***
Они с Уиллом одновременно пришли к выводу, что пришло время расширить меню, добавив в него мясо особо «крупных» свиней как раз к первой их годовщине. Вместе они решили, что когда бы они ни нашли «правильную» жертву, разделать ее нужно будет тихо и аккуратно, взяв как можно больше мяса и тщательно убрав за собой, аккуратно устранив следы крови и не оставляя улик. Так что однажды, холодным, но на удивление ясным весенним утром Уилл и Ганнибал отправились в город вместе, планируя провести весь день за покупками, не столько, впрочем, с целью пополнения запасов, сколько с целью поиска подходящей жертвы. И это не заняло много времени. Приближался вечер, они уже успели пообедать в каком-то ресторане и отправились продолжать покупки, когда неизвестный молодой человек привлек их внимание. Они были в кондитерской, где Уилл делал заказ, чтобы потренировать навык своего далеко неидеального разговорного шведского, когда искомый молодой человек внезапно обозвал Грэма «невежественным америкосом», обращая внимание всех присутствующих на то, что эти иностранцы только задерживают очередь. Может быть, это было бы слабым оправданием его убийства, если бы парень не допустил еще большую, совершенно, с точки зрения Ганнибала, непростительную грубость. Он тихо пробормотал себе под нос «bögjävel», заметив как Ганнибал оплачивает выбранные Уиллом дорогие, редкие сладости. К счастью, Уилл просто не понял этого редко используемого в современном языке слова. …Все случилось много позже, примерно через неделю, когда они уже похитили и зарезали этого болтливого сукина сына. Они как раз заканчивали разделывать его, извлекая и упаковывая все пригодные в пищу органы, когда Уилл, словно желая скоротать время за нудной работой, вскользь поинтересовался значением того непонятного слова. Его тон был настолько нейтрален, что Ганнибал не заметил подвоха и буднично сообщил: — Оно переводится как «пидор». Атмосфера внезапно резко изменилась, в воздухе словно повисло напряжение и какая-то липкая неподвижность. Почуяв это изменение, Ганнибал поднял голову, прерывая процесс упаковки мяса в переносной холодильник, чтобы обнаружить Уилла неестественно замершим в статичной позе. Они стояли посреди леса, достаточно удаленного от людей, чтобы его можно было счесть безопасным местом для убийства, облаченные в пластиковые костюмы, и, к тому же, до последнего момента, они оба пребывали в отличном настроении. Но в тот момент, когда Уилл внезапно рассмеялся, резко, горько и как-то почти зло, все удовольствие от процесса мгновенно рассеялось. Ганнибалу, тем не менее, стало любопытно. Грэм все еще стоял над мертвым телом, распростертым у его ног на куске брезента, он все еще держал в руках блестящий новенький нож для охоты, сжимая его даже слишком крепко…когда совершенно неожиданно, без каких-либо явных признаков ярости, Уилл оборвал свой пугающий смех, агрессивно зарычал и начал в бешенстве пинать изуродованный труп. Ганнибал безропотно наблюдал за вспышкой злости, с грустью признавая тот факт, что он не понимает причин столь бурной реакции Уилла на злополучное слово. Ему отчаянно не хватало информации о мнении Грэма в отношении гомосексуалистов в целом и о его чувствах по поводу того, что его причислили к ним, в частности. Уилл разозлился из-за того, что его сочли геем? Или его вывела из себя грубость употребленного термина? Он вышел из себя из-за пренебрежительности по отношению к гомосексуалистам или потому что счел это личным оскорблением? А может быть, он разозлился из-за всего и сразу? Ганнибалу внезапно стало сложно не дать прежнему разочарованию снова просочиться в себя. Целую минуту он наблюдал, как беснуется Уилл, безжалостно пиная мертвого шведа. Недостаток умения профайлер успешно компенсировал энтузиазмом, но это продолжалось уже слишком долго для простой вспышки ярости, поэтому Ганнибал, видя, что Уилл не сможет успокоиться сам, решил вмешаться. – Уилл…? — Ганнибал настойчиво окликнул его, отвлекаясь от переносного холодильника и подходя к продолжающему пинать и топтать труп Грэму, явно вознамерившемуся превратить их аккуратное место преступления в мешанину крови и костей. Лектер остановился в паре шагов от мужчины, надеясь, что тот все-таки выдохнется сам по себе, но когда Грэм с удвоенной силой начал пинать ботинком череп трупа, стремясь его расколоть, Ганнибал понял, что процесс придется прерывать физически. Он подошел к нему со спины почти вплотную, и, как оказалось, очень вовремя – пластиковый костюм и пластиковый тент на земле и так не предполагали устойчивости, а лужи крови только усугубили ситуацию, поэтому не успел Уилл в очередной раз занести ногу над черепом бедолаги, как вторая нога скользнула по брезенту и он начал заваливаться назад. Ганнибал поймал его с непринужденной грацией, привычно распределяя вес, чтобы не нарушить координацию, и обнял Уилла за талию, возвращая мужчину в вертикальное положение. Несмотря на тяжелое дыхание, стиснутые зубы и покрасневшее от злости лицо, Уилл не стал вырываться из хватки Ганнибала, чтобы продолжить глумиться над трупом. Напротив, он, как-то моментально расслабившись, обмяк, прижимаясь ближе и откидывая голову на плечо Ганнибала. Его нарочито глубокие, размеренные вдохи и выдохи выдавали попытку успокоиться и взять себя в руки. Ганнибал не смог ничего с собой поделать. Вид Уилла, в таком очевидном доверии прильнувшего к нему, с этим его сбившимся дыханием и следами изнеможения на лице, был слишком соблазнителен. Глядя на то, как уютно голова Уилла легла ему на плечо, обнажив безупречную белизну шеи, ощущая как Уилл вдыхает и выдыхает, обретая покой в его объятиях, Ганнибал не сразу понял, что и его собственное дыхание тоже сбилось, выдавая возбуждение. Ярость Уилла пахла острым кремнием и перцем, близость аромата пьянила, вынуждая Ганнибала задыхаться, он был близок к тому, чтобы потерять контроль и просто зарыться лицом в темные кудри Грэма, чтобы насытиться этим запахом в полной мере, как Уилл произнес: — Все, хватит. Я... Я в норме, Ганнибал, я успокоился. Грэм судорожно выдохнул и неловко пошевелился, убеждаясь, что твёрдо стоит на ногах, прежде чем отодвинуться от Ганнибала, усилием воли разжавшего, наконец, руки. Уилл был слишком увлечен разглядыванием трупа и того, что он с ним сделал минуту назад, чтобы заметить эффект, который произвела на Ганнибала его близость. – Блядь, — Грэм перевел взгляд на тело под ногами и вдруг фыркнул от смеха, — вот это я его уделал! Он рассмеялся еще сильнее, и уперевшись ладонями в колени, склонился ниже, изучая следы собственной ярости. Ганнибал все еще стоял неподвижно, пытаясь прийти в себя после их головокружительной близости, после момента, когда он мог обонять чистый естественный запах Уилла непосредственно с его обнаженного, трепещущего бешеным пульсом, горла, покрытого свежим потом. Впечатление было настолько сильным, что Лектер ощутил некоторые трудности с тем, чтобы обуздать свое взбунтовавшееся либидо. И когда Уилл, наконец, разогнулся и повернулся лицом к Ганнибалу в этом своем пластиковом костюме, покрытый кровью, с мокрыми, налипшими на лоб завитками волос и сбившимся дыханием, когда он посмотрел Ганнибалу прямо в глаза… та нить, что лопнула в прошлый раз, лишая Лектера остатков самоконтроля, оборвалась снова. Он подался ближе и поцеловал Уилла, не дав себе даже задуматься над тем, что он делает, приникая к губам Грэма куда настойчивее, чем в прошлый раз и обнимая его плечи. Рот Уилла был так удачно приоткрыт в попытках восстановить дыхание, что Ганнибал, не раздумывая, скользнул языком между разомкнутых губ, чтобы наконец лизнуть его в глубине рта. Дыхание Уилла стало слишком резким и напряженным, что плохо сочеталось с тем фактом, что он неуверенно, но все же ответил на поцелуй Ганнибала. Лектер совершенно явно ощутил, как профайлер в ответ скользнул к нему в рот стремительным и торопливым движением. Даже такое мимолетное прикосновение воспламенило кровь Лектера в один восхитительно влажный миг, и он, отчаянно желая большего, притянул Уилла еще ближе, приоткрывая губы для более глубокого и интимного поцелуя… …и вот тогда-то Ганнибал наконец получил так давно ожидаемый, ясный и определенный ответ на свои вопросы. Он пришел в виде звука отвращения, который издал Уилл, отворачиваясь и разрывая поцелуй, в виде рук Уилла на плечах Ганнибала, которыми он совершенно однозначно отодвинул мужчину от себя. И еще более определенно, в виде слов, произнесенных дрожащим от напряжения голосом: — Н-не… делай так больше, — выдохнул Грэм, на этот раз глядя Ганнибалу прямо в глаза, в то время как сам Лектер обнаружил, что не может встретиться с ним взглядом. — …прошу тебя, Ганнибал, не надо, пожалуйста. Лектер прикрыл глаза. – Ганнибал? — Уилл требовал ответа с тихой, но недвусмысленной настойчивостью. — Разумеется. Прошу прощения. — Ганнибал ответил практически на автомате, стараясь звучать так спокойно, как только был способен. — Это больше не повторится. Он не смог сделать тон абсолютно нейтральным и звучащие в его голосе эмоции раздражали его самого, но обида от того, что его отвергли, и боль утраты надежд были слишком сильны, чтобы он смог обуздать их в одно мгновение. Ганнибал злился на самого себя, и не только потому, что оступился сегодня, но и в целом из-за своей, такой неудобной, любви к Уиллу. Она мучала его с тех самых пор, как он сдался ФБР и провел три года в заключении, в итоге обнаружив, что Уилл счастливо женат и, казалось, совсем позабыл о нем. Именно тогда ему впервые пришлось посмотреть правде в глаза и признаться самому себе в том, какое значение имеет для него Уилл Грэм. Тогда его практически тошнило от отвращения к самому себе из-за столь постыдной слабости и бессилия. Ганнибал отвлекся на звук расстегиваемой молнии и поднял глаза на Уилла, невзирая на ноющую боль в груди, как раз вовремя, чтобы заметить, что Грэм, вынув руку из пластикового костюма, яростно вытирает рот рукавом куртки. А затем Уилл просто спустил комбинезон до бедер и стащил полностью, снова останавливаясь взглядом на Ганнибале. – Окей. Я собираюсь...— Уилл опустил глаза, чтобы выбраться с окровавленного брезента не запачкавшись. — Если ты не против, то я... эмм... Я подожду в машине. Ты же справишься сам? Это прозвучало вопросом, но фактически Грэм, спотыкаясь, уже в спешке покидал место убийства. И, несмотря на то, что теперь вся работа легла на плечи Ганнибала, он в ответ просто кивнул. Уилл так торопился, что за считанные минуты исчез среди деревьев, и только тогда Ганнибал позволил себе на мгновение прикрыть глаза и глубоко вздохнуть, чтобы побороть тошноту. А затем он осмотрел брезент, труп и принялся методично очищать место преступления от улик. В конце концов, теперь он был абсолютно уверен в том, что никогда больше не будет предпринимать попыток перевести отношения с Уиллом на романтический уровень.***
Спустя семнадцать месяцев после побега Ганнибал и Уилл вполне комфортно проживали в Швеции под вымышленными именами, уже будучи абсолютно уверенными в том, что их никто не узнаёт. Они укрылись от мира в удаленном коттедже среди заснеженных лесов, вдали от любого человеческого жилья, имея в своем распоряжении только маленький городок Шеллефтеэльвен в получасе езды, где могли удовлетворять свои бытовые потребности. И, поскольку они знали, что ФБР больше не разыскивает Чесапикского Потрошителя, переключив внимание на поимку других преступников, они пришли к выводу, что если убивать не часто, аккуратно и не оставляя улик, то можно наслаждаться совместной охотой без особого беспокойства. Ганнибал за несколько месяцев зарекомендовал себя отличным психиатром, открыв частную практику в городке. Уилл работал вместе с ним в качестве «секретаря» их скромного офиса. Словом, их жизнь была благополучна, размеренна и спокойна. Им по прежнему было комфортно вдвоем, точнее, им становилось все проще и легче в компании друг друга. Впрочем, несмотря на весь комфорт, вопрос о тех двух спонтанных поцелуях больше ни разу не был ими поднят. По правде говоря, из-за резкой реакции Уилла Ганнибал не только был рад, что они не озвучивали эту тему, но и смог полностью оставить ее в прошлом, считая этот вопрос закрытым. Несмотря на то, что врач по прежнему был безнадежно влюблен в Уилла, он смог, наконец, смириться с тем фактом, что их отношения никогда не перейдут определенную грань близости, а их дружба и партнёрство останутся сугубо платоническими. Поэтому, определившись с природой их с Уиллом отношений, Ганнибал справедливо решил, что он вполне «свободен», то бишь открыт для предложений личного характера, если они будут, и смогут его заинтересовать. Однако статус кво их с Уиллом отношений снова оказался нарушен, когда однажды в среду к Ганнибалу заглянула одна из его новых знакомых, и он пригласил ее в свой кабинет. Она работала в местном музее, флиртовала с ним напропалую, и в этот раз зашла уточнить, будет ли доктор Лектер присутствовать на благотворительном вечере, запланированном в музее в ближайшее время. И, хотя ее привычный флирт во время беседы слегка выходил за рамки социально приемлемого, это, как ни странно, не раздражало. Ганнибал, поразмыслив и напомнив себе, что является свободным человеком, решил не отвергать ее намеки. В конце концов, она была привлекательна — моложе него, вероятно, не старше тридцати, блондинка с аккуратной стрижкой и красивым телом, ухоженная и изящная, с яркой сияющей улыбкой. Улыбкой, обещающей страсть и хороший секс каждый раз, когда она одаривала ею Ганнибала. Секс — единственное, для чего она могла бы понадобиться Лектеру, если бы он однажды решился принять ее знаки внимания, так что он поддержал ее флирт, просто так, на всякий случай. Женщина среагировала мгновенно, поскольку Ганнибал до этого ни разу не проявлял ответного интереса. Не успел он и глазом моргнуть, как она, улыбаясь, придвинулась к нему неприлично близко и аромат ее долгого воздержания стал более чем очевиден. Тихо рассмеявшись над какой-то его фразой, она прижалась почти вплотную, и, словно ненароком, положила руку ему на плечо, одновременно поднимая голову, чтобы заглянуть в глаза и ярко улыбнуться, откровенно намекая на поцелуй. Именно в этот миг дверь распахнулась, прерывая деликатный момент, и Уилл, выходивший пообедать, зашел в офис. Бритта, так звали молодую женщину, не сдвинулась с места, и, откровенно говоря, у нее не было для этого причин, Ганнибал тоже остался неподвижен, а вот Уилл внезапно уставился на них так злобно, что Ганнибал моргнул в недоумении, слегка опешив. Уилл сохранял выражение вежливого безразличия на лице, продолжая, однако, сверлить их разъяренным взглядом. – У тебя прием через пятнадцать минут, – сообщил он ледяным тоном, заставив Ганнибала гадать, что же на этот раз вывело его из себя. Решив, что разбираться на людях не стоит, он обернулся к Бритте с вежливой улыбкой на лице: – Britta, jag kommer att se till att ringa dig så att vi kan diskutera detaljer i fondraiser när jag är klar med mina möten för dagen¹,– произнес он ровным тоном, ненавязчиво подтолкнув к двери. Она улыбнулась в ответ все так же игриво, не обращая внимание на злобный взгляд Грэма. – Okej, jag ska prata med dig senare², – девушка украдкой подмигнула, прежде чем направиться к двери, которую Уилл до сих пор держал открытой. Ганнибал надеялся, что Уилл просто выпустит ее, а потом объяснит свое поведение и поделится, чем именно он расстроен. Но вместо этого Уилл зачем-то вышел следом за девушкой, оставляя Ганнибала в кабинете одного. Недоумевать. Теперь мужчина был совершенно сбит с толку. Он, правда, все еще рассчитывал на то, что Уилл скоро вернется и сам все объяснит. Чтобы скоротать время в ожидании его прихода, доктор Лектер принялся изучать новостную ленту на лэптопе, предположив, что их имена всплыли где-то среди заголовков, это вполне могло послужить объяснением поведению Уилла. Он все еще искал упоминания в прессе, когда услышал как входная дверь в офис открылась и закрылась, а затем воцарилась тишина. Уилл в кабинете так и не появился. Хмурясь, Ганнибал отложил лэптоп и вышел в приемную сам, чтобы разобраться в ситуации и поговорить с Уиллом. Тот сидел на своем рабочем месте в приемной, пил кофе и неторопливо печатал что-то на ноутбуке. Услышав, что он не один, Уилл спокойно поднял глаза на Ганнибала, глядя поверх соскользнувших на кончик носа очков, и недоуменно изогнул бровь. — Мистер Линдхольм не опаздывает, у него в запасе еще пять минут, — буднично сообщил он Лектеру, — Ему почти семьдесят, будь к старику снисходительнее… Кратко улыбнувшись, Уилл снова вернулся к ноутбуку, словно ничего не случилось. Ганнибал прищурился, пытаясь справиться с порывом едко прокомментировать его странное поведение, но сегодня у него не было ни сил, ни желания воевать с тараканами Уилла Грэма, поэтому он только вздохнул и вернулся в свой кабинет, бесшумно прикрыв дверь. Было уже совсем поздно, рабочий день подошёл к концу и Уилл уже уехал домой, (они никогда не ездили на работу вместе) когда Ганнибал, как и обещал, перезвонил Бритте, чтобы обсудить с ней благотворительный вечер. Вот тогда то он и понял, что что-то не так. Бритта была безупречно вежлива и профессиональна во время разговора, слишком явно избегая малейшего намека на флирт и кокетство, так что их беседа быстро иссякла, не успев даже дойти до логичного вопроса о совместном продолжении предстоящего мероприятия. Вешая трубку, Ганнибал был на 99% убежден, что в ситуации виноват именно Уилл. Поэтому, вернувшись домой через полчаса, он снял пальто в прихожей и сразу же направился на кухню, чтобы налить себе бокал вина. Он демонстративно проигнорировал Уилла, тоже обнаружившегося на кухне. Тот был занят приготовлением стейков, аккуратно маринуя мясо. Ганнибал направился прямиком к холодильнику и, выбрав бутылку вина, потянулся к шкафу с посудой. — Как ты смотришь на стейки в винном соусе на ужин? — Уилл задал достаточно бессмысленный вопрос, учитывая, что он уже начал их готовить. Ганнибал не возражал, это было одно из блюд, которые Грэму действительно удавались, к тому же ему до сих пор было крайне приятно, когда Грэм сам, по собственной инициативе готовил им ужин. Случалось это крайне редко, только когда Уилл был в настроении и сам этого хотел. Ну или когда он стремился показаться милым. Последняя мысль заставила Ганнибала задуматься. Ганнибал налил себе вина и сделал первый глоток, наблюдая за тем, как Уилл скользит по кухне от стола к плите и обратно. Он разогрел сковороду и аккуратно переложил на нее вилкой замаринованные стейки. Мясо сразу же интимно зашкворчало, источая соблазнительный аромат. Доктор Лектер сильно сомневался, что в мире было нечто прекраснее, чем смесь ароматов хорошего вина, готовящегося мяса и самого Уилла Грэма, смешанных в единое целое на его кухне. Ему пришлось обратиться к своему беспрецедентному самоконтролю, чтобы не начать фантазировать о том, как и где он мог бы продегустировать вкус самого Уилла, пока его глаза бесконтрольно скользили по спине и плечам Грэма, наслаждаясь тем, как ткань бледно голубой рубашки обнимает стройное тело. Оторвать взгляд от его фигуры было сложнее, чем хотелось бы, и, когда у Ганнибала наконец получилось, он, наконец, задал вопрос, который беспокоил его по пути домой. — Что ты сказал Бритте Энберг сегодня? Уилл переместился к раковине, чтобы сполоснуть руки и, когда он закрыл кран, Ганнибал заметил, что он хмурится. Профайлер слишком уж поспешно схватился за кухонное полотенце. – Что ты имеешь ввиду? — Уилл переспросил почти рассеянно, слишком сконцентрированный на том, чтобы вытереть руки. Ганнибал сделал еще один глоток вина, прикрыл глаза, смакуя насыщенный вкус и снова заговорил. — Твое поведение сегодня вечером было нетипичным, я намеревался спросить тебя об этом сразу, но не стал, предполагая, что ты не хотел бы затрагивать эту тему, — Лектер произнес это практически нехотя. В последнее время он и так тратил немало усилий на то, чтобы не контролировать и не отслеживать все поступки и настроения Уилла, ведь только это помогало ему хоть как-то дистанцироваться. — Но после разговора с Бриттой я убедился в том, что твое странное поведение связано именно с ней. Поэтому я прошу, чтобы ты объяснил мне, что именно ты сказал мисс Энберг, когда вы оба покинули офис. Это вовсе не было вопросом, фраза Ганнибала была скорее требованием, выдававшим его недовольство. Уилл заметно напрягся, кончики ушей у него покраснели, он сжал губы и начал преувеличенно тщательно наводить порядок, чтобы иметь возможность подольше не смотреть на Ганнибала. Такая реакция настораживала. Что-то было слишком не так, ведь будь Уилл просто чем-то озабочен, он не стал бы держать это в себе, он рассказал бы сразу и совершенно точно не стал бы робеть или краснеть. – Уилл..? — подтолкнул его Ганнибал. Грэм раздраженно вздохнул, прежде чем заговорить. – Я просто… Просто сказал ей...— он моргнул, сложил руки на груди, приваливаясь бедрами к раковине и уставился вдаль, выглядя максимально отстраненным, прежде чем тихо продолжил. — В общем, я сказал ей… отвалить. Ганнибал молча уставился на Уилла, понимая, что подобное объяснение не внесло ни грамма ясности. С чего бы Уиллу предлагать ей отвалить? – Я не понимаю, Уилл, она что, расспрашивала о нас? Интересовалась нашим прошлым? Сомневалась в наших новых личностях? — Ганнибал все еще хмурился, когда Уилл неприятно, нервно рассмеялся и покачал головой, все еще гипнотизируя стену напротив, – Нет, Ганнибал, я сказал ей… Я сообщил ей, что мы, ну… живем вместе, — он странно прочистил горло, — и что ей нужно просто…отвалить, — он замолчал, словно колеблясь, а потом, скривишись, продолжил, — отвалить от тебя, и перестать вешаться на всех, кто подворачивается под руку. Ганнибал смотрел на Уилла все так же спокойно и сдержанно, хотя в его Дворце памяти сейчас буквально рванула бомба, снеся к чертям так тщательно выстроенные барьеры, за которыми он надёжно запер все личные фантазии и романтические мечты, касающиеся Уилла Грэма. Он чувствовал возвращение этих проклятых «бабочек» и сопутствующую им легкую тошноту, а потом тупую ноющую боль в груди, пока он пытался собрать воедино разрозненные факты в попытке понять, зачем Уилл сказал Бритте, что они живут вместе. Он же должен был понимать, что подразумевали его слова… или он именно этого и хотел добиться, говоря ей «отвалить»? Уилл хотел, чтобы Бритта считала их парой? И если хотел, то зачем? Все это не имело никакого смысла, и, сохраняя внешнее спокойствие, Ганнибал задал один единственный вопрос, ответ на который, возможно пролил бы какой-то свет на странную ситуацию: — Почему, Уилл? Неожиданно Уилл посмотрел Ганнибалу прямо в глаза, со злостью, болью и разочарованием одновременно, а потом сжал руки на раковине так, что побелели костяшки. – Почему? — переспросил он, задыхаясь от горького смеха, а потом тряхнул головой и уставился на Лектера, в свою очередь едко поинтересовавшись. –Скажи, Ганнибал, а тебе бы понравилось, если бы я начал флиртовать с другими людьми?! И Ганнибал замер в замешательстве. Потому что несмотря на то, что его бы однозначно задел интерес Уилла к сексу с другим человеком, он не стал бы его останавливать, просто потому что у него не было на это права. Их отношения не подразумевали интимной связи, а значит им обоим рано или поздно придется искать секс на стороне. И до тех пор, пока любовники не будут влиять на их связь и на их особую близость, до тех пор Ганнибал будет принимать факт их наличия, точно так же как он принял и смирился со многим, что составляло его взаимоотношения с Грэмом. Но произносить вслух этого однозначно не стоило. И когда Уилл раздраженно выдохнул и вышел из кухни, оставляя забытые стейки подгорать на плите, Ганнибал не стал его удерживать. Просто потому, что понятия не имел, что сказать. Да и как бы он смог подобрать правильные слова, когда он откровенно не понимал Уилла? Повязав фартук на талии, Ганнибал принялся спасать ужин, решив про себя, что он больше не будет поднимать эту тему, отбросив ее в неуклонно растущую гору тех личных вопросов, что нельзя озвучивать. Предсказуемо, что они оба снова притворились, будто никакого разговора на кухне не было. Было так легко и привычно игнорировать проблему, что они продолжили это делать, стараясь не обращать внимание на растущее между ними недопонимание и напряжение. Но рано или поздно все приходит к логическому концу. Их идиллия закончилась холодным и ветренным воскресным утром пару недель спустя, когда Ганнибал вернулся домой на рассвете, накануне не ночевав дома. Он был одет в чуть измявшийся вчерашний костюм, но выглядел свежо, расслабленно и довольно. Лектер успел только снять пальто и повесить его в шкаф в прихожей, когда ему навстречу вылетел Уилл, с порога требовательно поинтересовавшись: — Где ты, мать твою, шлялся?! Ганнибал недоуменно моргнул от неприкрытой грубости, сдерживаемой ярости и практически паники, прозвучавших за словами Уилла. Абсурдность ситуации вынудила его в изумлении уставиться на профайлера. Грэм выглядел так, словно почти не спал этой ночью, если ложился вообще. Он явно не был в душе и грязные кудри торчали в разные стороны, словно он вцеплялся в них всю ночь. Вчерашние футболка и джинсы, мятые и в пятнах пота, выдавали, что Уилл спал прямо в них или, что более вероятно, просто метался всю ночь по гостиной. — Отвечай мне, Ганнибал, — голос Уилла был напряжен до предела, он шагнул ближе, тихо ступая босыми ступнями по паркету, и судорожно сжимая кулаки. Ганнибал поджал губы и еще раз медленно осмотрел Уилла, прежде чем подошел к нему вплотную, вынуждая напрячься, а затем просто молча протиснулся мимо него, скрываясь в гостиной. Там он неторопливо снял пиджак и повесил его на спинку дивана, морально готовясь справиться с очередным перепадом настроения Грэма. — Не думаю, что это твое дело, Уилл. Ты все же не моя нянька. Как и я не нянька тебе. На самом деле, он, разумеется, мог бы просто ответить на вопрос. В том, где был Ганнибал, не было никакой тайны, однако странно противоречивое поведение Уилла его практически взбесило. Все летело кувырком уже слишком долго и у Лектера не было никакого желания проявлять дипломатию. Ганнибал еще раз поправил пиджак, укладывая его аккуратнее и, оставшись только в брюках и светло-голубой рубашке, отправился к бару, чтобы налить себе виски. Когда Уилл тенью скользнул в гостиную, Лектеру пришло в голову предложить выпить и ему, чтобы снять напряжение, но тут Уилл открыл рот и единственной фразой снова умудрился лишить Ганнибала всей сдержанности и спокойствия. — Ты… ты трахался с Бриттой Энберг? — вопрос ударил в уши, словно звон гонга. Нахмурившись, Ганнибал оставил в покое бутылку и развернулся к Уиллу всем корпусом, искренне озадаченный тем, почему Грэм так реагирует на перспективу его секса с кем-либо. Устав от бесконечного хождения вокруг да около, он наконец спросил прямо: — Даже если и так, то я не понимаю, почему это так тебя волнует? Уиллу хватило наглости посмотреть на него с таким неверием, как будто Ганнибал только что заявил, что собирается стать вегетарианцем. Но если взгляд Уилла казался неуместным, то ответ был и вовсе ошеломляющим. — Да потому что это чертова измена! – выдохнул он, потерев лицо ладонями, прежде чем сделать еще шаг вперед и уставиться на Ганнибала в полном замешательстве, — Мы ведь с тобой... ну... мы же пара? Так ведь, Ганнибал? Ганнибалу оставалось только ошарашенно глазеть в ответ. — То, что между нами… — Уилл хмуро махнул рукой, обозначая их связь, — это ведь отношения…не так ли? Грэм сбивчиво выдохнул, озвучив свое возмущение, а Ганнибал, в свою очередь, на минуту и вовсе лишился способности вдохнуть, потому что слова Уилла наконец, наконец-то, пролили хоть какой-то свет на его видение ситуации. И понимание природы этой ситуации заставило Лектера нахмуриться. Теперь он знал, что происходит у Уилла в голове, теперь он знал, как именно Уилл воспринимает их союз, но он понятия не имел, что ему самому стоит чувствовать по этому поводу. Уилл действительно выглядел искренне обиженным его возможной «изменой», он продолжал хмуриться и требовательно смотреть на Ганнибала в ожидании ответа. И пока Ганнибал спешно пытался суммировать и обработать новую информацию, щедро вылитую на него Уиллом, профайлер не терял времени даром. Он подошел ближе и влепил Лектеру новую вербальную пощечину: — Это ведь все из-за секса, не так ли? – Уилл неопределенно махнул рукой. –Все… все это из-за секса? — его голос звучал надломленно и в очередной раз Ганнибалу оставалось только молча глазеть в ответ. — Ты серьезно, Ганнибал? Нам обязательно нужно поочередно трахнуть друг друга, чтобы ты мог классифицировать наши отношения как настоящие? — Уилл неверяще покачал головой. Самым худшим во внезапном желании Уилла снять с себя бремя молчания и, наконец, поговорить, было то, что он был сейчас так потрясающе открыт и ранимо эмоционален. Понимая ценность момента, и не желая утратить честность и ясность при обсуждении столь скользкого вопроса, Ганнибал с трудом сглотнул и принудил себя ответить. — Уилл… Ты понимаешь, что сейчас ты вообще-то впервые озвучиваешь свою точку зрения на наши отношения? И, учитывая ее… — Ответь мне. Просто, черт возьми, ответь мне. Пожалуйста, — Уилл вздохнул и потер лицо еще раз, прежде чем продолжил. — Это из-за секса, да? Тебе действительно так нужно, чтобы между нами была в том числе и… физическая близость, чтобы наши отношения были для тебя чем-то серьезным? Ганнибал вздохнул, собираясь с чувствами и мыслями по поводу того, как Уилл определил происходящие между ними, и как только он сформировал собственную позицию, ответил: — Секс с тобой это не необходимость, Уилл, и совсем не требование. Вся ситуация стала результатом явного недоразумения. – Недоразу… что? — профайлер только сильнее нахмурился и мотнул головой. Заметив реакцию Уилла, Ганнибал надел на лицо более дипломатичное выражение, пытаясь скрыть свое замешательство. — До текущего момента, я понятия не имел, что ты определяешь то, что между нами, как «отношения», — мягко произнес он, стараясь не расстраивать Уилла еще больше. Но тот по прежнему мотал головой так, как будто он не мог понять происходящее, поэтому ему пришлось уточнить. — Еще перед тем как впервые поцеловать тебя, я не знал, как именно ты рассматриваешь наше партнерство, поэтому поцелуем, я, в первую очередь, пытался понять природу наших отношений. Уилл побледнел, его глаза расширились, а дыхание перехватило, но уже через секунду он обильно покраснел от смущения и злости и сузил глаза, изучая Ганнибала. — Но ты… Ганнибал, ты же… Ты ведь... — Что я, Уилл? — мягко подтолкнул Ганнибал, понимая, что тот снова забуксовал. — Ты же влюб... — Уилл втянул воздух сквозь зубы и на мгновение отвел глаза, — предполагается, что ты люб... — его лицо дернулось и он нервно потер губы ладонью, прежде чем сказать. — Предполагается, что ты влюблен в меня...? Это прозвучало вопросом, натянутым и неудобным. Уилл покосился на Лектера и снова опустил глаза. — Поэтому я предположил, что между нами отношения, и что мы… — он снова резко вдохнул, его лицо скривилось от смеси боли и досады, – что мы пара, просто… эмм… не в сексуальном смысле. Ганнибал закрыл глаза и резко выдохнул, отчего Уилл моментально осекся. Слышать как Уилл говорит все это, понимать что он знал, или по крайней мере догадывался о том, что чувствует к нему Ганнибал — все это было слишком личным и смущающим, несмотря на то, что он вовсе не собирался этого отрицать. — Да, я действительно влюблен в тебя, — его губы скривились от безвкусицы ситуации, от необходимости озвучивать очевидные вещи, но Лектер продолжил, — но это не давало мне повода думать, что и ты заинтересован во мне в подобном смысле. Ганнибал чувствовал, как от очевидного дискомфорта у него играют желваки на щеках, говорить о подобном с Уиллом было неловко, пусть он и понимал своей рациональной частью, что этот диалог должен был состояться давным давно. По крайней мере, он надеялся, что это поможет им лучше понять друг друга. Но на деле они просто стояли напротив друг друга — Уилл выглядел ужасно сбитым с толку, Ганнибал чувствовал себя ужасно сбитым с толку, и их молчание затягивалось. Ганнибал первым нарушил тишину. Раз уж они начали решать проблему, то надо завершить начатое. — По крайней мере, теперь, как мне кажется, мы смотрим на ситуацию одинаково, так что я предпола… – Н-нет, Ганнибал, — немедленно перебил его Уилл, — мы не смотрим на ситуацию одинаково. Лектер удивленно приподнял брови и Уилл скорчил гримасу. — По крайней мере, до тех пор, пока ты не расскажешь мне, какого черта ты не пришел ночевать домой, хотя перед уходом сказал, что только посетишь открытие новой выставки, и все. Почему ты мне соврал? Этот вопрос был настолько типично семейным, таким до смешного супружеским, что Ганнибал почувствовал одновременно и раздражение и удовольствие, отвечая на него. — Я не соврал, я действительно имел удовольствие посетить открытие выставки… в Эстерсунде. — В Эстерсунде? — Уилл выдохнул. — Но туда же несколько часов тащиться! — Спасибо, я в курсе, ведь это именно я проделал весь путь туда и обратно, — едко ответил Ганнибал, отчего Уилл с обидой посмотрел на него, задетый сарказмом. Пришлось смягчить тон и продолжить. — Прошлой ночью я был вынужден остановиться в отеле, один. Лектер подчеркнул последнее слово, глядя прямо в обеспокоенное лицо Уилла. Уилл, однако, не казался удовлетворенным или успокоенным этим ответом, он прочистил горло, шумно сглотнул и повторил свой вопрос, но в иной формулировке. — Ты когда-нибудь… спал с Бриттой? — его голос был очень тихим, а выражение лица удивительно серьезным. Ганнибал склонил голову, изучающе глядя на Уилла, и почти решился сказать, что, учитывая его неведение относительно статуса их отношений до текущего момента, возможный секс с кем-либо нельзя расценивать как измену. Почти решился, но не стал, увидев неподдельное беспокойство в глазах Уилла. Грэм действительно верил, что они состояли в настоящих отношениях все это время, а значит, он все равно почувствует себя преданным и обманутым. А после всего того, что вытерпел Уилл, чтобы оказаться рядом с Ганнибалом, тот меньше всего хотел давать повод для сожалений и сомнений относительно сделанного профайлером выбора. Так что он ответил честно. — Нет, Уилл, я с ней не спал, — и, желая внести дополнительную ясность, добавил, — я не был ни с кем с тех самых пор, как попал в Балтиморскую клинику для невменяемых преступников. Уилл выглядел даже слишком довольным его ответом. Это радовало, ведь Ганнибал смог, наконец, собственными глазами увидеть чувства и эмоции Уилла в отношении него, но… Было в лице Уилла и что-то иное, эхо раскаяния, будто бы он наконец осознал, как давно Ганнибал был лишен не только секса, но и вообще любого физического контакта. И Грэм теперь знал, что это воздержание было выбрано Лектером сознательно, для него и ради него. Ганнибал выждал, пока информация достигнет мозга Уилла и угнездится там, а затем рискнул повторить свой вопрос: — Так что, теперь мы точно смотрим на вещи одинаково? Уилл с облегчением кивнул. А Ганнибал внезапно заметил, как сильно у него вдруг разболелась голова. Он был совершенно не приспособлен ко всем этим семейным ссорам и выяснению отношений, они приводили к физической боли, в буквальном смысле этого слова. Но, несмотря на все это, он и на долю секунды не задумался о том, чтобы все прекратить… по крайней мере, не в случае, когда это означало потерять или обидеть Уилла. Уилл Грэм был слишком ценен. Слишком важен для него. — Хорошо, тогда давай проясним все до конца, чтобы разрешить все разногласия, — снова начал Ганнибал. — Ты считаешь, что с момента падения с обрыва мы с тобой находимся в романтических, но асексуальных отношениях, предполагающих абсолютную моногамию и верность, так? Он был так занят попыткой правильно сформулировать мысль, что понял, насколько унизительно прозвучал этот вопрос, только когда Уилл покраснел от смущения и обиды, его глаза предательски заблестели, а челюсть напряглась. Ему потребовалось немало сил, чтобы кивнуть и ответить. — Да, что-то вроде. По крайней мере, так считаю я. Ганнибал ненавидел служить причиной печали Уилла, но сейчас он действительно лез из кожи вон, чтобы справиться с непростой и непривычной для себя ситуацией максимально тактично. В конце концов, ни для кого не было секретом, что он избегал семейной психотерапии, и причиной служило только одно — область домашних проблем никогда не была его сильной стороной. У Ганнибала банально не было навыка справляться со сложностями семейных отношений, хотя бы потому, что до этого дня в этом просто не было необходимости. Но прямо сейчас его бесила собственная беспомощность и неспособность сказать или сделать что-то, чтобы Уилл перестал смотреть на него так, словно Ганнибал только что обидел одну из его собак… или любую собаку в принципе, ведь речь шла о Уилле Грэме. Это заняло пару секунд, но он наконец предположил, что лучшим решением будет встретить Уилла на полпути к их предполагаемым отношениям. Это, по крайней мере, он мог попробовать сделать. — Полагаю, что для меня тоже именно так все и было. По крайней мере, поначалу, — и это действительно было правдой. — Но для меня все изменилось после того, как ты не дал мне себя поцеловать в первый раз, — снова пугающая откровенность. — A потом недвусмысленно дал понять, что не заинтересован, когда я поцеловал тебя во второй, –Лектер сглотнул, замечая как кривятся губы от горечи воспоминаний. Уилл нахмурился и отвел глаза, словно воспоминания причиняли боль и ему. — И после этого я принял тот факт, что между нами возможна лишь дружба и уникальное в своем роде партнёрство. Уилл распахнул ресницы, искренне опешив. — Ты... ты это серьезно? — Грэм неверяще помотал головой, — После всего того, что у нас было, ты полагал, что мы сможем просто остаться друзьями ? — Я не знал о твоих чувствах, Уилл, — Господи, как же он ненавидел повторяться. — Я не был осведомлен о том, что твое отношение ко мне простирается дальше, чем просто удовольствие от моей компании или нашей общей склонности к убийствам. Ганнибал облизнул губы и попытался упорядочить мысли, чтобы подавить раздражение. Его слова звучали так жалко и патетично, что он буквально давился ими. — Какое-то время я действительно надеялся на нечто большее с тобой, но это… — Я помню, что ты сказал… — нервно перебил Уилл. — Что все изменилось, когда я попросил… попросил больше не целовать меня. Никогда. Уилл выпалил эту фразу, и, не выдержав, отвернулся, нервно запустив руки в несвежую шевелюру. Ганнибал сохранял молчание, он высказался, теперь настала очередь Уилла, но профайлер тоже молчал. Тишина затягивалась и Ганнибал решил все же налить себе виски, о котором он забыл в пылу разговора. Однако не успел он взяться за бутылку, как Уилл внезапно снова повернулся лицом и резко вмахнул рукой. — Я же не гей! — резко выпалил Уилл, и Ганнибал только медленно моргнул в ответ, ведь было очевидно, что это и является сутью проблемы. Уилл, по видимому, не смог справиться только словами, поэтому дальше изъяснялся в основном посредством жестов и мимики. — Я не... не бисексуал, или там… любопытствующий. И я никогда, вообще никогда… Ни в старшей школе, ни в университете… Я никогда не экспериментировал с этим, – он снова отвернулся и скривил губы в грустной усмешке. — Я никогда даже не думал о поцелуях с другим мужчиной, вообще никогда, ни в коем случае, не в этой жизни. В смысле… Блять… Да у меня и секс-то был всего с парой женщин, и все то время, что я проводил за… — он неловко взглянул на Ганнибала и снова отвел глаза, — за самоудовлетворением, я всегда представлял себе что-то банальное, скучное и абсолютно гетеросексуальное. Он продолжал обильно жестикулировать, пока не заметил это и не смутился. — И я никогда… никогда не думал о чем-либо проника… — Грэм прочистил горло и медленно покраснел до кончиков ушей, — проникающем в меня, ни под каким видом… В итоге он вдохнул, выдохнул и в упор посмотрел на Лектера. — Ганнибал, я натурал! Лектер снова моргнул, медленно, как рептилия. — Ты не поверишь, я заметил. Снова сарказм. Уилл, однако, не отреагировал, вероятно потому, что он еще не закончил. — Но, знаешь, после того, как ты поцеловал меня в первый раз… — теперь Уилл, казалось, немного успокоился. — Я задумался об этом, — сбивчивая исповедь продолжалась, и Ганнибалу оставалось только слушать. — Я просто обязан был поразмыслить о возможности перемен между нами, потому что… Потому что я понял, что мы… я понял, что ты… Снова непонятный жест, которым Уилл выразил то, чем по его мнению, был Ганнибал. — И я знал, что ты хочешь от меня большего. Профайлер еще раз глубоко вздохнул, смущенно поколебался, но все же подошел ближе, остановившись на расстоянии вытянутой руки. — И я думал об этом, Ганнибал, серьезно, я действительно думал об этом, но я просто, просто не могу… — он виновато нахмурился. — Во время того второго поцелуя, я пытался… ты знаешь… ты ведь почувствовал, — он облизнул пересохшие губы. — Я пытался ответить на поцелуй… и мне чертовски жаль, но я… — Я тоже крайне сожалею, Уилл. - Ганнибал решился, наконец, прервать поток его бессмысленных излияний, потому что, в конечном итоге, все объяснения Уилла привели бы к одному — потере времени в пустом сотрясении воздуха. Уилл выглядел измученным, но куда более спокойным и это вызывало у Ганнибала оптимизм. Похоже, они наконец-то пришли к логическому завершению этой неприятной семейной перепалки, в процессе к тому же прояснив несколько ключевых моментов. А значит, время было все же потрачено не зря. — Я уяснил для себя, что ты абсолютно гетеросексуален и готов принять это, — искренне сообщил Ганнибал, и Уилл на секунду просиял от облегчения, пока его природная эмпатия не подсказала ему, что фраза продолжится неприятным «но». — Однако, если говорить об отсутствии сексуальной жизни и в, более широком смысле, о моногамии… Уилл? — Лектер замолчал, потому что Грэм опять выглядел обиженным до глубины души. — Тебе это нужно, да? Тебе нужно, чтобы у нас был секс, чтобы оставаться только моим? Уилл задал вопрос тихо и очень серьезно, несмотря на очевидное смущение. Ганнибал на секунду прикрыл глаза и сжал руки в кулаки. — Нужда не совсем корректное слово, – и это действительно было так, поэтому Лектер постарался выразить мысль как врач. — Я просто не вижу смысла в сохранении моногамии, если речь не идет об ответственности за сохранение интимного здоровья партнера. Уилл горько рассмеялся и заметив это, оборвал смех, зажав рот рукой. Он взглянул на Ганнибала и медленно произнес: — Так вот, оказывается, что значит для тебя верность. Всего лишь способ не подцепить венерические заболевания, — Грэм безрадостно улыбнулся и фыркнул, а потом отвел глаза, сухо пробормотав. — Впрочем, мне стоило этого ожидать… Ганнибал догадывался, что он упускает что-то важное в определении слова «верность», но ему было сложновато смотреть на вещи так, как другие люди. Сохранение верности не из медицинских соображений, а по причине эмоциональной вовлеченности казалось ему очевидной глупостью. Он предпочитал подходить к любому вопросу логически, сводя рассуждения к простой дихотомии «да» или «нет», но чем больше он смотрел на обиду на лице Уилла, тем больше злился на себя за то, что был ее причиной. Он вздохнул и позволил себе любопытство. — Тогда скажи мне, Уилл, по какой причине ты готов навсегда отказаться от секса, чтобы разделить со мной целибат? Уилл фыркнул еще раз, он не смотрел на Ганнибала, но ответил: — Да потому что я люблю тебя, Ганнибал… Эти слова встали комом у Лектера в горле, мешая вздохнуть и вызывая эмоциональное напряжение такой силы, какой он не испытывал уже давно, и на которую, как ему казалось, он уже не способен. Он не мог вымолвить ни слова, он просто смотрел на Уилла до тех пор, пока тот не повернулся к нему спиной, и тихо не произнес, выходя из комнаты: — …только вот, похоже, даже любовь и верность для нас абсолютно разные вещи. Уилл покинул гостинную, оставив Ганнибала разбитым на мелкие черепки, наедине со своим признанием, чья сила не собиралась разжимать хватку на горле Лектера, вынуждая того бороться за каждый вздох, в тщетных попытках собрать себя воедино.***
Ганнибал ожидал, что их очередная стычка состоится через несколько дней, а может быть и недель, если только к этому времени они не успеют обсудить эту ситуацию и прийти к какому-то соглашению. Как же он ошибся… Всего пару часов спустя, выйдя из смежной ванной комнаты в спальню, доктор Лектер обнаружил в ней Уилла Грэма собственной персоной, босого, практически голого, в одних только пижамных штанах. Ганнибал замер в дверях комнаты, одетый лишь во влажное полотенце на бедрах, недоуменно глядя на эту странную картину. Уилл стоял у изножья кровати очень прямо, опустив глаза вниз, словно изучая качество постельного белья, и Ганнибалу почему-то сразу пришла в голову мысль, что у него вновь случился рецидив лунатизма. Ганнибал потуже затянул полотенце на талии, а затем осторожно подошел к замершему посреди комнаты мужчине и мягко поинтересовался: — Уилл, ты не спишь? Тот только грустно, едва заметно улыбнулся и украдкой взглянул на него, даже не пытаясь установить зрительный контакт. — Нет, Ганнибал, я не сплю. Его ответ был не громче шепота. Что ж… это уже что-то. Ситуацию, впрочем, это не проясняло. — Ты хорошо себя чувствуешь? Тебе что-нибудь нужно? Ганнибал запустил пальцы во влажные волосы, откидывая их назад и замер в нескольких шагах, с любопытством глядя на Грэма. Уилл в ответ тряхнул головой и нахмурился. — Нет. То есть, да… — Уилл нервно кивнул и потер лицо руками. Протяжно выдохнул, капитулируя, и наконец продолжил: — Я хочу, чтобы ты был мне верен, Ганнибал. Я не смогу вынести даже мысль о…о ком-то еще рядом с тобой. Он посмотрел на Лектера чуть увереннее и снова заговорил: — Но тебе ведь необходим секс… И я подумал — пусть лучше это буду я сам. Собственно, поэтому я и… — Уилл неуверенным жестом указал на себя и на постель, а потом рвано выдохнул и снова отвел глаза, избегая встречаться взглядом. Ганнибалу действительно не требовалось озвучивать предложение вербально, все и так было яснее ясного. Уилл, очевидно, решил, что сможет выкупить своим телом моногамию Лектера. Это предположение оскорбляло, раздражало и было таким прискорбно вульгарным… Ганнибал с трудом сдержал эмоции, отчаянно пытаясь не взорваться при мысли, что Уилл допустил саму идею того, что Лектер способен принять его тело в качестве гарантии своей моногамности… Как будто Ганнибалу нужен был подобный утешительный секс, черт побери! Однако, неплохо понимая образ мыслей Грэма, он мог в каком-то смысле понять суть его предложения. Да, его идея расстраивала, но в то же время дарила Лектеру осознание того, как сильно Уилл был к нему привязан, привязан настолько, что готов поступиться своими стереотипами и физическими предпочтениями, лишь бы удовлетворить. Но все же, несмотря на то, что их представления о «верности» и «любви» кардинальным образом отличались, Ганнибал вовсе не являлся озабоченным пубертатным подростком, способным думать исключительно членом. Сама даже мысль Уилла, что он примет его жертву, была оскорбительной настолько, что Ганнибалу потребовался весь его самоконтроль, лишь бы не соскользнуть на темную сторону своей натуры. Но как бы он ни был зол и расстроен, обрушивать свой гнев на Грэма не хотелось. Любить для Лектера означало, прежде всего, беречь. Любовь символизировала важность и ценность человека сейчас и навсегда. Поэтому «любить Уилла» вовсе не значило «взять Уилла». Секс для Ганнибала всегда являлся просто физикой– получение разрядки, удовольствие ради удовольствия, физическая потребность тела, не более. Так что нет, секс, и верность, и любовь, и все то, что напридумывал себе Уилл за эти несколько часов от его имени, все это никак не отражало позиции самого Ганнибала. Для Ганнибала не было проблемой хранить верность, ему нужно было просто все обдумать и принять взвешенное решение. Он тоже размышлял об их разговоре все прошедшие часы и уже практически склонился в пользу моногамии, пока не вышел из ванной и не обнаружил в своей спальне полуголого, нервно дрожащего Уилла, почему-то твердо убежденного, что Лектер набросится на него, как только Грэм себя ему предложит. Да ради всего святого… Ганнибал испытывал непреодолимое искушение наорать на Уилла, ткнуть носом, словно неразумного котенка, в вульгарность и абсурд его предложения, а потом просто выгнать ко всем чертям. Око за око, как говорят… Но он не смог. От одной только мысли, что он станет причиной обиды на родном лице, сводило зубы. Ганнибал не рискнул отталкивать Грэма так резко. Он все равно планировал отправить его восвояси, но… возможно, не сразу. Эгоистично хотелось получить что-то и для себя, что-то, чем можно компенсировать все его морально-этические терзания. Он осторожно подошел ближе, пытаясь не спугнуть Уилла. Впрочем, и не пытаясь успокоить. Лектер был обнажен практически полностью, если не считать полотенца вокруг бедер, посему его ничуть не удивил аромат вспышки страха, ощутимо разлившийся в воздухе, едва он приблизился к Уиллу. Это расстраивало Ганнибала, но в целом, не удивляло. Его слишком гетеросексуальный профайлер нервничал. Лектер двигался медленно, почти крадучись, словно хищник, опасающийся спугнуть добычу. Он подошел к изножью кровати, туда, где стоял Уилл, оказавшись совсем близко, на расстоянии вытянутой руки. И, обойдя профайлера, мягко опустился на край постели напротив Уилла. Вот теперь-то Ганнибал, наконец, мог позволить себе насладиться зрелищем и как следует рассмотреть Грэма. Он оббежал глазами тонкую талию, скользнул взглядом по поджарому животу, уделив особое внимание впадинке пупка и дорожке темных волос, сбегавшей под резинку пижамных штанов, затем пробежался по ребрам и крепкой груди, неслучайно цепляясь взглядом за острия сосков, напряжённых и почти твердых от прохлады в помещении. Они маняще топорщились, искушая согреть их губами… С трудом устояв перед подобным соблазном, Ганнибал расфокусировал взгляд, вбирая в себя весь образ Уилла, запоминая линии его тела, положение плеч и рук, отмечая каждое напряжение мышц и работу сухожилий, даже то, как поднималась и опускалась грудная клетка Грэма при каждом судорожном вдохе. Он отметил резкую линию ключиц, над которыми в основании шеи трепетал пульс, проследил, как перекатывается адамово яблоко в момент, когда Уилл нервно сглотнул пересохшим горлом. Лектер перевел глаза выше, чтобы увидеть, каким взглядом ответит ему Уилл, но тот предсказуемо глядел куда-то вбок. И только сейчас Ганнибал сокрушенно отметил крупную дрожь, время от времени пробегавшую по коже Уилла и недвусмысленно выдающую весь его стресс и дискомфорт. Они были настолько очевидны, что это заставило и самого Лектера почувствовать себя неуютно. С этим пора было заканчивать. Он решил все же осуществить свою идею. Желаемое получить невозможно, но воспоминания, визуализация… Образ любимого человека. Хотелось получить хотя бы их. Ганнибал желал запомнить Уилла, каталогизировать каждую деталь его тела и сохранить этот образ во Дворце своей памяти. Уилл… абсолютно обнаженный… Всегда доступный в воспоминаниях, там, где Ганнибал сможет увидеть его в любой момент, пусть даже с целью, как выразился Уилл, самоудовлетворения. Не такая уж, в сущности, большая плата за то, что Лектер откажется от перспективы секса на всю оставшуюся жизнь. Даже Уилл должен понимать, любой человек нуждается в каком-то образе, чтобы, так сказать, вручную справляться с перспективами моногамии. Где-то в глубине души Ганнибал Лектер уже принял идею их взаимной верности, и был отчасти даже рад этому. Ссориться с Уиллом по этому поводу не хотелось. Правда, его немного пугала легкость, с которой он готов поступиться принципами, лишь бы порадовать Грэма. Это ощущалось небезопасным и непривычным, но отступать от уже принятого решения Ганнибал не привык. Комната погрузилась в тишину, единственным звуком в которой осталось сбивчивое, слишком частое дыхание Грэма, еще сильнее участившееся в момент, когда Ганнибал приподнял руку и подцепил пальцами резинку его пижамных штанов. Лектер был очень аккуратен, делая все, чтобы не коснуться кожи Уилла, но даже так тот замер на полувдохе и напрягся настолько, что его пресс начал сокращаться и подрагивать. В любых других обстоятельствах подобная реакция молодого, привлекательного мужчины на его прикосновения только сильнее завела бы Ганнибала, но сейчас перед ним стоял откровенно паникующий Уилл Грэм, и Лектер прекрасно понимал, что причиной его дрожи послужило вовсе не ответное желание. Это моментально охладило его собственное возбуждение. Да, было сложно справляться с реакциями собственного тела на близость желанного человека, но атмосфера в комнате сгустилась до такой степени, что его эрекция увяла сама собой. И в тот момент, когда дискомфорт, напряжение, страх и ожидание сплелись в запахе Уилла в миазмы откровенного ужаса, у самого Ганнибала словно скрутило живот. Подобная реакция Грэма была невыносима. Ганнибал понял, что проще прояснить свои намерения, чтобы тот наконец успокоился. Чтобы Уилл понял, что все, чего хочет Ганнибал — это увидеть его, если, конечно, Уилл ему это позволит. Потому что…даже такую малость он готов был принять только с тем условием, что Уилл отдаст ее сам, добровольно. Медленно убрав руки от бедер Уилла, Ганнибал сложил их поверх банного полотенца, все еще заменявшего ему одежду. Лектер смотрел на Уилла, испытывая удивление и страх, осознавая, что стены его фортов, его социальной брони, выстраиваемые им в течение долгих лет, в этот момент рушатся от одного присутствия Грэма, давая Уиллу безграничную власть над неприступным внутренним миром Ганнибала. Уилл ломал всю его систему координат, при этом не делая абсолютно ничего. Это пугало и восхищало одновременнно, и впервые в жизни Ганнибал настолько готов был это позволить, отпустить контроль над своими эмоциями, ощутить подобную свободу. Оставалось только надеяться, что Уилл не использует эту силу против него. Впрочем, был всего один способ это узнать. Ганнибал посмотрел на Уилла, облизал пересохшие губы и заговорил. — Уилл…? Он позвал его по имени, вынуждая посмотреть в глаза, но даже такое простое действие заняло у Уилла некоторое время. — Уилл, я прошу тебя, успокойся. Ты должен понять и принять тот факт, что я никогда, никогда не потребую от тебя того, чем ты не захочешь поделиться со мной сам. Искренне и по доброй воле. Вопреки всему своему напряжению, Уилл мгновенно сник от его слов, будучи огорчен не самим фактом того, что Ганнибал отверг его предложение, а тем, что тот, очевидно, готов взамен продолжить искать развлечения на стороне. Он сердито насупился и попытался настаивать: — Черт возьми, Ганнибал, ты вообще меня слушал? Я же сам пришел сюда, и я здесь, чтобы… — Да, Уилл, я прекрасно осведомлен, для чего ты здесь, — оборвал его Ганнибал и продолжил. — Но мы оба знаем, что ты не хочешь этого, и ты здесь по другой причине. Ты хочешь принудить себя к сексу со мной, потому что ожидаешь от меня чего-то иного в обмен на свое тело. — Ганнибал… — …чего-то, что я уже решил дать тебе и так, — Ганнибал снова перебил Уилла, это было грубо, но, к сожалению, необходимо. — Дать добровольно, без требований и ожиданий. Просто так. Когда эти слова дошли до разума Уилла и закрепились там, он несколько долгих секунд просто неверяще смотрел на Ганнибала, не мигая, а потом резко выдохнул с почти обидным облегчением. — Ты… ты серьезно? Недоверие в голосе Уилла раздражало, но Ганнибал справился с собой и проглотил недовольство, сложив губы в терпеливую улыбку. — Уилл, ты для меня однозначно важнее, чем мои представления о сексе, половой жизни, верности и моногамии. Если то, что тебе нужно для счастливой жизни — это асексуальные и моногамные отношения со мной, то я буду счастлив дать их тебе. Уилл выглядел сбитым с толку и совершенно ошеломленным его искренностью. Он потряс головой, словно избавляясь от наваждения, и спросил: — Почему? Ты выглядел так уверенно и непоколебимо с утра, а сейчас ты говоришь мне, что… Что заставило тебя передумать? У Ганнибала на языке вертелся добрый десяток сложных и весьма пространных ответов, но он, впервые в жизни, решил выбрать самый простой. — Все тоже самое, в чем ты признался мне с утра. Ганнибал смотрел на Уилла, и несмотря на то, что подразумевавшееся «Я люблю тебя» не прозвучало, он был уверен, что Грэм его услышит. И когда его слова дошли до сознания Уилла и закрепились там, на его лице расцвела такая чистая и искренняя улыбка абсолютной привязанности к Ганнибалу, что это однозначно стоило всех усилий. Она была прекраснее, чем любая его картина, любовно выстроенная на месте преступления. Ганнибал снова ощутил предательский комок таких потрясающе человеческих эмоций, застрявший в горле и, ошеломленный собственной реакцией, отвел глаза, изучая качество ткани бледно-голубых пижамных штанов Уилла, пока наконец не взял себя в руки. — Спасибо, Ганнибал, — тихо и бессмысленно поблагодарил Уилл. Его дыхание успело выровняться, а аромат изменился, выдавая уже не страх, а непонятную порцию феромонов, которую Ганнибал мог бы принять за симпатию и сексуальное возбуждение, если бы только он не был уверен в том, что никогда не станет желанен для Грэма. Похоже, именно так пахли нежность и привязанность Уилла. Уилл шмыгнул носом, пробормотал что-то невнятное о том, что уже поздно и он не может больше задерживать Лектера, и уже развернулся к двери, чтобы покинуть спальню… когда необходимость остановить Уилла больно уколола гордость Ганнибала. Теперь, когда он раскрыл все карты, ему придется просить Уилла о милости, придется снова подвергать себя риску быть отвергнутым, чтобы получить то, чего он хочет. Тогда как всего минуту назад, он мог бы рассмотреть все без спроса, так полно, как ему бы хотелось, и только потом снять камень с души Уилла, рассказав, что он не собирается посягать на его тело. Но раз уж Ганнибал принял решение поставить благополучие Уилла во главу угла, ему придется смириться с этим, принять как факт и жить дальше. Поэтому он просто протянул руку и поймал уходящего Уилла за запястье, от чего тот снова моментально рефлекторно напрягся. Уилл посмотрел на чужую ладонь на запястье, потом на Ганнибала и в его глазах светился очевидный вопрос. Слова, которые собирался произнести Ганнибал в ответ на невысказанный вопрос, были настолько жалкими, что он действительно сомневался, что сможет выдавить их из себя, не подавившись. Тем не менее, он попытался. — Не мог бы ты позволить мне, по крайней мере… увидеть тебя? — неловко попросил Ганнибал, отпуская запястье Уилла. Оставалось только надеяться, что Грэм понимает принцип работы Дворца памяти Ганнибала достаточно хорошо, чтобы понять суть подобной просьбы. Уилл шумно сглотнул, попытался выровнять дыхание и только потом посмотрел в каштановые глаза Ганнибала, смиренно ждущего любого вердикта. Ответ был не громче шепота, но кивок подтвердил, что Лектер не ослышался. — Это я… Да, это я могу. — его голос звучал обеспокоенно, и Ганнибал снова мог различить очевидные нотки напряжения в аромате Уилла. Да, он понимал, о чем, и, главное, зачем, его просит Ганнибал, но продолжал беспокоиться, не уверенный, ограничится ли все только просмотром или Ганнибал все же потребует чего-то большего. Похоже, Уилл сильно недооценивал самоконтроль Ганнибала и его порядочность. Им обоим нужно было узнать друг о друге еще очень многое, но тем не менее Лектер полагал, что начало уже положено. — Я не дотронусь до тебя, Уилл, — заверил профайлера Ганнибал, глядя прямо в глаза. — Даю тебе слово. Они смотрели друг другу в глаза до тех пор, пока Уилл не кивнул, принимая обещание. Ганнибал отвел взгляд первым, опустив глаза на обнаженную грудь Грэма, и замерев в области пупка. Казалось, что так Уиллу стало легче, он повернулся к Ганнибалу лицом и остался стоять на расстоянии вытянутой руки, а потом он просто сунул пальцы под резинку пижамных штанов и потянул их вниз. Намеренно или нет, но Уилл делал все очень медленно и грациозно, почти дразняще. Он приспустил штаны с узких бедер, обнажая тазовые косточки, и замер на пару секунд, прежде чем спустил ткань еще ниже, открывая взгляду поросль волос на животе, становящуюся гуще внизу, где начинались кудряшки лобковых волос, скрывавших мягкий, но довольно таки впечатляющий член и мягкую кремовую кожу внутренней части бедер. …и тут Уилл позволил штанам просто упасть, оставаясь стоять как есть, во всем своем нагом совершенстве. Античное великолепие. Ганнибал готов был поклясться всеми богами и демонами сразу, что никогда в своей жизни, ни единого раза, он не испытывал такого ошеломляющего и всепоглощающего желания, такой первобытной нужды и животной страсти. И он ненавидел себя за эту слабость… но в то же время, упивался ей, потому что ее мог вызвать только один человек — Уилл Грэм. Уилл… Уилл… Уилл… Уилл слегка дрожал…дрожал и Ганнибал. Ганнибал не позволял себе ложной скромности, он откровенно разглядывал обнаженного мужчину, быстро и скрупулезно внося в память все детали и нюансы обнаженного Уилла, и даже понимая, что его жаркий от похоти взгляд наверняка смущает Грэма, он не ощущал за это стыда. В конце концов, это единственное, что ему когда-либо будет доступно… Не говоря уже о том, что он просто смотрит. И он хотел увидеть больше… Он хотел увидеть все. Запомнив, или вернее сказать, систематизировав и заархивировав все нюансы тела Уилла спереди, Ганнибал снова заговорил. — Не мог бы ты повернуться, пожалуйста? — и его тон, когда он это произнес, оказался куда более хриплым, чем Ганнибал рассчитывал. От тембра его голоса кожа Уилла моментально покрылась мурашками, а воздух наполнился ароматом очаровательного смущения. Ганнибал хотел даже повторить еще раз, что обещает не касаться Уилла, надеясь этим хоть немного успокоить мужчину, но это не потребовалось. После секундного колебания, Уилл вытряхнул ступни из штанин и развернулся спиной, предоставляя Лектеру изучать себя и сзади. А посмотреть было на что — светлая, с развитой мускулатурой спина переходила в узкую талию и поджарые, но крепкие ягодицы, стройные бедра и выразительно очерченные икры. Ганнибала захлестнуло едва сдерживаемое желание касаться, удовлетворять и почитать Уилла Грэма, любым доступным способом. Но… он не мог. Что он еще не мог, так это контролировать реакции своего тела, в частности всю степень возбуждения при виде обнаженного и такого желанного Уилла. А еще он не мог ее скрыть, поскольку из одежды на Ганнибале Лектере было лишь несчастное полотенце. Разумная часть Ганнибала говорила о том, что сейчас самое время предложить Уиллу покинуть комнату, чтобы он мог разобраться со своей эрекцией быстро и эффективно, но другая, сентиментальная, часть просто не могла отвести взгляд от совершенной, бесспорной красоты молодого человека. По крайней мере, не так быстро. В конце концов, он уже был достаточно жалок, когда просил разрешения увидеть Уилла обнаженным, самое время пасть еще ниже и позволить Уиллу увидеть его эрекцию. — Ганнибал? — все еще не оборачиваясь, тихо позвал Уилл. Когда Уилл позвал его по имени так мягко и нежно, почти застенчиво, остатки крови отхлынули от головы и устремились к паху, поэтому Ганнибал открыл рот, прежде чем успел себя остановить. — Позволь мне посмотреть на тебя еще немного, Уилл… Твое тело для меня, словно вода для умирающего от жажды. Лектер тяжело сглотнул и облизнул взглядом спину Грэма, спускаясь по узкой талии к ягодицам и еще ниже, между бедер, туда, где таилось самое интересное. — Знаешь, Уилл…я ведь рисовал тебя обнаженным. Много раз, несмотря на то, что никогда не видел тебя до этого, — Лектер старался говорить ровным голосом, пытаясь не выдать практически благоговейного возбуждения. — Но, несмотря на то, что ты отличаешься от моих фантазий, настоящий ты, живой и реальный… — он отследил взглядом разлет плеч и тугие завитки волос, в беспорядке рассыпавшиеся по ушам и шее. — Подобное единение античного телосложения, тона твоей кожи и оттенка волос, рождает то совершенство, которое во много раз превосходит все мои фантазии. И Ганнибал не слукавил ни единым словом. Несмотря на куда более маскулинные эскизы, которые он зарисовывал в альбомах, следуя лишь своему воображению, настоящий, из крови и плоти, Уилл, стоящий перед ним во всем великолепии своей классической греческой красоты, был несоизмеримо прекраснее. Грэм прочистил горло, что немного вернуло Ганнибала на землю, а затем медленно повернулся обратно, становясь к Лектеру в полоборота, и в защитном жесте обхватывая себя руками. Его уши пылали, а поза и запах выдавали еще больший дискомфорт, чем вначале. Ганнибал задумался, не были ли его слова, полные страсти и желания, для Уилла настолько же неприятны как и прикосновение к его коже без разрешения. И если дискомфорт Уилла был сильным до этого, то он стал только сильнее, когда он заметил краем глаза выразительный холм на полотенце Лектера. Этот недвусмысленный признак собственной привлекательности расстроил профайлера до такой степени, что он рефлекторно сделал шаг назад, покраснев до кончиков волос и ушей. Жар смущения растекся по груди, окрашивая бледную кожу в карминно-алый. Это вообще не помогло Ганнибалу, теперь он не только видел как пылает от смущения Грэм, он практически ощущал исходивший от его кожи жар, он мог с близкого расстояния обонять запах свежего пота, проступившего на коже, и это было уже слишком для непривычного к эмоциям Лектера. Уилл едва взглянул на Ганнибала, но силуэт под полотенцем, обрисовавший эрекцию мужчины, испугал его настолько, что Ганнибал внезапно понял причину неподвижности Уилла. Профайлер боялся даже шевельнуться, не говоря уже о том, чтобы нагнуться и наконец поднять свои пижамные штаны, или того хуже, развернуться спиной, чтобы выйти из комнаты… так что Ганнибал принял единственное логичное решение, решив уйти первым. Он действительно сейчас был не в настроении разговаривать, по крайней мере не тот момент, когда основная часть крови в его теле была столь далека от мозга, горячо пульсируя в паху. Так что вместо разговора, он просто встал, развернулся и направился в ванную, чтобы не мешать Уиллу спешно покинуть его спальню. Чего он действительно не ожидал, так это того, что Уилл не даст ему уйти. — Ганнибал… — тихо позвал Уилл, и Лектер остановился на полпути, чуть обернувшись к Грэму лицом, смущенный собственной, отчетливо заметной под полотенцем, эрекцией. — Да, Уилл? — произнес он настолько спокойно, насколько смог в данной ситуации. Уилл облизал губы, разжал кулаки и посмотрел на кровать, прежде чем взглянуть на Ганнибала. — Если… Если все, что я могу… — он глубоко вздохнул, — …это дать тебе почву для ф-фантазий, тогда я могу сделать лучше. Я… Я хочу сделать лучше…лучше, чем просто стоять тут столбом. Уилл хмыкнул и указал на голого себя. К этому времени Ганнибал был слишком истощен борьбой со своими инстинктами, чтобы понять намеки Уилла, поэтому просто вопросительно нахмурился, давая понять, что предложение необходимо прояснить. Вместо ответа, Уилл наконец сдвинулся с места. Он сел в изножьи кровати, откинулся на нее, проверяя новые ощущения, а потом залез на середину. У Ганнибала во рту пересохло от одного только вида обнаженного Уилла Грэма, разметавшегося на его постели, а член под полотенцем предательски дернулся, словно тоже хотел посмотреть. Пятно предэякулянта на полотенце стало еще заметнее. Не в силах оторовать взгляд от вида Уилла, сидящего на его кровати, среди карминно-алых простыней, Ганнибал прошептал пересохшими губами: — Уилл?.. Ему все еще требовались объяснения. — Ты сказал… Ты сказал, что не будешь прикасаться, что достаточно только посмотреть и запомнить — голос Уилла чуть дрожал от смущения, но все равно звучал на удивление уверенно. — Эмм… Ты хочешь создать воспоминание для твоего Дворца памяти, для твоих фантазий. Так как именно ты бы хотел запомнить меня? Уилл откинулся на локти, принимая более расслабленную и чертовски соблазнительную позу, отчего Ганнибалу стало практически больно. Во рту пересохло окончательно. — Оу… может быть… Может быть на четвереньках? — голос Уилла дрожал от неуверенности и он не мог поднять глаза, но Ганнибал знал, что сейчас Грэм на все сто процентов серьезен. Уилл предлагал визуализировать то, что он не может сделать физически. Это было невероятно, фантастически жестоко… но в то же время даже слишком щедро. Ганнибал вернулся к кровати, занимая место, на котором пару минут назад стоял Уилл, фактически он наступил босыми ногами на его пижамные штаны. Но когда Уилл начал поворачиваться на кровати, чтобы встать на четвереньки, Ганнибал внезапно осознал, что хотел совсем не этого. — Нет, — произнес он хрипло и его акцент был слишком заметен даже в столь кратком слове. Уилл смущенно замер и медленно вернулся в исходную позу, глядя на Ганнибала с такой обидой, как будто тот только что отверг его. Но это было не так — Если бы я мог, я взял тебя так, как есть. В моей фантазии ты лежал бы подо мной, распростертый на спине, — Ганнибал не мог не заметить как под его жарким взглядом Уилл вспыхнул с головы до ног, — в этой позе я мог бы видеть как широко ты раздвигаешь ноги, чтобы принять меня глубже, мог бы ощущать, как твои стройные икры обнимают мою талию, я мог бы видеть все оттенки наслаждения на твоем лице, мог бы осыпать его поцелуями, в то время как медленно входил бы в тесный жар твоего тела… — Ганнибал, хватит. Прекрати, — Уилл отвел глаза и прервал его тираду напряженным охрипшим голосом. — Просто прекрати, я уже все понял… Он стиснул постельное белье в кулаках по обе стороны от тела, тщетно пытаясь отогнать фантазию. С живым воображением Уилла слова Ганнибала были для него почти прикосновением, они обретали настолько пугающую реальность, что он еле справлялся, страшась подобной потери контроля. Ганнибал склонил голову, замолкая, и Уилл кивнул ему в знак благодарности. И тут Лектер увидел невероятное — Уилл откинулся на простыни, уложил голову на подушку и подтянул колени к себе, упираясь пятками в матрас… Секунда смущения, легкая дрожь, и Уилл раздвигает ноги. Во рту у Ганнибала стало суше, чем в пустыне. — Так подойдет?.. Ганнибал, так нормально? — уточняет Уилл, не в силах скрыть дрожь в голосе. Он смотрит в потолок, и дышит слишком часто, словно пробежал не одну милю, а разведенные колени подрагивают, как будто он силой принуждает их оставаться в таком положении, открывая сокровенное. Ганнибал только приподнял бровь, не в силах ответить на вопрос, потому что вся кровь в теле внезапно устремилась вниз, так резко, что он почти испытал головокружение. Это было форменным мазохизмом, но Уилл сам отдал в руки Лектера право конструировать фантазию по своему усмотрению. И как Ганнибал мог устоять перед тем, чтобы не извлечь из ситуации максимальную пользу? Он подошел еще ближе, упираясь коленями в спинку кровати, немного ближе, совсем чуть-чуть. Уилл смотрел на приближение Ганнибала, но тот был слишком занят, чтобы заметить это, он не мог оторвать взляд от разведенных ног профайлера. Он любовно скользнул взглядом по нежной, тонкой и невероятно светлой коже внутренней части бедер, плавным изгибом переходящей в крепкие ягодицы, сейчас интимно приоткрытые, словно раковина устрицы, ровно настолько, чтобы показать скрытое внутри сокровище — жемчужину — маленькую сморщенную дырочку, девственную и, без сомнения, тугую. Взгляд Ганнибала какое-то время блуждал между ягодиц Уилла, а потом поднялся выше и, огладив мягкий член, лежащий среди лобковых волос, добрался до лица. — Заведи руки за голову, — облизнув губы, хрипло указал Ганнибал, и Уилл, вздрогнув, сделал то, о чем его просили. — А теперь закрой глаза. И как только веки Уилла сомкнулись, Лектер, все это время изнывающий от мучительной эрекции под полотенцем, испытал непреодолимое желание приласкать себя. Он сбросил полотенце на пол и зажмурился от интенсивности ощущений, когда впервые за долгий вечер прикоснулся к себе. Зажав член в кулаке, Ганнибал провел по всей его длине, от мошонки до головки, ощущая как скользит под рукой тонкая крайняя плоть. Он проворачивал запястье у основания, как любил больше всего, и сняв первое напряжение, начал всерьез маструрбировать, с похотью глядя на распростертое и раскрытое перед ним тело Уилла. Лектер был прекрасно осведомлен, что пересекает сейчас определенную черту в их отношениях с Уиллом, но, если говорить откровенно, они договаривались только о том, что он не будет трогать самого Грэма, о том, что Ганнибал не может трогать сам себя, речи не шло. А он был чрезвычайно возбужден и болезненно тверд, в то время как обнаженный Уилл, изысканно разметавшийся на простынях, будил все самые плотские и низменные фантазии, поэтому Ганнибал здраво рассудил, что разберется с последствиями своего поступка позже. Когда закончит. Приняв решение, Ганнибал обратился к Уиллу напряженным голосом, едва сдерживая стон. — Шире, Уилл… Раздвинь их шире… — хрипло выдохнул Ганнибал, с характерным звуком медленно мастурбируя член кулаком, представляя, что сейчас он касается Уилла не только руками, но и губами, познавая вкус его тела. Уилл на секунду окаменел не только из-за откровенной липкой похоти, которой сочились слова Ганнибала, но и от того влажного шлепающего звука, который с детства узнает любой мальчишка-подросток. Теперь он абсолютно точно знал, чем занимается Ганнибал, и Лектер был морально готов к тому, что Уилл мгновенно оскорбится и пулей вылетит из комнаты, громко хлопнув дверью. Но… Этого не произошло. Грэм просто чуть сильнее зажмурил глаза и удовлетворил его просьбу — развел ноги максимально широко и свободно уронил их на постель, демонстративно выставляя перед Ганнибалом все, что тот хотел увидеть. Получив от Уилла безмолвное разрешение продолжать, Ганнибал больше не пытался скрывать происходящее, он не старался быть тихим, позволяя себе сбитое шумное дыхание, глухие стоны удовольствия и звук трения кожи о кожу, становившийся все более влажным и липким. — Прогнись в спине, Уилл… Подними бедра… Я хочу тебя видеть, — умолял его Ганнибал, практически задыхаясь. И Грэм, не менее быстро и сбивчиво хватающий воздух ртом, уперся пятками в матрас и поднял бедра над ярко-алыми простынями, а потом он внезапно уперся головой в подушку, выгнул тело дугой и, словно не сдержавшись, выдохнул имя Ганнибала. Это было совершенно неожиданно, но так желанно, что только невероятный самоконтроль позволил Лектеру не воспользоваться приглашением и не скользнуть к Уиллу. К тому же, Ганнибал не мог быть уверен, что Уилл сказал это сам, а не отражая его собственные эмоции. Ганнибал знал только одно, что звук сбившегося дыхания и тот хриплый шепот, которым Уилл простонал его имя на грани слышимости, стали теми финальными аккордами, которые бросили его в пропасть оргазма. Ганнибал не издал ни звука, он просто уронил голову на грудь, склонился вперед и оперся дрожащей рукой о матрас, разбрызгивая на белье следы своего удовольствия. Сперма стекала по пальцам, пятная ковер и пододеяльник, а Ганнибал все еще тяжело дышал через нос, смакуя последние ноты оргазма, резонирующие во всем теле. Нервы звенели, а кожу покалывало словно от электричества, настолько чувствительной она стала после невероятной по силе разрядки. И Ганнибалу не показалось, он был уверен, что этот оргазм был самым ярким, сильным и изматывающим в его жизни, а все из-за вида, запаха и звуков Уилла Грэма. Когда дрожь удовольствия в теле угасла, а шум крови в ушах стал тише, Ганнибал наконец смог вернуться в реальный мир. Он все еще тяжело дышал, все еще опирался руками на кровать, и, открыв глаза он заметил, что ступни Уилла все еще в том же месте, на расстоянии пары десятков сантиметров от его головы. По обе стороны от нее. И, несмотря на то, что ноги Грэма были все еще широко раскинуты, сам профайлер лежал как натянутая струна, сжав простынь в кулаках и не шевелясь. Кое-как собрав себя воедино, Ганнибал смог наконец распрямиться и встать на ноги, чтобы оценить картину произошедшего. Уилл был напряжен, несмотря на внешне расслабленную позу, все мышцы его тела были в напряжении, а глазные яблоки трепетали под веками. Он старался лежать спокойно и поддерживать размеренное дыхание, словно ожидая. Ожидая чего?.. …что Ганнибал скажет «спасибо, можешь идти»? Потому что это, по правде говоря, единственное, что можно было сказать в их случае. Вместо того, чтобы унижать Уилла, отпуская его вербально, Ганнибал сделал именно то, что хотел сделать ранее — он просто подобрал полотенце и вышел в ванную сполоснуться, давая Уиллу достаточно времени, чтобы тот мог, не смущаясь (хотя куда уж больше), уйти к себе… …и, когда он снова вошел в свою комнату через 10 минут, Уилла, как и ожидалось, там уже не было.***
С этого вечера они с Уиллом фактически установили асексуальные моногамные отношения, которые обсуждали столько времени. Что, по сути, означало, что в отношениях между ними не изменилось ничего, помимо того, что они наконец определились с техническими терминами и оба признали что их отношения «настоящие и официальные». Как и обычно, они попросту проигнорировали смущающие их события, в частности, ни при каких обстоятельствах не упоминая тот инцидент, когда Ганнибал мастурбировал на Уилла, который сознательно и специально принимал перед ним соблазнительные позы в его же постели. По правде говоря, они вообще никогда не обсуждали ничего подобного, ничего даже отдаленно имеющего отношения к сексу. Казалось, что Уилл предпочитает избегать подобных тем, так что Ганнибал просто принял это как факт и не настаивал. И, несмотря на то, что Дворец памяти Ганнибала был теперь полон образов Уилла в самых провокационных позах, давая ему вволю помастурбировать в свободное время, доктор Лектер редко занимался самоудовлетворением. Впрочем, Ганнибал в принципе крайне редко мастурбировал, так что это не было чем-то необычным. Но в те дни, когда он прибегал к "ручному труду" и ласкал себя, образ Уилл Грэм был единственным, что было у него на уме, единственным, о чем он мог думать, чего мог только жаждать. Но никогда, абсолютно никогда Лектер не позволял себе задумываться о том, чьи образы представляет сам Уилл, удовлетворяя себя. Ганнибал не хотел злиться или хуже того-ревновать. Он просто отказывался опускаться до такого унизительного клише, как ревность. Как бы иронично это не звучало, но именно перспективы собственной вероятной агрессии и ревности заставили Ганнибала в полной мере оценить предложенную Уиллом моногамность. Когда он, пусть и с опозданием, но осознал, что выпотрошил и приготовил бы на ужин любого, кто проявил бы определенный интерес к его Уиллу. Грэм был прав, они вместе, они были парой с той самой ночи на обрыве. И Уилл его и только его. Ганнибал часто ощущал себя идиотом, поняв, наконец, как долго был слеп, как долго смотрел на их отношения иначе, но оправдывал себя тем, что все это было слишком ново для него. До сих пор он никогда не был в отношениях, основанных на чистом и искреннем чувстве, на любви. Он никогда не говорил с Уиллом о своем прозрении, потому что теперь Уилл и так это знал. Впрочем, взаимная любовь мало что меняла в их отношениях. Между ними по прежнему не было ничего физического, хотя эмоционально они становились все ближе друг другу с каждым днем. Каждая беседа, каждая взаимная улыбка, каждая общая шутка, пожелание доброго утра или ночи, любое случайное соприкосновение плечами во время готовки или любое другое платоническое касание среди их обычной рутины… каждая общая охота и каждая общая трапеза из особо грубых свиней, каждый многозначительный взгляд – все это делало их ближе. Час за часом, день за днем, месяц за месяцем…время, проведенное вместе, переплетало их судьбы, сплавляя в единое существо. И это тоже приносило удовлетворение своим особым способом, даря близость и единение, которого Ганнибал никогда не испытывал раньше. Без сомнения, время от времени он все еще испытывал сильное желание поцеловать Уилла, особенно в те эмоциональные моменты, когда Грэм так искренне улыбался, глядя ему в глаза, но конечно же, Ганнибал не предпринимал никаких попыток, потому что его просили этого не делать. И этот запрет не утратит своей силы с течением времени. А значит, Ганнибал никогда больше не допустит никаких вольностей по отношению к Уиллу Грэму. Просто потому, что Уилл этого не хочет... …по крайней мере, так он тогда сказал... [1] Бритта, я обязательно позвоню тебе, чтобы обсудить детали благотворительного вечера, когда закончу с текущими делами. [2] Хорошо, поговорим позже.