Метафоры

Серёжа думает, что метафор тут не счесть, если честно. Паоло и Франческа со своими демонами могут просто пойти погулять, пока они — Серёжа с Димой — разберутся с собственными. Но это только если честно, конечно. Серёжа втягивает носом воздух и подаётся навстречу. Он чуть с ума не двинул совсем за последние пару недель порознь, у него буквально горит что-то под рёбрами от осознания, что они снова рядом. Это всё неправильно, если честно. С другой стороны, кроме этого у Серёжи ничего нет. И пути из неисповедимых и сто раз непроходимых становятся вполне логичными. И ведут в эту чёртову квартиру. Серёжа захлебывается стоном, Серёжа царапает ногтями кожу на чужих плечах, Серёжа слушает Димино «хватит бегать» и впервые сдаётся. Наверное, у Серёжи точно какие-то проблемы. Крыша едет или шарики за ролики — как ни назови, одна напасть. Серёжа недоверчивый и уставший. А Диме искренне хочется, чтобы Серёжа был здесь залюбленным, довольным и абсолютно спокойным. Здесь можно. Смотри, говорит, смотри, здесь никто тебя не тронет. Здесь тихая гавань. Ещё бы этот пацан хоть во что-нибудь верил. Диме не нравится быть последней надеждой, это ответственно и страшно, когда от каждого твоего слова буквально что-то зависит, но Дима держится. Дима методично завоёвывает доверие и так же методично спускается поцелуями вниз по Сережиной шее. И чего он так вздрагивает только? Серёже жарко и немного плохо, потому что он не спал несколько дней, но и сейчас не уснул бы тоже, хотя знает, конечно, что Дима позволит; Дима даже рад будет, но факт есть факт. А Дима продолжает вгрызаться зубами в тонкую кожу и покрывать поцелуями всё, до чего может дотянуться. И Серёжа ему искренне благодарен, потому что это сейчас лучшая терапия. У Серёжи разъезжаются ноги, он сваливается лицом в подушку, когда Дима мягко просит его перевернуться, и жмурится — слишком открытым себя чувствует, слишком на виду. С Димой так можно. — Порядок? — голос у Димы хриплый, а пальцы горячие — там, где им быть, по-хорошему, не положено. Серёжа скулит что-то неразборчивое и подаётся бедрами навстречу, требуя больше и быстрее. Крыша, крыша… Вавилон башней едет. Романтично? Да нихуя. Серёжа цепляется пальцами за одеяло, комкает его и стонет так, словно всех соседей Диминых решил с собственными умениями ознакомить. Дима замирает, гладит-целует-мягчит, не двигается. Серёжа двигается навстречу сам, потому что у Димы, наверное, какие-то свои договоренности с совершенно неподатливым, в целом, телом, и сдерживаться уже невозможно, казалось бы. Дима Серёжи не касается — молчаливая договоренность, Серёжа, временами, до дебильного любит тянуть удовольствие. Впрочем, сегодня он, очевидно, полностью в Диминых руках. И Дима, кончив первым, выходит из него, на миг зависает — Серёжа едва держится на разъезжающихся коленях, мокрый, как мышь, вздрагивает — и кладёт ладони на ягодицы. Широко проводит языком между ними, а потом — по растраханной красной дырочке. Серёжа вздрагивает всем телом и вскрикивает, зажмуриваясь. Дима раздвигает его покрасневшие ягодицы, приникает языком между, облизывает припухшие края мышц, а Серого теперь бьёт крупная дрожь. Он всхлипывает, выдавливает на удивление высоким, срывающимся голосом:  — Дим, Дима… Не… Блять! Он на грани, они ведь практически успели кончить вместе. Сегодня Серёже не хотелось растягивать. Дима вгоняет пальцы в податливые, как масло, мышцы и ввинчивается языком туда, где ещё недавно был член, внутрь, куда кончил. Серёжа едва ли не кричит, стонет безостановочно — с утра точно не сможет нормально говорить. Он тянется было к члену, но рука бессильно падает. Дима то лижет его снаружи, то вставляет язык внутрь, кружит в тесноте гладких стеночек, и Серёжа почти плачет: — Дим, Дим, сделай ещё… Дима, напрягая язык, резко входит им внутрь, и Серёжа, вскрикнув, стискивает простынь, сжимается, кончая — постельное надо будет сразу кинуть в стирку, и… Неважно. Серёжа валится животом на постель, спина в красивых светлых пятнышках дрожит. Дима, сев у его бедер, осторожно касается внутренней стороны пальцами. Серёжа всхлипывает, а Дима зачарованно гладит его, такого чувствительного, кончившего от языка, и это всё просто… — Дим. — А? — Я больше не буду бегать.