***
— Раз ни одна из стран Антанты и их союзников не изъявила желания присоединиться к переговорам, боюсь, нам придется отказаться от «без аннексий и контрибуций». — заявил Германская Империя, стоило им только усесться за стол. Его позабавили ошарашенные лица младших русских. — Как насчёт… Проводить переговоры в присутствии нейтральной страны? — поинтересовалась РСФСР: это было её недавнее предложение, над которым Германия обещал подумать. — Не думаю, что это хорошая идея. — вновь отказал им немец с вежливой улыбкой. — Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Мне кажется, вы двое не справляетесь. Вы слышали, какое решение недавно принял Сфатул Цэрий? Что делать будете? — Не знаю. Сейчас тяжёлое время, но мы что-нибудь придумаем. — мрачно отозвался Союз. Германия ему не нравился. А ещё он чувствовал какой-то подвох в его действиях. Слишком уж уверенным был немец. Ну, или просто у него мерзкий характер, а младший русский себя накручивает. А дальше переговоры затянулись. Центральные Державы с недоумением наблюдали, как немец и русские обсуждают, наверное, все на свете, кроме переговоров. Удивительно, но Германия даже не был виноват в этом: постоянно менял тему только СССР. — Хватит. — наконец не выдержал и перебил его немец. — Я согласен на мир, если эти территории останутся под моим контролем, а эти — под контролем Австро-Венгрии. — он показал упомянутые земли на карте. Австриец покосился на брата с тревогой. С чего вдруг Германия упомянул его, но забыл про османа и болгарина? Хотелось бы надеяться, что немцу не совсем всё равно на него, но произошедшее неделю назад перечеркивало все его чаяния. — Нам… Нужен перерыв. — хором воскликнули младшие русские и вновь исчезли. Османская Империя и Болгария тоже не стали задерживаться, но вот австриец остался возле собирающего документы брата. — Германия, можно я попрошу тебя кое о чем? — Австро-Венгрия едва ощутимо коснулся плеча брата, привлекая внимание. Немец кивнул, показывая, что слушает. — Не мог бы ты договориться о чем-нибудь с Украиной? В моей стране сейчас тяжёлая ситуация. Боюсь, после новостей о приостановке переговоров все станет только хуже. — Разумеется. — Германская Империя тут же мягко улыбнулся. Значит, их недавняя милая беседа прошла не зря, и австриец прекратил вставлять ему палки в колеса. — Не мог бы ты и для меня кое-что сделать? В качестве благодарности. — Я не буду пытать колоний. — тут же отскочил от него Австро-Венгрия. — Делай что хочешь, но колоний я и пальцем не трону. — Я даже не сказал, что хочу от тебя. — закатил глаза немец, закрывая дипломат. — Мы действительно пойдём к колониям. Но я не прошу тебя пытать их или смотреть, как это делаю я. — Германия осмотрелся, убеждаясь, что забрал всё, а затем кое-что вспомнил. — К слову, позволь посмотреть твою руку. — Я передумал, как-нибудь сам разберусь. — австриец попытался сбежать, но немец крепко схватил его за руку. — Германия, пожалуйста, не нужно. Я сегодня ничего не сделал, что могло бы тебе не понравиться. — взмолился Австро-Венгрия со слезами на глазах. Кажется, его ноги снова заныли, потому как он с шипением уселся на стол. — Успокойся. Мне нужно посмотреть, правильно ли срослись кости твоей руки после того, как я сломал ее тебе. — немец сегодня был относительно спокоен, и это единственная причина, по которой он терпел капризы австрийца. Австро-Венгрии это все не нравилось, но ему пришлось согласиться ради блага своей страны. — Ты ведь не обижаешься? Надеюсь, ты понимаешь, что вёл себя вызывающе? — Да, конечно. — кисло отозвался австриец, стараясь скрыть дрожь и слёзы. — Что угодно до тех пор, пока ты не трогаешь Боснию. Ты его тогда сильно напугал. — Германия не ответил: он и без этого знал, что боснийцу снится в кошмарах момент, когда он на его глазах ломает руку непутёвому младшему брату. — Будет вам обоим в назидание. В следующий раз сломаю руку ему, если ты будешь себя так вести. — немец закончил ощупывать руку Австро-Венгрии. — Что ж, тебе повезло: кости срослись как нужно. А теперь пойдём. — Меня пугает то, как часто ты в последнее время стал угрожать мне жизнью и здоровьем Боснии. Я теперь постоянно боюсь за него. — поделился своими мыслями австриец. Германия пожал плечами: он этого и добивался, но брату об этом, конечно, не скажет.***
— Вот список вопросов. Выясни ответы у этой колонии. — немец всучил полуобморочному Австро-Венгрии лист бумаги из своего блокнота и уселся на стул. — Я не буду пытать эту колонию. — Я и не просил. Выясняй любым угодным тебе методом. Германия возился с отчётами, краем глаза наблюдая за братом. Конечно, тот сначала попытался просто уговорить колонию. Немец спрятал мягкую улыбку. Ничего, терпения австрийца надолго не хватит. Как Германская Империя и рассчитывал, вскоре Австро-Венгрия перешёл к манипуляциям. Лёгким, аккуратным, без тени угрозы. Колонию это не убедило. Все зависимые территории Антанты были достаточно смелыми, чтобы в лицо слать немца и его брата лесом, не то что не отвечать на вопросы. — У меня не получается. — через некоторое время признал австриец, не добившись ни единого слова. — Если ты не узнаешь то, что мне нужно, то на месте этой колонии окажется твоя любимая автономная территория, и ей займусь уже я. — Германия на жалобу не повёл и бровью, продолжая спокойно дописывать отчёт. Австро-Венгрия испуганно вздохнул и вернулся к колонии. Его походка напоминала движения марионетки в руках неумелого кукловода. Немец знал, что у того от сильных переживаний начинают сильнее обычного ныть ноги с неправильно сросшимися костями. Но сочувствия у него это не вызывало. Ещё полчаса или час, и случилось то, чего Германия ждал с самого начала. Австриец попытался угрожать колонии. Разумеется, он поставил здоровье боснийца выше здоровья чужой колонии. Австро-Венгрия умел угрожать красиво и со вкусом, даже немец это признавал. На этот раз Германия не стал скрывать ласковую улыбку — ещё пара месяцев, и его любимый младший брат станет таким, каким должен быть. — Разве Боснии понравилось бы, что ты угрожаешь беззащитной зависимой территории? — разочарованно спросил немец. Австро-Венгрия вздрогнул. Германия тихо фыркнул: ему особенно нравилось после таких ситуаций пробуждать в австрийце чувство вины. — Он бы испугался, если бы узнал, чем ты занимаешься. — Я… Делаю это ради его блага. Он бы понял. — неуверенно возразил Австро-Венгрия. У него закружилась голова, и он быстро отошёл к ближайшей стене, на которую оперся спиной. Мысли путались. С одной стороны — заботливо взращенное немцем чувство вины, с другой — постоянный страх за Боснию и за себя. Австриец не мог принять своих противоречивых чувств, и от этого чувствовал себя отвратительно. Австро-Венгрия лишний раз убеждался, что Германия умеет ломать окружающих.***
Союз и РСФСР пришли во всё ту же комнату во дворце, где который день переговаривались с Германией. Сегодня тот выглядел самодовольнее, чем обычно. По какой-то причине возле него сидел только австриец — осман и болгарин отсутствовали. — Мы потребовали от Румынии начать мирные переговоры. И уже заключили сепаратный мир с Украиной и признали ее независимость. — немец говорил ровно и спокойно, но его самоуверенность обещала подвох. Младшие русские затаили дыхание. Сейчас точно будет плохая новость. Германия понял все их мысли по выражениям лиц и про себя усмехнулся. Это он ещё не рассказал, что в обмен на ресурсы и продовольствие пообещал Украине военную помощь против советских войск. — Вы обращались к моим солдатам с совершенно неподобающими предложениями. Я больше не могу терпеть такое положение вещей. Вы должны принять условия мира с отказом от этих территорий. — Германия показал на карте то, что заставило младших русских побледнеть и в изумлении отшатнуться. Это были важнейшие регионы их страны! — К слову, это ультиматум. Решайте здесь и сейчас, больше никаких «нам нужно подумать». — Мы… — нервно протянула РСФСР и в панике оглянулась на Союза. Тот бросил в ответ такой же испуганный взгляд. — Впрочем, у меня есть альтернатива. — продолжил немец, и РСФСР поняла, что эта альтернатива будет ещё хуже. — Если вы приведёте ко мне Российскую Империю, я откажусь от части своих требований. Младшие русские в ужасе придвинулись друг к другу почти вплотную. Они порывались что-то сказать не то немцу, не то друг другу, но молчали, не в силах подобрать слов. Даже Австро-Венгрия был встревожен таким предложением. Хотелось бы верить, что он тоже переживает о старшем русском, а не о потенциальной потере ресурсов с этих земель. Первым пришел в себя Союз. — Да не пойти ли вам с такими альтернативами нахр… — возмутился он с покрасневшим от гнева лицом, но РСФСР вовремя зажала ему рот рукой и заговорила вместо него. — Мы выходим из войны. Мы извещаем об этом все народы и их правительства. Мы отдаём приказ о полной демобилизации наших армий… В то же время мы заявляем, что предложенные нам условия в корне противоречат интересам всех народов. — РСФСР произнесла это ледяным тоном, прямо как у отца, и подчеркнуто официально. Она не стала комментировать так называемую альтернативу. Для них с братом и речи об этом быть не могло. — Неподписание мирного договора автоматически влечёт за собой прекращение перемирия. — Германская Империя изобразил на лице сожаление. Младшие русские, не сговариваясь и не прощаясь, поднялись и пошли к выходу из комнаты. Дёрнув ручку, они поняли, что дверь заперта. — Вы ведь не думали, что я позволю вам так просто уйти? — немец позади них крутил на пальцах связку ключей и отрешённо смотрел куда-то в сторону. Австро-Венгрия усердно делал вид, что ничего не замечает. — Что вам нужно? — младшие русские старались не показывать своего страха, но перед Германией это все равно было бесполезно. Тот, как и говорил Российская Империя, был проницательным, просто игнорировал чувства окружающих в угоду себе. — Видите ли… — произнёс Германская Империя неожиданно серьёзно и сел прямо, скрестив кончики пальцев. — Я не просто так завёл разговор о вашем отце. Никто не видел его с самой революции. И он ни разу не появился на наших переговорах. Зная Российскую Империю, я могу предположить, что тот недоволен вашим решением заключить мир. Но не в его стиле обижаться, когда речь идёт о его стране, значит, он превозмог бы гнев и гордость и пришёл бы сюда. Но его никто не видел уже несколько месяцев. Возникает вопрос… Что же с ним такое? — он перевёл взгляд серых глаз на детей своего возлюбленного. Ничего вменяемого в этом взгляде не было. После немец растянул губы в жестокой улыбке, растерявшей привычную мягкость. — Ответьте мне, детишки. — он не стал угрожать, но невысказанное обещание мучений повисло в воздухе. Германская Империя провел пальцами левой руки по лезвию из ниоткуда появившегося кинжала, пока ждал ответа. Но его не последовало. Перепуганные младшие русские вжимались в дверь, пытаясь придумать подходящий ответ. Говорить правду не хотелось. — Что ж… — Германия резко поднялся со стула и зашагал к ним. — Он жив. — выпалила РСФСР, стараясь не смотреть на немца. Германская Империя неожиданно расхохотался, но на его искаженном болью лице появились слезы. — Разумеется, он жив! — выкрикнул он и дёрнулся, словно ему и вправду было больно. — Я хочу знать, что с ним! Скажи мне, что с ним! — немец подлетел к Союзу и приставил кинжал к его горлу, надавив до крови. — Говори. — Он… — СССР зажмурился, быстро раздумывая, что сказать. Он уже не был уверен, что одержит победу над Германией, даже если сможет в такой позе достать шпагу. Революции и начавшаяся гражданская война подкосили и его, пусть и не так сильно, как Российскую Империю. Все преимущества сейчас были на стороне немца. — Я попрошу отца позвонить вам вечером, и вы сами спросите его об этом. — предложил Союз и взмолился, чтобы Германию это устроило. Кажется, это сработало: от шанса поговорить с Российской Империей немец ощутимо расслабился. — Если он не позвонит, я достану вас обоих и запытаю так, что вы имени своего не вспомните. — заверил он с благожелательной улыбкой, а затем убрал кинжал. — Убирайтесь и молитесь. — Германская Империя швырнул им связку ключей, а сам вернулся к столу, где все ещё сидел по-прежнему не сказавший ни слова австриец. — Германия, мне кажется, это было чересчур… — тихо проговорил Австро-Венгрия, проводив младших русских взглядом. Немец резко повернулся к нему. — Чересчур?! Австро-Венгрия, в таких вопросах не бывает чересчур! Мне нужен Российская Империя, а на его детей я плевать хотел с высокой колокольни! Раз эти двое отказались от мира, я возобновлю военные действия. — Но… Разве это не навредит Российской Империи? — недоуменно уточнил австриец. Кажется, его брату хуже, чем он думал. — Навредит, к сожалению. — вздохнул Германская Империя, но тут же вернулся к прежнему настрою. — Но как только после всех этих наступлений, революций и гражданской войны он совсем ослабнет, я заберу его к себе и вылечу. Он будет счастлив со мной. — мечтательно протянул немец и достал фотографию старшего русского, которую теперь всегда носил с собой. На его лице промелькнула нежность. — Наверное, он уже ослаб, а Британская Империя это понял и запер его в своей резиденции. — в его голосе чистая ярость и ненависть. — Не могу дождаться нашего следующего наступления на Западном фронте. Теперь, когда на востоке больше ничего не происходит, я могу сосредоточить все силы на Французской Республике. И он, и Российская Империя ещё не покорились моей военной мощи только из-за покровительства коварного Альбиона. Ничего, это ненадолго. Я заполучу Российскую Империю любой ценой. Даже если ему придется… Пострадать ради этого. Я всё исправлю. — безумно забормотал Германия, влюбленно рассматривая фотографию Российской Империи.***
Германская Империя в ожидании звонка лежал на кровати в комнате, которую сделал для России. Ему явно было нехорошо: у него дрожали руки, его трясло от холода, хотя в помещении было тепло, его тошнило, сердце бешено стучало, ломило кости. Германия не чувствовал голода или недосыпа, хотя не ел и не спал уже дня два. Да и его это не волновало: он прижимал к губам фотографию старшего русского, шепча все, что приходило в голову: от угроз до нежнейших признаний в любви. Наконец раздался звонок, и немец снял трубку в это же мгновение. — Мой сын сказал, что вы хотели поговорить со мной. — устало вздохнул Российская Империя, и его голос был таким несчастным, что Германия сразу забыл обо всем, что хотел у него спросить. Хотелось лишь прямо сейчас забрать русского, привести в эту комнату, крепко прижать к себе и никогда не отпускать. — Как вы себя чувствуете, сердце моё? — ласково спросил немец, поглаживая лежащую на коленях фотографию. Он с трудом скрыл дрожь и болезненный восторг в голосе. — А вы как думаете? Не сомневаюсь, что вы прекрасно знаете, как на страну влияют социальные потрясения. — раньше Россия фыркнул бы после таких слов, но сейчас его прекрасный голос звучал разбито. Наверное, ему было больно. Эта мысль привела Германию в ужас. — И поэтому Британская Империя не выпускает вас из резиденции? — уточнил немец сочувственно. В душе вспыхнул гнев на британца. — Я сам не хочу никуда идти. — слабо возразил Российская Империя, и его голос дрогнул ещё больше. Германия едва не взвыл от невозможности позаботиться о нём. — Я заберу вас, mein Herz. Обещаю. — пообещал Германская Империя искренне. — Но лучше бы вы согласились прийти ко мне сами. Я не хочу причинять вам вред следующим наступлением на Восточном фронте. Ваши дети невыносимы, и вы страдаете из-за них. Я бы позаботился о вас. — молчание России разбивало немцу сердце. Он не знал, хочет ли из-за этого разрыдаться или рассмеяться. — Как угодно. Я всё равно заберу вас. Любой ценой. Мне слишком плохо без вас. Клянусь, я сделаю вас счастливым. — русский все ещё ничего не говорил, и Германия почувствовал, как его разлаженный разум наполняется гневом. А ничего, что он старается и беспокоится?! Но злость как рукой сняло, стоило ему услышать тихий всхлип на другом конце провода. — Просто дайте мне умереть спокойно! Я что, так много прошу? Почему жизнь продолжает меня мучить? Почему я должен терпеть ваше мерзкое существование? Почему я должен страдать от боли каждый день? — Российская Империя открыто разрыдался и, судя по звуку, что-то уронил. Наверное, чашку. — Прошу, не плачьте, сердце моё. — тут же замурлыкал Германская Империя, стараясь звучать как можно ласковее. Его драгоценность нуждается в поддержке и помощи, не время для манипуляций. — Мне невыносимо знать, что вы мучаетесь. — Да плевать я на вас хотел! Просто оставьте меня в покое! — прокричал Россия в трубку, а затем раздались гудки. Обеспокоенный немец пытался дозвониться до него снова и снова, но русский больше не отвечал. Германия ещё больше укрепился в решимости выиграть войну, чтобы ничто не помешало его счастью с Российской Империей.***
Германия слышал, что младшие русские решили попытаться спасти от него Балтийский флот. Что ж, удачи им в проводе кораблей через февральские льды, а сейчас немец сосредоточится на наступлении. Немецкие и австро-венгерские войска продвинулись на десятки, если не сотни километров. Окончательно развалившиеся вооруженные силы РСФСР почти не оказывали сопротивления. Армия Центральных Держав продвигалась по железной дороге быстро и без труда, захватывая пленных, военную технику и продовольствие. Немецкие солдаты и вовсе оказались в паре сотен километров от Петрограда, что вынудило младших русских вновь задуматься о переносе столицы в Москву. Сообщение от РСФСР с вынужденным согласием подписать мир не заставило себя ждать. Германия в ответ мстительно послал ещё более тяжёлые условия, на принятие которых выделил двое суток. Наступление, разумеется, на это время он не остановил. Германская Империя не сомневался, что младшие русские долго совещались и ссорились, прежде чем прислать согласие. Немец слегка задержался на переговоры: он был занят мирным договором с Румынией. Но это не было важно — РСФСР сразу подписала всё необходимое. Германия торжествующе улыбнулся. Теперь часть земель Российской Империи в его руках, и это прекрасно. Но в этой бочке мёда нашлась и ложка дёгтя. Разумеется, ей оказался британец. — Брестский мир — политическое преступление, которое под именем германского мира было совершено против русского народа. Таких мирных договоров, как эти, мы не будем и не можем признавать. — заявил всем странам Британская Империя и демонстративно покинул зал собраний. Германия тоже ушёл. Он добился своих целей и теперь спокойно возвращался домой. Интересно, как себя чувствует Российская Империя после заключения мира? Немец надеялся, что ему стало хоть немного лучше, пусть он все ещё не знал, что именно с ним происходит. Шансы забрать русского повышались, и Германия не хотел их упускать. За всеми этими размышлениями немец не услышал тихого звука шагов позади себя. Уже через пару секунд он свалился на землю с несколькими пулями в теле. — Знаете, господин Германская Империя… — задумчиво произнес Британская Империя, смотря куда угодно, но не на немца. — Королевство Мерсия, одна из семи моих наставников, всегда говорила, что у меня ангельское терпение. Действительно, я много что могу спокойно вытерпеть. Но я не переношу, когда кто-то портит жизнь моим близким. Вы знаете, как Российская Империя перенес вашу выходку на Восточном фронте? Правильно, лучше не знайте. И после этого вам хватает дерзости ему названивать. — британец не постеснялся выстрелить ещё пару раз. — Оставьте его в покое. Иначе… Знаете, в моем доме тоже есть подвал. Великобритания развернулся на каблуках и ушёл вверх по улице. Его резиденция была не совсем там — возможно, он решил прогуляться. Милосердная темнота обморока все не наступала для немца, и он подумал, что просто обязан выяснить, что такого случилось с Российской Империей. Германия осторожно сдвинулся на пару метров, залив все кровью, но упал, так и оставшись в безлюдном переулке. И если какая-то страна, проходя мимо, заметила его, то предпочла зашагать быстрее и притвориться, что не видела ничего необычного.