Интерлюдия 1. Записки М. К.
31 октября 2021 г. в 17:23
Меня зовут Марина Коваленко, точнее, раньше звали, отныне я Мори Кавай, и это история моей жизни.
11. 11. 2003 — год моего рождения.
Родилась я в Цимлянске, небольшом городе на юге России. У меня была большая семья. Мама, папа, две сестры и три брата, две бабушки, один дедушка, три тети и четыре дяди, а также многие другие родственники. Я помню всех, их имена и привычки. Мою маму звали Алёна, у нее были ярко рыжие волосы и темно серые глаза, веселый, заботливый, иногда даже чересчур, характер. Звонкий смех и запах лимона. Мой папа был выходцем из Невады, приехавший в Россию на поиски лучшей жизни. Он был синеглазым брюнетом, честным и оптимистичным. Песни у костра и поцелуй в лоб. Они любили рассказывать о своем знакомстве, а мы любили их слушать. Рэйчел, самая старшая из нас, была крашенной блондинкой, заботливой, но с вредным характером. Она любила готовить. Подгорелая выпечка и дешевая краска. Потом был Иван, на год младше Рэйчел. Брюнет с серыми глазами, ужасно ленивый, но умный. Он учился на врача — хирурга, если быть точнее. Запах формалина и учебники по анатомии, разбросанные по дому. Потом я, с темно-рыжими волосами и серыми глазами, а после Карин, младше меня на два года, тоже брюнетка, но с синими глазами, она увлекалась живописью и архитектурой, и по дому вместе с учебниками Вани всегда были разбросаны то краски, то другие принадлежности для рисования. Ветреная, она была истинным холериком и часто ссорилась со всеми, а потом так же быстро мирилась. Фред и Джон были близнецами, рыжие с синими глазами, они были похожи на близнецов Уизли — имели такой же характер и страсть к дурацким розыгрышам. Они любили спорт: Фред футбол, а Джон волейбол и часто участвовали в соревнованиях. Вечный смех и фразы в унисон. Они были младше Карин на три года. Ну, а потом была Алла, она была младше близнецов на четыре года. Темно-рыжая с синими глазами она была любимицей семьи. Она любила животных, и с ее рождения наш дом стал похож на зверинец. Она не выговаривала р и отдавала еду животным. Они все были такими шумными, яркими. Я так их любила. Жаль, что поняла я это так поздно.
01.09.2008. Год, когда я пошла в школу. Помню, будто это было вчера. Торжественная линейка. Разноцветные шарики и музыка. Банты на волосах и теплый ветер. Мама и папа гордые и счастливые стоят рядом с другими родителями. У папы на руках Карин, а мама была на последнем месяце. Ваня, что был во втором классе, стоял рядом с Рэйчел, что была в третьем. А я ужасно волновалась.
Наш класс. Помню, он мне сразу понравился. Деревянные полы, нежно голубые стены. Цветы на подоконнике. Елена Васильевна — наша первая учительница. Добрая женщина средних лет, светлые волосы, зеленые глаза. До конца я вспоминала и вспоминаю ее с теплой улыбкой. Она многому нас научила, а главное — привила любовь к учебе.
Моим первым и самым любимым предметом стала математика. Не смотря на то, что она была сложной и давалась с трудом я сразу ее полюбила.
С каждым годом я узнавала все больше и больше нового. И с каждым годом я все сильнее влюблялась в учебу.
А меж тем близнецы уже родились и подросли. А потому разрушали наш дом. Карин только начинала увлекаться рисованием, и весь дом периодически бывал в краске. Я меж тем таскала учебники Вани и Рэйчел в поисках новых знаний. Рэйчел иногда помогала маме на кухне. А Ваня ходил хвостиком за дядей Владом — братом мамы — старше ее на семь лет. Рыжие волосы и зеленые глаза, а еще он работал в аптеке и мог много рассказать о болезнях и лекарствах. Об этих же лекарствах он знал даже больше, чем врачи.
Я же тем временем все глубже увлекалась наукой и учебник по физике, найденный у Рэйчел, показался мне манной небесной.
Я помню все: свою первую контрольную, первую олимпиаду по математике, а после этих олимпиад их стало все больше.
Я тонула в цифрах, но была счастлива. Изучая законы этого мира в учебнике физики и думая, что хочу заниматься этим всю жизнь.
А время летит, и вот я выбираю куда поступить. Московский физико-технический институт кажется неплохим вариантом. Да, от дома далеко, но семья поддержит.
Вот я первокурсница и меня переполняет восторг. Я учусь и учусь, а все остальное кажется неважным и таким далеким. Я влюблена в точные науки в целом и математику в частности. Профессора, ученные — все они мастера своего дела, и знают они многое, я тоже стараюсь узнать как можно больше. Курсе на третьем один из профессоров смотрит на меня своими бледно-голубыми глазами за стёклами очков и говорит: «Притормози, ты разогналась и сейчас бежишь по инерции, но не стоит забывать о том, что дало тебе разгон.». Тогда я не поняла этой фразы, но сейчас, спустя года я все понимаю. Как сильно я была слепа.
Закончив обучение, я пошла аспирантом по рекомендации в Научно-образовательный математический центр. Где целиком и полностью погрузилась в науку. Шесть лет обучение в институте, а после три года аспирантуры принесли свои плоды. На меня обратил внимание один из выдающихся ученных. Математик Перельман был выдающимся ученным. Вместе со мной им было взято еще двое аспирантов.
Мне казалось, что я в раю. В математическом раю. У меня было все. Один из тех двоих аспирантов часто работал со мной и иногда говорил, что математикой я одержима, и в какой-то мере я была согласна. Ну и что с того? Рома был моим одногодкой и увлекался он больше физикой, чем математикой, но кроме науки было у него еще одно увлечение. Аниме и манга. И я не против, пусть увлекается, чем хочет, но иногда его чересчур эмоциональные рассказы сбивали с настроя. На дворе стоял почти 2030 год, а он увлекся старой мангой. Наруто, какой-то там клинок и литературные собаки, а еще Токийские мстители, которые запали Роме в душу. О, сколько он о них говорил. Рассуждал об каждом нюансе и сюжетной линии. А рассуждал он в слух, и я была его постоянным слушателем, не всегда по собственному желанию, хотя, если точнее, то почти никогда по желанию, но разве это его останавливало?
То был декабрь, мне позвонила мама и спросила, не хочу ли я приехать и отпраздновать новый год вместе. Я отказалась: наш проект выходил на новый уровень, и я не могла это пропустить.
31.12. 2029.
Около 07:00.
— Доченька, знаешь мы тут подумали, что если ты не можешь приехать к нам, то мы можем приехать к тебе.
Мама весело говорила в трубку.
— Было бы неплохо, но мам, ты уверена? Рэй беременна, а Ваня и его любовь?
— Конечно, зайка, мы уже все обсудили и почти купили билеты. Мы будем рады тебя видеть, и у тебя все будет в порядке.
— Конечно, мам, когда будете вылетать, позвони.
— Хорошо милая, до скорой встречи. И милая, я люблю тебя, мы все любим.
— Хорошо, пока, мам, мне нужно спешить.
А потом я сбросила, ведь система подала сигнал. Мы выходили на финишную прямую. Эксперимент по перемещению в пространстве шел успешно и оставалось совсем немного.
31.12.29
12:30
— Але, Маринка?
— Да пап?
— Мы уже вылетаем.
— Вот как? Хорошо. Ко скольки вас ждать?
— Около пяти-шести? Я не уверен, но мы позвоним.
— Хорошо, пока.
— До скорой встречи, мармеладка.
— Коваленко!
— Да?
— Вы дежурите сегодня с Соболевым до пяти?
— Да.
— Хорошо, если решишь продлить смену — подойдешь ко мне.
— Хорошо.
Помнится, я часто продлевала смены, а Рома часто оставался со мной. Реже был Жан, второй парень, которого взял с собой профессор Перельман.
14:30
— О боже! Марин, ты не представляешь!
— Что именно?
Рома всегда активно жестикулировал, когда был на взводе.
— Дракена подстрелили!
— Это который высокий с драконом?
— Да!
— Ну жалко парня.
— Жалко! Марин, да ты хоть представляешь, что это значит! Какой это удар по Такемичи, по Майки! По Мицуе, в конце-то концов!
— Ну? Что ты от меня хочешь, Ром? Жалко, конечно, но это просто история. К тому же, мы ничего не можем сделать.
— Ты не понимаешь! Это другое…
Наши обычные препирательства с Ромой. Он часто бурно реагировал, а после возмущался, почему я так хладнокровна. Мы сидели в небольшом кабинете, выделенном для дежурств. По телевизору шел новостной канал. А потом мне пришло сообщение.
Доченька, мы тебя очень любим.
От: Папа.
Что? Помню, меня удивило это сообщение.
— Срочные новости! Сегодня в 14:30 на рейсе Волгоград — Сибирь произошел теракт. В ходе которого самолет был уничтожен взрывом. Выживших пока не обнаружено.
Что было дальше, помню смутно. Сначала я ничего не понимала, дикторша продолжала говорить, приборы жужжать, а за окном кричали дети. Потом темнота. Очнулась я на руках у Ромы через пару минут.
— Марин, Марин, ты чего?
— Теракт в самолете.
— А?! Да, это ужасно, но не стоит так бурно реагировать.
— В том самолете была моя семья…
Больше Рома не говорил. Я, кажется, даже не плакала, просто ничего не чувствовала. Не было боли, слез, гнева, только пустота. Я не помню, как и сколько искали выживших. Не помню ничего, хотя мне говорили, что я продолжала жить, работать. А потом оказалось, что кое-кто все же выжил.
Карин и Фред — остальные мертвы. Фред умер на операционном столе. Мне сказали, что позвоночник был поврежден как и ребра, один из осколков ребра проткнул легкое. Карин выглядела не лучше. Лежала на больничной койке, серой тенью прошлой себя и не просыпалась. Я каждый день приходила, спрашивала о ее состоянии, сидела с ней пару часов после работы и шла домой.
Похороны словно прошли мимо. Большинство было решено похоронить здесь, и лишь некоторых увезли по домам. Государство оплатило похороны, поставило памятники и оградки. Я не помню, что ела в тот месяц и ела ли вообще, хотя вру. Рома иногда приносил кофе и булочки. Иногда я даже их ела, но никогда не могла осилить до конца. Маленькие булочки были с ладошку размеров, меня тошнило, если я ела больше половины. Вообще, меня много тошнило с причиной и без.
В один из дней, седьмого января, если быть точнее. Карин, когда я сидела с ней, открыла глаза. Я не сразу это заметила, потому что смотрела на пол. Мне не хватало сил смотреть на нее.
— Марина.
Тихий, шелестящий шепот вывел меня из транса. Я подняла взгляд и увидела свою сестру. Она все так же лежала, но ее глаза были открыты. Они больше не были насыщенно-синими — потеряли свою яркость и больше походили на серую, полупрозрачную пленку. Я не могла двигаться или говорить, только молча смотрела.
— Подойди поближе.
Меня пробрал этот шепот, вызвав страх. Но противиться я не могла.
Я смотрела в глаза Карин и впервые за эти дни чувствовала не пустоту, а боль. Она же внимательно смотрела на меня. Меня тогда переполняли мысли и эмоции, но главной была мысль о том, что это моя вина. Если бы я не поставила работу выше семьи, то они могли бы быть живы.
— Ты не виновата.
Тогда мне показалось, что я брежу, ведь это была неправда. Я виновата, и я это знаю.
— Ты не виновата. Мы сами решились на это, сами сели в самолет. Мы знали, как важна тебе наука, и никто тебя не винил. В конце-концов, нельзя отворачиваться от семьи. Мы любим тебя, Марин.
Холодная рука Карин коснулась моей щеки, а после упала.
Противно запищал аппарат жизни обеспечения, а я не могла остановить слезы. Прибежали врачи, меня выставили, а Карин повезли в операционную, но я знала, что она больше не проснется.
Дальше все, как в тумане. Я продолжаю жить и работать, но я словно смотрела на свою жизнь со стороны.
— Двадцать первого февраля, две тысячи тридцатого года, проводится эксперимент. Испытуемый, вызванный по собственному желанию — Коваленко Марина Ароновна, аспирант математика Перельмана, находящаяся на последнем году аспирантуры. Будет проводится эксперимент по перемещению человека в пространстве при помощи телепорта. Раннее эксперимент был проведен на предметах, еде и животных, нарушений выявлено не было. Испытуемая должна при помощи специального прибора — телепорта — переместится на расстояние в десять метров. Эксперимент начнется через 10 секунд.
Наконец-то дело жизни многих находящихся здесь людей будет выполнено. Я должна была испытывать восторг? Радость? Ничего этого не было, но я столько потратила ради этого момента, и сейчас я от него не откажусь. Не только ради себя, а ради всех. Семьи и ученных, с которыми я работала, ради прорыва человечества в науке.
— Пять.
— Четыре.
— Три.
— Два.
— Один.
Рома смотрел на меня с обратной стороны стекла.
Меня резко дернуло, и я очутилась в темноте. Хотя я не могла сказать точно, ничего не видела, ничего не слышала, от меня будто отрывали по маленькому кусочку. Это было похоже на нахождение в космосе? Когда от меня осталась совсем малая часть, меня снова дернуло.
Я открыла глаза и свет поначалу ослепил. Но это было не основной проблемой. Я задыхалась.
— Марин! Марин, спокойнее, дыши. Вот так, со мной. Вдох, выдох, вдох.
Другие ученные медленно окружили нас. Все получилось, мы сделали это.
Это стало настоящим прорывом в науке. Все были рады.
01.03.2030.
В тот день у меня был выходной. Я медленно занималась делами, погруженная в воспоминания.
2007 год.
То было начало октября. Мама готовила тыквенное печенье на кухне, там же были Рэйчел и Карин. Одна читала журналы, иногда отвлекаясь и смотря за тем, что делает мама. А вторая просто спала на нагретом кресле под маленьким пледом.
Мы с Ваней и папой сидели в гостиной, смотрели мультики. На экране Скуби-ду и Шегги убегали от очередного монстра. Моя голова лежала на папином плече слева, а Вани справа. Весь дом сиял в свете гирлянд. Пусть в Цимлянске хэллоуин не праздновался, но папа придерживался этой традиции. Мы наряжали дом, мама пекла сладости, а папа дарил конфеты всем, он мог просто отдать пакет конфет на улице незнакомому человеку. А после мы всей семьей смотрели страшные мультики и могли не ложиться до десяти. У мамы всегда было самое вкусное тыквенное печенье, оно словно таяло во рту. А папа рассказывал страшные истории и играл с нами в монстров. В тот вечер, когда мы играли, папа сжульничал, он резко начал нас щекотать, и мы больше не могли быть страшными монстрами. Рэйчел очень рассердилась, а Ваня весь оставшийся вечер припоминал это ему, даже я была недовольна и только мама с Карин весело смеялись.
2013 год
Этот год запомнился мне маминой беременностью и недавно вышедшими мультфильмами — Семейка Крудс и Эпик залегли мне в сердце, и даже в аспирантуре я любила их пересматривать. Мою любовь разделила мама и Джон с Карин. И хотя любимым мультиком Джона был Университет Монстров, а Карин любила Гадкий Я, они оба всегда были согласны посмотреть моих любимцев. Рэйчел же поддалась моде и упрашивала родителей покрасить волосы. И у нее это получилось, хоть родители разрешили лишь несколько прядей — Рэй просто светилась от счастья. Активные близнецы начинали разносить наш дом и нервы, ну а доставалось больше всего Ване с папой, ведь «С девчонками скучно», и если папа был рад, то Ваня нет. Он все время был нервным и прятался везде, где мог, как только видел близнецов. Однажды он так от них устал, что залез и спрятался на чердаке. В итоге он уснул, а мы все очень испугались. Мама с папой обзвонили всех, кого можно и нельзя и уже хотели звонить в полицию, Рэйчел же с подругами осмотрели окрестности. Близнецы и Карин плакали, а я была очень испугана. Ну а после это чудо спустилось. Помню, как заплакала мама, и как мы все бросились к нему с объятиями. Мы все плакали, и все были рады.
2017
Алла любила животных, и я понимала это. Но иногда ее любовь была слишком. Почему? Ну потому, что она любила всех животных без исключения. И кроме того, что она притаскивала домой всяких кошечек, собачек, рыбок и хомячков, в дом она также тащила ящериц, муравьев, всяких жуков, пчел, ос, бабочек и даже червей. И иногда это было трудно, очень трудно. Но мы справлялись. Помню, как маленькая Алла притащила коробку с котятами. Маленькие и грязные они могли только мяукать и смотреть напуганными глазами. Мы их тогда выходили, все старались. Купали, кормили, даже обустроили им специальное спальное место, лечили и играли. Позже, пока они еще были котятами, родители их раздали. Оставили лишь одного маленького белого кота с ярко-зелёными глазами. Алла назвала его Морковкой. Она очень его любила, спала с ним, ела, купалась, и как она плакала, когда спустя три года его сбила машина. Еще она была очень активной и часто играла с близнецами. Они могли часами просто бегать и прыгать, и разрушать дом. Близнецы только начинали интересоваться спортом, а Ваня тем временем уже штудировал учебники по анатомии старших классов. В биологии и химии он настоящий гений. Рэйчел ходила и светилась от счастья, ведь теперь она полностью блондинка. Карин же постоянно ссорилась и дралась в школе, но совсем скоро ее уже начало привлекать искусство, точнее архитектура. Она записалась в художественную школу и ходила счастливая.
Звонок в дверь прервал череду воспоминаний. Я прекратила мыть окна и, вытирая руки, пошла к двери. Рома стоит в проходе в по дурацки ярко-желтой кофте с капюшоном и пакетом из ближайшей пятерочки.
— Не помешал? Я просто подумал, что, может, мне стоит помочь? Эм, ну в смысле, если ты не против, то…
— Заходи.
— Отлично!
Рома обосновался на кухне и принялся что-то готовить.
А ведь я хотела познакомить его с семьей. Рома был моим другом, и я знала, что его примут с легкостью, я даже подумала, что прилет семейства — это отличный шанс.
Воспоминания вновь всплывают в голове. Первые матчи близнецов, художественные конкурсы Карин, вишневые булочки, что приготовила Рэй в честь моего дня рождения, шутливые споры с Ваней и наши общие походы на концерт; как мы с папой пошли в поход и жарили зефир на костре, или как мама ворчала, когда мы таскали печенья, как Алла участвовала в школьных сценках. Я думала о тех днях, когда мы были вместе, о днях, когда мы были счастливы и живы. В квартире впервые за долгое время витал запах еды. Закончив с уборкой, я осмотрелась — все было прибрано, и в квартире царила чистота.
— Марин, тебе чай сделать?
— Да, конечно.
Рома был хорошим парнем, добрым и отзывчивым, и я не хотела так поступать с ним, но по-другому я больше не могла. На тумбочке осталась пыль, и я направилась к ней. Помню, как руки выполняли знакомое монотонное занятие, как волокно было грубым и крепким даже на вид.
— Эй, Марин, ты только глянь, разве Том не красавчик?
— Шапку надень. Если застудишь уши — не жалуйся.
— Не вертись, я не могу определиться с пропорциями.
— Марина сказала, что поиграет со мной.
— Но мне она обещала первой!
— Разве паучки не милые?
— Мы любим тебя, милая.
Веревка завязывается в узел отрепетированным движением, так что бы шея сломалась. Ноги чувствуют холод тумбочки, а шею жмет знакомым шершавым волокном. Я знаю, что если мы и встретимся то они этого не одобрят, но больше я не могу.
Невесомость и тихий хруст, а так же испуганные карие глаза Ромы и звон стекла, ставят точку в моей жизни.
07.04.1982. Токио. Минато. Роддом.
— Поздравляю у вас девочка.
Белый потолок, тихий голос и непонятный язык, стали первым воспоминанием новой жизни. Вторым стало лицо женщины, что смотрело на меня с любовью и нежностью, а так же ее тепло.