Закулисье

Руки Кашириной обвивают тонкую шею Кравцовой, которая не в силах противиться. В глазах обеих была видна неподдельная страсть, которая отдавалась приятным чувством внизу живота, заставляя Олю выгибаться на встречу своей спутницы. Пальцы медленно сжимали горло, а девушка лишь могла приоткрыть рот для очередного вздоха. — Почему ты так хочешь помирить нас с этой больной? — Не говори так про Крис, — Оля сразу срывает руки «подруги» со своей шеи, отворачиваясь и сверля взглядом стену. После чего она быстро падает на кровать, но за ней опускается Таня, прижимая к себе. — Неужели она тебе важнее «нас»? Серьезные разговоры пугали Кравцову. Она могла лишь прикрыть глаза, пытаясь найти ответ, но на ум ничего не приходила, лишь тихий вздох смог выйти из ее рта. — Ебать, одно и тоже, — Таня слегка отталкивает девушку, которую секунду назад прижимала к себе, и поднимается с кровати, пытаясь найти свою футболку. — Каждый раз возвращаемся к этой теме и ты, блять, лежишь, повернувшись к стене и молчишь. Тебе по кайфу такое? Я, нахуй, спросила тебя. В чём твоя проблема ответить? — Я люблю её… — А я что? Кто я такая? — футболка вновь свободно расплавляется на теле Кашириной, которая начинает ходить по комнате, не смотря в сторону Кравцовой. «Вновь эта Желточенко,» — думает про себя «танк», даже не думая успокаиваться. — Мы с первых дней вместе, понимаешь? А твои эмоциональные качели… Всё же хорошо было несколько минут назад, но ты решила вспомнить о Крис. То, что я хочу, чтоб два близким мне человека вновь сошлись, разве это плохо? Это ты ответь мне, — жалея о каждом слове, произносит Оля, садясь на кровать, не в силах стерпеть всё это. — Она мне не нравится. — А кто тебе вообще нравится? — эти слова вырываются из уст Кравцовой, попадая в самое сердце Кашириной, от чего та морщится и выбегает из комнаты, оставляя за собой аромат недорогого парфюма. Оля сжимает в руках подушку, а потом бросает её в дверь, вновь падая на кровать. Внутри Кашириной настоящая буря эмоций, с которой справиться было невыносимо сложно. Каждый раз, девушка справлялась, приходила к Ольге, кладя свою тяжёлую от мыслей голову на хрупкие колени той, что всегда поддержит и примет. Таня всегда совершала ошибки, делала неправильный выбор, но не Оле её судить, а тем более Кристине. Отношения у девушек изначально были слишком хрупкими и непонятными, чтобы строить какую-то дружбу. Они будто играли в перетягивание каната, а когда Каширина поняла, что не сможет выиграть, то попыталась отпустить, но уже лежала на полу, замечая, что первой это сделала Крис. В голове туман, а в мыслях — побежать к Дарине. Девушка стала для Кашириной почти таким же «тихим портом», как и Кравцова. Но там тоже будет она… Желточенко. Трясущимися руками Каширина набирает номер, который успела выучить наизусть за несколько дней, которые провела в одиночестве. Первый гудок, второй, третий и радостное: — Танчик, привет! Как ты? По телу приятная дрожь и голос начинает дрожать так, что Таня ничего не может ответить, лишь одинокая слеза скатывается по ее лицу. — Ты где? — снова слышится в телефоне и теперь Кашириной приходиться найти в себе силы, чтобы ответить. — Не знаю. — Едь ко мне. Кристины сегодня нет, но только без рукоприкладства, — серьёзно произносит Дарина и отключается, не дождавшись ответа. Белые обои на кухне Терентьевой уже кажутся совсем серыми, как и всё, что окружает Каширину. Всё покрылось серой пеленой, не давая видеть мир по-настоящему, таким, какой он есть. — Говори, — произносит Дарина, ставя чашку с кофе перед лицом Тани, которая сразу делает глоток, пытаясь унять дрожащий голос. — С Олей поссорилась, с Крис тоже, с тобой… — тихо говорит девушка, после чего делает ещё несколько глотков. — Что с Олей? — Я, блять, не хочу общаться с Желточенко. Она у меня уже вот тут сидит, нахуй, — девушка указывает на горло, а потом поднимает взгляд на подругу. — Прости, это же твоя девушка. — Таня, это ничего не значит. Оля так боится тебя потерять, но также для неё важна и Кристина. Ты же не можешь из разлучить. Это неправильно. — Я… Блять… Я не могу. — Таня, ты хорошая девушка и подруга, но то, что ты сделала тогда… Агрессия Крис в твою сторону оправдана, — девушка подвигается к подруге, сжимая ту в объятиях, пока говорит, но потом отодвигается, заглядывая в карие, почти слезящиеся, глаза. — Она же тебя не ударила? Ответить Тане не удалось, бесшумно на кухню зашла Кристина, осматривая девушек, а потом хватает одну из них за свитер, притягивая к себе. — Что ты тут делаешь? — Кристина, успокойся, — Дарина пытается освободить обмякшее тело от крепкой хватки своей девушки. — Нет, пусть ударит, — тяжело вздыхая, произносит «Танк», убирая руки Терентьевой. — Не собиралась я бить тебя, — Желточенко отталкивает от себя Каширину и становиться напротив, загораживая свою девушку. — Я не хотела сделать ей больно, понимаешь? Я просто волновалась. Не могу я, сука, выражать свои чувства, блять, спокойно! — Вали ты уже, — произносит Кристина, смотря куда-то в пустоту. — Почему ты такая грубая? — в разговор влазит Дарина, выглядывая из-за спины Штрэфонд. — Мне правда пора, — Таня уже собирается развернуться, но её останавливает татуированная рука. — Блять, расскажи мне, что у вас там с Олей, — Крис опускает глаза, пытаясь не смотреть на девушек, которые были очень удивлены быстрой смене настроения Желточенко. Кристина долго слушала Таню, действительно пытаясь понять девушку. Медленно злость и тихая обида на Каширину отступила, а желание понять её лишь усилилось. — И чего ты тут сидишь? — заговорила Крис, направляя свой взгляд на бывшую одноклассницу. — В смысле? — Чего ж ты такая тупая, — Штрэфонд опускает голову на стол, а потом поворачивается в сторону Кашириной. — Иди к ней и скажи, что она тебе нравится. Всё, что тут сказала — ей расскажи! — Ты знаешь, что я… — Закрой рот, а? Я тоже боялась, но сейчас я счастлива, видишь? Перестань убегать, ругаться и лезть с кулаками… Не делай всё хуже, чем есть на самом деле. Снова Таня стоит перед комнатой, в которой они ругались с Олей. Девушка находит в себе силы зайти туда. Увидев на кровати тело Кравцовой, сердце Кашириной пропускает несколько лишних ударов и по телу разливается волной счастья невероятное тепло. — Прости, — тихо произносит девушка, садясь на кровать, пока Оля поворачивается в её сторону, вытирая следы от слёз. — Я такая идиотка. Ты мне нравишься, очень нравишься, блять… Ты всегда была рядом, отдавала всю себя, а я лишь брала. Мне так жаль… Кравцова не говорит ни слова, а лишь прижимается к «подруге», смыкая свои руки за спиной Кашириной. Обе слышат сердцебиение друг друга и успокаиваются, будто напоминая себе, что вот оно то, чего они так долго ждали. Тихий мир на двоих.