Воины Кровавого Солнца. Арконтана

the GazettE - Shiroki Yuutsu Это казалось странным – вот так просто вернуться в Арконтану. Все было таким знакомым, но в то же время покрытым слоем беспамятной пыли. В отличие от Джея, Шин никогда не переживал, что не найдут они больше базу. Он точно знал, что придет время, и сигнал появится, засветится тот самый свет в конце тоннеля, который приведет к дому. А с появлением Аоя им и скучать было некогда – этот человек находил им приключения на ровном месте. Шин не стал тратить время на обход всей базы, здраво рассудив, что времени на это будет немало. Самая важная информация у него уже была: все живы и практически здоровы, а Тоши до сих пор не вернулся. Но ничего, если он почувствовал боль Лидера, то и Тоши тоже не мог ее не ощутить, как бы далеко не находился от Арконтаны. А находился он действительно очень далеко. Странствия заводили Джея и Шина в самые неведомые, прекрасные, опасные места. И однажды они оказались недалеко от территории Ивагами, где видели Тоши. Вспыльчивого Джея, нетерпящего предательство ни в каком виде, пришлось держать, ибо он рвался стереть переметнувшегося соплеменника в порошок. Шин не стал говорить о том, что кто кого еще сотрет – большой вопрос, на который он знал точный ответ. Его спутнику не стоило столь порывисто стремиться расстаться с собственной жизнью. На данный момент все, что волновало Шина – это растерянный Уруха, которого сейчас терзает масса вопросов, душат смешанные чувства. Надо было если не объяснить, то хотя бы убедить, что за этот большой промежуток времени ничего не изменилось… Между ними. В лаборатории не поменялось ровным счетом ничего. Койю было удобно в его постоянном бардаке, хаосе, в котором только врач и мог что-то найти. Он даже от ремонта отказывался, хотя на косметическую поправку помещение напрашивались. Но зачем что-то исправлять, когда на стенах писать проще, когда трещины кажутся такими родными. Полагаясь на то, что и привычки не изменились, Шин пошел не в комнату, отведенную под спальню, а в кабинет. И действительно, Уруха сидел на собственном столе, заваленном бесчисленными бумажками, справками и бинтами, и заламывал себе пальцы, кусая нижнюю губу. Он выглядел еще более растрепанным и потерянным, нежели обычно - как потерянный щенок. У привычно хладнокровного и равнодушного Шина что-то екнуло в груди при виде этой картины. Когда-то давно Уруха покорил именно таким вот выражением лица. И ситуация была похожей. Оказалось, что Койю очень раним и чувствителен, что в нем нет того холода, способного держать в руках в любых условиях, что он не воин, а человек. - Я вернулся, - скрипучий привычно высокий голос Шина. Фраза звучала до нелепости глупо, но кто-то должен был разбить вакуум застывшего времени. Уруха вздрогнул, будто кто-то коснулся его кожи холодными пальцами. Побледнел, а глаза расширились, будто он только сейчас стал осознавать всю масштабность этого события. Казалось, что ему надо было услышать именно это, чтобы действительно поверить в происходящее. Он уже открыл рот, чтобы ответить, сказать еще большую глупость, которая разольет румянец по бледным щекам, но несомненно оживит его. Но Шин не хотел ничего слушать. До покалывания в кончиках длинных пальцев захотелось ощутить этого мужчину в своих руках, чтобы безоговорочно убедить его в реальности происходящего, чтобы вспомнить то, что никогда не забывал. Уруха тихо пискнул, сжавшись в медвежьих объятиях. На секунду подался назад, но сразу же ответил на требовательное прикосновение твердых губ. К лицу прилила кровь, зашумев в ушах, а тело стало лихорадочно подаваться грубым болезненным прикосновениям. Со стола, сметаемые порывистыми движениями, лавиной посыпались бумаги, а Шин уронил своего любовника на спину. Сам залез на столешницу, чтобы нависнуть над ним, на долю секунды утопая в ярком блеске привычно черных, как безоблачное ночное небо глаз. Уруха все еще не смирился с настоящим. С его душой мечтателя это было сложной задачей, требующей какого-то времени. Но тело действовало автономно, подчиняясь инстинктам и велению сердца, которое билось в своей реберной решетке, стараясь быть как можно ближе к любимому человеку. Оно заворожено замирало, стоило жилистой ладони, сорвав медицинский халат и футболку, замереть на левой стороне груди, впитывая сбивчивый ритм. Это была единственная заминка, нужная им обоим, чтобы прочесть тоску, копившуюся так долго, увидеть желание, разгорающееся из маленькой искры, улыбнуться лишь взглядами. А потом время понеслось с небывалой скоростью, от которой они успели отвыкнуть. Спешили, цепляясь за одежду, ударяясь о предметы, сталкиваясь зубами и с мазохистским удовольствием принимая эту боль. Уруха вновь был несдержан, срываясь на громкие стоны, которые никто и никогда, кроме Шина, от него не слышал. Его страсть была обжигающая, его требования были высокими, его любовь была всепоглощающая. Ему не нужен был никто, кроме этого мужчины, который был так груб, совершенно не склонен к нежности и романтике. Они даже не позаботились о том, чтобы закрыть дверь кабинета, наполняя всю лабораторию высокими нотами голоса Койю. Их не волновал ни Дайске, который, возможно, мог остаться рядом с Лидером, ни Оми, которая предпочитала ночевать здесь, ни Аки, которого спасало звуконепроницаемое помещение, в которое он был помещен. Они сбивались, захлебывались и погружались все глубже, не собираясь отступать перед ненасытностью собственных страстей. И провалились в пропасть наслаждения под протяжный стон Урухи, на секунды выгнувшегося в спине, а потом повалившемуся на собственный журнал записей, прилипнув мокрой кожей к шершавой бумаге. - Спасибо, что выжил, - всхлипнул мужчина, запуская дрожащие пальцы в выжженные волосы Шина и прижимая его голову к собственной груди. Тот лишь кивнул в ответ, с наслаждением прикрывая тяжелые веки.