Ghost in You

Что мне сказать, как человеку, который на тусовках никогда не был, потому что Коул с собой на студенческие загулы не брал, а на школьные не отпускали родители? И что сказать, если живу в куда более простом районе, нежели этот, и в самом обычном доме, типичном донельзя? Кошмар. Полный ужас. Что я здесь забыла? А сбежать ещё не поздно?! Вот и всё, ребята. Не найдя других слов, я окинула широко распахнутыми глазами дом на Фалконери-роуд, который принадлежал нашей школьной королеве, Ронде Будс — он был прекрасен, от подвальных окон, выложенных кирпичными арками, до конька вишнёвой крыши — и пришла к выводу, что все королевы живут в таких замках, никак иначе. И выступают у них на сходках только такие парни, как Крик. На всю округу играла громкая музыка: хорошо, что соседский дом был отсюда слишком далеко. Возле бассейна тусовались ребята. Некоторых я узнавала, многие были мне незнакомы, но почти у всех в руках я замечала большие одноразовые стаканы с пивом или пуншем. Чисто физически у меня не хватило бы сил закатить такую вечеринку хоть раз в жизни, так что я ощутила тонкий укол зависти где-то повыше рёбер — и облегчение в том числе. Потому что не мне наутро убирать этот дом от пустых стаканов, распитых бутылок с алкоголем, использованных презервативов и выкуренных косячков. Крик, минуя отдыхающих, свернул на тихую дорожку и заехал в открытый тёмный гараж. Он выключил фары, затем провернул ключ в замке зажигания и сунул его в карман джинсов. — Ну что, пойдём? Здесь было безлюдно и тихо, так тихо, что мне даже казалось — тусовка была где-то в совершенно другом месте, и только из-за стены басовито мурчали гитарные аккорды. Рядом с «Доджем» стоял большой джип, накрытый чехлом. В темноте едва угадывались очертания стеллажей и полок вдоль стен. — Да, конечно, — придав голосу беспечности, сказала я и отстегнула ремень безопасности. — Всё о’кей? Или что-то не так? Мой Бог, этот парень мог бы раскладывать пасьянсы и пудрить людям мозги тем, что умеет читать по картам и ладоням будущее. Он чудовищно проницателен! Мне пришлось выкрутить на полную мощность всё своё обаяние, хотя я подозревала, что этот номер с ним не прокатит, потому что он видит меня насквозь. — Всё так. Немного волнуюсь, что ребята скажут или подумают, когда… — и тут я запнулась. Я хотела сказать — «когда мы зайдём туда вместе» или «когда они увидят, что я приехала с тобой», но кто сказал, что так и будет? Быть может, мы окажемся порознь. Почувствовав себя в глупейшем положении, я замешкалась и бегло посмотрела вбок, почти сразу найдясь: — …когда меня увидят. У меня ведь нет при себе приглашения. Хорошая фраза, молодец, Лесли! К ней не прицепиться! Крик пожал плечами и открыл дверь «Доджа» настежь с водительской стороны: — Если тебя это беспокоит, предлагаю поступить так, как обычно делаю я. Забить на всё это. К тому же, ты пришла со мной. Я смутилась, пожала плечами: — Да не то чтобы меня это беспокоит. Но забить — хорошая идея. Он обошёл машину, распахнул мою дверь и протянул руку: — Я всегда живу по одному принципу. Он очень действенный, знаешь ли, и никогда меня не подводит. — По какому? — Бей или беги. Иначе с ума сойдёшь. Я придержалась за его ладонь и сошла с высокой ступени «Доджа» на бетонный пол. Теперь Крик казался ещё выше и массивнее, и, пусть он был чертовски привлекательным, но меня немного напугало, что мы остались совсем одни здесь, в темноте. Он осторожно коснулся рукой моего бедра, будто помогая спуститься, и я резко взглянула на него. Мне не хотелось, чтобы сейчас он так меня касался. Он остался спокоен, как и всегда, и убрал руку, будто бы это ничего не значило. Только мотнул головой и предложил последовать за ним. Мы протиснулись мимо джипа, поднялись к белой лакированной двери по невысокой лестнице и оказались в одном из покрытых полумраком коридоров в доме Ронды. Здесь сильно пахло травкой. Музыка стала громче и ощутимее, чем прежде — настолько, что буквально пульсировала в ушах, словно биение огромного сердца. А хорошая в гараже была звукоизоляция. — Держи меня за руку, о’кей? — попросил Крик и мягко сжал мою ладонь в своей. — Ладно. Он пошёл вперёд и по дороге кивнул кому-то, кто стоял в тени лестницы. Там же, прижавшись к стене, увлечённо целовались парень и девушка. Их лиц я не могла разглядеть: было слишком темно. Крик вывел меня в другой коридор, под тусклый свет бра в дальнем углу, и нас тут же обступили голоса со всех сторон. Я растерянно остановилась. Кругом лица, лица, сплошь чужие и малознакомые лица! Я скользнула взглядом по ребятам, которые приехали к Ронде Будс, но Крик увлекал всё дальше, в большую гостиную, изредка озаряемую только вспышками диско-шара на потолке. Обалдеть. У Будс есть диско-шар. — Ты обещал, что обернёшься быстро! — гневно сказал кто-то у меня за спиной. — Я разве солгал? — спокойно спросил Крик. Я обернулась: разгневан был Гоуст в белой маске Призрачного лица. Он скрестил на груди руки, прожигая Крика взглядом, но сердито отступил назад, когда тот прошёл мимо него, в толпу, и толкнул плечом. — Перестань драмировать драму, — бросил он. — И бери гитару. Сейчас я к вам подойду. — Мы пропустили две песни. — Не беда. — Как понять — не беда?! Да какого дьявола ты с ней возишься… — Сейчас я подойду, я сказал, — Крик остановился и пристально посмотрел на друга сверху вниз. Из-за масок было не видно было выражения их лиц, но между ними даже воздух, кажется, накалился. Бросив последний угрюмый взгляд на Крика, Гоуст исчез среди гостей. Я с укором вздохнула: — Это как раз то, о чём я говорила. Не хотелось бы создавать тебе проблем. — Ты не проблема, — холодно ответил Крик. — Скорее, ты — решение многих моих проблем, поняла? В каком это смысле? Он ласково поглядел на меня, и я удивилась, каким было выражение его глаз — совершенно другим, враз изменившимся, тёплым. Пугающе внимательным. Разве может незнакомый человек так смотреть на девушку, которую видит второй раз в жизни? Крик крепче взял меня за руку и повёл за собой к большим панорамным окнам с французским плетением, где на пустом от мебели пятачке стояли барабанная установка и синтезатор. — Побудь здесь, — попросил он и остановился возле стены. — Тебе хорошо видно? — Да. — Пить хочешь? Есть? Тебе что-нибудь принести? Он привалился боком и плечом к стене, загораживая меня от ребят, которые уже открыто на нас глазели, и я густо покраснела, покачав головой. Ну вот не хотела же вести себя как влюблённая фанатка «Призраков». Честно сказать, я и не фанатка-то никакая вовсе! — Тогда постарайся не потеряться в толпе. У меня три песни, потом буду свободен. Сможем потусоваться вместе полчасика. — А потом будет ещё три песни, — подхватила я. Он улыбнулся так, что на губах натянулась маска: — Ты откуда это знаешь, м? Не колдунья часом? — Всё может быть, — я зловеще пошевелила пальцами. — Бойся меня. — Уже дрожу от страха, — закатил глаза Крик и провёл ладонью по моему предплечью. Его голос стал ниже и тише. — Обещай, что никуда не улизнёшь, пока я буду занят. Я, конечно, планирую за тобой наблюдать — мало ли, вдруг ты захочешь от меня улизнуть. Подмигнув, он отошёл к установке и за руку крепко поздоровался с Трюкачом: тот скучал у синтезатора в стильном жёлтом плаще из винила. Тихо переговариваясь, оба надели маски Призрачного лица и заняли свои места: они ждали только гитаристов. А я, прислонившись к стене и заложив за спину руки, медленно рассматривала большой тёмный зал с кучей народу, и в голове была только одна мысль: просто обалдеть как здесь интересно. Я осмотрелась в поисках Рашель — ведь она приехала на вечеринку раньше меня, но её нигде не увидела. Это неудивительно — слишком много ребят набилось в гостиную, так что пришлось даже открыть настежь двойные двери во внутренний дворик с бассейном. Глаза у них горели, на лицах сияли улыбки, повсюду слышался смех, в воздухе парил лёгкий алкогольный дух. Никому не было дела друг до друга, но ребята собрались здесь, чтобы как следует оттянуться. И послушать «Призраков» хотели все.

2

За целый час я чертовски устала танцевать, но устоять на месте было невозможно: когда вокруг этих ребят собиралась толпа, в ритм их песням двигались все без исключения. В чём была причина, мы, тогда ещё школьники, вряд ли знали — но чувствовали, что это не просто гаражная группа, наспех сколоченная сопливыми подростками, жаждущими внимания и дешёвой славы в этом Богом забытом городишке. В четвёрке этих парней было что-то магнетическое, невероятно притягательное и действительно талантливое, и даже сейчас, вспоминая тот вечер спустя столько лет, я хорошо помню песню, в которой солировал не Гоуст, как это было каждый раз. Когда сумерки совсем сгустились, гостиную освещали только фонари снаружи и несколько тусклых ламп по углам. Парни спели не три песни, а куда больше, и не останавливались. Они поставили близ себя софиты на подставках, вроде тех, что бывает у фотографов для точечного освещения. Их фигуры и лица, покрытые масками, этот свет лишь отчасти выхватывал из густой темноты; но даже так мне казалось, что из прорезей своей маски Крик не спускал с меня глаз. Это было лестно до мурашек. Лестно — и вместе с тем так странно. Он сказал — никуда не уходи, и сказал — я буду за тобой наблюдать, но он же это не всерьёз, так ведь? Я смешалась с толпой сразу, танцевала и поглядывала на него во время игры. Пару раз отлучалась, чтобы взять стакан с пуншем; потом выпила немного пива и долго искала местечко на длинной каминной полке и примостить его туда, когда допивать больше не хотелось. Было уже порядка одиннадцати часов, и «Призраки» сыграли восемь песен и заметно устали, когда кто-то из толпы выкрикнул — «Христианка! Спой Христианку!». Музыканты переглянулись между собой, Крик наклонился к Гоусту и сказал что-то, очень тихо сказал, но тот хмыкнул и, настроив гитару, взял несколько первых аккордов. Крик покачал головой. Не понимая, что происходит, я услышала, как ребята из толпы подхватили ту же песню, и Гоуст опустил к маске Крика микрофон, хорошенько закрутив его на подставке. ♫ Christian Woman — Type O Negative Я отошла в сторону, прижавшись мокрой от пота спиной к стене, и вытерла тыльной стороной ладони лоб, когда Трюкач коснулся клавиш, и едва слышным аккордам вторил тихий, мягкий голос Крика — соло во внезапно наступившей тишине:

Крест на стенах спальни её.

От Господа она отлучена,

А образ Его выжжен в разуме.

В разуме — и между бёдер.

Он вступил в барабанную партию, размеренную, ритмичную, тяжёлую, как поступь, и музыку подхватили гитары и клавиши. Трое музыкантов взяли высокую ноту, Крик теперь молчал. Их голоса звучали чисто, как церковный хор, подкрепляя звучание инструментов. Я не была ни поклонницей готики, ни поклонницей металла, но почему-то меня охватило странное волнение, словно эта песня была совершенно особенной. И так же по-особенному я, широко раскрыв глаза, смотрела на Крика, который снова запел:

Умирающий полубог боли полон.

Когда же снова кончишь?

И прежде чем ему молитвы возносить

То на спине, то на коленях,

Знай: не простит, ты слишком согрешила.

Хочешь быть наказанной

И мучиться в вечности,

Или когда он будет в тебе?..

Он пел и смотрел прямо на меня, произнося каждое слово так, словно это обращался ко мне — и я покрылась холодным потом. Он говорил строку за строкой, и эхо разносило его низкий, чистый голос в каждый уголок тёмной комнаты, озаряя эту тьму. На периферии зрения те, кто танцевал, и кто стоял, слушая его, стали для меня многорукими тенями, растворившимися во мраке. И на короткий миг почудилось, что в том зале были только мы с ним — мы вдвоём, а больше — никого. Я переступила с ноги на ногу, глубоко, беспокойно вздохнула и отвела глаза, потому что не в силах была выдержать его взгляд в упор — обжигающий, тяжёлый, пугающе жаждущий. От этого взгляда потели ладони и затылок, от него коже было жарко, от него между ног тлело.

За похоть её

В аду мы сожжём.

И душу прожарим медиум-велл. Да.

Прожарим её, лаская вручную.

И это будет искупление.

Он выдохнул в микрофон так, словно его самого обожгли — и мне захотелось и уйти, и остаться, всё сразу. В его голосе был голод: много голода и скрытой страсти. Барабаны держали строгий ритм, Трюкач почти ложился на клавиши, низко опустив голову и покачивая ею в такт песне. Настолько странно, жутко и пугающе выглядели теперь музыканты, похожие на четвёрку всадников апокалипсиса, что я посмотрела на дверь, прикидывая, смогу ли выйти сейчас незамеченной — и как быстро окажусь на улице. А может, кто-нибудь отвезёт меня домой? Я смутилась этой мысли. Что, напугалась Крика из-за одной только песни? Да что за глупость. Я смотрела на других ребят и не видела на их лиц страха — только вожделение, мрачное удовольствие, похожую на лихорадку. Неужели никто из них не чувствовал той тёмной, властной силы, которая исходила от Крика? Ведь пел он так, словно говорил то, что было в его душе. То, что он так тщательно скрывал за показной маской спокойствия. Теперь я смотрела на него, и мне казалось, что это было спокойствие крупного хищника, который хорошо знал — ему по силам справиться с кем угодно, потому он позволяет себе быть безразличным. Все четверо пели:

Стать христианкой

Она стремится,

К телу Христову преклониться.

В этой песне было слишком много тьмы, слишком много похоти. В его глазах — тоже. Улучив момент, когда он отвлёкся и отвернулся, я приняла быстрое решение уйти, потому что привыкла доверять себе. Шагнув в толпу, я растворилась в ней и, одёрнув короткое платье, начала проталкиваться к выходу. Вдогонку мне неслись слова:

Она хотела бы познать Бога,

О-о-о, любить Бога,

Чувствовать Бога

Внутри себя — глубоко внутри себя.

Я поступила опрометчиво, когда доверилась чужаку с лицом, спрятанным под маской, привезти меня сюда, в чужой дом, к таким же чужим людям. Меня охватила лёгкая паника. Как никогда захотелось вернуться к себе домой и провести эту ночь в тишине и покое… Я одёрнула себя. Просто раньше я никогда не была на таких тусовках. Что на меня нашло? «Вдруг ты захочешь от меня улизнуть?» — сказал он. И я поняла, что он знал: обязательно захочу. В дверях я в последний раз обернулась к нему и посмотрела на мелькающую между танцующих тел белую маску. Музыка продолжалась. Пока он пел, у меня было время уйти… Я заколебалась. Коснувшись ручки, помедлила. Нет, я не могу просто бросить его. Я обещала дождаться, когда он кончит петь — и дождусь. Я вышла из тёмной гостиной в коридор, где было хоть чуточку, но светлее, и, морщась от запаха травки, прошла к лестнице в поисках туалета. Из темноты на меня кто-то налетел. — Простите, — я поймала за локоть девушку, которая, покачиваясь, едва не растянулась на ковре. Она была чертовски пьяна. — Оу… — Убери руки, — заплетающимся языком сказала она и оттолкнула меня. — Без проблем. Я прошла дальше, открыла одну из дверей наугад — там была кладовка. Вот же чёрт! Следующая дверь оказалась запертой, и какой-то парень в бандане, повязанной на голове, свистнул мне: — Там занято, кукла. Мой дружок зашёл проблеваться. — Ясно. — Нужен толчок — иди на второй этаж. — Прислонившись к стене, он курил, и теперь стряхнул пепел прямо на ковёр. — Ладно, спасибо. Игнорируя громкие звуки рвоты за дверью, я развернулась к лестнице и неторопливо поднялась на второй этаж, где было куда тише, чем внизу. Коридор мягко освещали бра, несколько дверей впереди были закрыты. Я коснулась первой ручки и тут же убрала руку, услышав скрип и чей-то вздох за ней. На вечеринках действительно часто занимаются сексом в чужой спальне, прямо как в кино? Вот уж не знала. Я прошла к следующей двери, но она оказалась заперта. Повезло только в третий раз. Я нашла чистый светлый туалет с душевой кабинкой и большой ванной, спрятанной за шторой, и заперла дверь. Там было тихо и спокойно, и мне стало немногим легче, когда я отгородилась от вечеринки. Я открыла холодную воду в широкой раковине на два крана и как следует умылась, подняв взгляд на своё отражение. — Во что ты ввязалась? — тихо спросила я у него. Тогда и подумала: может, всё же попытаться найти в толпе Рамона и уехать с ней? Присев на край ванны, сложила руки лодочками и сунула их между коленей. Есть, конечно, другой вариант — спуститься вниз и просто потусоваться вместе с Криком, наверняка он уже освободился и теперь ищет меня. Только вот хочу ли я, чтобы нашёл? Я поморщилась. Он не сделал ничего дурного, так ведь? Если да, с чего я запаниковала и сбежала, как какая-то глупая истеричка? Подсознание подсказывало: знаки были, и тревога не появляется из ниоткуда. Она всегда приходит из понимания, что что-то не так. Я привыкла полагаться на собственные ощущения, потому что они редко подводили меня, но этот парень… Этот парень действительно мне нравился. Пусть там, во время песни, и показался слегка жутким, но, быть может, я просто всё это напридумывала себе в темноте и после выпитого алкоголя? Я снова умылась и поправила бретельки платья на плечах. Затем мокрой ладонью расчесала волосы и, вздохнув, встала напротив двери. Нужно сделать над собой усилие и выйти. Не могу же я торчать здесь всю ночь? Я провернула ручку и открыла дверь. А открыв, остолбенела. За ней стоял он. Крик. И маску свою он уже держал в руке, оставшись только в балаклаве.

— А вот и ты, — мягко сказал он, чуть клоня голову вбок. — Всё-таки я тебя нашёл. — Да, — руки у меня мигом вспотели. — Нашёл. Но как, чёрт подери?! — Ты так внезапно исчезла прямо посреди песни, — он привалился плечом к дверному косяку, скрестив на груди руки. — Хотя я просил не уходить. Ты… Я протиснулась мимо него, собрав в кулак всё своё мужество и приподняв руки, чтобы не касаться его. Он обернулся ко мне, внимательно провожая взглядом. — Тебе не понравилось? — Нет. Нет, что ты, — я попыталась звучать убедительно, мельком посмотрев на него, и пошла по коридору к лестнице, чтобы спуститься к людям и не оставаться с ним один на один. Но он следовал за мной, буравя глазами спину. — Я просто выпила немного больше, чем планировала. И там так душно. — Тебе стало плохо от одного стакана пунша? Он считал, сколько алкоголя я выпила? Я замешкалась, чуть сбавив шаг: — Да. Мне всегда не очень хорошо в толпе. Я как-то забыла об этом, думала, ничего — обойдётся. А пел ты чудесно, мне очень понравилось. — Правда? Мне так не показалось. — Вдруг он потянул меня за запястье и остановился. Остановилась и я, заметно нервничая. Что он делает? — Я подумал тогда, что ты чем-то напугана. Во рту пересохло. Я бегло посмотрела вбок, затем на него — в покрытое маской лицо, и покраснела, поняв, что он буквально навис надо мной здесь, в пустом коридоре. — С чего бы это? — Не знаю. Сейчас ты тоже нервничаешь. — Мягко сказал он и сделал ко мне шаг. Я машинально попятилась. — Это ни к чему. Он положил руку мне на бедро, смял коричневую ткань платья. Воздуха у меня в груди перестало хватать, когда он приблизился так, что почти лёг своей грудью на мою, и упёрся ладонью в стену у меня над головой — хотя я и сама вжалась в эту стену, точно хотела с ней слиться и куда-нибудь пропасть. Пропасть — и оказаться подальше отсюда. Подальше от него, потому что не понимала, чего он от меня хочет. Но тело моё, видимо, считало иначе. — Что они рассказали обо мне? — вдруг спросил он так тихо, что я едва это расслышала. Он наклонился ко мне, и я услышала тёплый воздух, касающийся кожи из-под его балаклавы. — Ничего. Он спокойно посмотрел на меня. В его тёмных серых глазах мелькнуло что-то недоброе — и тут же пропало, сделав взгляд обыкновенным, но всё ещё цепким и очень внимательным. — Ты, может, знаешь, что о «Призраках» ходят всякие слухи, — медленно сказал он. — Я не хотел бы, чтобы ты думала обо мне плохо из-за них. — Я и не собираюсь. — О каких слухах он говорит? — Знаю. Ты не стала бы. — Он помедлил и коснулся моих волос, перебрав их в пальцах. — Ты не похожа на всех остальных, Лесли. О, знаю я эту песню. Она начинается вот с этих слов, а куплет у неё звучит как «отдайся мне, потому что я вижу, как ты уникальна». Я приготовилась дать ему самый настоящий отпор, но он удивил меня — выпрямился и взял за руку, потянув за собой. — Пойдём. На сегодня я закончил, и мы можем просто немного поразвлечься, если ты этого, конечно, хочешь. В груди неприятно царапнуло; я неуверенно сказала: — Смотря что ты имеешь в виду под «поразвлечься». Крик остановился и улыбнулся так, что я даже увидела эту улыбку под балаклавой, натянувшейся на губах: — Вот видишь, о чём я говорю. Ты за словом в карман не полезешь, верно? — Ну, может быть, ты и прав, — созналась я. — Но было бы странно соглашаться на каждое твоё предложение. — О том и речь. — Он уже потащил меня к лестнице. — Ты, кстати, голодна? — Нет. — Вру, конечно, но здесь есть не хочу. — Ага. — Он остановился на пару ступенек ниже, внимательно на меня посмотрел и продолжил. — Тогда что же, поедем отсюда сразу? — Куда? Он пожал плечами: — Я отвезу тебя домой, конечно. Только слепому будет неясно, здесь тебе не нравится. — Но… — я замешкалась, зачем-то взявшись за перила. — Но — что? Ну скажи, что я неправ, — он хмыкнул. — Скажи, и я от тебя отстану. И мы тогда, быть может, выпьем ещё пунша или чего покрепче, потому что я видел, как в чашу с ним влили бутылку водки. Или мы можем просто сесть ко мне в тачку и я отвезу тебя, куда ты так хочешь попасть. Откуда он, чёрт подери, это знает?! Я ошарашено молчала, смеряя взглядом его рослую плечистую фигуру — один раз за другим, пытаясь в этом безликом человеке увидеть что-то, что подсказало ему ход моих мыслей. Он что же, так легко считал всё, что я думаю? — Да, — наконец, проронила я. — Наверное, вечеринки на сегодня хватит. Пора домой. — Пора домой, — мирно кивнул он и положил ладонь на мою руку на перилах. — Я только за этим тебя и искал. Мы спустились в коридор. Дверь в туалет была открыта настежь, туда сунули головы две девчонки. Когда мы шли мимо, увидели третью — она стояла на коленях над унитазом, и её рвало. Ребята на кухне болтали с пивом в руке, игнорируя звуки тошноты через пару футов от себя — да какая им, в конце концов, была до этого разница? Я обернулась на гостиную. Люди там двигались, похожие на чёрное море в неоновом свете дискобола. Крик накинул на голову капюшон и притянул меня к себе, обняв за талию. — Пойдём скорее. Мы быстро нашли дверь в гараж, спустились по ступенькам. Там было так темно, что не видно ничего дальше вытянутой руки. Но возле открытых ворот, с другой стороны джипа, на котором мы приехали, стоял серебристый пикап-вольво, а возле него — неприятная шумная компания, человек пять или шесть, и четверо из них — парни, явно выпившие и развязные. Крик равнодушно бросил: — Сядешь в машину, ясно? — Да. Он подошёл к джипу и открыл мне дверь, помогая залезть внутрь. Затем сам обошёл его и коснулся дверной ручки. — Эй, — послышалось у него за спиной. Голос показался мне смутно знакомым. — Послушай, есть закурить? Крик через плечо бросил: — Нет. — Да ладно, не ломайся! — сказала какая-то девчонка. — Жмотов никто не любит. — Я не ломаюсь, — он обернулся и смерил компанию взглядом. — Просто не курю. Ребята смолкли, застыли, потом один из парней неуверенно протянул: — Ты реально тот самый, из «Призраков»? — Реальнее некуда, — усмехнулся Крик. — Вау… — Я слушаю все ваши песни! — Хей, чувак, как дела? У них так изменились голоса. Как быстро из недружелюбно настроенных выпивших ребят они превратились в его восторженных фанатов! Вдруг я увидела среди них Люка Палмера и забеспокоилась: а где же Рамона? Ведь она должна была поехать на вечеринку с ним. — Слушай, можешь расписаться мне на бейсболке? — спросил он и улыбнулся. — Мы с подружкой затёрли ваши диски до дыр. Люк Палмер слушает «Призраков»?! — Да, конечно, — сказал Крик. Откуда-то появился фломастер, Люк сорвал с головы друга белую кепку. — Чёрт с ними, с дисками. Главное, не затри до дыр подружку. Ребята расхохотались, Люк в приятном волнении глядел на свою подпись, а Крик сел в машину и посмотрел на меня: — Всё о’кей? Только тогда взгляды ребят обратились на меня, в салон джипа. Они увидели, с кем я уезжаю, и на их лицах появились оторопь и удивление. — Да. Поехали скорее, — тихо попросила я. Крик удивлённо, исподлобья на меня посмотрел, и я положила руку ему на предплечье. — Пожалуйста. Джип взрыкнул двигателем, снаружи вспыхнули крупные фары, и ребята сделали пару шагов назад, а Крик ловко вывел тачку из гаража, развернулся на площадке — и мы убрались оттуда прочь.