***
— Только подожди, хорошо? Она кивнула и брат накрыл её изъеденной молью простынёй. В животе урчало, сводило от голода. Нос давно привык к запаху разложения и гнили, нависшим в сарае плотным облаком, прерываемым частым летание мух и копошением крупных чёрных жуков. Скрипнула дверь, висящая на одной петле, и Изаму скрылся в жестоком внешнем мире, застывшем в ранней осени. Азами руками подтянула ноги к груди, закрыла глаза, вздохнула, лёжа на холодном полу, накрытая ветошью. Голод подгонял ко рту вязкую слюну со вкусом желчи и песка. На зубах скрипело, труп в углу вонял. Крысы сновали от дыры под стеной до трупа матери и обратно, безбоязненно лезли на ребёнка, кусали за синие от холода пальцы. Приходилось вертеться, напоминать: она живая, она не еда. Мама раньше танцевала в квартале Удовольствий. Лучшая танцовщица с веером во всей Таки — веер был чёрный, дорогой, подаренный кем-то, кто давал ей деньги и грустную мечтательную улыбку. Мужчина, бравший её на дешёвые постоялые дворы на всю ночь. Мама говорила: «Он страшный человек. Очень… Но он особый…» Азами так и не могла понять, что такое «особый». Он был богат? Силён? Тогда почему он не сжалится над ними? Неимущими ничего, кроме маленькой разбитой жизни. Есть хочется… Азами представляла себе этого мужчину: высокий, сильный, грубый и властный, желающий маленькую и испуганную Маму, полностью ему покорную и прячущую деньги во рту, чтобы не украли. «Никогда не перечьте этому человеку…» Азами была на это готова, лишь бы он забрал её с братом куда-то. Хоть куда-то! Подальше от голода и холода, от крыс и трупного запаха. Брат вернулся к полдню с маленьким ломтём лепёшки. И она проснулась. Почувствовала на щеках слёзы. Не выспалась.***
Ждать пришлось недолго. — Я всё. — Точно? — Да. Неджи открыл дверь в ванную, заранее отвернувшись. Однако сделал это зря: Нори была в приличном виде, разве что вспенившаяся зубная паста застыла в уголке рта. Хьюга снял с крючка полотенце и коснулся им её рук. — Вытри лицо. Девушка молча приняла полотенце, поднесла и вытерла мокрое лицо. Убрав полотенце, как-то требовательно потянулась рукой в его сторону. Неджи молча взмахнул рукавом, позволяя ей ухватиться. Когда они вышли на улицу, спустившись по ступенькам, деревня жила привычной шумной жизнью с запахом пыли и куриным говором. — Куда мы идём? Неджи замялся. — Ко мне домой. Нори втянула голову в плечи и скривилась. Неджи внимания не обратил. Обувь мешала ей, не давала «видеть», чувствовать. Азами ощущала себя ограниченной и сидящей в клетке. К тому же «ко мне домой» прозвучало, как приглашение в пасть Девятихвостому. Ей бы очень хотелось пройтись босиком, прочувствовать и понять, что творится вокруг, откуда ждать беды. Она ещё грела в душе надежду, что полы в доме Хьюга будут достаточно грязными, чтобы связать песчинки между собой в какую-никакую сеть техники. Азами называла её Оком Мира. — А почему? Неджи было неприятно. — Я должен помочь Хиаши-доно. Ещё раз скривилась, чуть сильнее сжав пальцы на его рукаве. Вражда между Икари и Хьюга — давняя пародия на шипение огня и воды, и Азами было ей подчинена так же, как любой плохой герой Икари в рассказах жителей Конохи: злобная, громкая, неуправляемая ненависть животного чувства к владельцам бьякугана. Ещё и Хиаши. У них были давние счёты. Помнила она о них смутно, в основном — только раскачивающуюся на ветру розовую ветку и боль в спине. Но помнила. Вообще это чудо, что Сатоши позволил ей хотя бы на один день помнить и владеть собой. И именно в этот день — дом Хьюга. Какое невезение… Когда она каким-то шестым чувством почувствовала холод от каменных стен, ограждающих внутренний двор, Азами поняла, что угодила в клетку, будучи диким зверем. Напряжение росло, вихрем опускалось от сердца к конечностям, заставляя нервно постукивать носком сандалий и сильнее сжимать мягкую ткань одежды Неджи. Губы сжались, страх волной накрыл разум, и только какой-то островок осознанности вопил во весь голос: «Держи себя в руках!» Она старалась его слушать и получалось у неё достаточно хорошо, пока Хината, увидев брата с гостьей, со стуком не поставила лейку на каменную дорожку. Азами знала — на неё смотрят. Возможно, кривятся и молча — глазами, — дают Неджи понять, что она уродлива и безобразна. Азами это знала. Точнее, думала, что знает. На деле же Хината просто старалась на неё не смотреть. — Доброе утро, Нии-сан, — мягко улыбнулась брату, ответив на поклон последнего взаимностью, — Ты с гостьей? У Хинаты был очень мягкий голос. Азами чуть не вытошнило. — Это Нори, она здесь… — Вынуждено. Неджи косо посмотрел на слепую. И улыбнулся. Хината кивнула, как-то стыдливо спрятав своё лицо за волосами. Нори пугала её. И вызывала удушающее чувство стыда за то, что жизнь с Хинатой не обошлась так жестоко. - Хиаши-доно дома? — Да… Последняя капля! — Н… Неджи… Голос внезапно стал мягким и жалостливым. Неджи не успел скрыть своего удивления, как услышал: — Я тебя очень прошу… Давай ты потом помогать будешь?.. Без меня. Он даже на какое-то мгновение опешил, смотря в затянутые белым глаза и сведённые вместе брови, смотрящие на него со страшным желанием сбежать. Сердце что-то сжало, сдавило, выплеснув в голову кровь. Почему-то в это мгновение ему не показалось, что Нори какая-то не такая, какая-то уродливая, искалеченная. Нет. Она просто была особой. Именно такой «особой», каким был Кутисаке для своей лучшей проститутки Таки. Особыми были её тонкие губы и высокие скулы, особым был её нос — горбинка квадратной спинки под переносицей, на которую свет падал яркими бликами, особыми были её брови — подвижные и выражающие её эмоции с дотошной точностью, особые — волосы, ставшие кусочком никогда не меркнущего неба, высокий лоб и даже двухцветное хаори с этими помутневшими от старости ткани журавлями — всё особое. Нори — особое. Что-то особое в его жизни. Что-то новое, ранее не изведанное. Даже её взгляд слепых глаз, смотрящих с мольбой и просящей смиловаться полуулыбкой. Особое… Особое… Особое… — Неджи? Особый дебилизм. — Добрый день, Хиаши-доно, — поклонился как-то растерянно, пряча руку Нори в своём рукаве и сильно сжимая ей пальцы, тянув вниз, принуждая поклониться. Сначала она пошатнулась, потянулась вниз, к поклону. А потом лицо её изменилось, зачерствело и она резко выпрямилась, повернувшись к стоящему на пороге своего дома Хиаши ухом — слушала. Неджи скривился, выпрямился, толкнув девушку локтём, но та продолжала стоять, несгибаемая ни по каким правилам приличия и норм морали. Уважения к Хиаши не было ни на грамм. А Хиаши почему-то совершенно не обратил на её грубость внимания. Только в какой-то забывчивости приоткрыл губы и тут же их захлопнул, свёл вместе брови, быстро обулся и, не обращая внимания ни на дочь, ни на племянника, спустился, подошёл к Нори, как лезвие гильотины к шее Азами Икари. Навис над ней тенью прошлого страха и страха настоящего. — Как тебя зовут? Азами скривилась от звука его голоса. В голове — розовая ветка, закрывающая слепящее солнце, и боль в спине. — Мы называем её Нори, Хиаши-доно, — Неджи делает шаг в её сторону, прерывая тень Хиаши своей. Хината за спиной отца отчётливо видит, как эта девушка прячется за спину её брата, всё сильнее сжимая ему пальцы. Хиаши замялся, глянул ещё раз ей в лицо, нервно сглотнул и, отвернувшись, бросил через плечо: — Разберёшь документы завтра, занимайся своим заданием. И ушёл, продумывая какие-то свои воспоминания. Не дожидаясь, Азами сделала шаг в сторону ворот, потянула молодого человека за собой. Хината вышла из ступора, возникла неожиданно: — Может быть, чашечку чая?.. Неджи дёрнул Нори назад, та потянулась вслед за его рукой, стукнувшись о него плечом, и, скривив и без того искривлённые губы, отвернулась. Старший Хьюга, пытаясь не думать о таком странном начале дня, ответил: — Было бы неплохо, Хината-сама.***
Хиаши казалось, что его брат не оставил после себя ничего плохого. Наоборот — только самое лучшее! Даже воспоминание о том дне, когда Хизаши вошёл к нему в комнату под звук грозы, не приносили ничего, кроме бесконечной благодарности за сам факт существования брата-близнеца. «Хиаши, это зверство!» Хиаши Хьюга помнит: тогда это казалось ему правильным, нужным. «Брат, за этот поступок мы можем объявить войну Водопаду, убить девочку — самое рациональное решение, способное сохранить мир между нашими деревнями.» В окне ветвисто сверкнула молния, наполняя тёмную комнату холодным белым светом, и лицо представителя Младшей Ветви семьи Хьюга казалось каменным, Хизаши сказал холодно и резко: «Я не позволю клану убить ни в чём неповинного ребёнка.» Хиаши не успел ему ответить, как получил очередную партию слов, смешанных со звуком дождя: «Я заберу и увезу её на границу страны Огня. Пусть девочка живёт дальше и не приносит никаких проблем. Но живёт, Хиаши…» Когда он покинул комнату, глава клана нервно выдохнул, потёр виски. А гроза продолжалась. Всё это Хиаши помнил даже спустя много лет. Помнил и имя того несчастного ребёнка, попавшей Хьюга в руки — Азами, ребёнок с обезображенным лицом и слепыми глазами, ребёнок, преданный своим кланом. И он точно помнил, почему та самая Азами Икари должна была умереть, помнил, почему Хьюга сделали её слепой. Помнил, как Азами предал клан Икари. Помнил, как Икари убили старейшину Хьюга, украли бьякуган… И пересадили ей. А потом её жизнью хотели откупиться от своей глупости, от своего поступка, как отдали её под давлением главы Такигакуре. Пожертвовали. Кинули. Разменяли. И от смерти её спас Хизаши, увёз куда-то, и весь клан Хьюга забыл о ней. А потом пришла новость, что на границе, на какой-то маленькой неизвестной ферме сгорело двое — женщина и ребёнок. Все решили, что Азами Икари прекратила существовать. А сегодня, спустя много лет, в его дворе появляется Неджи, ведущий за руку кого-то, кто так сильно напоминает Хиаши прошлый конфликт и краденный бьякуган. Хьюга смотрит в окно. Под дверью Неджи мило беседует с Хинатой, разливающей чай по трём чашкам. Нори большим пальцем ноги рисует на земле узоры. И внезапно оборачивается в его сторону. И улыбается. Зло и ненавистно. Зверски показывает острые зубы. «Нужно поговорить с Хокаге…»***
Бежала. Резала ноги об острые камешки и отмахивалась от тяжёлых мокрых волос. В висках саднило болью, глаза после операции наливались свинцом - так сказался на ней бьякуган. Непонимание, почему из всех - она. Обида. Страх. Паника. Из всех выбрали маленькую сироту, жительницу Бедняцкого квартала и знакомое лицо из квартала Удовольствий. Швы расходились, только зажившие раны начинали кровоточить. От бега срывались пластыри на лице. Они не только откупились ею. Они её изуродовали. Поворот крысиной тропкой, пересечение ручья и поросшего вереском и водорослями пруда. Конечную своего пути, свой финиш в этом забеге на жизнь она совершенно не знала, но останавливаться было равносильно самоубийству. Путала следы, стирала их техникой земли. После тупого ножа у своего лица оставаться в Водопаде было невозможно - страшно. В детской наивности отправила ему записку - оставила на месте, где он прятал свои металлические чемоданы. С ужасом поняла - он не найдёт её, не спасёт, не отреагирует. Сенсорикой понимала, что преследователи близко, настигают, как гончие псы зайца. Юная Икари задыхалась, терпела жжение и резь по всему лицу, падала и разбивала колени, путаясь в несоразмерно большом для неё хаори. Знала только одно место - тайное место сбора трёх друзей. Надеялась на его секретность так, что искренне и по-детски верила, что там её не найдут. За зелёным маревом листвы и высокого папоротника - мелкий водопад, на которые так богата територия страны Водопада. Вода падала с каменной насыпи крупных валунов, но смогла вытачить в них низкий свод с уходящим вниз полом. Вода шумела и стреляла брызгами ей в болящие глаза. От мелкой водяной мороси казалось, она слепнет. Очень правильно казалось. Внутри темно, сыро, и без того мокрая после побега из деревни, намокла под водой ещё больше. Но залезла, на четвереньках проползла дальше, вжалась спиной в стену и, обняв колени, слушала, ожидая, когда трое мужчин проскочут мимо, потеряют след и она... Что она? Наверное, пойдёт по миру. Возвращаться обратно - угодить в лапы старейшинам Икари и снова дать им шанс сдать её. Надеялась, что Нозоми поможет ей. Она очень злая и строгая тётка, но её взволнованный и встревоженный взгляд, её крик "Не трогайте девку!", когда её пытались увести, вселял веру, что она поможет ей. Нозоми, Таро и Сатоши - единственные, кому можно было доверять в полной мере. Она познакомилась с Нозоми странно. Женщина словно специально нашла её, когда Ичиро сказал, что ему нужна посощь Азами. Тогда Нозоми и появилась, обвинила главу клана Икари в жестокости и насии. Нозоми не была Икари - она ничего не боялась. Однако всё же Ичиро имел право распоряжаться судьбой своих сирот, и попытки Нозоми забрать девочку были обречены. Сморкнулась в рукав, опустив веки и давая пульсирующим резью глазам отдохнуть. Отдышка сковала горло болью и вцепилась когтями в лёгкие. Знала: пещеру трудно найти, завеса падающей шумящей воды скроет её надёжно, даст фору и шанс сбежать. Может быть, удасться найти в этом огромном мире Кутисаке... Впрочем, выжить - главное.***
- Может, что-нибудь ещё?.. Азами дёрнула израненной щекой и помотала головой. Наследница клана Хьюга поджала губы. Девушка с изуродованным лицом не хотела ни говорить, ни что-нибудь принимать из её рук. От этого становилось не только стыдно, но и неудержимо грустно. Хината не могла понять, что могло такого произойти в жизни, чтобы стать такой, как Нори. И, несмотря на то, что Хинате было совестно за свою красоту и гладкую кожу, она радовалась, что её жизнь оказалась не такой жестокой. Хотя обычно ей казалось наоборот. Теперь не кажется. Неджи, коснувшись мокрых из-за чая губ пальцами, кинул подопечной: - Нори, это совсем не вежливо. Названная скривилась снова, продолжая выводить узоры на земле пальцами ног. - А я и не стараюсь быть вежливой. Хината почувствовала нарастающее напряжение. Попыталась успокоить брата: - Нии-сан, не надо, всё хорошо... Но он её не слушал. Почему-то ему стало очень важным Азами переубедить. Решил подойти с другой стороны: - Хината-сама, не могла бы ты подать ей моти? - Я не буду есть. Кинул на девушку настороженный взгляд, но слова её пропустил мимо ушей. Однако Хината не знала, выполнить просьбу брата или же прислушаться к Нори. В растерянности посмотрела ей в затылок. Нори, словно почувствовав её взгляд, повела плечами. - Нии-сан, если она не хочет, то зачем заставлять? - Хочет. - Завались. Слова застряли в горле комом. Юноша нагнулся, заглянул Азами в лицо, смотрел долго. Азами чувствовала его взгляд. Чувствовала через землю: чакра разливалась лужей под её ногами, перебегала по фундаменту на террасу, где они сидели, обволакивала брата и сестру, позволяя Азами чувствовать их положение, их позы и жесты. Она чувствовала, как Неджи подался вперёд, упёрся руками о край, нагнулся к ней. Волосы упали с его плеча вниз. Хината застыла в нерешительности. Почему-то рядом с Нори у Неджи не получалось оставаться хладнокровным. Зло процедил: - Повтори. Азами же не боялась: - Завались. Очень хотелось на неё накричать, обругать, может, чуть дёрнуть за плечо. Чуть-чуть, совсем. Не для боли, а чтобы встряхнуть, чтобы расшевелить мысли. Но позволить себе такого Хьюга не мог. - Нори, если тебя пригласили в чужой дом, будь добра не хамить хозяевам. Хината понимала: брат прав. Нори же внезапно повернулась к нему лицом, распахнула ранее закрытые глаза, глянув на него очень похожим на бьякуган бельмом. И Неджи почему-то вспомнил свой сон - слепую маму с чёрным веером и ожившую жаренную рыбу. Внутри скрутило, обдало жаром сердце. Стало жутко. - В этот дом я не напрашивалась. И готова уйти в любой момент. Хината не в тему усмехнулась: - Прямо как Икари... Азами вздрогнула, резко повернулась к девушке. Впервые за всё время своего нахождения во дворе поместья Хьюга она повернулась к ней. На лице лже-Нори отразился испуг: разомкнулись губы, брови поднялись. Но лишь на мгновение. Потом, совладав с собой, ответила дрогнувшим голосом: - Я не знаю этого человека. Хината почувствовала ниточку, за которую можно ухватиться и увести разговор: - Это такой клан, - она коснулась ворота кофты, - Они не очень нас любят... - Они вообще ничего не любят. Слепая повернулась к Неджи. Злоба закипела где-то в горле и смолчать было выше сил. - А вас есть за что любить? Азами прекрасно знала: Икари любят лошадей, собак, свою деревню и свою красную клановую полосу поперёк горла. - А почему это тебя волнует? - напряжённый взгляд жемчужных глаз в ответ на слепые дымчатые, у Неджи напряглась челюсть. Было дискомфортно так, что Хинате захотелось уйти, оставить их, не учавствовать в грозовом облаке напряжения и тягучей злости, творившейся между Нори и Неджи. Но какими-то внутренними силами она сдержала себя на месте, заставила себя не сбегать. - И что с тобой вообще сегодня творится? - старший брат скривился, потянул уголки рта вниз, не отводя взгляда от закипающей Азами. Азами прекрасно знала, что с ней сегодня не так - место. Находиться здесь было нестерпимо, буквально всё жгло и расплавляло уставший от стирания памяти мозг, разрывало кожу болью. В последний раз она была здесь, когда впервые встретилась со слепым мраком, когда перестала различать цвета. Когда возвращала краденный бьякуган. Но Неджи она не ответила.***
Шикамару перебирает в кармане откуда-то взявшиеся фигуры шоги. Вытаскивает их, с непониманием разглядывая названия. "Слон. Пешка." И кладёт обратно. "Вчера, наверное, кинул." Наруто спешно подбегает к другу, на бегу натягивая кофту, но забывает её застегнуть. - Какой план? Нара кивает на дверь перед ними. Из другого кармана достаёт ключ. Наруто моментально начинает светиться от какого-то своего личного счастья. - А это... А нам и... - Узумаки мямлит, как-то неловко отводя взгляд. Шикамару вздыхает. - Да, в одежде тоже. - Класс!.. Ой, то есть... Фу-у!.. Войдя, Шикамару решил вообще не разуваться. Тонкий слой пыли и грязи на полу с чёткими отпечатками босых ног. Первое, приметное: следы везде. "Слепые по определённым маршрутам ходят." Пока Наруто ковырялся в шкафу с одеждой, Шикамару изучал следы. "Размер один. Женские." Следы Азами на грязном полу квартиры ориентировались в пространстве не хуже зрячего человека. Она не ходила под стенкой, она ходила по центру коридора, резко разворачивалась, оставляя пальцами ног длинные полосы, чётко подходила к холодильнику и плите, вытаптывая в грязи своего жилища огромным компромат и сомнения в своей недееспособности. Следующее - горшок с денежным деревом на подоконнике. Растение начало сохнуть. Шикамару заглянул внутрь, нахмурился. В горшке не было земли. Посмотрел на пол. "Рассыпала всю землю по полу. Не случайно перекинула. Намеренно." На подоконнике рядом с горшком увидел рассыпанные птичьи перья. Зашёл в ванную. Картина та же. - Шикамару. В надежде, что его озабоченный друг всё же что-то нашёл, быстро подошёл к нему. - Чего? Наруто нюхал салатовую кофту. Протянул ему. - Чувствуешь? - Угу... - Нара давно привык к резкому запаху, но от одежды Нори слишком отчётливо пахло табачным дымом. "После амнезии люди забывают о вредных привычках." - И что думаешь? - Наруто положил вещи обратно, задвинул ящик. Шикамару думал, что пора идти к Кибе.***
В больницу шли в молчании. Неджи молча ругал себя и свою вынужденную попутчицу самыми последними словами, которые не мог позволить себе высказать в слух - мешало воспитание. Азами же воспитание не мешало - оно отсутствовало. Но, стараясь поддерживать легенду о потеряшке Нори, она тоже молчала. "Что на неё нашло? - не осознавая этого, тянул слишком сильно, слишком быстро шёл, а Азами, совершенно беспомощная в обуви, ловила пальцами все камешки и выбоины дороги, - Мерзкая мелкая..." Внезапно она бросила его рукав и остановилась. Свою мысль Неджи закончил на повороте головы в её сторону: "...шавка." Нори разувалась. - Что ты делаешь? - Они мне трут, - она снимает ремешки с щиколоток на ощупь, касается ступнями почвы и... Дышит. Мир внезапно обрёл чёткие контуры и границы, в пределах которых можно существовать и жить. Деревья по левую руку показали ей свой узор коры, а вода под мостиком стала напоминать о себе не только своим журчанием, но и своим вечным бегом куда-то на запад. Тьма зрения раскрасилась в мелкие блёклые чёрточки мира, и на утоптанной дороге, по которой они шли, она почувствовала пробивающиеся из-под пыли одуванчики. Рядом - цепочка старых следов с сотней информации о своих хозяевах. И ступни Неджи. Совсем рядом. Азами на память сравнивает его вес и рост с тем, что она помнила. - Ты босиком будешь ходить? И даже голос его - всё такой же холодный и скупой на эмоции, когда он раздражён. - Да. Больше они не разговаривали. Подойдя к больнице, Неджи оставил её во внутреннем дворе, а сам ушёл. Азами села на лавочку, положив рядом сандалии. Мир пестрел цветением и жужжанием. Куст с крупными бутонами кинул свои ветки на дальний конец покосившейся лавочки, занимая с каждым летом больше пространства. Азами любовалась. Тревога, схватившая её в поместье семьи Неджи, медленно отступала. Боль в спине сходила на нет, но настойчивое видение розовой ветви над головой прицепилось, как клещ к пёсьему хвосту. Застарелый страх - паразит, что годами жрёт её душу. Болтала ногами, напевая что-то под нос и улыбаясь, следя, как крот под почвой подъедает корешки высаженных во дворике цветов. За несколько километров ощутила чёткую поступь четырёх лап. "Большой." Собака шла уверенно, прямо, давила на землю своим весом. Азами склонила голову набок, прислушиваясь к ощущениям. Животное шло к ней. Постепенно ускорялось. Рука привычно сложилась в жест, собираясь отпугнуть шавку техникой земли. Но использовать техники здесь и сейчас было неразумно и опасно. Она сможет сбежать, сможет скрыться, но весь риск, на который они шли, в итоге окажется неоправдан из-за одного глупого поступка. Ветер принёс запахи, щебетание птиц. Цветущий куст шелестел листвой. В парке смеялись люди. Собака всё ближе. Она должна дожидаться до последнего, не нервничать. Ничего не произойдёт... Очень невовремя заболела шишка на лбу напомнила о себе тянущейся болью. Начинала терять терпение. "Только кинься, скотина..." Животное завернуло за угол больницы, выйдя к ней на одну линию. По ощущениям Азами понимала, что собака её видит. До ушей долетело гулкое рычание, на землю влагой упала пара капель слюны. - Успокойся. Задорный молодой голос, худощавое телосложение, небольшой вес. Киба...Человек не связан с землей, если в ней не лежит его покойник. Габриель Гарсия Маркес, "Сто лет одиночества"