, большую их часть я и нашёл. Остальная часть, возможно предусмотрительно, была взята из другого учебника или учебников. "Ёбанный пидорас. Он знал, что я буду искать ответы… Он слишком хорош. Слишком большой опыт работы с детьми." Это немного огорчает и пугает. - Это всё ещё не все ответы... Я нашёл лишь пунктов пятнадцать из 170 и то раскиданных по учебнику крайне в разброс и хаотично. Это выглядит слишком осторожно. Будто к этой книге у меня есть доступ. Очень, очень внимательно к такой мелочи. Он слишком хорошо подбирает какие-то жалкие задания. Глупо. Мне на зло. Он всегда так делает. Портит всё. Именно это и отличается Мистера Балдимора. Другим преподавателям было бы лень думать о стольких этапах защиты. Они бы просто взяли задания из первой попавшейся книги. А не из старого учебника второй мировой, где написаны исключительно ответы без решения. Так еще из нескольких книг сразу, не взяли бы уравнения максимально разные друг от друга. Как по сложности, так и по уровню класса. Здесь имеется даже лёгкий подъёб. Математическая логика. Подобный уровень точно не предназначен для учеников школы. Возможно, это тихий намёк. Что как студент, я должен уметь намного больше своих товарищей. Хотя я тупее их в разы. Немного почитав ещё пару уравнений для точности, чтобы убедиться в их идентичности с моими. Я сунул этот учебник к себе в сумку. Решив его - (одолжить). Конечно, возвращать я его навряд ли буду. Но фраза украсть сильнее тревожит. Я не должен как псих воровать чужие вещи, просто что бы сдать задания. Это глупо. Хотя и выбора у меня нет. Вложив учебник по алгебре между остальными учебниками, страницами вверх. Я для себя отметил. " Так будет менее заметна его корка с названием. В случае чего у меня будет шанс, что его не найдут. На тот случай если учитель захочет порыться в моих вещах. " Осмотрев полки, мне хотелось украсть ещё и этот большой бинокль, но на сегодня хватит с меня лазания по тёмным кабинетам и воровству оттуда вещей. Ох бинокль, бинокль… Сегодня не твой день. К тому же его пропажу будет легче заметить, чем учебника. Естественно, меня спалят и за кражу книги! Но я надеюсь это будет потом. Когда я сбегу отсюда.