Двумя словами

Мегуми сильно сомневается в том, что Юджи способен дать хороший совет. Гораздо лучше у него выходит дать в морду. Но в одном Юджи прав — им с Годжо действительно надо поговорить до начала битвы с Киото. Потом все изменится. Радость победы или ярость проигрыша равно способны повлиять на его отношение к Годжо. На то, что он Годжо ненавидит. Мегуми напоминает себе об этом по нескольку раз на дню, потому что теперь, когда Годжо рядом, когда то и дело мелькает поблизости черно-белым вихрем, когда его энергия с легкостью заполняет всю территорию школы, Мегуми все сильнее тянет плюнуть на случившееся, подойти, заговорить, прислониться к плечу. Но у Мегуми гордость. Колючая и тяжелая, как старый шерстяной плед. Мегуми в нее заворачивается и не смотрит в сторону Годжо, пропускает мимо ушей привычный треп, не позволяет себе хотеть тепла руки на затылке. Даже Юджи все понял и смотрит на него растерянно и укоризненно. Мегуми колет взглядом в ответ. Гордость, чтоб ее… Но перед битвой нужно поговорить. Он подходит к Годжо в коридоре, угрюмо смотрит из-под нахмуренных бровей. — Пойдем. Годжо радостно идет, опять что-то говорит, Мегуми не слушает. Западная терраса — идеально: сосны вокруг и никто никогда не заходит. — Слушай, — начинает он. Годжо улыбается. — Мегуми, — говорит он, — Мегуми. Вот зачем он так говорит и зачем у него такой голос? У Мегуми сразу ноги подкашиваются. В противовес он выпускает еще больше колючек. — Юджи… — Я Сатору. — Он еще и смеется. От ярости у Мегуми темнеет в глазах. — Юджи дал мне один совет, — голос звенит, как двуручный меч. — Юджи еще рано давать советы. — Заткнись. — Мегуми толкает его к перилам. — Молчи, не издавай ни звука. Или я больше никогда с тобой не заговорю. Пол под коленями терпимо твердый. Брюки Годжо расстегиваются легко — пуговица и «молния». Белье у него самое обычное, светло-серое. Член еще не стоит, конечно. Сейчас Мегуми это исправит. — Ни звука, — напоминает он, прежде чем взять в рот. Оказывается, ему нравится приказывать. А еще нравится ощущать, как член Годжо прямо во рту наливается силой, крепнет, раздвигает губы. Мегуми наклоняет голову и чувствует, как головка скользит по нёбу. Это сумасшедшее ощущение. Он отклоняется, сглатывает слюну и видит белые-белые костяшки на кулаках Годжо, обхватившего перила. Да, именно так. Мегуми целенаправленно берет глубже, расслабляет горло. Он знает теорию, читал кое-что. Будет ложью сказать, что он не думал при этом про Годжо. Мегуми думает о Годжо постоянно; но то, что происходит сейчас, никогда не приходило в голову. Очевидно, это Юджи заразил его спонтанностью, думает Мегуми, сжимая губы и позволяя почти выскользнувшему члену Годжо вернуться обратно, еще немного глубже, горячее, крышесноснее. Это самое лучшее, что с Мегуми случалось в жизни, включая создание первой шикигами и первое изгнанное проклятие. Член Годжо шелковистый, тяжелый, твердый и теплый, он помещается во рту Мегуми так плотно, будто они сделаны друг для друга. Мегуми сглатывает, не выпуская, лишь чуть отстранившись, и только теперь вспоминает, что к члену прилагается сам Годжо. Он вскидывает взгляд и замирает. Годжо натянут как струна, напряжен так, что смотреть больно. Даже с этого ракурса Мегуми видит, как сильно закушены губы. Если бы можно было заглянуть под повязку… Мегуми уверен, что глаза Годжо в этот момент стали бы одним из его самых любимых воспоминаний. Он сжимает губы, гладит языком головку, и Годжо вздрагивает, будто от укола или удара. Мегуми до боли в сердце хочет сказать ему — можно, дыши, кричи; но на какую-то малость желание подтвердить прежний приказ перевешивает. Он ведь все еще ненавидит Годжо, не так ли? Мегуми выпускает член, придерживая, чтобы головка касалась губ. — Ни звука, — артикулирует он, подтверждая непроизнесенное взглядом. Лижет, снова берет в рот — совсем немного, явно недостаточно. Разжимает пальцы и позволяет им погладить мошонку. Годжо, кажется, подбрасывает и перетряхивает. Мегуми мысленно улыбается и берет основательно и всерьез. Когда Годжо касается его волос, Мегуми понимает, о чем его предупреждают. Он снова сжимает член в руке, аккуратно дрочит и следит, чтобы Годжо кончил в его открытый рот, на язык. Теплая густая жидкость обладает чуть заметным привкусом. Это вкус Годжо и это невообразимо прекрасно; но Мегуми хочет, чтобы в следующий раз он кончил в нем, глубоко в его рот. В следующий раз, о да. Он поднимается и стягивает повязку, пока Годжо натягивает брюки. Глаза Годжо — взбесившееся небо, взорвавшееся море. — Ты… — начинает он. — Я тебя по-прежнему ненавижу. Правда, сейчас поменьше. Годжо пальцем снимает с его верхней губы случайную каплю спермы, слизывает. — Я могу тебя поцеловать? — Нет, — говорит Мегуми. — А отдрочить? — Нет. Сам справлюсь. — Какой совет дал тебе Юджи? — Не позволять старшим диктовать условия, — ухмыляется Мегуми. — И вправду хороший. Не ожидал от него. — Привыкай. Годжо смотрит, как он уходит, трогает пальцами искусанные губы, что-то шепчет вслед. Не то «совсем охуели тут без меня», не то «я скучал, Мегуми». В любом случае это про любовь.