Роза ветров

Дома должно было стать легче, со временем, в окружение мамы и Эммы, со встречами с ребятами и приходами к Моро - сан и Тэтсуо, но нет. Дома не становится легче, по тому что дома о Мори напоминает все. Не только фотографии или вещи, но и привычки. Когда я просыпаюсь я стараюсь как можно тише встать с кровати, ведь если Мори спит шум ее разбудит, а потом вспоминаю что Мори нет. Я стою под дверью ванны внимательно прислушиваясь к звукам и жду, а потом вспоминаю, что Мори вообще - то нет. Мне трудно находиться рядом с ванной комнатой. Это похоже на то что, я словно переживаю тот день заново. Я знаю, что крови там нет. Нет и быть не может, но я ее вижу, чувствую ее прикосновения, чувствую запах. И я не могу туда зайти. Я правда пытался, но я не могу. Мою лицо, руки, голову в раковине на кухне, а тело стараюсь держать в чистоте. Готовлю теперь я, мама покупает продукты и тоже пытается готовить, но не может. Ее руки дрожат. Она большую часть сидит заперевшись в своей комнате, больше не пьет, но и не ест. Болезненно бледная, ее все время тошнит, но она ест. Правда только тогда, когда готовлю я. Мне трудно ходить на работу ведь я устроился туда, что бы помочь Мори, но в итоге ничего не смог сделать. Мне тяжело и хотя я подвожу Моро - сан, придти туда слишком тяжело. Моро - сан приходил в больницу дважды, он сказал, что мне "есть куда идти и что боль пройдет со временем" я благодарен, но боль со временем не исчезает. Она врастает в тело, оплетает корнями сердце, не дает дышать. Тэтсуо приходил раз пять, три в больнице и два дома. Он переживает, но не знает что делать. Пытается поддержать растормошить, приносит свои тетради с записями о животных и читает. Раньше мне нравилось слушать, нравится и сейчас. Но я всегда рассказывал Мори о том что узнал и слушая новые и интересные факта о животных, я понимаю что никогда больше не смогу рассказать об этом Мори. Такемичи и Такуя такие же, стараются растормошить, тянут на улицу, шутят и стараются поддержать. Мне жаль их расстраивать, но гуляя я думаю о Мори. О том что не стоит сильно задерживаться, а то она будет волноваться, о том что расскажу ей когда приду, интересно что Мори приготовит на ужин? Но Мори нет и ждет меня дома только мама и подгоревшие овощи с рисом. Мама, она изменилась при этом оставшись такой же. Она отстраненная и смотрит пустым взглядом как раньше, она все еще утопает в своей боли, но теперь ее ничего не держит на поверхности. Мори была маяком, ориентиром в нашей жизни. Но она продолжает бороться, готовит, убирает, покупает продукты. Делает, то что раньше делала Мори. Мама плачет по ночам в ванной или в комнате. Ей больно, но она старается ради Мори, ради меня. Я тоже хочу так, помочь ей, сказать что - то утешить, но не могу. Мы почти не говорим, мы оба слишком этого боимся. Какучо приходит редко, но он пожалуй понимает меня лучше всех. Сидим в основном молча, плечом к плечу. Я хочу сказать ему спасибо, всем сказать. Но не могу. Эмма приходит почти каждый день. Она не тянет меня гулять и не старается растормошить. Она молча поддерживает, обнимает, гладит по спине и тихо болтает об ерунде. Знаменитостях, моде, музыке о всем что приходит на ум. Мне от этого становится легче, ведь об Эмме я с Мори почти не говорил. Эмма поддерживает и с ней я расслабляюсь, могу заснуть не боясь кошмаров. Эмма терпеливая и понимающая, но и ее терпению приходит конец. - Ты воняешь, причем сильно. Очень сильно Рё - чан. Тебе надо помыться. - Я не могу. Прости, прости, прости. Я знаю что от меня так много проблем, знаю что подвожу, но я не могу. Ведь мне страшно и больно. Я не могу. - Я знаю. Но помнишь? Мы совсем справимся вместе, верно. - Да? Лицо Эммы наполнено решимостью. Она набирает ванну, пока я стою в дверях. Пока Эмма внутри, а я просто смотрю крови нет, но если я войду она появится. Мы вышли из того возраста когда можно купаться вместе девочке и мальчику. И я знаю что Эмма очень смущена этим, но она все равно это делает. Вода тихо бурлит пока набирается. Эмма терпеливо ждет внутри, подготавливая все что может понадобиться. - Ну что? Пойдем Рё - чан. Эмма улыбается слегка натянуто, протягивает руку и осторожно берет мою. Ладони у Эммы мягкие и теплые, у Мори же они были нежными, но твердыми и прохладными. - Ты не обязана. - Я знаю. Я делаю шаг вперед. Находиться с Эммой в одной ванне не то что бы смущает, но немного напрягает. Я никогда не мылся с кем - то в детстве Мори купала меня лет до пяти, а потом я сам. Плечо Эммы касается моего плеча. Она смущена и не знает что делать дальше. Она тоже никогда не принимала ванну с кем - то. И все же она делает это ради меня. Я благодарен. Глаза режет. Эмма смотрит на меня и возможно что - то отображается у меня на лице. Она тоже меняет свое выражения, смотрит мягко - мягко, нежно. - Давай ка я помою тебе голову, Рё - чан. - Да. Она делает это осторожно с неловкостью человека делающего что - то новое. Эмма мне чем - то напоминает Мори, но при этом она совершенно другая. Возможно со временем я справлюсь, боль пройдет, главное что бы Эмма была рядом. Впервые за долгое время я улыбаюсь. Завтра надо идти на занятия. Я все еще староста и на мне весит ответственность. Сумка стоит возле кровати. Эмма принесла ее на следующий день, после смерти Мори. Она тогда же и узнала, что я в больнице. Как оказалась она с Сано - сан пришла в тот же день, но я был без сознания, так что они ходили ко мне на протяжение еще пары дней. В сознание я видел - Сано - сан однажды. Мы не были хорошо знакомы, но я был благодарен ему. Синяя сумка с ремешком через плечо или на плечо, как удобно так и носи. Мори мне купила ее и она же это и сказала. Надо собираться. Я скучаю. Мне плохо. Мне так плохо. Я так больше не могу. Смотреть на лживо-сочувствующие лица учителей, на их жалостливые взгляды и тихий шепот за спиной. Я улыбаюсь им, принимаю их сочувствие молча. Возможно я лицемерен, но у меня все еще есть мама и Эмма и я должен позаботиться о них. Для этого я должен создать себе авторитет и связи. Учителя станут первой моей ступенькой. Хуже учителей, только ученики. Счастливые, торопливые о всяком дерьме болтливые, почему они не могли умереть вместо тебя? Сейчас они ничего из себя не представляют, но в будущем они станут новыми ступеньками. Сейчас же они лишь дети о которых я должен позаботиться, таков мой долг, моя обязанность. Но в отличие от учителей они не лгут, сочувствуя и сопереживая. Большинству из них на меня плевать, некоторые сочувствуют по настоящему, но почти все они просто игнорируют мое существование пока я не нужен им. Мори бы сказала, что это неправильно, но это уже неважно и я благодарен им за это. Мама курит на ступеньках. Она стала чаще курить. - Вернулся? Как дела в школе? - Все хорошо. Она слегка улыбается. У нее потресканные губы и мешки по глазами. Когда я подхожу по ближе она хватает меня второй рукой в которой сигареты нет и притягивает в объятия. Она пропахла табаком и чем - то еще цитрусовым. В маминых объятиях тепло и я прикрываю глаза. - Я так устал. - Я знаю малыш. Позже станет легче, а пока нужно потерпеть. - Ты пахнешь табаком. Мама тихо смеется. - В самом деле? Видимо уже вся этими сигаретами пропахла, но знаешь они помогают. - Не они, а их состав. Который кстати вредит здоровью. - Я знаю это тоже, но иногда это лучшее лекарство от душевных ран. К тому же мне они уже не повредят ну или сделают это не так сильно. - О чем ты? - О своих пропитанных алкоголем печени и почках конечно. Краешки губ дергается в легкой улыбки. Стало легче, это ненадолго конечно, но все же. Мы с Эммой больше не в одном классе, так же как с Такемичи и Такуей. Сейчас в классе нет никого с кем я был бы достаточно хорошо знаком, но конечно это не мешает им регулярно наведываться ко мне в класс, Такемичи и Такуя пару раз в неделю, а Эмма каждый день. Мы так же делаем вместе уроки после школы остановившись в парке или где - то еще. Эмме не дается математика и биология, но она хороша в иностранных языках и каким - то образом в физике. На самом деле кроме японского языка и английского, Эмма учит еще и французский и как по мне это довольно тяжело, а она еще мне говорит о постоянной нагрузке. Я тоже учу английский так как он обязателен, японский тоже, но у меня так же есть знания русского. Основы в основном, но я его не забросил. Знание дополнительного языка может пригодиться так говорила сестра и я не собираюсь ее разочаровать или подвести. Учусь все еще лучше всех, на первом месте среди младшей школы. Участвуя во всевозможных конкурсах и олимпиадах. В спорте так же в первой двадцатке. Эмма говорит, что я такой нагрузки долго не выдержу, я не согласен. Но она говорит это пока меня рвет в туалете придерживая волосы, что бы они не испачкались, так что приходится согласиться. Кстати о волосах, раньше Мори контролировала их длину и она были чуть короче лопаток, но сейчас они отросли и доставали до середины спины. Их надо бы подстричь, но у Мори всегда были длинные волосы как и у мамы. Если у меня тоже они были бы, то стал бы я больше на них похожим. Это наверно не очень правильно, но мне честно все равно. Гитара возле кровати. К ней так никто и не прикоснулся со дня смерти Мори. Она деревянная и блестящая, довольно легкая и красивая. Я часто смотрю на нее и представляю как играет Мори. Она знала множество мелодий и песен. Иногда я прошу Мори сыграть мне, а потом вспоминаю, что в комнате я теперь один и я один умею играть на гитаре в доме. Хотя играть это слишком громко, я просто знаю ноты и парочку аккордов на ней. Мори подкармливала животных и сейчас они часто приходят к дому в поисках пищи и человека который им ее давал. В первый раз встретившись с голубыми глазами кота я сорвался. Это было жалко и глупо, но я кричал на кота так что почти сорвал голос. Кричал, что Мори мертва, что она больше не вернется, кричал что бы он ушел, но он остался. Терся мохнатой головой об ноги и тихо мяукал, он не понимал что я говорю и просто хотел есть. Разве я мог ему отказать? Конечно нет. С тех пор он часто приходил, а позже подтянулись другие попрошайки. Их было не так уж и много, четыре или пять кошечек и собачек. Морозка, так звали самого первого кота. У него были холодные голубые глаза и белая шерсть, что была в грязи улиц, но все еще отливала белизной. Морозка, это имя ему дала Мори и иногда мы вместе его кормили, может поэтому он и пришел ко мне. Я не был на могиле сестры. Я не мог придти туда, не мог. Но никто не заставлял. Я пропустил похороны так как лежал в больнице, но никто не звал меня навестить могилу Мори. Мама всегда ходила туда сама, а другие вряд ли могли позвать на могилу сестры. Ведь если бы я пришел это бы значило что Мори умерла окончательно и бесповоротно, я больше не смог бы представлять что она все еще тут, что она рядом. Я больше не смог бы убегать от страшной реальности. Мы с Какучо сидим в парке. Он листает какой - то журнал, а я смотрю на ясное небо. С Какучо сидеть молча легко, в какой - то мере даже легче чем с Эммой или мамой. Ведь у мамы свое горе, а Эмма как бы не старалась не может понять меня полностью. Какучо понимает, он видел как умирают дорогие ему люди, он потерял их в одно мгновение и он знает эту боль. Поэтому мы молча сидим, нам не нужны слова. Мы и так прекрасно понимаем друг - друга. - Знаешь, я даже не знаю где родители похоронены. Не знает. - Я хотел бы посетить их могилы. Придти попрощаться, сказать что все равно всегда буду их любить, но пора жить дальше. Мне кажется, что прошлое не отпустит меня полностью пока я это не сделаю. Я даже сделал их самодельные могилы в приюте. - Хотел умереть и быть с ними. Но потом пришел Изана и я стал жить для него. Знаешь для чего я это говорю тебе? - Нет? - Ты должен перестать цепляться за Мори, она не воскреснет как бы ты этого не хотел. - Но я хочу этого. Я не могу без нее, понимаешь? - Понимаю. Но именно поэтому ты должен прекратить это. Думаешь она была бы рада, увидеть то во что превратилась твоя жизнь? Нет, конечно нет. - Живи не только ради того кто мертв. Живи ради тех кто еще жив. - Ну а мне уже пора. Я обещал королю, что приду пораньше. - Пока Какучо. - Пока Рё, и не бойся. Какучо давно ушел, а я все сидел и повторял этот разговор в голове. Сидел и плакал. Я не хочу отпускать Мори, но я должен ради нее. Ради мамы, Эмма, Какучо, Такемичи, Такуи и Тэтсуо и всех остальных. Ради них, я должен буду жить. И я сделаю это, но позже. Сейчас я не смогу это сделать. Этот октябрь был дождливым. С самого его начало небо было металлически - серым, а мелкий и противный дождь лил почти каждый день. Разводил сырость и слякоть. Мы с Эммой шли вместе со школы. Тихо переговариваясь. Это все еще было тяжело, но не так сильно как в начале. Дом появляется за поворотом и я открываю дом. - Я дома, Эмма тоже со мной. Вообще Эмма почти всегда со мной, так что легче было бы говорить когда ее нет. - Мам? Тишина. Странно. Она должна быть дома. Может в комнате или на кухне? Задумалась и ничего не слышит. В последнее время с ней такое часто бывает. Да она на кухне. Нарезает овощи, видимо сильно задумалась. - Мам? - А? Это ты Рё, Эмма здравствуй. - Здравствуйте Кавай - сан. - К нам сегодня на ужин придет Мотидзуки - сан. Что? Мотидзуки - сан? - Ладно, пойдем Эмма. В глазах появляется черные точки и я чувствую как Эмма поддерживает меня. Мотидзуки - сан. Она ведь была влюблена в Мори. Я помню тот ее взгляд, как она смотрела на уходящую Мори. В ее взгляде было столько нежности и любви, тихой тоски. Я боюсь представить какого было ей когда Мори не пришла в первый раз, во второй, а потом она узнала что Мори больше никогда не придет, что ее больше нет. - Все хорошо, все хорошо. Эмма обнимает, гладит по спине. Мы уже в комнате, сидим на полу. Как давно мы здесь. В последнее время у меня частые провалы в памяти. Это плохо. Ладно, хорошо. Успокойся, все нормально, все хорошо. Я хочу увидеть Мотидзуки - сан. Нет, не так. Я должен ее увидеть. - Мне пора домой, но если что звони Рё - чан. Я приду или что - нибудь придумаю. - Хорошо. Пока Эмма. - Пока Рё - чан. Эмма уходит, а я смотрю ей в спину. Перед поворотом она оборачивается, машет рукой и улыбается. Я машу ей в ответ. Ее силуэт исчезает за поворотом. - Твоя подруга малыш? Голос более хриплый чем в последний наш разговор, надорванный. Как у человека который много плачет. Мотидзуки стоит недалеко от дома, склонила голову набок и смотрит прищурив глаза. Она изменилась так сильно, но при этом не изменилась совсем. Синяки под глазами, более бледная кожа, искусанные губы. Но она все еще собрана и красива. Макияж, красивая прическа, строгая одежда. Она выглядит словно живой труп, что существует только на силе воли. - Мотидзуки сан, здравствуйте. Проходите. Мама все еще на кухне, еда готова, но она стоит прислонившись к столу и смотрит на стену. - Мам, Мотидзуки - сан пришла. Мама переводит взгляд со стены на нас и пару секунд просто смотрит не понимая. Потом ее взгляд проясняется и она слегка улыбается. - Мотидзуки, рада тебя видеть. Садись, давай для начала поужинаем. Мне кажется мама, что - то недоговаривает. Но Мотидзуки - сан ее прекрасно понимает. И я чувствую себя так словно попал в эпицентр заговора. - Конечно. Ужин прошел в напряженной тишине, что изредка разбавлялась не смешными шутками Мотидзуки - сан. В воздухе витало напряжение, но я не мог понять почему и что именно происходит между этими двумя. Возможно это было связанно с Мори? Скорее всего. Хотел ли я знать подробности? Возможно, но я не был уверен в этом. Я просто хотел, что бы все это кончилось. Доев в тишине, мама позвала Мотидзуки - сан к себе поговорить. Я же решил почитать. Я много читал в последнее время, это было хорошим время проведением, что отвлекало от проблем насущных. - Что читаешь? Мотидзуки стояла в дверях, прислонившись к ним плечом. Слегка приподняв брови, говорила своим вечно насмешливым тоном. - Да так, ничего особенного. Вы разве не ушли с мамой поговорить? Чего вышли? Звучало ли это грубо? У Мотидзуки сначала удивленно раскрываются глаза, а потом она тихо смеется и меня пробивает дрожь. Как же их смех похож. - Ничего особенного? Чем же таким не особенным можно зачитаться на два часа? А? Два часа? Неужели уже прошли, а я даже не заметил. - Пойдем покурим? - Я не курю. - Ну и что? Составишь мне компанию. И развернувшись она не спеша к двери. Не оглядываясь, она была уверенна что я пойду за ней. И я пошел. Осень холодная и ветер пробирает до дрожи, но плевать. Звезд не видно в таких городах как Токио, но это не отменяет их существование. Просто мы не можем их видеть, но они конечно же есть. - Забавно, как мы запоминаем происходящее: я не помню как родилась, что получила в подарок на первое рождество и как впервые отправилась на пикник, но я помню, как впервые услышала самый прекрасный голос в мире. Тогда он не казался мне таким уж прекрасным. Мне было шестнадцать или семнадцать и я пошла не по той дорожке. Связалась не с теми людьми по собственной глупости. Она же. Ей было лет десять? Я уже и не скажу точно. Маленькая с яркой внешностью она напоминала мне фарфоровую куклу, но держалась гордо, уверено. Смотрела прямо в глаза и говорила только правду, даже если получала за нее. В первые годы мы не контактировали, но я наблюдала за ней. Видела как она взрослеет, меняется. Когда ей исполнилось тринадцать мы впервые заговорили. Это было по работе, я помогала ей с одним клиентом над которым организация долго работала. Мы сразу поссорились как увидели друг - друга. Я считала ее малявкой не знавшей этой жизни, она меня стервозной дурой. Она была права, она почти всегда была права. Я быстро это поняла. В какой момент мы сблизились? Не знаю. Вечные ссоры, перепалки. Мы видели друг - друга на самом дне и приняли это. Пожалуй потому между нами и образовалась связь. Новая и непонятная, она была нам нужна. И в какой - то момент стала неотъемлемой часть жизни. Постоянные ссоры и оскорбления, мы готовы были убить друг - дружку, но когда нам нужна была помощь или поддержка мы шли друг к дружке. Когда я поняла что люблю ее? Недавно если честно, но сейчас осознаю что это чувство было со мной с нашей первой встрече. Она была подобна потухшему солнцу, а я желала тепла, хоть какого - нибудь. Сначала это казалось мне неправильным, но сейчас я понимаю. Неважно какого ты пола или возраста, если ты любишь, то любишь просто потому что. За беспорядок в кабинете, за небрежно заплетенные волосы, за кофе с пятью ложками сахара, за ссоры и за то как она смотрит. За то как блестят ее глаза и за улыбку, за слезы и гнев. Ты просто любишь. Мотидзуки курила пока говорила это. Слезы беззвучно катились из ее глаз. - Я так сильно люблю ее, Рё. Именно поэтому я здесь. Потому что она так сильно любила тебя. Я хочу сказать, что память всегда причиняет боль ведь показывает, то что уже прошло и не вернется и это вызывает тоску. Ты скучаешь, а потому вспоминаешь, но вспоминая ты лишь сильнее грустишь. - И что же делать? - Ждать. Когда боль и воспоминания прекратят причинять боль, а для этого нужно бороться и не сметь сдаваться. И тогда ты сможешь отпустить ее. И ты должен сделать это ради нее и ради себя. Мне очень жаль Рё, но судьба жестока. И я боюсь того что будет дальше. Мы с мамой гуляли по набережной. Смотрели на водную гладь, а не далеко было шоссе и звук моторов был слышен даже в отдалении. Мы уже шли домой когда это случилось. Мама остановилась и посмотрела на вечернее небо. - Это что звезда? В самом деле на небе виднелась маленькая звездочка. Мама вдруг улыбнувшись наклонилась ко мне и прошептав несколько слов на ухо...бросилась на трассу, под колеса машин. На ее лице застыла улыбка и даже когда ее лицо было залито кровью мама продолжала улыбаться. Почему? Почему это происходит со мной? Кровь на мертвом лице лице успевает остыть пока едет скорая. Люди вокруг паникуют, но это все словно мимо. Словно я смотрю кино в очень плохом качестве. Это не похоже на то что я чувствовал когда умерла Мори, тогда была боль, агония. Сейчас не было ничего, только пустота. Я сижу в больнице, недалеко врач разговаривает с полицейским. Меня отправят в детский дом. Я ведь теперь сирота, я теперь совсем один. Потом приходит Мотидзуки. Знакомое здание. Кажется это офис где работала Мори. Кабинет Мотидзуки. Где она сама и почему я тут? Пол холодный. И твердый. Мотидзуки сидит на против и что - то говорит. Вроде про то что она теперь мой опекун. Пытается поддержать. - Домой. - Что? - Мне надо домой. Мотидзуки сжимает губы, смотрит непонимающе. Она и не поймет. Последнее что сказала мама было:

В моей комнате. И не забывай жить.

Два предложения, семь слов. Но это что - то важное, возможно там кроется ответ на то, что черт возьми происходит! Мы дома. Я прошу оставить меня и Мотидзуки уезжает. Вечер, она сказала, что приедет утром. Мамина комната всегда закрыта на ключ, который находится в тайнике на кухне. Вместе с парочкой бутылок алкоголя. Мамина комната не очень большая, в зеленых оттенках. Кровать, шкаф, стол, стул и тумба вот и все. На кровати, столе и тумбе бумаги, записи Мори и что - то еще. Они так же в шкафу, а еще на столе лежит ноутбук. Листы полностью исписаны текстом и читая их я словно схожу с ума. Большинство слов мне не понятны, записи сумбурны и написаны на нескольких языках. Но того что я понял хватает. Смех рвется из горла вместе со слезами. Телефон в коридоре, выученный наизусть номер. - Да? - Приезжай. Какой - то алкоголь. Он горький и отдает кислятиной во рту, а я все смеюсь и смеюсь, пью и пью, а еще медленно схожу с ума. Белые листы, черные чернила. Буквы становятся словами, словами предложениями, но я все еще не могу этого понять. Пароль от ноутбука записан на одном из многочисленных листов. 23081988, что за черт?! Можно это прекратится. Дверь скрипит. - Рё - чан? Эмма стоит в дверях. В куртке накинутой на плечи, босиком и в пижаме. У нее большие, удивленные глаза и столько в них беспокойства и теплоты, что я снова схожу с ума. Эмма. - Мама мертва, Мори мертва. Я остался совсем один. Теплые объятия. - Неправда. У тебя есть я. Эмма добрая. Она просто не знает ничего, знай она бы сбежала. Я не хочу этого, но она этого заслуживает. Она столько сделала для меня, она заслуживает правду. Я говорю и говорю. Она скорее всего не поверит, посчитает сумасшедшим и сбежит. Это будет правильно с ее стороны, ведь хорошо это вряд ли кончится. Но я заканчиваю, а она все еще здесь. У нее голос дрожит, а руки трясутся, но в глазах вера. Вера в меня. - Кажется у твоей семьи очень много тайн, Рё? Или она просто сумасшедшая. Что же не думаю что у нас есть выбор, кроме как разобраться во всем вместе. Она верит. Почему? Не знаю. Она все еще тут. Живая и теплая. - Да, кажется что так. Но мы же справимся? Вместе? - Конечно. Ты и я, Рё. Моя судьба обречена, ведь я ошибка в коде системы и даже зная это Эмма все еще тут, согласна идти на дно вместе со мной. А потому выбора у меня нет. Ради Эммы, Мори и мамы. А так же ради них. Что же, это будет трудно, но эй вся моя жизнь похожа на не смешную шутку, так что не думаю что у меня есть особый выбор. Мы сидим вдвоем на полу, перебирая исписанные листы. Большая часть на писаного непонятна, но это сейчас неважно. Сейчас хватает и того что понятно, хотя почему хватает? Я бы сказал что этого даже чересчур. Алкоголь кажется обжигающим, я не знаю почему пью его, но это вроде как почти помогает. Мама обещала, что больше не будет пить, обещала что все наладится... - Она обещала что свозит меня на море. Слезы катятся с новой силой и говорить невероятно тяжело. - Море? В глазах Эммы непонимание и сочувствие, но там так же отражается что - то еще, что - то родное и это заставляет меня продолжать говорить. - От Мори пахло йодом, она родилась с этим запахом и мама хотела показать ей море, но не смогла. Она пообещала, что следующим летом мы поедим на море. Она вообще многое обещала, но теперь это ничего не значит. - Вот как.. Эмма смотрит не уверено, она не знает что делать, как помочь, утешить хотя и хочет этого, но мне хватает и того что она здесь, рядом. Мне кажется что вся моя жизнь насмешка, но я не могу сдаться.