Роза ветров

Я не помню во что тогда играл. Я вообще мало помню из детства. Но некоторые воспоминания не угасают, отпечатываются на обратной стороне век. Но я помню, как тогда встретил Казутору. Запомнил, как он схватил меня за руку и сказал чтобы я не трогал его друга, что он готов взять все вину на себя. Наверно именно в этот момент он мне и понравился. Но что мне не понравилось, так это то, что он готов был стать жертвой чужих ошибок, взять всю вину на себя? Вот же дурак. Мы подрались тогда. Он был сильным, сильнее большинства тех с кем я дрался до этого, но у него не было ни опыта, ни знаний о том, как делать это правильно. Мне он понравился и именно поэтому я предложил ему дружить. А потом я узнал что у него день рождения и решил, что стоит сделать этот день чуточку лучше. Машина горела ярко, был слышен треск. На лице Казуторы были отблески огня, его глаза впервые за все проведённое время....светились? Я понятия не имею, как правильно объяснить это хуйню. Но я запомнил это. Казутора был хорошим парнем. А наше знакомство можно было назвать случайным с течением обстоятельств, хотя Эмма иногда шутила, что это судьба нас свела. Я не верил в судьбу, предназначение. Все это звучало, как бред. Я верил в себя. В Майки, Хару, Дракена, Шина, Эмму, Мицую, Па и я поверил в Казутору. А потому поклялся тем блядским огнём, что с того момента мы с Казуторой товарищи, друзья. Я никогда не нарушал обещаний, до этого. В тот день Казутора забрал сережку у того чмошника, который выдавал себя за его друга. А я проколол ему мочку. Помню, он тогда сильно нервничал. Но сережка была классной, и Казуторе шла. Как я понял позже, ему в принципе все шло. Жизнь Казуторы была трудной. Это я понял сразу, но насколько дерьмовой она была на деле, я тогда даже не догадался. Отец Казуторы был мудаебком, а мать бесхребетной дурой. Казутора рос среди них и даже в том возрасте я знал, что взрослые сильно влияют на детей. Казутора всегда считал себя не таким, не правильным, ничтожным. И поэтому он не хотел подпускать к себе других, после предательства того уебка это стало сильнее выражался. Казутора практически никому не верил, отказывался от помощи и считал что одному ему будет лучше. Только вот я никогда никого не слушал. Даже если Казутора отказывался от помощи, я все равно шёл и делал то что хочу, а хотел я обычно набить рожи тем, кто обижал моих друзей. Казутора не любил себя, но старался выглядеть круто. Я дружил с Казуторой целый год, и только после того, как мы оба оказались в средней школе решил познакомить его с Майки. Это было отличным решением. Именно Майки смог пробить стену отчуждения Казуторы. И тогда наступило лучшее время в моей жизни. Мы вместе рассекали по городу на байках, дрались со всякими придурками и просто веселились проводя время вместе. Казутора медленно, но верно раскрывался, выстраивал свой новый мир где можно было верить и рассчитывать не только на себя. И я старался помочь ему в этом. В то время больше всего времени я проводил именно с ним, я видел, как он грустит, злится и радуется. Видел, как Казутора хохотал до слез и болей в животе и я смеялся вместе с ним, мы зависали вместе до поздней ночи, а иногда он оставался у меня на ночь. И тогда мы говорили всю ночь, пока кто-нибудь из нас не засыпал. А утром мама уходила рано, оставляя для нас завтрак на столе. Хотя Казутора, ей не очень нравился.Казуторе мамина еда нравилась. Иногда я отдавал ему свою порцию, хотя он и пытался отказаться. Но я видел, каким счастливым он выглядел в такие моменты. Казуторе не нравились насекомые, но он любил животных. В особенности котов и я разделял это чувство. Иногда Казутора, сам напоминал кота. Трудно было понять людей, но вот животные были куда проще. Казуторой тоже был простой. Бродячий кот что хотел любви, но получал лишь человеческую жестокость. У Казуторы были яркие глаза, такой кислотно - жёлтый оттенок в моменты, когда эмоции переполняли его и просто желтоватый во все остальные. До Казуторы я никогда не встречал таких глаз, даже глаза Эммы напоминали больше солнце, а у Казуторы словно радиоактивные вещества из мультиков. Мне нравилось, когда Казутора смеялся. Слушать его смех, звонко - мягкий, видеть, как его лицо искажается от смеха и радости. Мне нравилось видеть Казутору счастливым. - А ты? Казутора склоняет голову, дурацкий кустик из его волос, забавно дёргается. - А что я? Конечно же я их всех вынес. Представляешь, целая коробка котят! А какой-то ублюдок запечатал её и выкинул на мусорку! Если бы я только знал кто это, то живого места бы на нём не оставил. Вынес и отнёс в приют. Цуру - сан, хозяйка приюта, я ее давно знаю, приняла их сразу. Хорошо что у неё оказалась несколько недавно родивших кошек, она котят между ними распределила. Когда я снова смотрю на Казутору, тот довольно щурит глаза и улыбается мягко, гораздо мягче чем обычно. - Чего ты? - Просто подумал, что ты такой милый. - Чего!? Казутора хохочет, когда я хватаю его за плечи. - Ну сам подумай, ты спас котят и отнёс их в приют, а эта Цуру - сан не первый раз мелькает в наших разговорах. Разве не очевидно, что ты добряк и милашка, Кейске. Казутора улыбается. У него сверкают глаза. Я хотел бы разозлиться, но почему-то не мог. Никогда не мог злится на него всерьёз. Казутора со смехом вскидывает брови. - Ты что с кошкой подрался? - Нет, да...и нет, и да... - Как это? - Подралсяя с группой уебков. Уже практически разнес их, как один меня просто толкает. Я падаю, а там сзади мусорка была. Там оказалась кошка, а я прямо перед ней упал. Она видимо испугалась и кинулась мне на лицо с когтями. А пока я ее успокаивал, эти ебланы уже сбежали. Казутора смеется. Смеется. Смеется. И я чувствую, что так рад. Потому что он хохочет в голос, едва не падая от смеха. И ни те придурки, ни царапины на лице больше не волнуют. Потому что Казутора редко так открыт. Он редко хохочет, смеётся и хоть как-то проявляет свои эмоции. Казутора боится этого, а потому такие моменты я любил больше всего. Казутора редко слушал окружающих. Редко обращал внимания на их слова. Но он был....ранимым. Он видел, как некоторые на него смотрели, видел, как в призрение кривили лица. И ненавидел себя. Казутора редко слушал или обращал внимания, но всегда замечал. И поэтому думал что с ним что-то не так. Что он не такой, не правильный, не нормальный. Хуже всего было, когда Казутора считал себя ничтожным. Он любил забираться туда где его никто не увидит и не достанет. Но я всегда его находил, пусть это и не всегда было легко. Он забирался в старые, заброшенные здания, шел в пустые парки и скверы, залазил на крыши зданий или на деревья. И молчал. Всегда в такие моменты он молчал. Блять. Просто сидел и молчал, уставившись взглядом куда-то. И это бесило. Я ничего не мог, потому что ничего не знал. Просто, блять, сидел рядом, пока Казутора загонялся и я видел, как его лицо менялось, как принимало страдальческое выражения, как он прикрывал глаза и обхватывал самого себя руками. И тогда я говорил, много всякой хуйни, которая не всегда относилась к делу. Но которая могла, пусть и немного, но отвлечь Казутору, заставить его улыбнуться. А когда ему становилось лучше, я брал его развеяться. Мы гоняли, вначале на великах, а потом на мотоциклах. Мы поджигали машины или разбивали их битами, в большинстве случаев они правда были уже старыми и выкинутыми, так что занимались мы этим в очередной свалке. Мы дрались, иногда друг с другом, иногда со всякими утырками. Но были и простые развлечения, мы читали мангу или смотрели какие-нибудь передачи по телеку, у меня дома. Иногда мы просто валялись на полу моей комнаты и болтали. А иногда Казутора после таких моментов просто отрубался, хотя это было редко и я мог насчитать только раза три - четыре. И тогда я нёс его к себе переночевать. Мама была недовольна, хмурила брови и поджимала губы, но соглашалась. У моей комнате была только одна кровать и хотя я мог постелить себе футон, мы все же спали вместе. Потому что Казутора вновь начинал загоняться от мыслей, что портил мне жизнь. Иногда его хотелось ударить за такое. Потому что Казутора, никогда не портил мне жизнь, он никогда не был ошибкой. Потому что он не должен был брать всю вину на себя. Ведь я обещал что буду с ним рядом и разделю все его проблемы, сказал что мы друзья и от своих слов я отказаться не готов, да и не собираюсь. Иногда я мог слышать как бьётся сердце Казуторы, этот тихий, спокойный ритм. Я слушал и считал каждый удар, пока не засыпал. Казуторе, Майки был дорог. Он считал его своим другом и искренне хотел порадовать. И возможно именно эта искренность меня и подкупила. Воровать плохо, но ведь мы преступники, что могло пойти не так? Как оказалось абсолютно все. Я запомнил события той ночи урывками. Вот тело Шина на полу, а вот Казутора согнулся над нами. Смотрит и шепчет, не моя вина, я не мог. И выглядит таким испуганным, его глаза блестят, но я не могу вспомнить плакал ли он в тот момент. Возможно потому, что это меня мало интересовало в тот момент. Я мог думать только о Шиничиро, о Майки и Эмме, о Мансаку - сан, о всех тех днях что мы провели вместе, о чужом смехе и улыбке рядом с которой блекло солнце. И осознание, что мы совершили ошибку, что все это уничтожили своими же руками. А потом Казутора говорит, что надо убить Майки и его глаза блестят, он выглядит, как сумашедший в момент приступа своей шизы, он выглядит не как Казутора, это не его взгляд и не его голос. И что-то во мне отчаянно бьет тревогу. Казутора. Казутора. Казутора. Все мои мысли и я не знаю что делать, я обнимаю его, как меня обнимала мама, я пытаюсь что-то сказать, как-то успокоить, но мне страшно, так страшно что руки дрожат и язык заплетается. А потом я слышу сирену, тяжёлые наручники давят, но хуже и сильнее давит, только взгляд Майки растерянный и напуганный. Майки смотрит и я чувствую, что скоро задохнусь. И возможно, это было бы не самым плохи вариантом развития событий. Казутора плачет. И возможно это первый раз, когда я вижу его слезы. Потому что раньше Казутора не плакал, никогда. Он не рыдает, не всхлипывает, только слезы, что беззвучно текут по его лицу. Казуторе страшно. Он напуган, он плачет. И я должен что - то сделать. Что-то придумать. Но перед глазами все еще тело Шиничиро. А потом приходит его отец - мудаеб. И он кричит, и Казуторе становится хуже. Я вижу, как он меняется в лице, как его начинает трясти, сильнее чем прежде. Казуторе страшно, а этот уебок делает только хуже. Меня трясет от злости и от страха, меня трясет, но я все еще не осознаю ситуацию до конца. А потом приходит мама, она кричит и плачет. И все эта путаница с криками и слезами продолжается до суда. Казутора сжимает мою руку перед самым началом. В глаза не смотрит. А потом он берёт всю вину на себя. И я не могу дышать в этот момент. Это не правильно, это не должно быть так. Я хочу его увидеть, я должен ему что-то сказать. Хоть что-то, но его увозят быстрее. И все что мне остаётся это смотреть в след быстро удаляющийся машине. Мама хватает меня за руку, тащит домой. Дни сливаются в одно бесконечно нечто. Я хочу увидеть Казутору, но не могу, хочу встретиться с друзьями, но не могу, хочу пойти в додзё к Майки, Эмме, Шину и Сано - сан, но это невозможно. Потому что Шин мёртв, и в этом есть моя вина. Потому что никто из Сано меня не простит, ни Майки, ни Эмма. Я не могу встретить с друзьями, потому что знаю, что они меня тоже не простят. Я не могу увидеть Казутору, потому что он взял всю вину на себя, потому что его увезли в ебанный ад из которого просто так не выбраться. И я не могу перестать об этом думать. О том как он плакал, о том как крепко сжал мою руку напоследок. О том что он снова взял всю вину на себя. А потом приходит Эмма. И я не знаю, чтобы делал бы дальше, если бы не она. Эмма плачет, но прощает. Эмма все понимает и видит. Возможно, в моих чувствах, она разбирается даже лучше, чем я. Эмма обнимает и я плачу вместе с ней. Дышать становится проще, но груз все еще сковывает мою шею, давит на плечи. Потом приходит Майки и я прошу прощения. Я так много раз прощу прощения, что срываю голос и колени разбиваю в кровь. Глаза печет. Майки прощает. И жизнь возвращается в прежней русло и пусть есть эта неловкость, недоказанностью, но все почти что хорошо. Почти что, только вот Казуторы больше нет. Он не острит и огрызается, он не хохочет и не улыбается. Он не сверкает своими радиоактивными глазами. И ощущение что всем кроме меня на это наплевать. Ощущение, но не реальность. Я вижу, как оглядывается Дракен, и как нас пересчитывает Мицуя, как Па открывает рот желая что-то сказать. Я вижу, как Майки смотрит на нас всех. Я вижу. Я пишу письма. Это у меня если честно получается отвратительно. Но для Казуторы, я готов стереть руки в кровавые мозоли. Казутора пишит в ответ и в такие моменты сердце бьется чересчур сильно. Новости от Казуторы редко хорошие, но и плохими их назвать нельзя. Хотя бы потому что он в тюрьме, а эта ситуация и так подразумеват под собой постоянное дерьмо. Я перечитываю его письма, я знаю их наизусть. Я покупаю календарь и считаю ебанные дни, до его освобождения. Эмма видит все это. Эмма улыбается мягко, но слишком грустно. А потому я не говорю с ней об этом, потому что я и так ей достаточно сильно обязан и сваливать свои проблемы на неё, я не могу, не имею права. Но груз вина давит и давит. Я смотрю на чужие улыбки и я вижу, что они отпускают прошлое. Что они идут дальше. Я вижу. Сато появляется в моей жизни подобно урагану. Наглый и упрямый, он напоминает мне меня и немного Казутору. Уверенный в себе, настолько что не слушает даже своего капитана. Но потом он так же быстро и ярко уходит. Вместо Сато приходит Чифую. И жизнь начинает налаживаться. Майки улыбается ярко и хохочет в голос. Ребята игнорируют то что произошло и пропадает последняя неловкость. А Чифую, пусть вначале он и выглядел, как придурок бегающий за мной, но парнем он оказался отличным. Чифую смеется и улыбается так мягко - мягко, на улыбки Торы мягкие, но грустные совсем не похоже. Чиф вообще полная противоположность Торы, мягкий открытый, доверяющий на все сто. И я готов довериться ему в ответ, не полность, но частично. Чифую делит со мной лапшу на двоих. Чифую читаю дурацкую романтику, а потом рассказывает её мне. И это не то чтобы интересно, но можно и потерпеть, особенно если это делает его таким счастливым. Чифую говорит восторженное "Баджи - сан" и готов подставить спину с полной уверенностью что её защитят, не ударят, не предадут. И я тоже практически уверяюсь в этом. Баджи Кейске расслабляется, даёт слабину и все страхи что раньше томились в душе захватывают меня. Я не пишу письма, и мои руки дрожат. Я перечитываю старые, и не могу дышать. Тело Шина лежит на полу. Лужа крови расползается все дальше. Кровь пропитывает штаны. Майки смотрит на меня. И я чувствую себя гребанный предателем. В день когда Казутору освобождают, Чифую зовет меня погулять, а мама просит помочь. И я соглашаюсь на все. Малодушно сбегая от каменных стен и ядерных глаз. Ядерный взрыв убивает. Превращает человека в обоженные куски плоти, и это в лучшем случае. Я боялся. Боялся вновь увидеть эти глаза. Увидеть и понять, что ничего уже не изменить, что я во всем проебался, что выхода нет. А потом я их все же увидел. Спустя месяца три, после того, как услышал разговор Кисаки. Майки знал что, что-то не так. Но он просто игнорировал это. Он не понимал. Я если честно тоже нихуя не знал. Но чувствовал нутром, что если Кисаки не остановить...то что-то случится, что-то непоправимое. Что-то непоправимое все равно случается. Поздравляю Баджи, ты проебался. Я хотел вступить в Вальхаллу, потому что это бы дало мне больше информации. Я ожидал разного. После того, как я на общем собрание бросил Тосву. Во всеуслышание объявил себя предателем...Баджи Кейске с этого дня враг Токийской Свастики. Ебучий пиздабол. Хотелось там всех переубивать, а себя в первую, блять, очередь. Затем Майки с его тупыми идеями, и уебка Кисаки. А затем и всех остальных, просто так блядь за компанию. Чего я не ожидал, так это встретить Тору. Увидеть его отросшие, покрашенные волосы. Слишком бледную кожу. И радиоактивные глаза. Глаза которые смотрели только на меня и в них было столько всего, что этот шквал едва не похоронил меня заживо. Белая, уебская куртка вальхаллы, Торе не шла, абсолютно точно нет. Я видел его, а он видел меня. И что-то треснуло во мне в тот момент. Я понял что проебался ещё тогда у аркад, что выход был потерян в ту секунду, когда я увидел эти глаза. А потом Казутора сбежал, и я мог лишь беспомощно смотреть на его быстро удаляющеюся фигуру. Раньше я хотел вступить в вальхаллу ради Майки, ради Тосвы, чтобы узнать информацию, а если бы не получилось...об этом я мог бы подумать потом. Но теперь вальхалла оставалась единственным из возможных вариантов, потому что я обязан там находится, обязан увидеть Казутору. - Хей Кейске ты спишь? Первое что я слышу утром следующего дня. Первое что я вижу, это Казутору склонившегося надо мной. Цветные пряди упали ему на лицо, а жёлтые глаза были такими яркими, но такими неуверенными. В первую минуту, я подумал что это мираж, иллюзия навеянная моим больным, уже совсем чокнулся сознанием. А потому хотел дотронуться, хотя даже знай я, что этот Казутора абсолютно реальный, все равно бы сделал это. Кожа была холодной, как для обычного человека, но достаточно теплой, чтобы понять что это не иллюзия, мягкая и слегка шершавая. Казутора в удивление распахнул глаза. - Доброе утро, Казутора. И тогда он рассмеялся, так как умел только он. Мягко, но грустно, как-то почти обреченно. - Доброе утро, Кейске. Тора был другим, одновременно с этим оставаясь таким до боли знакомым и родным, будто и не было этих двух лет разлуки, и несколько месяцев моей трусости. Будто он просто открывался мне с новой стороны, а не показывал нового себя. Он все так же хохотал, улыбался, злился, любил приторно сладкое и домашнею еду. А я понял что готов смотреть на это вечность, готов провести каждую секунду своего гребанное существования рядом. Лишь бы видеть это. Лишь бы быть рядом. А потом было ебанное вступление, экзамен, испытания. Можно назвать это как угодно, но больше всего подходило по моему скромному мнению, блядский цирк, только вместо зрителей гиены жаждущие крови. И Чифую улыбается, доверяет мне, и абсолютно уверен во всех моих решениях. Готов принять любое мое действие. Но абсолютно не хочет принять мой выбор, тащится за мной в эту клоаку. Ну что за идиот. Блять. Блять. Блять. Удары глухо отдаются набатом в голове, в здание заброшенных аркан, в смешках этих уебков. В насмешливых глазах Ханмы. А потом приходит Казутора приводя с собой парнишку, что чем-то зацепил Майки и был тем кто спас Дракена. Казутора смотрит на меня, на кровь, на Чифую, что уже минут пять без сознания. И я вижу это чувство вины в его глазах, как он опускает их в пол, как сжимает руки в кулаки и поджимает губы. И блять. Блять. Блять. Не смотри так. Не вини себя. Прекрати Тора! Ханма с улыбкой поздравляет, говорить что рад видеть меня, в своих рядах. Ханма тащит свои уебищные лапища к Торе, обхватывает его за плечи и Казутора вздрагивает. Желание сделать с Ханмой тоже что и с Чифую, только ещё хуже, хотя куда ещё то, кажется невероятно сильным. - Прости. Когда мы остаëмся одни, Казутора не поднимает взгляда. Сидит на какой-то уебской палке. Поджав ноги к груди. - За что ты извиняешься? Ты не должен. В этом нет твоей вины. - Это же Чифую, да? Ты писал о нём... Он ведь твой друг и важен для тебя, я прекрасно понимаю, что уебать его, не предел твоих мечтаний. И мне жаль что я ничего не мог сделать. - И не должен. Казутора, это моя жизнь, мои решения и мои последствия. И я сам с ней разберусь. Не бери на себя все. Я ведь уже говорил, что ненавижу это. Казутора приглушенно смеется и в такой обстановке это звучит чуть более безумно, чем должно быть. - Ненавидишь меня, Кейске? Казутора поднимает голову вверх, щурит глаза. И тянет губы в настолько фальшивой улыбке, что аж блевать тянет. А глаза у него большие и влажные, блестящие и немного безумные. - Нет. Я бы никогда тебя не возненавидел. Потому что ты – это все, Тора. У Торы глаза блестят, а волосы пахнут яблоком. Он смеется. И я чувствую что земля уходит из под ног. Проебался, господи, как же я проебался. Торе нравится практически все. Но он ненавидит замкнутое пространство, ненавидит холод. У Казуторы тонкие, мелкие шрамы на руках. Казутора запускает руки в мои волосы, перебирает пряди, завязывай их в нечто среднее между косичкой и узелком. Казутора ведет меня в кошачье кафе и кошки ластяться к нему, запрыгивают на колени, трутся об ноги и руки. Казутора пьет холодный, супер - сладкий, молочный чай с пузырьками, от количество сахара в нём у меня могли бы слипнутся зубы. Казутора водит меня на площади, в парки и скверы, Казутора ведет меня на озера с утками и на крыши заброшенных или не очень зданий. Казутора ведет себя немного безумнее, немного более дико и резко, хохочет мягко и грустно, но его голос слишком резкий, иногда кажется что он и вовсе сорван. Казутора напевает тихие мелодии и приглашает потанцевать. И я не отказываюсь, не хочу, не могу. Я готов на все, и в снег и в град, и в ебучий шторм, лишь бы видеть эти глаза и слышать сорванный смех. Казутора перелазит через ограждения и садится на краю крыши, машет ногами и каждый раз, когда они касаются стены издаётся глухой звук. Это напоминает о том, как глухо звучали мои удары в день вступления. Казутора не улыбается. Поднимает взгляд в небо и пересчитывает звезды. - Хей, Баджи, а ты жалеешь, что тогда встретил меня? - Казутора, не неси херню. - Нет, ну ты ответь. Жалеешь? Да ведь? Казутора лезет под бок, склоняет голову, улыбается, но его глаза словно застыли во времени, оставили жизнь. И это заставляет воспоминания просыпаться, такие глаза были у него, когда он осознал что тот уебок, другом для него никогда и не был, у него были такие глаза, когда он залазил ко мне в окно посреди ночи и молчал до утра, у него были такие глаза в тот день. Казутора хохочет и его смех звучит слишком сорванно на этот раз. - Конечно...конечно жалеешь. Я и сам жалею. Я просто подумал, что если бы в тот день мы бы не встретились, то тогда бы все было хорошо. Брат Майки бы остался жив, сам Майки был бы счастлив, а тебе бы не пришлось тащить ношу под названием, Казутора Ханемия. Кожа у Казуторы обычно холодная, но сейчас кажется обжигающе горячей. Мои руки лежат на его щеках, вынуждая смотреть в глаза. - Казутора, я о многом сожалел в жизни, о том что расстраиваю маму, проигрываю Майки в спаррингах, о том дне. Но наша встреча это бесспорно одно из лучших событий в моей жизни. Ты не груз, не ноша, ты - это все, Казутора. - Кейске... Казутора плачет. Солёные дорожки стекают по его щекам. Но его взгляд...то как он смотрит. Я не могу отвести глаз. Но он плачет и я чувствую неприятный укол в груди из-за этого. - Хей, Тора, ты чего тут сырость разводишь? Ну не плачь, ну блять, Тора! Казутора смеется, тихо и истерично, хватая ртом воздух. А следом практически падает на меня, крепко цепляясь руками за белую куртку, которая даже от этого просто действия неприятно шуршит. Казутора смеется, а возможно плачет, трудно понять. Единственное что мне остаётся это так же обнять его, запустить руки в цветные пряди и перебирать их. - Какой же ты все-таки дурик. - Как точно ты подметил. Давно догадался? Казутора поднимает голову и его глаза красные и опухшие. - С первого взгляда. А еще они кажутся еще более яркими, хотя куда, блять, больше, казалось. Но сейчас они вполне могли заменить эти светящиеся вывески на клубах. Уже середина сентября, а я до сих пор не узнал ничего нового. У Кисаки есть план, и Ханма один из ключевых элементов, но ведь есть что-то еще. Я упускаю какую-то хуйню и это пиздец, как бесит. Откинув голову назад, стукаюсь об стену. - Хей, ты решил последние мозги выбить? Казутора сидевший на кровати и читавший одну из многих манг, что приносил Чифую. - Какие мозги? - А точно, их же у тебя уже нет. Печально. Рядом так удобно валяются какие-то бумажки. Так что скомкав их, я кидаюсь в Тору, который не может уклониться от всех. - Эй! Он с возмущением смотрит, а после кидает в ответ подушку. От которой я уклоняясь с лёгкостью. А как иначе? - Мазила! Казутора опасно щурит глаза. Подбирается весь, и почему-то напоминает кота, готовившегося сделать..прыжок! Казутора падает на меня сверху, придавливая к полу, с полки падают учебники, манга и тетради. Но вообще-то так похуй. Казутора смеется, пытается сделать захват, а когда не получается начинает кусаться, хотя в детстве это была моя фишка. Так что в ответ он получает лёгкий пинок в живот, а затем сжимается, стараясь уйти от щекотки. - Кейске! У Казуторы лицо покраснело, а глаза слезятся. Его дыхание прерывистое и тяжелое. И это так близко. Слишком близко. Я могу чувствовать его дыхание на своём лице. И я не могу перестать смотреть, не могу перестать думать. Казутора улыбается, и его улыбка лучшая из всех. Ханма смотрит на Казутору, и эти взгляды бесят до невозможности. Ханма тянет к нему свои лапы и Казутора вздрагивает, но не отталкивает. Ханма бешеная псина, хозяин которой мелкий уебок. И им зачем-то нужен Казутора. Для чего? Что бы спровоцировать Майки? А что потом? У Кисаки будет компромат на Майки, что он, нанёс Казуторе тяжкие увечья. И он будет управлять им...и получит власть над остальными. Тосва сильнейшая группировка в Шибуе, а в вальхалле было много людей. Если их объединить, то это даст Кисаки власть. А получив власть Кисаки....что? Чего хочет Кисаки? В чем его конечная цель? Хотя, похуй на это. Мне не нужно знать все, я понял что нужно и куда Кисаки движется. И я собираюсь, как минимум хорошенько отпиздеть мелкого уебка. Так, что бы больше не возникало даже мысли использовать моих друзей. В тот день у меня должна была быть встреча с Торой. Но с Эммой я встретился раньше. Эмма, была....была для меня кем-то вроде младшей сестры. Я знал её с детства, заботился о ней вместе с Майки и Шином. Мы вместе росли, тренировались, проводили время. Эмма была первой, из всех тех кто пришел ко мне после смерти Шина и только благодаря ей, я смог осознать на что похожи мои чувства и что с ними делать, Эмма простила меня. Эмма была рядом. И я не мог посвятить её в свой план, потому что не имел право вешать на неё свои проблемы и уж тем более подвергать опасности. Нет. С этим я справлюсь сам. А потом Эмма начинает плакать и я чувствую себя ебанным ублюдком, потому что Эмма редко плачет. Нет, конечно, она может разныться по любому пустяку, но чтобы именно плакать было редкостью. Это неприятное ощущение в груди, эта слабость... Я не могу позволить Эмме страдать. Я должен защитить её и Майки, должен защитить Казутору, я должен защитить их всех. И я просто ухожу. Я в самом деле принял решение и менять его не собираюсь. Возможно мое решение уйти было спонтанной попыткой выйти из конфликта. Но в конечном итоге оно привело к лучшему результатам. - Как знаешь Казутора, но я бы посоветовал тебе быть более осмотрительным. Голос Ханмы едва различимы из-за шума окружающих. - Я уже сказал тебе не лезть не в своё дело. Баджи не предаст. - В самом деле? Ведь он однажды уже предал тебя. - Да что ты знаешь? - Не так уж и много, но Казутора. Это ведь ты гнил в тюрьме два года, ты один. А Баджи остался на свободе и был счастлив, проводил время с Майки, который тоже предал тебя, заводил новых друзей. Он ведь даже не пришёл встретить тебя в день освобождения. Предпочёл пойти гулять со свои новым другом. А тут, он неожиданно появляется и пытается вернуть старое. Разве не странно? - А тебе то что с этого? Голос Казкторы звучит сорванно и тихо, я практически не слышу что он говорит. - Мне? Ничего. Но Казутора, я можно сказать, твой командир и я просто пытаюсь позаботиться о тебе. Не забывай, мы на одной стороне. Я едва успеваю скрыться внутри небольшого магазинчика, как Ханма проходит мимо. Минут через десять, Казутора звонит мне. - Да? - Баджи, прости...я не приду. - Что-то случилось? Конечно. Ханма, блять, случился. Чего он хотел этим добиться, что ему нужно от Торы? Если они хотят при помощи Казуторы спровоцировать Майки, то зачем заставлять его подозревать меня в предательстве? - Нет. Ничего. Просто, ахаха, знаешь непредвиденные события. Так что прости, но сегодня мы врядли увидимся. В тот день Казуторы я так и не увидел. Просидел на лавочке в парке до самого вечера. Пытаясь понять чего хочет Кисаки, и чего добивается Ханма. Утро следующего дня вновь встречает меня Казуторой, что забрался через окно. - Спишь? - Сплю. - А чего это так? Где твоя активность, Баджи? - Судя по всему у тебя. Почему ты не спишь? - Кошмары. Казутора пожимает плечами, даже в лице не меняясь. Мне это не нравится, после того, что вчера сказал Ханма, и того до чего мог додуматься сам Казутора, кошмары - это дерьмо. - Так, ты не спал? - Ну может час - два, а что? Резко подняв руки и схватив Казутору на плечи я валю его на кровать. Падает он тихо, не издав не единного звука. Лишь через пару секунд тихо выдохнул "о". - Что ты.. - Спи. Казутора молчит. Я чувствую его дыхание на своей коже. - Кейске.... - Спи, Казутора, просто спи. Казутора закрывает глаза и его дыхание выравнивается. В какой момент он засыпает? Понятия не имею, но это и не важно. Я проводил с Казуторой огромное количество времени, был с ним каждую возможную секунду. Но у меня не было возможности рассмотреть его вот так вблизи, когда он был абсолютно спокоен. Он изменился. Двухцветные волосы, ему шло подобное окрашивание. Яркие пряди. Но он такой бледный, практически белый. Ещё чуть - чуть и он мог бы слиться с подушкой. А еще он худой, не настолько чтобы кости торчали, но достаточно, чтобы их можно было увидеть невооружённым взглядом. Но его мышцы хорошо развиты, он гибкий и сильный, достаточно выносливый и быстрый. А еще у него всегда вооружённый взгляд. Острый, пронзительный и слегка безумный. Казутора смотрел и было ощущения, что видел душу, что его взгляд выворачивает наизнанку. Но если честно было так похуй. Моя душа уже давно сгнившее месиво из вины и самоненависти, дыра которую я сам создал. Потому что я ничего не сделал, потому что из-за моих опрометчивых действий и решений умер Шиничиро, а Казутора оказался в тюрьме, а Майки...для Майки это было особенно болезненно и травмирующе. Он потерял одну из своих опор, ту которая была главной. Шиничиро практически растил Майки из-за того что их мать была слишком болезненной и слабой. Только вот глаза Казуторы не просто безумные, они бешеные, бездонные, глаза Казуторы это вечная паника, и огромная скорость, мчится так, что все вокруг сливается в единое пятно, а тормоза... А какие собственно, блять, тормоза? У Казутора раньше тормозов было не сильно много, а сейчас им откуда взяться? А мне тормозить и не надо было. Я хочу скорости, ветра в волосах и безумного, дикого хохота, который бы не звучал так обреченно и отчаянно. Я хочу хэппи энд, даже осознавая что он невозможен. Я хочу что бы Казутора был счастлив, хочу чтобы Майки мог отпустить призраков своего прошлого, а Эмма перестала ждать того что её бросят. Только вот боюсь я уже проебался по всем фронтам. Но кое-что я еще могу, могу постараться и сделать все что в моих силах ради них. Даже если я не уверен в финале, неуверенно в том к чему приведут мои действия, я не собираюсь останавливаться. Двадцать второго октября, Казутора говорит что у него дела и встретиться мы не сможем. И это странно. Вроде бы ничего такого, но... Ощущение потерянности? Отвратительно. Казутора два года был в тюрьме, но в момент когда его освободили я трусливо сбежал, а теперь когда у Казуторы появились дела или еще какая-то хуйня, я хочу быть рядом, знать обо всем что с ним происхолит. А немного ли ты на себя берешь Кейске? Не охуел ли ты в край? В логове валльхалы без Казуторы делать абсолютно нехуй, но я все же тут. Нахуя? А почему бы и нет. В середине, где находится импровизированный бойцовскиф ринг слышны звуки ударов и чей-то скулеж. Ханма в другом конце усмехается, тянет губы в шакальей улыбки и делает очередную затяжку. Игнорировать его взгляды, пиздец, как утомительно. Один плюс, Казуторы сегодня нет и не будет, а потому хоть пакли свои загребущие, Ханма раскидывать не будет. Обыденный оскал сегодня слишком утомляет, а виноградная жвачка на вкус, как рвота и я не понимаю зачем продолжаю ее жевать. Противный едва слышный звук того, как она перемещается по рту, мелкий чавкающий звук. Скоро меня и вправду вырвет, если так продолжится. Двадцать седьмого я вновь становлюсь свидетелем разговора Ханмы и Торы, и я прекрасно осознаю что таких было множество. Ханма шепчет, напоминающий змея искусителя, только в шакальем обличье. - Ты ведь понимаешь Казутора? Баджи предаст. - Ты не можешь знать этого наверняка. - Конечно, но ведь ты подумай, разве стал бы настоящий друг... Разговор похож на тот что я уже слышал, только с другими словами. И все сводится к тому что я предатель. Вопрос нахуя, все еще стоит. Злость кипит в венах, и кажется скоро заменит кровь. Хочет кого-то уебать, может быть себя. Или Ханму, лишь бы, блять не Казутору. Двадцать девятого, Казутора выглядит бледнее, чем обычно. Его кожа приобретает сероватый оттенок и действия и словах становятся слишком резкими и быстрыми. Двадцать девятого, Казутора много смеется, но звучит он еще отчаяние, чем обычно. - Баджи, баджи Казутора запрыгивает на спину с разбегу и хохочет. Смотрит влажными глазами, и безумие переливается в них. Кажется, если приглядеться можно увидеть лютейший пиздец и полнейшее наебалово. - Что такое? - Давай прогуляемся? - Конечно, давай. Я не знаю где мы, и я не знаю где наша конечная цель. Казутора идет впереди крепко схватив за руку и в вечерних сумерках, в редком свете только недавно зажегшихся фонарей, его фигура выглядит расплывчато, подобно тени огня, которую можно заметить только если направить на него другой более сильный источник света. К сожелению Казутора затмевал солнце, а другого сильного источника света я не знаю. Темные тучи в темноте почти не различимы, но я слышу гром, а в небе мелькает молния. Скоро пойдет дождь. - Пришли. Казутора останавливает на практически пустой улице, и я не понимаю что мы здесь забыли. А потом взглядом натыкаюсь на старые арканы. - Ты хочешь поиграть? - Ммм? Типо того. Пошли внутрь. Стеклянная дверь открывается с тихим скрипом. Колокольчик над дверью звенит, а пол скрипит при каждом шаге. Людей тут практически не было. Вон пара парней лет двенадцати в дальнем углу играет во что-то вроде стрелялок, и группа девчонок соревнуется в танце. Большинство игр тут старые, а все остальное виснет и тормозит. Казутора смеется каждый раз, когда выигрывает и проигрыш это не так уж и плохо. Потому что Казутора щурит глаза, что выглядят неестественно желтыми из-за дерьмового освещения. Потому что он смеется и в его голосе больше безумия, чем обреченности и в общем-то это ни капли ни хорошо, но видя его таким я чувствую себя не проигравшим, а царем ебанной горы. Играя в что-то активное, где надо постоянно двигать, и видеть, как лицо Казуторы покраснело, а волосы растрепались сильнее чем обычно. В это старье, можно заказать напитки и легкие закуски, а потому оно приобретает пару дополнительных баллов в моих глазах. Можно было бы заказать газировку, но этой осенью я почему-то больше предпочитаю кофе, крепкий и горький. Он блестит в этом дерьмовом свете, а на вкус, как дерьмо, но это все еще не так уж и плохо. Покрайней мере лучше, чем совсем ничего. Казутора любит яркие, приторно сладкие напитки, но заказывает зеленый чай без сахара. Бумажный стаканчик в руках, почти не скрывает тот факт что напиток далеко не кипяток, что даже не сильно горячий. Казутора выходит из аркан и садится на ступеньки. Вот же придурок, на улице холод, а он садится на бетон. - Кейске Казутора зовет, склонив голову и прищурив глаза. - А? - Ты такой дурачок. Он хихикает, прикрывая глаза. - Чего это?! Я не хочу кричать и нарушать эту тишину, не хочу испортить момент. Но у меня, конечно, все как всегда и голос громкий. - Ты в самом деле не знаешь где мы? Ох, это заставляет меня чувствовать себя брошенкой. - Не неси чушь. Почему я должен знать это место? - Ну знаешь ли, именно здесь мы впервые встретились. О. Я резко дергаюсь и часть кофе проливается мне на руку. В самом деле, это ведь и есть те самые аркады. Казутора берет мою руку, ту на которую пролилось кофе и выглядит обеспокоенным. - Не вол... Слова застревают в горле. Казутора касается губами руки. Я чувствую жар его рта и, как его язык проходит по коже. И воздуха начинает катастрофически не хватать. Казутора проходится по всей руки, отстраняясь лишь на секунды, обхватывает ртом пальцы и слизывает капли с внутренней стороны ладони. И когда кофе на руке больше не остаётся, отстраняется, морщась. - Ну и гадость этот твой кофе. И воо..ай Казутора тихо вскрикивает, когда я резко дергаю его за плечи, притягивая ближе. Я не уверен что это можно назвать поцелуем, скорее я впился в его губы, как будто меня столетиями мучала жажда и только губы Казуторы могли ее утолить. И как бы слащаво это не звучало, это было больше всего похоже на то что я чувствовал. Я целовал его и не мог перестать думать, но рой моих мыслей был таким пустым. Я не мог ни на чем сосредоточиться, а потому мой разум цеплялся за все. У Казуторы губы мягкие, в мелких трещинах и шершавые, а еще у него дрожат ресницы и целуя его я могу чувствовать привкус зеленого чая и чего-то сладкого. Казутора прикрывает глаза и я практически не могу увидеть его зрачки, лишь ярко желтые отголоски из под дрожащих ресниц. И колокольчик в его ухе звенит. И в тот день, когда мы познакомились, я проколол ему ухо. И я сделал это опять, в этом октябре, утром, когда он заявился ко мне часов в пять. Потому что за два года оно успело зарасти. Два года, два года, раньше я и не думал...но сколько я упустил за это время, как много раз я мог бы поцеловать Казутору, заплести его волосы, увидеть блеск его глаз и услышать смех? Бесконечно множество. И господи, как же я блять хочу этого. И волосы у Торы мягкие, запах яблок смешивается с запахом сигарет, ах да, он же просидел с Ханмой рядом почти час, а ублюдок курит, как не в себя. И он хватается за мои плечи, и я уверен, захоти он этого, то смог бы сломать их, всего за мгновение, но зачем это, если Тора и так уже сломал всего меня. Вывернул наизнанку, залез в самые закрытые уголки души, ворвался подобно ебанному урагану, ебейшему цунами, что снесло все на своем пути. И вес его тела на моих коленях почти не ощутим. И воздуха катастрофически не хватает. Тихий стук, что-то упало. Казутора открывает глаза и я тону. Пропащий, права была мать, я абсолютно точно пропащий мальчишка. Меня уже затянуло на дно пропасти, этих ебейших глаз. Где там моя гордость? Как только окончательно упаду, передам ей привет. Казутора дышит прерывисто и тяжело, но глаз не отводит. А я не думаю, что в принципе мог бы сделать это. - Казутора, я не предам тебя. Он смеется. Почти истерично хихикает. - Мне, это не важно. Кейске, ты лучшее что было в моей жизни, и даже если ты однажды убьешь меня, я не буду жалеть об этом. - Этого не случится. Он все еще смеется. А потом наклоняет и целует, не только губы, а все лицо. Множество мальньких и коротких поцелуев, словно пылают на коже. Я чувствую, что схожу с ума, еще чуть - чуть и окончательно свихнусь. А потом дождь обрушивается на нас ледянной стеной, но смех рвется из горла. Мы смеемся, и нам вторит гром. Совсем темно, а единственный свет, неестественно - желтый вырывается из аркадных, стеклянных дверей. Мы целуемся и целуемся и я возможно пропадаю где-то среди этих поцелуев, окончательно теряя себя. Наверное должно быть холодно, но мне кажется, что слишком горячо. Кажется, что я горю. Тридцатого приходит Чифую и Такемичи. Чифую смотрит прямо и я вижу, как блестят его глаза. Тебе больше не нужно быть в вальхалле, тебе не нужно становится врагом свастонов. "Ты все еще можешь вернуться" остаётся неозвученным, но подразумевается. Горечь в горле. Странно, я вроде бы не пил сегодня кофе. Я не могу вернуться, и дело тут не в чести и в принципах. Я не хочу возвращаться. Ведь я не на стороне валльхалы, я на стороне Торы. И он тот, кого я никогда не предам. " Не доверяй никому, кроме своих друзей". Если бы наш статус можно было бы перевести в клеймо на коже, то где-то под ребрами у меня кровоточила бы выцарапанная надпись " предатель". Очень жаль что ты поверил мне, Чифую очень жаль тебя и Такемичи, очень жаль всех остальных, очень жаль, но мне похуй насколько я плох. Ведь клеймо "пидор" горит там, где должно быть сердце, согревая меня изнутри. Такемичи смотрит побитым щенком. Такемичи просит не умирать, ведь " Майки расстроится", и мне хочется сказать прости, но я лишь говорю ему убираться. Говорю, что собираюсь убить Майки. Что за бред? Но мое тело не слушается, и я говорю это. О, неужели мой уровень вранья зашел так далеко? Смешно, аж плакать хочется. Тридцать первого я встречаю рассвет на балконе в комнате. Казутора спит, оперевшись спиной на стену и положив голову мне на плечо. Вот и хорошо, пусть спит. Сегодня тяжелый день, ведь он собирается убить Майки, и я должен.... Что? Лучи солнца режут глаза. Что-то не так. Странное ощущения, словно я что-то теряю. Я... С тихим шорохом голова Казутора падает вниз, на колени. Он так сладко спит. Дыхание ровное и никаких кошмаров. Так сладко. Глаза слипаются. Странно, сна же не было ни в одном глазу, еще пару секунд назад. И все же какое странное ощущение...так сильно хочется спать. Просто закрыть глаза и выдохнуть. Ну..ничего страшного, ведь до битвы еще есть время, а Казутора сейчас рядом и спит. Спит без кошмаров. Все будет хорошо. У меня нет плана, но возможно моей веры хватит, хоть на это. Возможно впервые этого будет достаточно. - Кейске, Кейске, проснись... Чей-то голос доносится, как будто через толщу воды. Просыпаться трудно, веки словно налиты свинцом, а мозг нихуя не соображает. Песочные глаза напротив. Казутора. Смотрит внимательно, с подозрительным прищуром. О, точно, он же подозревает меня в предательстве. Хотя, как будто я не предаю всех кого можно. Проебался, так проебался. - Что такое братан? Казутора смеется, и его глаза безумно блестят. Он звучит почему-то надрывно и отчаянно. - Вот как значит. Ахахаах, ну и отлично. Пойдем? Нам все-таки собраться надо. Битва всего через пару часов, а ты обещал угостить меня завтраком. - Сейчас обед Ну или около того. По солнцу трудно сказать точное время. - Ну значит, это будет поздний завтрак. - Хах, как скажешь. Казутора в кафе заказывает омлет и зеленый чай. Странно. - А почему не газировку? Или другую сладкую гадость? На моей тарелки парочка Такояки. И газировка. Почему-то на вкус ощущается непривычно, но все еще шикарно. Давно я не пил ее. - Просто, захотелось. Знаешь зеленый чай, черный кофе? - Что? - Ничего. Песочные глаза напротив, блестят в безумном блеске. Мне очень жаль, Казутора. Свастоны заходят. Майки идет впереди, потом Дракен, Мицуя, Чифую, тот парень Такемичи. И Кисаки, вместо Па, который из-за него в тюрьме гниет. Н̶о̶ П̶а̶ - ч̶и̶н̶ н̶е̶ в̶ т̶ю̶р̶ь̶м̶е̶. Что? Хансэн выходит вперед. Разговоры, разговоры, разговоры. Никогда не любил пустую болтовню, в подобных битвах. Смысл трепать языками, если уже итак все решенно. Казутора выходит вперед. На фоне свастонов он выглядит по не правильному маленьким. Я ловлю его взгляд, неприятно колит в висках. Надо успокоиться. Хах, давно я не испытывал такого волнения перед дракой. А сейчас, уже весь дрожу. Дракен нес чушь. "Вернете Баджи?"Что за херня, я что похож на приз для победителей? Или у меня своего мнения нет? Я не собираюсь возвращаться, я не имею права, я должен все исправить. Ч̶т̶о̶ в̶с̶е̶? Казутора выносит Хэнсэна. Ханма ухмыляется, когда кричит взывая к действиям. Казутора бросается к Майки, но в отличие от других он не бежит. Ханма неспешно следует за ним. Кисаки...Кисаки исчезает в толпе, скрываясь за грудой мусора. И мне тоже пора. Нужно сделать все быстро, так что бы никто не успел ничего понять и остановить меня. Иначе Майки, окончательно потеряется в этой тьме, а Казутора станет очередной жертвой на пути Кисаки к величию. Я этого не допущу. Все что происходит похоже на дерьмовое, юмористическое шоу. Дракен дерется с Ханмой. Казутора дерется с Майки. Мне стоит следить за Кисаки, но взгляд каждый раз возвращается к ним. Казутора дерется, рядом кружит парочка из верхушки, но в бой пока не вмещиватеся. Вот они идут на одну из вершин, мусорных гор, Кисаки идет следом, но с другой стороны. Я следую за ним. Нужно выждать момент и тогда....убить Кисаки. У̶б̶и̶й̶с̶т̶в̶о̶ н̶е̶ д̶о̶л̶ж̶н̶о̶ б̶ы̶т̶ь̶ в̶ы̶х̶о̶д̶о̶м̶. Ч̶е̶й̶-т̶о̶ с̶о̶р̶в̶а̶н̶н̶ы̶й̶ с̶м̶е̶х̶. Раз. Майки держат. Два. Металлическая труба касается его головы. Три. И Казутора и Майки лежат обессиленные. Оказаться на вершине просто. Достаточно по тихому уебать двух додиков. И зайти сзади Кисаки. Внизу постоянные крики. Кисаки отлетает в сторону. Я тоже. Чифую стоит там. Пытается остановить. Смотреть на него немного больно. Но я не отступлю, на кону слишком многое. Ханагаки сбивает с ног. Только вот, ему меня не удержать. Он конечно хороший парень, но немного слабоват. Сейчас я должен убить Кисаки. Звон колокольчика. Ш̶у̶м̶ д̶о̶ж̶д̶я̶. Казутора появляется из-за спины. И глаза у него...другие. Он тоже собирается меня остановить. Черт. Вроде бы и план был, а все пошло коту под хвост. Хах. Ну ничего, даже это меня не остановит. - Став главой Свастонов. Я уничтожу Кисаки! Так что тебе не нужно сражаться в одиночку, Баджи! Позволь помочь. Ханагаки кричит и плачет. Против Кисаки значит. Стать главой Свастонов, уничтожить Кисаки. Ахах, нет ну план конечно отличный, но у меня нет столько времени. Здесь и сейчас, я разберусь с Кисаки и больше никто не пострадает. И Чифую, И Ханагаки отлетают. Им не стоит в это лезть. Пятьдесят человек? Хах, серьезно? Эта кучка неудачников меня не остановит. Ничто меня не остановит. В момент, когда я оказываюсь напротив Кисаки, что-то меня сносит. Песочные глаза напротив. - Ты что совсем ебу дал? - Казутора? Ты что блять творишь!? Золотистые глаза напротив. - Я? Это ты собрался убить человека, пускай и конченного. - А тебе - то какое дело, разве не ты сказал " Что убив врага становишься героем"? Я уже все решил, Казутора. Я не позволю тебе пострадать, а Майки погрязнуть во тьме. Я со всем разберусь в одиночку. - Какой эгоизм. Только вот разве не ты говорил, что ненавидишь, когда берут всю вину на себя? А сейчас ты делаешь то же. Чертов мудак, противоречишь сам себе! Желтые глаза напротив, такие яркие почти лимонные. Нет, ярче, ядерные глаза. Казутора. Больно! Голова болит, разрываясь, дышать в один момент становится нечем. Металлический привкус во рту. Кровь вырывается нестройным потоком. Казутора испуганно отскакивает. Куртку вальхаллы, сдергивает резким, нервным движением. Его руки холодные и когда они шарят по коже, я застывая. Не могу пошевелиться. - Ты не ранен. Ничего нет, абсолютно ничего. - Баджи - сан! Чифую кричит. Явижу взгляды свастонов. Напуганные, они все в ужасе. Ну да, картинка не из приятных. Я весь в крови, и Казутора что сейчас больше всего смахивает на сумашедшего. Ну точно картина маслом. Словно он...убивает меня. Что за странное чувство. Новый поток крови вырывается из горла. - Я не дам тебе умереть. Слабость в теле. Я не могу двинуться. Словно ноги парализовало. Веки такие тяжелые. Но я жив, не ранен. Так что за дерьмо. Глаза Казуторы светятся немой решительностью. Глаза Казуторы напротив: дикие, безумные, безутешные. Он закрывает меня своей спиной от остальных. Рукой мягко касаясь лица. Горячие слезы падают мне на лицо, почти обжигая. Казутора...я не могу понять.... Что происходит. Почему я чувствую это странное ощущение? Но я не могу позволить Казуторе, взять вину за даже блять несовершенное преступление. Он прав я ненавижу подобное. Но я все еще ничего не могу. Чифую подскакивает, отталкивая Казутору. Казутора напоследок улыбается мне, как-то слишком обреченно. Я все слышу. Но глаза закрываются. Чифую кричит и я на некоторое время теряюсь в том что происходит. Слабость в теле. Я ничего не могу. Я должен открыть глаза. Я должен встать, я должен что-то сделать. - Тогда, я прямо здесь и сейчас, тебя уничтожу, Казутора. Нет. Нет. Нет. Нет. Шум, ублюдки сбегают. А после гробовая тишина, в которой только и слышны что звуки ударов. Надо что-то сделать, иначе Майки убьет Казутору. Вставай. Вставай. Встань, ты уже, никчемное тело. Почему, почему, блять, все так обернулось. Где именно я проебался? И почему Казутора должен платить за мои ошибки? Блять, блять, блять. Да двигайся же ты! Сделай хоть что-то! Блять. Пожалуйста, мне просто, сука, надо встать, открыть глаза, просто показать, что я жив. Господи! - Майки прекрати! Ты ведь его убешь! Голос. Знакомы голос. Кажется это Ханагаки. Верно, остановись Майки. Умоляю, прекрати. Казутора ни в чем не виноват. Я жив, жив, а он...может уже и нет. - Остановиться? После того, как Казутора убил Баджи? Почему, блять, никто просто не проверит мой пульс? Это сука не так уж и сложно. Казутора, блядь. Надо чтото делать. Что-то придумать. Блядь, блядь, блядь. Сука, ублюдки, долбоебы, какого хуя!? Почему, почему вы просто, блять не проверите хотя бы ебаннный пульс! Шум сирен. Крик Дракена, "уходим". - Мы не можем бросить здесь Баджи! - Нас просто блядь, арестуют! - Сваливаем. Майки пошли. Майки что-то говорит, но я не могу понять что. Все звучит так глухо. - Я тебя не спрашивал Майки! Мы уходим. Последний шум, сырая земля. Я жив. А Казутора? Казутора...он же не мог? Не мог умереть? В самом деле, по настоящему? Нет, нет, нет, конечно нет. Казутора, не мог умереть. Майки не мог убить его. Почему так тихо? Почему я ничего блять не могу. Тело не слушается. Почему, почему я такой идиот? Бесполезный, неудачник. Если бы не я, не мое упрямство, то все могло бы сложиться по другому. Почему, почему, почему? Ш̶у̶м̶ д̶о̶ж̶д̶я̶, п̶а̶л̶ь̶ц̶ы̶ К̶а̶з̶у̶т̶о̶р̶ы̶ н̶а̶ м̶о̶и̶х̶ п̶л̶е̶ч̶а̶х̶, а̶ м̶о̶и̶ в̶ е̶г̶о̶ в̶о̶л̶о̶с̶а̶х̶. Е̶г̶о̶ г̶о̶р̶я̶ч̶и̶е̶ д̶ы̶х̶а̶н̶и̶е̶ п̶е̶р̶е̶п̶л̶е̶т̶е̶н̶о̶ с̶ м̶о̶и̶м̶. К̶а̶ж̶е̶т̶с̶я̶, я̶ с̶е̶й̶ч̶а̶с̶ з̶а̶д̶о̶х̶н̶у̶с̶ь̶. К̶а̶з̶ут̶о̶р̶а̶ с̶м̶е̶е̶т̶с̶я̶ и̶ е̶г̶о̶ о̶т̶ч̶а̶я̶н̶н̶ы̶й̶ х̶о̶х̶о̶т̶ р̶а̶з̶н̶о̶с̶и̶т̶с̶я̶ п̶о̶ к̶р̶ы̶ш̶е̶. О̶н̶ с̶к̶л̶о̶н̶я̶е̶т̶ г̶о̶л̶о̶в̶у̶, щ̶у̶р̶и̶т̶ г̶л̶а̶з̶а̶. - С̶т̶а̶н̶ц̶у̶е̶ш̶ь̶ с̶о̶ м̶н̶о̶й̶, Б̶а̶д̶ж̶и̶? - К̶о̶н̶е̶ч̶н̶о̶. И̶ н̶е̶ н̶у̶ж̶н̶о̶ н̶и̶к̶а̶к̶о̶й̶ м̶у̶з̶ы̶к̶и̶, в̶е̶т̶е̶р̶ и̶ о̶б̶р̶е̶ч̶е̶н̶н̶ы̶й̶ с̶м̶е̶х̶, в̶о̶т̶ л̶у̶ч̶ш̶а̶я̶ м̶е̶л̶о̶д̶и̶я̶. Н̶о̶ч̶ь̶ п̶е̶р̶е̶д̶ р̶а̶с̶с̶в̶е̶т̶о̶м̶ т̶р̶и̶д̶ц̶а̶т̶ь̶ п̶е̶р̶в̶о̶г̶о̶. Л̶а̶д̶о̶н̶ь̶ К̶а̶з̶у̶т̶о̶р̶ы̶ в̶ м̶о̶е̶й̶ л̶а̶п̶и̶щ̶е̶, к̶а̶ж̶е̶т̶с̶я̶ е̶щ̶е̶ м̶е̶н̶ь̶ш̶е̶, ч̶е̶м̶ е̶с̶т̶ь̶. - Я̶ л̶ю̶б̶л̶ю̶ т̶е̶б̶я̶. П̶о̶ж̶а̶л̶у̶й̶с̶т̶а̶ н̶е̶ у̶м̶и̶р̶а̶й̶. - Я̶ т̶е̶б̶я̶ т̶о̶ж̶е̶. И̶ я̶ н̶е̶ с̶о̶б̶и̶р̶а̶ю̶с̶ь̶ у̶м̶и̶р̶а̶т̶ь̶, Т̶о̶р̶а̶. Н̶е̶ в̶о̶л̶н̶у̶й̶с̶я̶. Я не умер, Тора. Умер здесь только ты. Нет, нет, нет. Хочется кричать, меня словно раздирает на куски, но я не могу сделать даже полного вздоха или открыть глаза. Прости, прости, прости. Казутора, я сделаю абсолютно все, отправлюсь с тобой на другой край света, станцую с тобой любой танец, только не умирай. Казутора выживи пожалуйста, и я всегда буду рядом, останусь с тобой навсегда, на целую, блять, вечность. Пожалуйста, умоляю, Господи, дьявол или кто-нибудь еще, пуская Казутора выживет, пожалуйста. Шум сирен. Чужие крики, чужие руки. Я так устал. Прости, Казутора, я лишь надеюсь что мы встретимся. Что я засну и не проснусь, ведь мне приснится лучший на свете сон. И в этом сне мы будем вместе каждую секунду, живые и счастливые и твой смех больше не будет таки обреченнным. И ты не умрёшь. Пожалуйста. Только не умирай. Казутора. Звон колокольчика, чьи-то крики. Чужие руки подхватывают меня и куда-то несут. Я не могу пошевелиться, даже дышать получается через раз. Звуки слышатся глухо, словно проходя через вату. - Звони Наокии....готовят операционную. Голос надо мной и так близко. - Что с этим?! - Нет. Другой....критическом состояние. Если.....он умрет. - А этот? - Точно сказать нельзя....внешних повреждений нет. На внутреннее кровотечение.... Нужно будет......сделаем....ренген и кт, как только приедем. Звон колокольчика, совсем рядом...Казутора... Эта тяжесть в голове...совсем, как утром... Сознание ускользает. Нет, нет, нельзя. Ни в коем случае нельзя терять сознания. Если с Казуторй что-то случится, если он не выживет...я должен буду...должен...а что мне тогда делать? Какое отвратительное чувство. Казутора...прости...