***
Так и Девяткино себе строилось и строилось в 2012 году. Это село, которое ранее должно было стать большим городом от части, видело много красивых и сильных природных стихий в виде слёз с неба. Высотки, которые строились с большим трудом стояли, словно гиганты, взирая на поодаль стоящие домики прошлого цельного села. Человек многому научился. Эти девятиэтажные здания были прекрасны. И даже не смотря на то, что их было не так уж и много, как в других крупных точках в сердце Санкт-Петербурга, но это было только лишь начало. Только старт нового будущего, который приведёт в это место много жителей и вдохнёт в село кипящую и самую настоящую, шумную жизнь города. Новые здания были окрашены в серо-кирпичные цвета. М-да, только истинные трудоголики захотят красить постройки. Но зато, как не крути, это будет стоить свеч и в конце концов, ты сможешь увидеть плоды своих долгих и кропотливых стараний. Будущий «город» шёл вперёд от не забытой деревни Девяткино, которая изначально была домом для многих, кто вырос и стал взрослым. Само село было в тени «города», который простирался и расправлял свои «крылья» далеко вперёд. Но в селе бурлила жизнь. Каждый день, многие строители, учителя, тренера, врачи и прочие — ездили на электричках и автобусах в развивающийся «город». Работали там. Часто погода была дождливая, но свежая и бодрящая. Все уже привыкли к этому климату и многие приезжали в Мурино, исследовали его. Доходили до Нового Девяткино и до села, ничего от взора не уходило. Многие уходили, но некоторые и оставались пополняя численность жителей в новом «городе» — благо мест было немало. Во все времена года, так или иначе, там была самая обычная и невзрачная жизнь, как и в других местах. Летом дети носились по селу, как ошпаренные — играли. Подростки любили ездить в Новое Девяткино и шастать по строящимся высоткам. Самое сумасшедшее место для любителей исследовать и найти приключений на свою задницу. Но уж лучше это, чем ничего или просто сидение в 4ёх стенах в деревушке. Осенью все носились по электричкам в образовательные учреждения на окраину Нового Девяткино или в само Мурино из села и из новых домов высоток. А родители ездили забирать и привозить своих маленьких детей. В учебное время года станция Девяткино в Мурино особенно кипела жизнью. Там было много народу. Ездили поезда, электрички. Было много шуму, много пыли и кипишей, что не давали многим заскучать. К примеру. На станции постоянно околачивались бездомные, приезжие или просто странные типы, их, как могли выгоняли охранники, лишь бы спешащих и ждущий электричку людей не распугивали и не надоедали им. А школьники и подростки смеялись и то и дело снимали всё это и сплетничали. Правда, потом и их разгоняли. Но было всё-равно задорно, как не крути детство — это время, когда можно забыть об ответственности и насладиться беззаботностью, ибо она, увы и ах, но вечно жить не может ни с кем. Встречали масленицу и Новый год зимой. Люди радовались снегу. И грустили, когда он превращался в грязную слякоть. Хоть грусть эту разделяли и не все. А с приходом весны приходила пара новых каникул, встречи праздников: 8 марта, 23 февраля, 9 мая и прочих. Тоже не заскучаешь. Ну и лето. Такое долгожданное и любимое всеми от части. Это время, когда дети снова находят приключений на свою пятую точку и ох, но порою, ещё долго не могут отойти от того, что пережили и что не смогут забыть больше никогда.***
Лес никогда не смог бы скрыть от своих глаз ни одного преступления. Даже его противного, но сладострастного, вкусного, обожаемого — любовного похождения. — Кто бы мог и помыслить, что твоё привлекательное тельце можно любить в любых позах на чёрствой земле, в отличие от этого тела — холодной и безжизненной, как труп какого-нибудь зверя, — Оффендер явно приукрасил свои слова, сведя их до самой точки отвращения. Ибо это самое отвратительное выражение лица застыло на физиономии девушки, которая тут же начала оспаривать слова мужчины. — Безжизненная? Как тогда, по твоему, умник, мы живём на этой планете? Морда безликого слегка, но скривилась в неком негодовании. Маньяк не любил, когда его жертвы умничали. Знала бы она. Оффендер резко дёрнулся навстречу и тут же услышал её сладкий, вкусный для «ушей» писк, словно крем на душу прям. Оскал не заставил себя долго ждать. Монстру не требовалось что-то доказывать ей или же наоборот отнекиваться, извиняться. Он просто может придавить сильнее куколку к земле и обращаться с ней более жёстче, как этого он сам захочет. Безликий наклонился к, свалившейся с локтей грудью на землю, мадам. Горячий язык Оффендера лёг на её молодую шейку и тут же начал «ползать» по ней, как змея, заставляя болтунью лишь постанывать. Бёдра маньяка начали набирать обороты и уже били сладкие бёдрышки «малыша» снизу, давая той понять, что более не слова безликий не желал слышать из её уст. Деревья вокруг шептали. Они следили за двумя тесно контактирующими телами на окраине безжизненного пустыря где-то совсем далеко от села Девяткино. Оффендер фыркнул, убирая язык и начиная нюхать её волосы, посматривая на тёмно-лиловую розу поодаль обоих. Цветок был ужасно красив собою, как и были ужасно красивы трусики и лифчик мадам, которые лежали неподалёку. — Я ошеломлён, миледи, — начал было мужчина, когда девушка издала ещё более сладкий и пронзительный стон, что вызвало у маньяка ещё больший оскал на безликой морде. Руки Оффендера взяли её сексуальное тело в объятия и её груди тут же сковали острые когти, кисти рук любовника жадно мяли плоть и чувствовали холодную землю и траву, что уже давно была не зелёная и не живая, как считал Оффендер. Мужчина позволил себе продолжить, сильнее прижимаясь к спутнице и не выходя из неё. — Куколка моя, я страсть, как даже предполагать не смел, что обладательница сисек размера так третьего имеет мозги в своей головке. Его голос отдавал некой хрипотцой. Девушка не знала, что испытывать. С одной стороны ей была неприятна его наглость и тон, но с другой же стороны, её сводил с ума его член, его запах, его власть над ней. Странное чувство. Вроде как не были знакомы, а уже любовью занимаются на пустыре, как влюблённые. Хотя мужчина этого, скорее всего не разделял. Ибо сходил с ума только от её тела и был занят удовлетворением своих потребностей, которых, к слову, было не так уж и мало. А любовник всё продолжал и продолжал урчать над ухом, как кот. — Обычно подобные особи только слушали меня и поддакивали, лишь бы понравится мне. Это так иронично, — казалось, что Оффендер разговаривал сам с собой, ибо он прекрасно видел, что ей с каждым разом становилось всё сложнее и сложнее разобрать его слова. Ветер ужасно порою бил в уши. В животе начался хаос. Сплошные и непроходимые дебри наслаждения, которые нёс незнакомец где-то над ухом. Кто он? Зачем она это делает? Зачем она согласилась на это? Голос в голове, в мутном рассудке спрашивал всё это и вторил, что она выглядит грязно и он обращается с ней грязно. Захотелось возразить мужчине. Но его напористость, его наглость и сила свели с ума девушку. Которая начала захлёбываться своими же слюнями. Оффендер лишь доводил её. Щекотал там, ублажал и не переставал ухмыляться, сам при этом ловя наслаждение, кайф и даже смех внутри. Оба ласково вздыхали, но в отличие от кончавшей мадам, мужчина чувствовал себя не так, не близко к концу. Ему хотелось ещё и ещё. — Ей! Куколка! Воскликнул Оффендер видя, что его жертва чуть ли не отрубилась, замарав под собою траву своей смазкой. Жидкостью, что текла из щелей мокрой киски, где был член безликого и которую он ублажал по разному недавно около 30 минут. Безликий начал материться, недовольно пыхтя на любовницу. — Да бля, да нет, прекрати, детка! Мы только начали веселиться, Оксаночка! , — его белые клыки скрипели друг об друга от негодования. — Мы трахались всего ничего, а ты меня уже бросаешь?! Ответа не было. Молодая красавица лежала на земле тяжело дыша, но не открывая глаза. Это ужасно бесило монстра. На Оффендере была его излюбленная фетровая шляпа и помятый, чёрный галстук, которым он тоже хотел заняться во время траха с Оксаной. Ах, в его голове блистал целый филиал из идей, как можно использовать эту вещь в сексе на природе. «Неблагодарная сука», — летали мысли в голове отстранившегося сердцееда. Вообще-то он хотел романтики, а не быстрой кончи. Да и к тому же, маньяк ненавидел кого-бы то ни было трахать только если этот кто-то в отключке, не реагирует. Это уже совсем не те чувства, не те эмоции. Не то! Взбешённый Оффендер поднялся на ноги, смотря на обнажённое тело Оксаны. Её длинные рыжие волосы, сексуальные бёдра, длинные ножки — это только что утраченный потенциал. Мужчина безэмоционально накинул на своё мраморное тело длинный, чёрный плащ, который поднял с земли и поправил шляпу. Он сплюнул. Хотелось со всей дури ударить сучку на земле громоздким ботфортом на одной из его ног и окончательно прибить, но этого не произошло. Как бы гнев не смел сжирать безликого, он не позволял себе оставлять на телах своих жертв каких-либо ран или ссадин. Засосы были приемлемы, всё-равно они довольно сильно украшали тела молодых, и не всегда, любовников. Да и ещё плюс пропадали довольно быстро. Как только Оффендермен исчезал из поля зрения жертвы и уходил, его следы пропадали (только вот ссадин и ран эта хрень не касалась). Оффендер ненавидел человека за его немощность. Но, в то же время, никогда бы на свете не смог отказаться от жизни в которой не было бы людей. Он любил и ненавидел одновременно. Безликий шарился в кармане плаща. Достав в итоге сигареты, он в кои-то веки смог закурить и поубавить злость и хотение прибить чертовку. Дым выходил из его зубастого рта, словно из пасти дракона. — А может нашатырь ей подсунуть под нос и продолжить? Вслух рассуждал курящий монстр, почёсывая иногда подбородок. И хочется и колется. Из сумочки мадам монстр вынул салфетки и утёр свой ствол между ног, неудовлетворённо ругаясь, что больше в парке её поджидал, чем занимался «фитнесом» на природе. Невыгодная хрень. Вскоре плащ затянул пояс и скрыл голое тело мужчины. Оффендер оставил красавицу в итоге одну лежать на окраине пустыря. На прощание лишь нагнулся к её ушку и проговорил. — Ты забудешь о нашей встрече и о том, что произошло в целом. Ветер усилился. Монстр натянул на «лицо» шляпу так, что его «глаз» и «носа» совсем не было видно. Он выпрямился и побрёл в чащу густого леса, что начинался после большого пустыря полного засохшей травы. Охота не всегда бывает удачной. Но маньяк всегда признавал, что запретный плод стоит того, чтобы его хотя-бы надкусить. Пусть даже в конце он окажется горьким.***
Будильник так громко и нещадно никогда ещё не убивал сновидений кого-либо. Девушка подскочила, как ошпаренная от ора часов на пуфике. Её рука тут же схватила негодника и глаза устремились на время. По дому раздался отчаянный крик. — Никон! Девушка, буквально, слетела со своей постели и вломилась в комнату брата даже без стука. Хотя у них были правила — стучать обязательно. В парня, который что-то промычал, прилетела подушка, — Ну, эй! Ну что ты делаешь?! , — ещё во сне огрызнулся Ник, сильнее лишь заворачиваясь под одеяло и обнимая брошенный «снаряд». — Если ты сейчас же не встанешь, то получишь от матери такую взбучку, каких никогда не было, а я нет! , — девушка тут же кинулась на кухню умываться. Парень недовольно что-то бурчал, продолжая валяться, пока мельком не посмотрел на свои часы. 7:37 утра. Голос Никона тут же оживился и прокричал на весь дом, как недавно кричала его сестра. — Ты чего не завела будильник?! Он тут же вскочил и начал бросать в свой портфель разные учебники, даже не смотря, что лишнее, а что нет. После парень начал спешно рыться в шкафу и кидать на кровать свою одежду. За окном было ещё далеко не светло. Девушка стремглав чистила зубы и умывалась. Да, раковина с зубными щётками и мылом у них была на кухне. Поодаль возле окна стоял стол с клетчатой скатертью, напротив него холодильник и плита. Сама раковина была около входа на кухню. Полы были прикрыты ковриками. Окно было занавешено простой тканью, которая весела на проволоке сверху, что крепилась к небольшим трубам на потолке, идущим под пол. — А сам то! Крикнула она, выключая воду и вытирая лицо. Брат прилетел одетый на кухню и занял раковину, недовольно отрезав убегающей одеваться девушке. — В нашей семье ты — будильник, Ада, но уж точно никак блин не я! Ты же знаешь, что я просто ужасно встаю по утрам и на меня нет никакой надежды! Девушка лишь тяжело вздохнув, закатила глаза. Её комната была за стеной кухни, где стоял стол. Комнатушка не была богатой, зато тоже обделанной коврами. Даже над постелью был тёмно-карий, мягкий ковёр с рисунком озера и природы. Тумба и шкаф напротив ковра и кровати с пуфиком, окно справа от всего вышеперечисленного, оно так же было занавешено, но уже зелёной шторкой, а не тряпьём, как на кухне. Обои были тоже в зеленоватом стиле, но более светлом и смешанным с белыми оттенками, которыми являлись цветы. Ада быстро одевалась. В её голове мелькали слова миссис Дорриасан, которые она запомнила со вчерашнего дня: «Только попробуйте опоздать или не явиться. Эта контрольная сильно повлияет на вашу оценку за четверть» Девушка хотела провалиться сквозь землю. Чёрт! Ну договорились же не просыпать и прийти вовремя готовыми и сдать всё на отлично, чтобы мать порадовать после того, как она вернётся с работы. — Ада! Быстрее! Парень шарился в холодильнике, на его плече уже покоился рюкзак. — Да иду я. Блин, сколько время? — Будешь всё время на него смотреть — точно опоздаем и провалим всё. Пошли! Никон выволок из про запасов коробку с наполовину выпитым соком, два гамбургера и батончик «твикса», так же наполовину съеденного. Парень схватил за локоть сестру, которая и пискнуть не успела, натягивая на свою спину кожаную сумку. Оба близнеца скрылись за дверью. Главное, чтобы мама не узнала, что поесть они нормально не успели. А то пиши пропало.***
Утром на улице, особенно в ноябре месяце, было не так уж и тепло, как хотелось бы. А иногда шёл снег, но в основном его сменял дождь. Ада и Ник хорошенько укутались в тёплые пальто и обмотали шеи шарфами, натянув на головы капюшоны. У Ады, кстати, на ушах были тёплые наушники, что чертовски спасали уши. Оба вторили друг другу. Шаги были у обоих большие. Нога в ногу, брат и сестра быстро шли к остановке. Ветер неприятно дул прямо в лицо и заставлял в голове появляться мысли, что хотели вернуть обоих в тёплый дом, который ждал позади. Как бы не так. Ник был выше Ады сантиметров на пять. Хотя оба близнеца были одногодками. Им было по семнадцать лет от роду и оба учились в одном классе и в одной школе, которая, к слову, была не так уж и близко к селу Девяткино, где и жили они. Девушка пошла в мать: у неё были карие глаза и шатеновые длинные волосы до поясницы. Слегка впалые щёки и невысокий рост. А парень целиком и полностью по внешности походил на отца: брюнет — рост которого был куда выше, чем у сестры и матери. Серые глаза. Его волосы полностью закрывали шею и уши. Сам Никон по телосложению был хорошо собран. Мама близнецов всегда, обнимая сына, вспоминала их отца с печальной, но улыбкой. Подростки пришли на станцию, где ожидали электричку или, в худшем случае, автобус. — Я торжественно снимаю с тебя одно очко и ты спускаешься с 18 ранга своей величественной ступени на 17. Теперь живи с этим. Со смешинкой говорил Никон, жуя холодный гамбургер и то и дело вздрагивая. Девушка треснула брата по плечу, слегка хихикнув и пытаясь сделать серьёзное выражение лица. — Блин, ну сколько раз говорила тебе, Ник. Завязывай со своими игрушками и рангами касательно того, сколько раз я проспала и сколько раз мы «из-за меня» опоздали в школу. Будь серьёзнее в кои-то веке, — её глаза ловили машины, что проносились за пределами станции в Новом Девяткино. Так хотелось уже электричку поймать и быстрее уехать. Согреться. — Да ладно тебе, Ад, признай, что влилась в мою игру не плохо так и хочешь дойти до самого верха ступени к самому 20 рангу и стать королевой не просыпающих школьников! Его восклицание добило лежачую в корни. Снова удар в плечо и парень смеётся. — Дурак, — шипит девушка, закатывая глаза. Никон доедает гамбургер и тычет пальцем на транспорт, что отъехал от конечной и был готов ехать до самого Мурино. — А говоришь, что мои шутки не сокращают время, когда мы тут стоим. — Я и не говорила, что не сокращают. Хватит придумывать, пошли. Оба тронулись с места. Время нещадно шло. 7:52 утра.***
Новый залп дыма вырвался изо рта курящего безликого. Монстр сидел на лавочке где-то в самой куще Нового Девяткино. Это был не парк, но это и не мешало мужчине. Сигарета кончалась, а вот нервы самого маньяка нет. Он мог скурить хоть всю пачку в ожидании своей жертвы. Лавка на которой восседал охотник была под большим деревом, сзади которого был детский сад, который построился совсем недавно и выглядел роскошно. Поодаль виднелись новые постройки со множеством кранов в разных местах. А впереди, как раз там, куда так неустанно смотрел Оффендер была детская площадка. Безликий сам для себя подметил, что площадка была большая и даже роскошная для мелких спиногрызов. Монстр затянулся и выпустил колечко дыма. — Вот если бы везде была такая роскошь, то мне было бы легче подманивать к себе детишек и через них пробираться ко взрослым. Но нет, надо же ленивым рабочим строить дохрена большие здания и мизерные детские площадки. Как не стыдно перед детишками? , — молвил мужчина, поменяв ногу и закинув правую на левую. Через детей был более лучший доступ. Поэтому безликий был только «за» подобных больший площадок. Тут постоянно много детей, а где есть детишки, там есть и их родители. «Глаза» маньяка упали на молодую мать, которая держала в руках младенца и вела ещё более взрослого ребёнка через площадку в тот самый детский сад. Оффендер проследил кардинально, чувствуя, как губы растягиваются, оголяя оскал, который монстр прятал от людских взоров. Он видел, как она, пройдя мимо него, зашла за ограду и вошла в помещение детского садика. Стройная, молодая, сексуальная. То, чего хотел сейчас монстр — это расслабиться, ибо вчера был хреновый день и секс был не столь успешный, как хотел сам того безликий. — Какая упорная, девочка. С двумя детишками, так ещё и с грудным мелким засранцем. Оффендер не убирал взора от входа в здание. Его спина и шея были развёрнуты за скамью. Язык хотел облизать пересохшие губы, но всё никак не решался. Тело вспыхнуло и захотелось утолить это желание прямо здесь и сейчас. Правая рука мужчины сжала скамью, а когти впились в дерево постройки. Монстр весь искрутился ожидая её. И скурил ещё две сигареты. — Ну давай же. Сбагри его и выходи, сучка моя. Она таки вышла. Не сразу, но всё же. Маньяк чуть не слетел с лавочки от радости. Но удержался. «О, да! Давай мы с тобой зажжём!», — летало в его голове. Он видел, как она кому-то позвонила и как снова, пройдя мимо лавочки с курящим мужчиной, устремилась вперёд к городку, неся младенца. «Глаза» Оффендера не смели прекращать смотреть на её сочную задницу в обтягивающих джинсах. Чёрный язык таки облизал губы и не переставая их лизать, мужчина представлял себе её ножки и её жопу перед собой. Голова закружилась и маньяк снова чуть не ёбнулся со скамьи. — Горе мамаша. Прорычал Оффендер и поднявшись со скамейки, двинулся за ней, словно голодный зверь. Он нюхал запах, что шёл от неё издали и его животные инстинкты вырывались на свободу. Этот плод никогда не будет запретным для извращенца в плаще. Никогда.