***
Было уже привычно видеть дом абсолютно пустым, брошенным что-ли. Без Аманды, что трудилась на кухне, или во всём помещении, убираясь — стало, как то неправильно даже. Ник и Ада помнили, как в первый день их призвала к себе полиция, после того, как маму случайно нашли в поле подростки. Холодный момент в жизни, когда сидя в не менее холодном кабинете, дети рассказывали о своих родителях и о том, что жили нормально. Что семья не могла иметь врагов, что никто бы не напал на женщину — добрую и отзывчивую, открытую, добродушную. — Каким надо быть чудовищем, чтобы напасть на неё? Тогда в кабинете эти слова Николаса растаяли в небытие. Адалия, поникшая, сидела рядом. Она не нашла ответа на этот вопрос. Она сама не знала кто и зачем. Для чего? А когда мужчина в форме сказал при разговоре, что случился выкидыш и что над ней надругались, пришёл лишь холод, больше холода. Брат и сестра сидели перед полицейским с пустыми глазами. Они и подумать не могли, что не знали этого несколько часов. Что мама лежала совсем одна в поле. В холоде. В темноте. — Её доставили в больницу в достаточно тяжёлом состоянии. Вы должны в мельчайших деталях вспомнить тот день, вспомнить её планы на день, рассказать как и куда она отлучалась, — говорил мужчина в форме, что-то усердно заполняя в толстом журнале. А когда полицейский отпустил детей говоря, чтобы те были на связи, им позвонили из больницы, приглашая на следующий день. Вся неделя была в звонках, в опросах, выяснениях обстоятельств. Дети даже встретились с Лейлой, подругой семьи Маккоуери, которая рассказала, что в тот злополучный день, когда умер сын сестры её мужа Джонни, Ама была с ней. А случилось всё через несколько дней после похорон. Женщина ушла с них куда раньше и пропала. Далее её никто не видел из родных. Даже отследить её перемещение не удалось. Камер на тот момент было мало, а те немногочисленные, что были, работали лишь в некоторых магазинах. Она не попала на них. А когда оба увидели её пустой взгляд, то поняли, что она не будет говорить. Удивительно, но она была в порядке. На теле не было страшных ссадин, ран, порезов и тому подобного. Были лишь её пустые глаза и молчание, которое Ада не смогла сдержать. В слезах, девушка выбежала из палаты, минуя взволнованных медсестёр и прочий персонал. Она знала, ей врачи рассказали, как и Нику, что с подобными симптомами — амнезией, сюда попали уже трое. Убегая прочь по коридору, Ада лишь и слышала одно слово — «изнасиловали». — Нет! , — всхлипывая, рыдала девушка, чуть ли не падая на пол от горя. — Почему по ней это не видно?! Почему ей всё-равно?! К чему это молчание, мама?! , — пелена из слёз застлала девушке весь путь. Она плохо помнила тот день. А Ник остался. В прожжённом родительском взгляде, он прочитал что-то родное. Этим родным был страх. Он лишь протянул руку, сжал мамину ладонь, но тогда она лишь отмахнулась более не выражая никаких эмоций. Он запомнил это. Этот момент не выйдет из его головы никогда.***
Так и сейчас, трое подростков проскользнули в дом, такой же тихий, как и неделю назад. Маму должны были отдать им через пару дней, совсем скоро. Как выяснилось, у двух других девушек не было в этом городе родных, потому никто не брал за них ответственность, да и состояние у них было куда хуже, чем у Аманды. — Так, даже за уроки не сяду, пока не поем блин… Немного устало проговорила Ада, с рюкзаком на спине, подваливая к холодильнику и начиная шариться там в поисках вкусного. — А мне уже и запала не хватает что-то учить, всё-равно скоро каникулы, а тут ещё и эти контрольные, да ну их, — скидывая верхнюю одежду, говорила Миллер, ища на вешалке место. — Так ты ж того, решаешь эту математику одной левой, нет? В Ника тут же полетел портфель, который он резко подхватил. — Только математику да ещё пару предметов. Но не все ж. Я не супер герой, Ник. Со смехом в голосе сказала Шеесте, забирая у парня свою сумку и нежно целуя того в щёку. Ник улыбнулся и встретился взглядом с сестрой, что жадно пила яблочный сок из стаканчика, найдя тот в дебрях холодильника. — А жаль, я б сдал тогда всё на пять. — Ага, мечтай! Когда брат с сестрой переоделись и собрались за столом, накладывая макароны, то начали звать подругу, что пошла унести свой рюкзак в комнату Ады до скорого выхода из гостей. Но вышло так, что этот скорый выход стал ещё более скорым, чем мог быть. Девушка выбежала не торопясь к кухне с рюкзаком, накидывая на себя верхнюю одежду, торопясь выйти. — Шее, ты чего? , — с ложкой в руке, спросила Ада. — Ты куда? Что такое? , — Ник, закрыв крышку кастрюли, поспешил к девушке. — Домой надо, бабушка позвонила, волнуется! Близнецы были уверены, что Антонина Васильевна знала где сейчас находится её внучка. — Ну ты чего? Она же знает, что ты тут, ты не писала? , — спросил Николас, вплотную подойдя к Миллер. В следующую секунду рука девушки не дала тому прикоснуться к ней и чуть оттолкнула. — Я ей не писала, Ник… Она спешно вышла за двери. — Шее?! , — не на шутку перепугалась сестра Николаса, подбегая к брату. — Что с ней? Не ответив Дали, Ник убежал в комнату, почему-то напрягшись и что-то почувствовав внутри себя. Как будто шестое чувство. Ада осталась позади, еле как догоняя брата. Оба вваливаются в комнату подростка, сами того не понимая, оглядывая её. Взгляды обоих остановились на кровати Ника. Сестра округлёнными и испуганными глазами посмотрела на близнеца, от чего тот потерял дар речи. Вслед за Миллер, вышла из дома и Ада, которая поспешила за девушкой своего брата. — Я… что? Путая слова и не понимая ничего, Маккоуери тихим шагом, буквально скользит к своему спальному месту и сглатывает, потея и чувствуя в теле тряску. Его глаза испуганно смотрят на порно-журналы и трусики, что копной лежали около подушки. Сказать, что Ник опешил, это вообще ничего не сказать. Он даже девчонкам сказать ничего даром то не смог, лишь истошно смотря на недетские вещи на своём спальном месте. — О-откуда… — снова сам себя спрашивает парень, беря в руки один из журналов, из которого вываливается роза, ошарашивая подростка своим эффектным появлением. И снова он, этот запах цветов. Снова пол уходит из-под ног и Николас беря розу, всматривается в неё. Цветок был невероятно красив, утончён. Словно бы бархатистый. Таких он не видал никогда ещё в своей жизни. Он был свежий. Слегка пурпурный цвет, мягкий на ощупь и… тёплый? — Тёплый? Брови Ника сползают вниз, озадаченность подростка выросла за долю секунды. И тут он слышит за своей спиной стук в окно, от чего Маккоуери чуть ли не спотыкается, и еле как стоит на ногах не падая на пол. — Чёрт!!! , — вскрикивает напуганный школьник, тут же обернувшись. Его глаза упираются в холодное стекло. Никого. Ник молниеносно, бросая цветок на кровать, оказывается у окошка и смотрит на улицу. Лишь забор и заросли. Появилось желание выйти на улицу и узнать, что это был за звук. Вдруг птица ударилась об стекло, но не пару ж раз, бред. И тогда, преодолев себя, парень взял стоящую в углу биту и поспешил выйти из комнаты и одевшись, уже из самого дома. От непоняток и переживаний, он даже, на время, забывает о порно-журналах и белье. Ноги сами вынесли взволнованного Маккоуери за дом к его окну, там обычно было много крапивы и никто не ходил, но его взор упал на протоптанную тропинку. — Блин, а что если… Не успевает он закончить, как слышит хруст ветки за спиной. С резким взмахом биты и криком, парень оборачивается, слыша в ответ такой же крик. — Ааааааа! Мужчина прикрывается руками, отскочив от подростка. — Боже, кто вы такой?! Я же чуть не убил вас!.. Вы?! , — он не верит глазам, когда видит этот силуэт в чёрном плаще. — Я! , — говорит в ответ гость, — и бита не моя! В колонию для малолетних преступников захотелось по 105-й? Не ты первый, не ты последний, вандал мелкий! , — обиженно протягивает мужчина, оттряхивая плащ от грязинок и катышек. — Я вас видел! Это вы убегали от меня тогда! Зачем? Что вы хотели от детей? Что вообще происходит? Спрашивая это, Маккоуери не переставал быть начеку, крепко сжимая биту и в упор пытаясь разглядеть лицо того самого беглеца. Безуспешно. Он так сильно скрывал лицо под шляпой, что хоть смотри не высмотри, всё-равно не увидишь его черт. Как только гость привёл себя в порядок, он довольно-таки воспитанно поклонился пареньку и протянул тому руку. — Должно быть за целую неделю моей слежки за тобой, ты начал было с ума сходить? Ник опешил, смотря на руку мужчину, что тот протянул ему для рукопожатия. — Стесняешься? — Что? Я не… — Ну и не надо, — фыркнул силуэт в плаще, поджав губы и давая тому понять, что стоять с битой в руках перед безоружным, как минимум — некрасиво. — Кто вы? , — уже более ровным голосом спросил Маккоуери, сам того не понимая, его страх сменился любопытством. — Герцог Оуленн Оффендер, очень приятно! В этот раз Ник чуть не чертыхнулся. Незнакомец сам пожал его руку, сжав запястье и широко улыбнувшись. По телу пробежали мурашки и, как Нику показалось, жар? — Оффе… Оуленн? Герцог? Вы что-ли… — Меня твоя мама наняла, Николас! , — бодрым тоном проговорил мужчина, добавив, наконец отпуская руку парня. — Оффендермен, можно просто Оффендер! — Оффен… дер? Простите, я просто в шоке, я… Оффендер вскинул плечи, пальцем отводя биту в сторону, что была враждебно повёрнута к нему и была в достаточно опасном расстоянии от лица гостя. — Я попрошу тебя, Николас, можно? Маккоуери тут же зажался, поняв, что речь идёт о бите и тут же прижал орудие к себе, отступив на шаг от, как казалось парню, вездесущего Оффендера. — Как, моя мама? Вы о чём говорите? Она в больнице? Я в последнее время вообще плохо сплю и вижу вас. Это, словно кошмар ночной. Почему… почему вы думаете, что я вам поверю? , — бита снова медленно начала смотреть на мужчину. — Потому-что ты и Адалия в опасности, Ник. Серьёзно проговорил Оффендер, пронзая Маккоуери «взглядом». — Ада? Опасность? — Ты поверишь мне, когда составишь компанию к кое-какому месту. Пройдёмся? Говоря это, Оффендер, как ни в чём ни бывало, начал перелазить через забор, от чего Ник прихерел мягко так сказать. Весь этот разговор, словно был нереальный, выдуманный. Парень был в шоке от того, что увидел его тут. Но самое главное, что страх куда-то ушёл. Ему захотелось пойти за ним. «Почему?» Спросил сам себя Ник и окликнул мужчину, слыша маты и то, как незнакомец падает на землю по ту сторону изгороди. — Куда? Куда вы? — Сука блять… а? А-а-а-а, ну ты же мне не веришь. — Шипел Оффендермен, оттирая плащ от грязи и возмущаясь от того, что слегка порвал его, когда ёбнулся с забора. — Возьми телефон, записку оставь дома и если я маньяк, то меня быстро скрутят, найдут. — Вы говорите о маньяке? Почему? — Потому-что я давно расследую это дело и слежу за любовником твоей матери. Ник начал перелазить забор. Чем дольше он слушал Оффендера, тем непонятнее всё становилось. Голова аж кружиться начала. Но он пошёл за ним. — Какой любовник? Что ты несёшь? Ты детектив частный, поэтому следил за мной? — Так! , — проговорил строго мужчина, ткнув пальцем Маккоуери в грудь, когда тот перелез. — На «ты», хорошо? Хорошо. И не стоит перебивать меня и заваливать вопросами, я всё расскажу по пути, тебе остаётся лишь слушать. Почему-то, когда новый знакомый проговорил эти слова, захотелось подчиниться. Не из-за страха, ужаса не было, парень наоборот проникся гостем и его персона приковала парня к себе. Когда ещё в серой и унылой реальности ты встретишь «дивного», непонятного чудака в плаще и шляпе, что матерится, как сапожник и умеет убеждать с первого раза без доказательств? Да нигде. Какой маньяк, серийный насильник так выманивал жертв, да нигде. Уж точно не кое-как перелезая через забор и рвя свою одежду. В жизни всё не так. Этот частный следователь, как думал подросток, не похож в целом на этот мир. Но точно выразить мысли Маккоуери не мог. Пока что не мог, но работал над этим. «Да кто он такой?» Спрашивал Ник сам себя, смотря в спину нового знакомого, который отправился к дороге по траве, спрятав руки в карманах. «Когда я гнался за ним, убегал от того заброшенного дома, я его боялся. А сейчас нет. Почему с нашей семьёй? С нашей мамой? Какой ещё убийца? Так он существует? Чёрт возьми, Ада, я вернусь, я во всём разберусь! Я с ним разберусь, я докопаюсь до правды во что бы не стало!» В один момент, в одну секунду этой встречи, весь мир вокруг подростка перевернулся с ног до головы и стал таким же «дивным» и нереальным.***
Идя следом за Герцогом… «Ну и странные же имена с фамилиями пошли. Оффен… О-Оффенд, да ну его! Даже таблицу умножения во втором классе куда легче запомнить, чем его имечко» Николас думал, поправляя куртку и вжимая голову в плечи от холода. Ни с того ни с сего пошёл снег. Еле заметный, но снег. Высокая фигура Герцога, что возвышался над Ником раза так в два, шла впереди и растворялась в морозном воздухе, что накатил так внезапно. Казалось, что стоит только притормозить, остановиться и силуэт в чёрном плаще исчезнет в дымке. Люди изредка попадались Оффендеру и Николасу. Так как оба они срезали путь и шли больше по траве, чем по асфальту, где прохожих было больше. И всё, что идущие мимо видели, так это паренька и мужчину. Один молодой, другой постарше, оба источали между собой дружескую атмосферу, словно бы братскую. Оба были одеты, практически, одинаково и оба имели серые глаза. Ничего особенного. Идя в начале пути и неся гробовую тишину, мужчина заговорил, ловя на себе взгляд парня сзади. — Так ли заведено у людей, чтобы при разговоре, оба партнёра шли нога в ногу и в унисон друг другу. М? Маккоуери тряхнул головой, поначалу не поняв, что Герцог заговорил с ним наконец-то. «Заведено у людей?», — пронеслось ветром в голове парня, словно бы он пропустил мимо ушей другую половину слов, что Оффендер проговорил только что. Мужчина «вскинул бровь» и проговорил. В его голосе можно было услышать обиду. — И молчание не самый лучший тон. Высокая фигура в плаще развернулась резко себе за спину и остановилась. Ник резко затормозил, широко открыв глаза и смотря на оппонента. Он до сих пор не понимал, что с его спутником не так. — Туда… — коротко бросает Оффендер и его рука выпрямляется, а кисть руки, как указательная стрелка, вторит Нику, что надо сворачивать с протоптанной тропинки и идти к пролеску. — Т-туда? Наконец-то что-то смог выговорить парень. А Оффендер, вскинув голову, отправился в указанное место, наконец заговорив и заставив этим паренька идти за ним, ровняясь друг с другом. — Почему именно твоя семья, Ник, мне не известно. Я думаю, что это просто на просто совпадение. Сегодня ты думаешь, что с тобой ничего не случится. Что случится с кем-то другим, к примеру, кто окружает тебя в этой жизни, — молвил Оффендер, смотря перед собой и видя приближающийся пролесок. — А завтра твоя мама ложится в больницу из-за человека, который решил, что в этой жизни он способен на всё, что ему можно творить беззаконие. — Почему ты сказал, что он любил мою мать. Это же мне не послышалось? Скажи, что я ошибаюсь, что это не так! Отчаянно проговорил Ник, смотря на идущего рядом мужчину. А тот ответил, вздымая голову к небесам, словно ища там ответ для парня. — Он любит. Он был знаком с ней со школьной парты, они хорошо знали друг друга. И она знала, что он больной человек, Николас. Маккоуери не мог принять всё то, что говорил этот человек. С одной стороны он не хотел верить, что мама любила не только папу, а с другой, отрицал лишь, возможно, слова незнакомца, который неумолимо продолжал. Идя по сухой траве и заходя в пролесок, минуя его с каждым шагом, отдаляясь от села всё дальше и дальше. — А плохие люди, порою, делают плохие вещи. И эти вещи, практически, бывают не исправимые, если речь идёт о серийнике. Который чисто не переносит женщин. А его самая лучшая подруга и любимая, лишь попадает под раздачу. Это лишь миг в жизни, лишь секунда, мгновение, Николас. В миг, как и говорил Герцог про жизнь, в секунды знакомства по пути куда-то, незнакомец дарит парню уверенность, что он и вправду расследует какое-то запутанное и сложное дело. А сложное лишь потому-что мужчина до всех пор не в полиции, а продолжает что-то расследовать, словно бы выискивать. — Ты не был в полиции. Скажи, почему? Ведь, если ты знаешь точно, что этот человек опасен для других, то почему нет? Что-то не ясно до всех пор? Не хватает улик, чтобы взять его? Я… я о нём от матери даже не слышал никогда! — Зачем взрослому человеку тебе что-то рассказывать? Спросил Оффендермен, отклоняя ветку берёзы с пути, и выходя из небольшого пролеска, ведя парня дальше. Николас озадаченно вскинул бровь, минуя остатки берёз. — Всмысле? Ну, мы… мы были дружной и крепкой семьёй. Мы никогда и ничто друг от друга не скрывали, не юлили и в целом не врали! — Доказательство этого вранья, возможно, сейчас лежит в твоей комнате. — Что?! Вспомнились мигом те журналы для взрослых и бельё. Парень и забыл уже об этом. А ведь и вправду, откуда там это всё появилось? Кто подложил? Как это вообще возможно? — Откуда мне знать, что это не ты подбросил мне это? , — неожиданно для себя, сказал парень, сжав руки в кулаки. Оффендермен осёкся и повернулся медленно за спину, ибо Маккоуери замедлил шаг. Оба уставились друг на друга. Повисло, словно бы, какое-то необычное, по ощущениям, напряжение. За спиной Герцога парень увидел речку, а оба они сейчас находились на сухом пустыре, позади которого был и тот самый пролесок из берёз, который, изредка, называли чащей. — Речка. Томно проговорил Оффендер, поправляя шляпу на голове и разворачиваясь от парня к заросшей воде. — Тут чуть поодаль, ближе к воде было нападение, Ник. Человек тебе ничего и не должен говорить, если имеет личную жизнь помимо своих детей. Без мужа. Он тебе никогда и ничего не скажет, Ник. Парень встал в ступор. А незнакомец продолжал. — Если бы я и был убийцей, если бы я подбросил тебе те журналы, Маккоуери, разве бы сейчас я был тут? Стоял бы перед тобой? Сомневаюсь, я не думаю, что меня бы не взяли за тот же подозрительный вид. Парень не сводил взгляда с мужчины. Вот проснулся и еле уловимый страх. Пустырь, они совсем одни. Вокруг лишь речка, да сухая трава. — Я… я не могу в это поверить… Бросает Николас, пятясь назад, сам того не понимая. — Герцог, зачем ты меня сейчас сюда привёл? Этот человек, если ты не врёшь мне, опасен для меня и Ады? Он может прийти? — Может, Ник. И когда он придёт — будет поздно. Он жестокий человек. И чтобы его поймать, мне нужна живая приманка, Николас. — Живая приманка? , — удивился близнец, резко остановившись и перестав пятиться. — Да, иначе он никогда не понесёт наказания за свои страшные поступки!