Роза ветров

Акане могла быть язвительной, а иногда и жесткой. Но еще она располагала людей к себе. Она хорошо чувствовала чужие эмоции и умела успокаивать. Тэтсуо однажды сказал что у Акане " аура старшей сестры", и я был согласен. Мори и Акане отличались и сильно, но...в отношение к "своим" людям они были похожи и ощущение тоже было схожее. А Казутора...я думаю ему нужно было именно это. Мы все его любили, но дети были...детьми. Эмма, простила и приняла Казутору, но между ними все еще была определенная пропасть. Кейске был плох в проявление подобной "прямой" заботы, а Тэтсуо...ну тоже нечто схожее. Я же был.."отстраненным", как иногда говорила сама Акане. Я их бесспорно любил и старался проявлять это. Но я также осознавал, что у меня...не всегда это выходит. А вот Акане, она была идеально - семейной. Возможно дело в том, что большую часть жизни она была занята тем что воспитывала Сейшу, а потом еще и приглядывала за Коконоем. Она могла часами говорить ни о чём, либо же приятно молчать приобнимая за плечи. Она многое знала, читала книги, смотрела фильмы и просто общалась с разными людьми. Она была нежной и ласковой. И она любила, и свою любовь проявляла легко и открыто, никогда не стесняясь этого. И Казутора...таял от этого. Для него было это непривычно и вначале он даже шугался, но сейчас хорошо видно, как ему это нравится. Казутора наконец-то был дома. Он чувствовал себя гораздо лучше, с него сняли все бинты и швы. Он мог спокойно передвигаться. На самом деле...на нем все зажило очень и очень быстро. Врачи были удивлены. Я мог предположить что это как-то связано со всем этим...каноном. А сам Тора считал что его тело просто привыкло, а потому быстро восстанавливалось. Кейске так же стал постоянным гостем в нашем доме. Он был довольно громким и заводным. Но...он был лучше, чем я ожидал. - Кейске, тебе не надо волноваться. Я вполне сама могу помыть посуду. - А я хочу. Акане мягко улыбнулась на резкий ответ. В общем-то у нас был график домашних обязанностей. Но Кейске все равно всегда старался, как-то помочь. Это было мило. Казутора всегда улыбается, когда видит это. - Рë? - Да? Казутора закусил губы, смотря в пол...а после поднял взгляд на меня. - Я хотел бы обсудить с тобой...одно дело. Казутора был взволнован и сбит с толку. И мне не нравилось подобное. Я хочу чтобы они всегда чувствовали уверенность и безопасность, хотя и осознаю что это вряд ли возможно. - Конечно. Хочешь выйдем на задний двор.? Казутора кивает и первым идет. Кейске бросает на него взгляд, но Казутора не поворачивается. Так что он смотрит на меня. На его вопрос мне нечего сказать, так что пожав плечами я иду за Торой. Казутора ходит ровно, в почти привычном темпе. Но когда он встал в первый раз, не удержался на ногах. Я успех подхватить его, и...он был почти невесомым. - Знаешь, Акане...у неё была просьба. Она хотела чтобы, я кое-что попробовал. Ты же знаешь, в начале она помогала мне с реабилитацией, а потом, когда удостоверилась что я в порядке. Она отвела меня в студию, к своему...продюсеру, менеджеру? Я не уверен. Но это и не важно. - Тебе понравилось, верно? Казуторе нравилось двигаться, у него был переизбыток энергии и он просто не знал куда ее девать. Акане и ее танцы, стали для него настоящим спасением. К тому же, у него был хороший голос, звонкий, как говорила сама Акане. Звонкий и чутка резкий. - Да.. - Но? - Но я не уверен...не уверен, что могу.. - Почему? Казутора, ведь ты правда хорош в этом. - Я так не думаю...но даже если это так, я....разве я имею право на подобное? Казутора смотрит только на землю не поднимая глаз. Обхватив руками локти. Я был плохим советчиком насчёт будущего, но кое-что, я знал точно. - Казутора, послушай меня. Ты имеешь право делать в своей жизни, то что хочешь. Ты ведь хочешь этого, и ты не должен говорить себе нет, только из-за страха. Все эти дети, подростки...они заслуживают лучшее будущее. - Дело не только в этом. Я...беспокоюсь на счет Баджи. Он хочет вернуться в Тосву, и мы говорили об этом. Я тоже хочу чтобы он вернулся, я знаю, как сильно он этим дорожит. И будь дело только в этом, я бы...я бы не волновался. Казутора с вздохом опускается на бетонную площадку перед дверью. Я сажусь рядом. - Но дело не только в этом? - Я вчера встретил Дракена, мы поговорили. Он..предложил мне стать частью Токийской свастике. Сказал что Майки не против, да и Мицуя с Па тоже бы этого хотели. Он сказал...что мы можем начать сначала. Знаешь типо сделать вид, что ничего не было. Голос Казуторы сломался на последниз словах. - Я мечтал об этом, сидел в колонии или еще раньше, когда нас только схватила полиция. Чтобы ничего не было. Я хотел начать сначала, но после того, как встретил тебя, подумал...что может быть это мой шанс. - Но сейчас? - Но сейчас...я не хочу этого. Мое прошлое...это то что сделало меня мной. В нем много дерьма, а я далеко не самый лучший человек. Но сейчас...мне кажется я на правильном пути. Точнее, я думаю что...возможно, я могу стать лучше, оставаясь тем кто я есть. - Но Казутора, это ведь в самом деле так. Ты ходишь на сеансы к психологу, пьешь таблетки, занимаешь танцами и ходишь в спортзал. Ты восстанавливаешься, не только после ран и тюрьмы, ты восстанавливаешь самого себя, становишься тем кем хочешь быть. Казутора молчит, подтягивает к себе колени. Положив на них голову, он смотрит на вверх в небо. - Я больше не хочу быть преступником, хочу завязать с бандами и драками. Но... - Ты боишься, потерять то, что смог вернуть? Тора, я уверен Баджи тебя поймет. Как и все остальные. Друзья могут иметь разные хобби. Мы молчим, минут десять. Ветер продолжает дуть. Холодно, но снега нет. - Ты только что, назвал преступную банду, хобби? - Ммм? Да, а что? Казутора смеется, тихо и закрыв лицо руками. И я тоже улыбаюсь. - Господи! Ты невыносим. - Ну вы же все меня как то выносите. - Ага, ногами вперед. Я знаю что наш разговор не разрешил всех проблем, но я надеюсь что Казутора понял, что я хотел сказать. Ну а если нет, то я готов повторять это из раза в раз. А сейчас можно немного посмеяться. Было двадцать третье число ноября, через два дня у Эммы день рождения. Подарок, заранее купленный и уже упакованный лежал на дне шкафа. Эмма, всегда праздновала день рождения с семьей. А на следующий, день уже с нами. Помню, как однажды мы с Тэтсуо смогли договориться, и достать билеты на профессиональные соревнования по кендо. Радовалась и Эмма, и Тэтсуо. Я был рад, что купил подарок заранее. Сейчас у меня вряд ли бы нашлись силы на его поиски. Ветер сегодня был особенно сильным. Сотрясал деревья, бил в окно, от чего они звенели. В гостиной слышался шум телевизора. Дети смотрели мультики. Акане взяла Казутору и ушла, Тэтсуо сегодня помогал в одном из бойцовских клубов, показывая мастер-класс. Где был Кейске, я не был уверен, но мог предположить, что вероятно на собрание Тосвы. А Эмма наверняка уже была в школе, ожидая меня. - Уверены, что хотите остаться? - Ага, и не стоит так переживать. Я обо всем позабочусь. Йори, сонно потянулся. Садик Ай не работал сегодня по "техническим" причинам. Изначально я планировал остаться с ней, но руководство сказало, что сегодня надо присутствовать всем членам совета. Так что Йори сказал, что останется и присмотрит за Ай. - Хорошо. Но если что звони. - Как скажешь. Все, пока Рико, Рë. И Йори захлопнул перед нами дверь. Наглый мальчишка. Хорошо, что он такой. Рико улыбалась. А после крепче схватив меня за руку, фактически потащила за собой. - Как там твои подружки? - Здорово. О - чан, недавно научила меня делать прыгающих лягушек из бумаги! Представляешь?! - Ух ты, это в самом деле звучит здорово. Рико кивнула. Она широко улыбалась и ее щёки покраснели от ветра. Так что нагнувшись, я сложил и завязал на ее шеи свой шарф. На что получил лишь недовольный фырк. - Мне не холодно. - А мне холодно, когда я смотрю на тебя. Считай я так забочусь о себе. На это ей сказать было нечего. Хорошо, что они все пока дети. Не представляю, как буду справляться с подростками. Младшая школа Рико и Йори была по пути к моей, но чтобы дойти до нее, нужно было свернуть и идти до конца небольшой улицы. И хотя здание школы было видно от поворота, я всегда испытывал определенное волнение. - Да все нормально будет, братик. Рико всегда смеялась над этим. И это тоже было понятно. Тут всегда было много родителей с детьми, а машины сюда почти не заезжали. Для волнения не было причин, но я продолжал волноваться. Так что, я пошёл дальше только после того, как видел что Рико заходила на территорию школы. Моя же, находилась в двух с половиной улицах. Идти до нее было минут десять - пятнадцать от школы Рико, и около получаса от дома. Хороший район. Эмма ждала меня у ворот. На голове у нее была теплая бандана, а на шее шарф. - Ты чего сегодня только в куртке? - Отдал шарф Рико. На это она только покачала головой. - Ты уже знаешь? - Что? - К нам сегодня проверка едет. - Аа, ну теперь понятно почему всем членам совета быть обязательно. В коридорах было многолюдно. В классы никого еще не пускали. В гардеробе же было почти пусто. Положив верхнюю одежду в шкафчик, я перекинул сумку через плечо. - Ты сейчас куда? Эмма сняла бандану, и сейчас собирала волосы в хвостик. - У меня литература. У тебя? - История. В коридоре второго этажа мы разошлись. Пускай корпус школы был разделен для учеников, как средней узконаправленной, так и старшей школы, но часть классных комнат была строго поделена между ними. Исключений было мало. Литература была достаточно неплохим предметом. И обычно я даже принимал участие в беседе, но сейчас все мои силы уходили на борьбу с желанием прилечь на парту и проспать еще пару часов. - Кавай, что ты думаешь о произведение? Мадам Миято с улыбкой посмотрела на меня. А ведь все шло так хорошо. Что мы вообще обсуждаем? Ах, "Танцовщица", Мори Огая. - Оно трагично. - Трагично? В голосе Миято - сенсей недоумение. Вероятно она ждала от меня более развернутого ответа. Но "трагично" подходило лучше всего. - Это история грустная бесспорно, но она обыденна. Мальчик с благами и светлым будущим и неблагополучная девочка - танцовщица. Вот они влюбляются, он идет на жертвы, отказывается от хорошей работы. И они живут вместе, бедные, но счастливые. Но вот появляется старый друг и вместе с ним появляется шанс вернуть свое благополучие. А девушка беременна. И он выбирает себя. Что конечно подкашивает ее, она падает в обморок, а после теряет сознательность. А он оставляет деньги и уплывает. Это грустно, обидно, но такое часто случается в обычной жизни. Именно поэтому я сказал что это трагично. Трагизм заключается не в самой ситуации, а в том насколько она обыденна в реальной жизни. Ведь большинство оказавшись в подобной ситуации сделают такой же выбор. Миято - сенсей кивает. Принимая мои слова за ответ. - А что ты скажешь на такую мысль Ото Тоëтаро, "Да, Аидзава Кэнити — редкостный друг, но я и по сию пору испытываю к нему неприязнь". - Я считаю что это всего лишь попытка переложить ответственность. Испытывая муки совести, он одновременно счастлив от того, как именно сложилась ситуация. Мне кажется что он хочет сказать, что если бы не Кэнити, то он бы остался и все было бы неплохо. Но это не так. Вся вина лежит только на Тоëтаро, и его неспособности принять ответственность. На этом Миято - сенсей с довольным кивком, переводит тему на более общую. А я все-таки опускаю голову на стол. Дерево ощущается приятно прохладным. Трагизм в обыденности. На перемене отправившись в комнату совета, я столкнулся с неожиданно большим количеством людей. И конечно это было громко. - Кавай. Я обернулся на незнакомый зов. Там стояла девушка, с которой до этого я ранее не сталкивался. - Я могу вам чем-то помочь? - Да. Вы..ты, можно на ты? - Конечно. - Отлично. Ты ведь Рë Кавай, верно? Глава послал меня к тебе, сказал что у тебя есть документы по финансам на мероприятия. - Это так. А вы? - А, ой. Прошу прощения. Я Момо Садо, главный секретарь совета. Обычно я работаю с более крупными бумаги, которые мне передает директор, а потому плохо осведомлена обо всем остальном. Момо нервно заправляет волосы за уши, и отводит взгляд. Кажется ей не очень удобно. Если она в самом деле работает в основном с директором и его бумагами, то в ее растерянности нет ничего удивительного. Когда я только приступил к обязанностям, то мне после всех пройденных серьезных бумаг было трудно понять о чем идет речь в мелких. - Что же, Момо, если мы прорвемся к моему столу, то я передам вам документы. Момо преувеличено радостно кивает на мои слова. Дойти до стола было труднее чем я ожидал, но вполне выполнимо. Документы у меня были разложены по папкам и найти нужную было просто. - Вот, здесь все за последний семестр. - Все финансы и отчеты о каждом мероприятие? - Ох...это выглядит очень компактно. - У меня был опыт. В первые за все время Момо выглядит заинтересованно. - Ты раньше работал с документами? Где? - Да. Я являюсь юридически взрослым лицом и все документация на мне. А сейчас она выглядит удивленно. - О.. Возможно она хотела сказать что-то еще, но меня спас ее телефон. - Алло? Да, уже бегу. - Было приятно познакомиться Кавай. До встречи. - До свидания. Она быстро уходит. И я чувствую облегчение. Впереди еще четыре урока. Наверняка еще куча какой-то мороки. Но сейчас я по крайней мере никому не нужен. Насладиться этим мне было не дано. Не прошло и пяти минут, как ко мне подскочил Коми, спрашивая о том что же ему делать, ведь половину отчетов он просто не сделал из-за их незначительности. Я ненавидел такие моменты, когда слишком много шума и паники. За эти десять минут мне трижды наступили на ногу, раз пять пихнули локтем по ребрам. И не сосчитать сколько дергали, только чтобы пожаловаться на "несправедливость". Которой не было бы, если бы они в самом деле занимались работой. А то двадцать человек в совете, считая главу, его заместителя, главного секретаря. А работают всего человек семь на постоянной основе. И хотя иногда я и сам злоупотреблял своими возможностями..я хотя бы не ныл о том что это привело к проблемам. - Ты как дедушка. Эмма перевязала волосы поудобней, и начала делать растяжку. Совместная физкультура стала настоящей отдушеной. - Что? - Ну знаешь он тоже все время ворчит на схожие темы. "Сами нарвались на неприятности" "Бездельники" "А я говорил, но кто будет слушать какого-то старика?". Стареешь, Рë - чан? - Я не ворчу. Эмма смеется. Закончив с растяжкой мы приступаем к силовым упражнениям. А потом будем играть в волейбол, судя по тому что Харакава - сенсей уже вещал сетку для игры. - Ну что вместе? Или хочешь посоревноваться? Она ухмыляется, щуря глаза. - Только не плачь потом. - Посмотрим кто будет плакать. С довольным лицом Эмма идет к противоположной стороне сетки. Я же остаюсь на месте. Я хорошо бегал, был физически развит, имел неплохую выносливость, но обычные спортивные игры мне не особо давались. Я не видел смысла в подбрасывание мяча. И хотя это должно было помочь с командной работой...это все было утомительно и в лучшие дни. Двадцать четвертое выдалось теплым. Метеорологи обещали что завтра тоже будет солнечно. Комиссия уехала. А потому все возвращалось на свои места. Этой ночью мне не спалось. Так что я решил прогуляться. На часах было начало одиннадцатого. А улицы в большинстве своем были пусты. - Эй, Рë? В темноте парка было трудно кого-то разглядеть, но на зрение я никогда не жаловался. - Манджиро, здравствуй. - Что ты здесь делаешь? - Гуляю? Сегодня прекрасная погода. А ты? - Да...я тоже гуляю. Он выглядел растерянно. О чем думал? Задавался ли он вопросом для чего вообще окликнул меня? Зачем начал разговор? И что делать дальше? Возможно мне тоже стоило об этом подумать, но я не хотел. - Можем вместе. А теперь удивленно. Но он улыбнулся, а его лицо оставалось безучастным. Он хорошо держал лицо. Было ли это из-за того, что он являлся лидером довольно крупной банды? Может быть. А может были и другие причины. - Пойдем. На темных улицах все так же было мало людей. Но это был довольно тихий район. Токио не спит и в центре наверняка было много народа. Но тишина полупустых улиц мне нравилась больше. Было в этом что-то особенное. Манджиро шел рядом и его шаги были удивительно тихими. Такая мягкая, но твердая поступь. Так ходили Тэтсуо с Такеши. Нечто похожее было у Баджи и у Моро - сан. - О, субару видно. Манджиро остановился, засмотревшись на небо. Сегодня было ясно, а в этом районе не было сильно света. Там в небе, было созвездие Плеяд, которые в простонародье звали Субару. - Эмме нравится это созвездие. О? - В самом деле? - Да. Когда мы были маленькими и нам не спалось. Дедушка выводил нас на террасу. Рассказывал о звездах. Эмме нравятся субару. - А тебе? - Ммм...не думаю что такое есть... Мне нравятся звезды, но я никогда не вникал в них особенно сильно. А у тебя есть любимое созвездие? - Не уверен. Я не сильно заинтересован в звездах. Я знаю парочку основных звезд, но не более. Исключением является только Аламак, но она состоит в созвездие Андромеды. И раньше, я мог видеть ее из окна в доме где жил до переезда. - Аламак. Манджиро несколько раз повторяет имя звезды. Протягивая а в конце. - Где она? Наконец-то спрашивает. - Вон там. Легче всего ее найти от полярной звезды. Вот так и наискосок. Дальше Кассиопеи, но ближе Овна. Мы стояли в ночной темноте, а рядом не было фонарей, только редкие дома с горящим светом. Но большинство уже спало. Задрав головы вверх, а я еще и активно жестикулировал. Увидь нас кто, решил бы что мы либо психи, либо пьяны. Может быть этот кто-то в чём-то и был бы прав. Забавно получалось. Остаток ночи часов так до трех мы прогуляли. Болтали о разном, о камнях на дорогах, о высохшей траве, о скором снеге, о мотоциклах, играх в аркадах, говорили про чай и маленьких сосательных конфетах в шуршащих обертках. Много говорили, но смысла в этих разговорах не было или наоборот. Может, там просто было слишком много смысла. Больше чем можно понять. В ноябре, рассвет приходил поздно. Небо даже не потеряло своей насыщенности. Но внутренние часы я обмануть не смог. Они говорили о скором подъёме, о готовке завтрака. Было воскресенье, в школу не надо. Завтрак тоже переносился на более позднее время. И все же я решил сходить в еще одно место, до того, как вернулся домой. Я никогда не был верующим. Мори верила, она шептала молитвы, ходила в церковь и даже имела самодельный крестик. Мама тоже верила, иногда в особенно пустые ночи, она задирала голову и шептала. Едва слышно, но в тишине дома и этого было достаточно. Я не понимал, хотя и пытался. Я читал книги, ходил в церковь и знал наизусть две молитвы. Одной меня научила Мори. Вторую я выучил сам. "За упокой". Но мне нравились церкви. В отличие от больниц тут не было тихо, ну или тишина тут была другой. В церковь приходи верить и надеяться, в церковь приходили проститься, сказать слова уже мертвому человеку и надеяться что их услышат. Я много говорил после смерти Мори. В церкви мы и познакомились. Мы оба говорили с теми кого уже давно нет. И надеялись быть услышанными. И вот чудо, нас услышали. Только не мертвые. Я услышал его тихий, но твердый голос. Он верил. А он услышал мой, пустой, но тоже тихий. Я нет. Тайджу Шиба был жестоким человеком. Он принял ответственность почти сразу. И делал все что в его силах. Были ли его действия...жестокими? Конечно. Но я каждый раз напоминал себе что не лезу в чужие жизни и в чужие семьи. Был ли я лицемерен и эгоистичен? Бесспорно. Но я знал, что начни я говорить на эту тему, попытайся его переубедить или хотя бы объяснить свою точку зрения, то потерял бы ту нить нашей связи. А я этого не хотел. И все же он видел мое неодобрение, и старался сделаться мягче в моем присутствии. Мне нравилось что эта связь была важна для обоих. Эмма была моей семьёй. Человеком которому я мог довериться и открыться. Она понимала мою боль, знала это чувство утраты. И все же, все де это было не совсем то. Наша связь с Тайджу была особенной, с какой бы стороны на нее не смотреть. Особенной и не постоянной. Мы редко виделись, мало говорили. И все же было это странное чувство близости и комфорта. Эмма была константой в моей жизни с того самого момента, когда я бросился к ней в толпу девчонок. Тайджу был временной переменной, которая со временем тоже стала константой, но по своему особенной. Нас объединили мертвые. А там где начинает смерть и религия, заканчивается любая логика и теряется здравый смысл. Вообще-то, в последнее время они терялись все время. Эту церковь теперь можно было считать частной. С пониманием того, сколько денег сюда вложил Тайджу. Готовясь. Здесь поменяли полы, побелили стены, и даже витражи в окнах сияли. Где-то новые, а где-то прежние. Нет, конечно сюда продолжали ходить люди, здесь молились и прощались. Но все знали чья эта церковь. Возможно в этом была своего рода особенность. Тайджу рос, как внешне, так и внутренне. Осознавал ли он к какому итогу вели его действия? Бесспорно. По крайней мере сейчас. Он осознал свои ошибки. Но даже не попытался их исправить, хотя вряд-ли это было возможно. Он осознал и был готов принять из последствия. "- Я начал все это. Я это и закончу. " Он сказал это в начале ноября. Числа так седьмого кажется. Нет, конечно мы и раньше говорили об этом. Но именно сейчас это приобрести особый окрас. Тайджу не был идиотом. Он все осознавал. Но он умел нести ответственность, умел ее принимать. За себя и за других. Я не пытался его переубедить. Хотя хотел этого. Я боялся. Вся моя жизни в основном состоит из страха. Из отчаяных надежд и веры. К сожалению меня никто не слышал. И это было понятно. Я рано спрятал это. Едва ли не с рождения. Запихнул все это поглубже в душу, в самый дальний угол, куда никто и никогда не заглядывал. Я и сам про него иногда забывал. Наверно мог бы забыть и полностью, но это было невозможно. Слишком много я туда складывал. Свои страхи, надежды, потрескавшиеся мечты и веру в лучшее. И еще кучу всякого хлама. И все...сейчас сидя на одном из многочисленных стульев, смотря в темные стекла витража, которые в ночи не представляли собой ничего особенного, ведь даже луна уже ушла. Я молился. Слова заученной молитвы звучали едва слышным шепотом, я ведь почти не разлеплял губ. Но церковь это место с хорошей акустикой, кто бы что не говорил. О чем я шептал? О ком и для кого? Этого я не знал. Возможно я хотел чуда. Возможно просто переложить часть ответственности на того кто это наверняка потянет. Мертвые глухи. Ангелы и бог вероятно тоже. Так для чего эти слова? Свечи? Витражные окна и высокие потолки? Для людей конечно же. А для кого же еще? Ведь людям нужно во что-то верить, на что-то надеяться, на кого-то перекладывать ответственность. Забавно. Это все так забавно. Я словно живу в какой-то несмешной трагикомедии. Тону в жалости и страхе. Но тоже несу ответственность. Потому что если взялся за что-то, то будь добр, доведи до конца. И не важно как плохо тебе будет. Я закрыл глаза и подумал о том дне, когда мне придется прийти в церковь и молиться за кого-то еще. Пытаться связаться, что-то сказать очередному мертвецу. Стоять у третьей надгробной плиты. Подумал и понял что, когда настанет этот день, я подпишу себе приговор. Но он пока не наступил. Так что я встал с хрустом затëкших костей. И развернувшись ушёл. Через один из запасных выходов. Ключи у меня были. Тайджу вручил их мне, зная о том что иногда страхи и мысли одолевают слишком сильно и нужно место куда можно прийти и дать им свободу. Возможно в этом и таился смысл нашей связи. Двадцать пятое и двадцать шестое ноября запоминаются мне яркими вспышками радости и спокойствия. Эмма много улыбается, все смеются. Солнце светит и ветра почти нет. В ночь двадцать шестого мы сидим у меня в комнате. На полу, прислонившись к кровати, где-то в ногах у нас лежит бутылка вина, которую мы честно забрали со стола, когда все разошлись. Эмма крутит коробку в руках. С интересом рассматривая сияющею обертку. С каждым поворотом обертка шуршит и поблескивает от слабого света, не пойми откуда взявшегося в спальне. Подарок выглядит маленьким. По размерам напоминает книгу, но слишком легкий для неё, и узкий. Я вижу, как глаза Эммы блестят, слышу, как шумят мысли в ее голове. Она пытается угадать. Но в конечном итоге сдается. И начинает открывать. Развязывает ленточку, снимает обертку. И натыкается на картонную коробку, которую тоже открывает. Эмма мерзнет. Особенно зимой. Из-за холодного, морозного воздуха ей трудно дышать, а лицо и руки быстро замерзают. Мой подарок не особенный или удивительный. Но по крайней мере он теплый. Эмма берет голубой шарф в руки. Длинный, мягкий, пушистый и имеющий очень светлый оттенок голубого. Проводит по всей длине ладонями. А после счастливо хихикает, повязывая его на шею. Щеки ее красные, но не от холода, а от вина, а глаза блестят, отражая странный свет. Она улыбается так ярко, словно это не шарф, а самое заветное из возможных желаний. - Там еще перчатки. Длинные, мягкие перчатки, такой же расцветки имели утонченный вид при этом будучи довольно удобными. Узором служат мелкие блестящие снежинки, белые, их трудно различить, но у Эммы как-то получается. Она крутит их в разные стороны, наклоняет под разными углами и улыбается. - Спасибо. И мне тепло, и радостно. Мне не нужны подарки, потому что есть такие моменты. А они лучше всех возможных желаний.