Мечтатель

Изуку часто задумывался о своей причуде. Если быть точнее, о её отсутствии. На самом деле, если опустить все те подростковые моменты самоненависти и презрения к своему телу и эволюции, которая решила снизойти до него и дать ему в дар лишний сустав на мизинце, он относился к этому довольно спокойно. Может, в силу возраста. Может, просто потому что привык. В любом из вариантов, сейчас, как думал Изуку, он бы отказался, если бы кто-нибудь предложил ему причуду — это бы добавило лишних проблем в виде тренировок, обучению контролю и ещё кучу всяких хлопот — мало того, у него попросту может не выработаться иммунитет к собственному квирку, что уже может быть травмоопасно, так что желание получить свою «геройскую суперспособность» по десятибальной шкале чуть не уходило в отрицательное значение. «Пожалуй, мне и так хорошо» — всегда заканчивал он свои рассуждения с ноткой боязливости. Он бы не назвал себя ленивым или неспособным выделить на всë вышеперечисленное время и нервов, но Изуку и хлопоты — полные антонимы, и, пусть парень и так находится в самой гуще, он старается их по возможности избегать. К тому же, кто сказал, что в мире найдется человек, что способен давать людям причуды? Он был готов поспорить с кем-нибудь где-то тысяч на пять йен, что за всю историю таких таких людей просуществовало максимум штуки две-три и просуществовали они недолго — уж не горели люди желанием расставаться со своими «особенностями». И это мнение было с ним как минимум два с половиной года его жизни, пока в один из самых запоминающихся дней в его жизни он не увидел такого человека воочию — живого и здорового настолько, насколько позволяет состояние. Он был ослаблен, весь в шрамах и незаживающих ранах, но для Изуку он был чем-то из ряда вон выходящее — аномалией, исключением из правил его, как оказалось позже, ошибочного мнения насчёт жизни. Человек, которому подвластны причуды — это ли не бог во всём его людском проявлении? В тот миг, когда он впервые узрел его, даже в его пропитанном скептицизмом и очерствевшем от грубости мира сознании, вопреки всём вышеперечисленными рассуждениям промелькнула та сама детская мечта: «А что, если у меня сможет появиться причуда?» ...И он тут же раздавил еë, размазав внутренности по бетонному полу. До смешного глупо. Ни одна мышца на лице не дрогнула, когда собственные ногти впивались в кожу ладони. В полной мере Изуку не раздражало почти ничего, кроме двух вещей — заносчивые люди и малейшие проявления собственной слабости. И эти секундные моменты надежды на что-то лучшее идеально попадали под второе. Прошло менее двух секунд, прежде чем он вспомнил, где находится, и что организацией с названием «Лига Злодеев» управляет уж точно не мессия. Надеятся на снисходительность от того, кто убивает, манипулирует и разрушает чужие жизни? До чего забавная небылица. Наконец, спустя некоторое время фигура, обвитая извивающимися словно змеи трубками, начала говорить своим хриплым голосом, в котором всë ещё чётко слышался глубокий басистый тон. — Рад видеть члена Лиги, что достиг такого авторитета за столько короткое время, собственными глазами. Уголки губ Изуку слегка поднялись, когда он поднял взгляд на его «глаза», что были закрыты рубцовой тканью. Не смеяться, не смеяться... Не смейся, идиот. — И в жизни не мечтал встретиться со столь выдающейся личностью. Но хватит ли мне моего авторитета, чтобы узнать, с какой целью Вы решили вызвать меня лично? — слова отлетали от его губ с такой лёгкостью и расслабленностью, что Курогири, стоящий рядом, немного покосился на Изуку — из-за его дымчатого тела этого не разобрать, но в тот момент было прекрасно видно, как он нахмурился, смотря на него. «Лести много не бывает» — таков был девиз Изуку, когда ему приходилось иметь дело с влиятельными особами. Чаще всего этими слащавыми фразами они тешат своë эго, полностью игнорируя притворство собеседника. Обычно он следит за тем, чтобы не переборщить, но смотреть на то, как они упиваются собственной иллюзорной значимостью... Идеально. Фигура слегка засмеялась. Парень чуть дрогнул. У него же нет причуды, позволяющей читать мысли? — Прошу меня простить, совсем забылся. Я слышал, твоя причуда малопригодна в бою? — Верно. — Часто ли ты сталкивался с проблемами в своей работе по этой причине? — Не настолько часто, чтобы это можно было считать чем-то серьëзным. Лицо Изуку приобрело слегка мрачный оттенок. Он не понимал, к чему это ведёт. — Возможно, ты хотел бы заменить свою причуду? — зеленоволосый чуть не поперхнулся воздухом. Что, простите? — я уверен, у меня найдётся что-то, что поможет тебя чувствовать себя более комфортно в нашей организации. Путь злодея опасен, и мне было бы жаль потерять столь ценного работника из-за, прошу прощения за грубость, слабой причуды. Курогири, доселе бездвижно наблюдавший, уставил взгляд в пол. Очевидно, он хотел возразить своему боссу, но не мог по тем или иным причинам — и в этом Изуку обязательно разберётся, как и разберëтся со всеми подводными камнями Лиги Злодеев, но позже. Намного позже. Сейчас парень не в состоянии копать под них. Сейчас он находится в некой смеси шока и прострации, не реагируя ни на звук аппарата искусственной вентиляции лёгких, исходящий где-то недалеко от мужчины, ни на любой другой случайный раздражитель типа шороха ткани на рукавах его газообразного друга. Он не удивлён, нет. Он в ахуе. Все его рассуждения, все утверждения и догадки разрушились в ту же секунду, как фигура произнесла свою последнюю фразу перед тем как выжидающе замолчать. Бредовая надежда на снисходительность «лжебога», которую он считал минутной слабостью, оказалась до невозможного обоснованной, а мысли о «отказе от причуды» подвергались сомнениям против его же воли. Получить причуду? Просто так? За «красивые глазки»? Он молчал в хаотичных раздумьях не долго, но достаточно, чтобы Курогири всë же поднял свой взгляд на него и тут же подавил желание отпрянуть. Немой гнев застыл в ярких зелёных глазах, что слегка блестели под тусклым светом. Если бы Курогири был новичком в своей работе, он бы подумал, что Изуку собирается наброситься на Все-за-Одного и перерезать ему глотку. Но, пробыв здесь уже достаточно продолжительное время, он понимал, что, даже если произойдёт, его боссу это не нанесёт никакого вреда. Даже наоборот — тело молодого парнишки медленно осядет на пол, пока бездыханно не повалится, ударившись плечом или головой. И Мидория, как он втайне надеялся, тоже понимает это. О, а он понимал прекрасно. Потому и сжимает руки в кулаки, снова впиваясь ногтями в ладони. Потому прикусывает язык, чтобы не сказать ничего лишнего на эмоциях. Потому до сих пор даже не шелохнулся, прежде чем не прочистить горло. — Боюсь, я не могу ответить на Ваше предложение прямо сейчас. Могли бы Вы дать мне время? — тон спокойный, говорит вполголоса. Успокойся. Причина его гнева была неясна даже ему самому, и это злило ещё больше. Он разозлился, потому что ему предложили причуду? Потому что решили, что все его навыки и годы обучения лишь слабая причуда, которую просто нужно заменить? Потому что в глазах Изуку мужчина поступил слишком, слишком глупо и безрассудно для того, кто жил десятилетиями? Если его спросят, он ответит, что всë сразу. — Конечно. Можешь попросить Курогири привести тебя, когда будешь готов, — звучало почти ласково. Настолько, что руки сжались сильнее, а во рту начал чувствоваться вкус металла. — Благодарю. С Вашего позволения, вынужден откланяться. Изуку, сквозь ярость и агрессию, всë же смог наклонить голову и подвести руку к груди в знак прощания, а затем повернуться к нему спиной и, глянув на Курогири, который уже начинал открывать портал, поспешно в него зайти. Все-за-Одного наблюдал, как последние изумрудные локоны скрываются в густом фиолетовом дыме, наконец перестав сдерживать до опасного довольную улыбку.

***

Изуку, пошатываясь, плелся из портала, скользнув взглядом по месту, куда его привёл Курогири, покинувший его через пару секунд с какими-то словами про дела. Обычный бар, который он видел уже сотни раз до этого. Даби, что сидел на мягком кожаном диване поодаль, выдыхая сигаретный дым, смотрел на него, видимо, не собираясь начинать диалог. Прекрасно. Общение с другими ему сейчас ни к чёрту. Круглый поднос стоял на барной стойке совершенно без присмотра. Блики света на пустых бокалах выглядели особенно привлекательно. Резким движением рук поднос со всём содержимым улетел куда-то на пол. Послышался звон разбивающегося стекла, впервые так ласкающий уши. Пара осколков отлетели ему под ботинки. Изуку облокотился на стойку, широко разведя руки, наклонив голову и чуть рвано вдыхая. Ногти царапали лак. Он почти дрожал. На выдохе, сам того не ожидая, парень начал смеяться — это не было похоже на злорадство после очередного злодейства или ещё какое-то проявления радости. Чëрт, даже Изуку со своими откровенно дерьмовыми навыками самоанализа мог понимать, что это была почти истерика. Он остановился только тогда, когда зарылся пальцами правой руки в собственные волосы, почти соприкасаясь ими с древесиной. Рвано дышал секунд пятнадцать, пока, наконец, не произнёс одну-единственную фразу: — Это пиздец.