Домашний очаг

Жизнь - непрекращающаяся череда ужаса и кошмара. Широ знает это, Широ упорно закрывает глаза и карабкается, карабкается вверх по отвесной стене с наклоном в 45 градусов, иногда срывается, падает в пучину ужаса, кричит от страха, а его сердце разрывается, мозг вопит, и он не может даже сформулировать не то что мысли - понимание своих чувств, и он кричит, надрывает легкие, срывает связки, больно царапает гортань и кричит - это его детство в лаборатории Отдела 13. Непрекращающаяся агония и побег за побегом, которые срываются и срываются. Лучше бы его убили. Но Широ ценный образец. Горо - ценный образец, их никогда не убьют, будут прогонять раз за разом через циклы регенерации и уничтожения их клеток, пока это не истощит их нервную систему настолько, что они не станут пускающими слюни овощами. Идеальными клонами. Широ снова срывается, снова кричит, но уже на Короля Времени, и демон находит его забавным, звонко и сумасшедше смеется и соглашается отпустить его из Отдела. Широ выбирается, вскарабкивается на самый последний выступ и видит ослепительное солнце, живой зеленый луг и слышит пение птиц. Его личный рай. Плевать на остальной мир, плевать на остальной ужас, он создаст для себя идеальную среду и больше ничто не напомнит ему о... Исследованиях и тестах, которые он все еще обязан проходить. Сыворотка. Эликсир. Сыворотка. Эликсир. Сыворотка. Эликсир. Сыворотка. Эликсир. Сыворотка. Эликсир. Сыворотка. Эликсир. Сыворотка. Эликсир. Сыворотка. Эликсир. Сыворотка. Эликсир.... Юри подобна яркому солнцу, теплому, ласковому, обжигающему и будто укоряющему его. Несмотря на весь ужас и пробирающиеся в его идеальный мир уклоны реальности, Широ наслаждается ей. За днем приходит ночь. За солнцем следует Луна. Сатана. Мир рвет его на части, купает в обжигающих объятиях синего пламени, и его тело больше не его. Чудовищное присутствие Бога пытается сжечь его сознание, и он слышит его нечеловеческий хриплый смех, что треск искореженного металла. Когда родилось... чудовище, он не знал, что ему делать, все внезапно оказалось слишком сложным, чудовище - сын Юри, чудовище - сын Сатаны. Он понимал в тот момент, когда младенец сжигал остатки монахов, присутствующих на ритуале, только одно: тварь надо убить. До того, как он успел вмешаться, монстр сжег более ста человек. Мир снова вопит плачем вдов, детей и упреками: "Ты должен был спасти их! Ты же паладин!" Хреновый он паладин. Ребенок растет странным, напоминает ему собственный мир, тихий и уютный с резкими вспышками ужаса реальности. Мальчик весело переставляет кубики, а мгновение спустя срывает штору вместе с карнизом, выдирая металлическую конструкцию из стены. Монстр обожает его, а Широ начинает обожать в ответ. Кажется, он сломался. Монстр вырастает человеком. Человек-ребенок-подросток-сын, больше не чудовище. Заботливое, доброе, такое сострадательное. Широ тихо плачет по ночам, сняв очки, он упирается лбом в сложенные руки и просто плачет, вспоминая Юри. Ребенок так на нее похож. Широ лишь надеется, что мир для этого сострадательного ребенка, его сына, не окажется черным маревом кричащих о спасении душ, братьев, погибающих один за другим и молящих о пощаде в темных стенах Отдела 13. Поэтому Широ просто сидит и смотрит внимательно на Юкио, который расставляет бенто и продукты у его кровати. Нос подростка заклеен пластырем, он аккуратно расставляет небольшие баночки с напитками из автоматов и магазинов, проникновенно заглядывает в его глаза и спрашивает: - Отец, тебе лучше? Широ молчит. Он не уверен, что знает, что сказать ребенку. Ребенку ли? В ту ночь, семнадцать лет назад все было так просто: вот чудовище, объятое синим пламенем и сжигающее людей - убей его, стреляй, утопи, сожги, останови. А вот маленький плачущий мальчик, задыхающийся на руках матери и чуть не умерший мгновение назад. Сейчас Широ не знает, кто есть кто. Иногда мы падаем с края утеса. Наши эмоции дают сбой нам и не можем воспринимать картину адекватно, нервы отказывают, мозг не может воспринимать мир целиком и полностью, все идет под откос. Вселенная кажется запоздалой и заторможенной, все летит быстро, но для тебя так медленно, адреналин резко ударяет, к нему добавляется доза допамина, и чувства окончательно дают сбой, и ты ощущаешь себя, подброшенным вверх, парящим и все нереально, будто наркоман под амфетамином. Когда-то Широ рассказывали об этом, куратор на курсах осторожно приподнял его напряженные руки с пистолетом, зажатым между правой и левой, и средним пальцем на курке, и сказал: - Почувствуй это, - голос, кажется, раздавался эхом, - отдача, выстрел, свист пули, прерывающуюся жизнь изгнанного демона, но, - инструктор внимательно смотрит на него глубоко посаженными темными пустыми глазами, и впервые Широ видит в них всплеск пламени, искры, наслаждения, какой-то садистской нотки. - Кто говорил, что пули могут убить только демона? В твоих руках оружие, Широ, - инструктор переводит дуло себе на грудь, - что если ты выстрелишь в человека? Широ отдернул руку вниз, посмотрел на инструктора злым, раздраженным, испуганным взглядом и вышел из зала для стрельбы. - Что ты думаешь о демонах, Юкио? - спрашивает лежащий и смотрящий в потолок мужчина. - Они – зло, - резко отвечает подросток, касается кобуры у себя на поясе, и незаметно наблюдающий за ним Широ прикрывает глаза. - Демоны живут в наших сердцах, - роняет он. Подросток замирает, но молчит. - Ты думал, я не узнаю? - спрашивает бывший паладин. Допамин ударяет в голову, но он также лежит, а подростка трясет рядом, его рука все еще лежит на пистолете, и Широ хочется смеяться: он ошибся в ребенке. - Что ты сделаешь? - спокойно говорит Широ, - застрелишь меня? Юкио нервно вздрогнул, отшатнулся, рука, держащаяся за пистолет, упала, и он тихо вскрикнул: - Застрелю? - он глубоко дышал. - Нет, - выдохнул он, - отец, я... - его голос дрожал. - Что? - тихо и проницательно спросил Широ, смотря в потолок, - что ты? - спросил он снова. - Я не понимаю сути претензий, - жёстко обрывает Юкио, беря себя в руки. Глаза его сверкают разгорающейся злостью. - Демон есть демон. Высший демон - зло априори! Не этому ли ты учил меня? Не этому ли меня учили все вокруг? - он складывает руки на груди и смотрит стылыми, злыми глазами. - Стал бы ты переживать, если бы я пристрелил гуля или домового? Если бы сумел убить сильного, могущественного демона? Или не я, кто-нибудь другой, та же Шура, например. Не бывает добрых демонов, бывают только те, кто ведёт свою игру. Так отчего ты смотришь на меня таким взглядом, словно я стрелял в ни в чём неповинного младенца? - Он твой брат! - отрубает Широ. - Он сын Сатаны. Он нечеловек. И сам этого не отрицает. Мальчик смотрит на него взглядом, полным непонимания, раздражения и какого-то детского, совершенно неуместного в этот момент, разочарования. Фуджимото открывает рот, чтобы возразить, чтобы напомнить... Но что он может ему сказать? В словах Юкио нет логического изъяна. Но нет в них и ничего человеческого. Есть только полное отрицание иной точки зрения. - Быть может, Рин уже не человек, - говорит он вместо этого, хотя всё внутри противится этой мысли. - Но он по-прежнему твой брат. Кем бы он ни был. А ещё он тот, кто помог справиться с Сатаной. - Мой брат давно умер, - неприступно отрицает экзорцист. - Это... существо не имеет ни малейшего к нему отношения. И кто знает, какие цели преследовал демон, вмешиваясь в битву? Вряд ли бескорыстные. - Может, тогда, ты Мефисто, предложишь застрелить? - раздраженно интересуется святой отец. - Он тоже демон. - Если он начнет представлять угрозу для людей и вредить им, это предложу не только я, - кивнул юноша. Непоколебимая уверенность в чужом голосе вызывала горечь и сводила челюсти болью. - Рин тоже "представлял угрозу"? - спрашивает Широ, неожиданно для себя, совершенно спокойным голосом. - Он сын Сатаны, - повторяет Юкио, поджимая губы. - А ты? - он склоняет голову, наблюдая за мальчиком из-под полуприкрытых век. - А я — человек. *** После сытного ужина Широ забывается неверным сном. Всё-таки, клонированное тело, есть клонированное тело. Ускоренное развитие и сумасшедшие эксперименты в "детстве" дают о себе знать. Ему всего-то сорок пять, а тело выглядит на шестой десяток. Быть может, он протянет ещё лет десять, если очень повезёт, пятнадцать... И это будет хорошим сроком. Немногие эксперименты проживали и четверть его лет. Это будет длинная жизнь. Если, конечно, раньше его не сожрёт какой-нибудь демон. Самый актуальный вариант с его-то профессией. Про демонов он, видимо, зря вспомнил. В полутьме палаты, сквозь сонную муть, ему снятся синие, пылающие демоническим огнём глаза. Фуджимото хмурится, глубже вдыхая стерильный, отдающий лекарствами и дезинфицирующими средствами воздух, пытаясь вытолкнуть очередное воспоминание из своего сна, когда слуха касается тихий, шуршащий звук срезающего что-то ножа. Руки действуют быстрее разума, выхватывая пистолет из-под подушки и наводя мушку на сидящего на подоконнике демона. Угрожающе щелкает предохранитель. Размытый силуэт у окна замирает. - Ты тоже в меня стрелять будешь, старик? - детский голос звучит со спокойным любопытством. Фуджимото смаргивает сон, щурится, напряжённо вглядываясь в плохо видную фигуру и, наконец, не отводя взгляда от названного гостя, щелкает выключателем настольной лампы на стуле. - Рин? - имя хрипло срывается с разом пересохших губ. - Привет! Давно потерянный ребенок по-прежнему сидит на подоконнике его палаты, скрестив ноги, и невозмутимо чистит яблоко маленьким перочинным ножом. Белые шорты ниже колена с огромным количеством карманов, ремешков и пряжек и такая же кипенно-белая футболка контрастируют с неожиданно темными волосами, придавая почти обычный вид семилетнего мальчика. Если бы только глаза не полнились синим демоническим огнем, а на лбу не выступали маленькие рожки, сошел бы за обычного ребенка. - Так что? - он снова смотрит на зажатый твердой рукой пистолет, полный пуль наяд. - Стрелять будешь? Давай сразу, чтобы я время не тратил, а то, если Люцифер заметит моё отсутствие, снова будет смотреть этим своим укоризненным взглядом, от которого закопаться хочется. Будет жаль попадаться из-за долгих, но, в сути своей, бессмысленных расшаркиваний. Голос все ещё звучит обыденно и несколько задумчиво, словно не ему угрожают смертельным для всей нечисти ядом. Грядущая нахлобучка от старшего брата беспокоит ребенка явно больше. Широ сглотнул, осознавая такую постановку вопроса, опустил пистолет. - Нет. Не буду, - и, от греха подальше, отложил оружие на тумбочку, рядом с лампой. Рин удивлённо хлопнул глазами, прослеживая его движения взглядом. Даже про яблоко забыл. Никто и никогда не поймет, что значит гореть в синем пламени и выжить, никто кроме Нейгауза, но пламя, в котором горел Нейгауз, не принадлежало мужчине. Пламя принадлежало Сатане. А Рин горел в своем собственном огне, которому доверял, верил, что сможет взять демоническую силу под контроль, верил, что не причинит кому-либо вред. А потом все погасло во вспышке мучительной агонии, в дьявольской бездне безумия, и будто он оказывается в аду на сковороде у того самого дьявола, а повсюду шипит масло, горит он сам, горит его окружение, его тело не выдерживает, трещат и хрустят кости, трескаются от жара, и он сам оседает облаком пепла и углей. Он даже не знает, как ощущает это, а потом внутри него снова вспыхивает этот невыносимый жар, и он "восстает", поднимается медленно на ноги и чувствует такую невероятную свободу, что, наверное, мог бы сжечь мир. Чувствовать это в первый раз - ужасно, рядом кричат люди - его друзья, они молят его, боятся и строят преграды, рядом где-то наверху смеется Амаймон и зажимает рот рукой Шима. В груди кипит злость: ничтожества сжечь. Ураган эмоций становится сильнее, сильнее, сильнее, а потом человеческая часть Рина душит его железной рукой и устало падает в обморок, заверяя свою демоническую часть и все еще злясь на нее за сожжение тела: сжечь мы всегда успеем. Второй раз это такая же пучина боли, голубое марево и его срывающийся крик, потому что в конце связки сгорают, и он просто не может кричать, трещины струятся по тому, что когда-то было его телом, оно рассыпается на пепел и угли, а потом снова "восстает", и Рин бежит. Уносится все дальше и дальше от когда-то родного, но теперь, в его представлении, не такого безопасного дома. Он хорошо выучил урок, как бы горько ему ни было. Он - демон, а они - люди. Глупо было бы полагать обратное. Ребенок забивается под опору моста и прикрывает глаза, вспоминая отца, желая его увидеть снова, желая сказать хоть что-то, желая спросить, убил бы он его, увидев в таком виде? Сейчас на него смотрит дуло пистолета Фуджимото, и Рину хочется дернуть плечом, отвернуться и растаять в голубых искрах. "Люцифер был прав", - горькая правда звучит в его голове укоризненным голосом старшего брата. - Рин, - тихо хрипит Фуджимото. Рин не поднимает взгляда и дальше чистит яблоко, а что ему еще делать? Он отвечает что-то невразумительное, упоминая Люцифера и действительно чувствует себя ребенком: так говорят дети, когда оказываются в опасной ситуации, обязательно угрожая своим дядей/папой/старшим братом человеку, который собирается причинить им боль. Рин сейчас тоже чувствует боль, пусть и не физическую. А потом отец откладывает пистолет, тянется со своей кровати так, что половина его тела оказывается в воздухе, он шипит из-за ран, но все равно обнимает ребенка, который просто замирает, не зная, что ему делать. - Хорошо, что с тобой все в порядке, - тихо шепчет Фуджимото, и Рин цепляется за его больничную рубашку маленькими пальчиками, стараясь контролировать силу. Нож и яблоко давно забыты и лежат на полу, а сам Рин, едва сдерживаясь, рыдает, уткнувшись в плечо отцу, и тихо шепчет: "Было так страшно". Внутри Фужимото все переворачивается, и он прижимает сына к себе только крепче. В этих слезах виновато детское тело. Тело, которому семь лет, несмотря на прожитые семнадцать и ещё столько же по старой памяти. И это тело плачет без всхлипов, утыкаясь в человека, все ещё живущего в сердце, стоя незримой, но вечной опорой и поддержкой. - Ну всё, ну всё, - Широ гладит его по голове, упорно игнорируя голубые искры, мелькающие в детских волосах. - Не плачь. Всё хорошо. Рин шмыгает носом, поднимая взгляд на отца. У того неловкая, но всё ещё искренняя улыбка и ни грамма страха в душе и сердце. Внутренний демон удовлетворённо урчит, где-то там в глубине сворачивается словно кот и почти напевает: не боится, не боится, он нас не боится. А ведь обычно он такой только со старшими братьями. Широ укачивает его в кольце горячих рук и вздыхает. Ну, да, демон. Как ни посмотри, вон как глазенки сверкают, хвост вот под рубашкой вокруг торса обернул, а кисточка, так и норовит в пальцы ткнуться. Самый настоящий, мелкий ещё, но все ж таки демон. Ну, да что с того? Вон как жмется, цепляется. - Ты, что, правда от Люцифера сбежал? - спрашивает святой отец, когда ребенок успокаивается. Не лучшая, наверное, тема, но хоть какая-то и явно безопаснее, чем все другие. Да и знать хочется, стоит ли ожидать Короля Света в эту ночь в своей многострадальной палате. Слишком свежо в памяти воспоминание о бережных касаниях демона, прижимающего к груди спящего ребенка. - Ну, - Рин фыркает, словно это шутка, при том какая-то исключительно для своих. - Я не говорил, куда пойду. И он точно не был бы в восторге, если бы я сказал. Но уверен, что он в курсе. И Самаэль. В конце концов, это он выдал мне универсальный ключ, - Рин выуживает из-под светлой ткани цепочку с ключом и неловко улыбается, демонстрируя отцу. - Где-нибудь в округе наверняка тусуется кто-то из их подчинённых... да, и магический GPS у меня есть, - мальчик встряхивает рукой, с тонким браслетом. - Но вряд ли они придут вот так, чтобы меня специально вылавливать. - То есть, "я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь"? - с любопытством спрашивает Фуджимото, опуская взгляд на светлеющую у корней макушку. - Ага! - Рин улыбается. - Но укоризненного взгляда мне всё равно не миновать, если он меня поймает. - Забавно, - Широ фыркает, хотя в голове у него с трудом укладывается мысль о таких Высших демонах. Он снова шевелит короткие темные волосы, все сильнее белеющие с каждым мгновением. - Ты что покрасился, чтобы залезть сюда? Рин недоуменно смотрит на него, перебирается обратно на стул, удивленно наклоняет голову в сторону и спрашивает: - А зачем? Теперь недоуменно смотрит уже Широ, трет подбородок и отвечает: - Но у тебя же волосы светлые, и когда, - мужчина запинается, - ты родился, тоже светлыми были. Ребенок грустно хмурится, скрещивает ноги, поудобнее устраиваясь на стуле, опускает взгляд при словах о рождении и тихо отвечает: - Знаю, - он молчит, - просто запечатал силу, - он мнется, - зачем мне сейчас столько? Широ все также недоуменно молчит, смотря на ребенка, который тихо продолжает: - Да, и тела демонов, чем больше они силы используют, тем быстрее разрушаются, - он морщится, - это больно… - У тебя тоже? - хмурится Фуджимото, прекрасно понимая, о чем говорит ребенок. - Нет, - он мотает головой. - Пока нет. Я устаю, если использую слишком много... ну, как там. С Сатаной. Но не смертельно. Мефисто говорит, что предел достигнется ещё не скоро, но действительно, зачем мне так много? Да, и внимание привлекает. Я пока не придумал, как сворачивать ее надолго, только на пару часов. Печать слабнет, вот я и светлею обратно, - Рин пригладил волосы двумя руками. - И вообще, это почти экзамен. Меня Иблис подбила на маскировку, - заканчивает он, снова принимаясь за яблоко. - Но ты сказал, что больно, - замечает отец, привычно подмечая мелочи. - Я про то, что старое, человеческое тело сгорело, когда печать сорвало. Фуджимото на мгновение замер, осознавая сказанное. Вздохнул. И снова прижал к себе ребенка. - Вот как. Ты поэтому не остался? - Рин в его руках зашебуршился и поднял голову, возмущенно надувшись. - Эй! Я был объят синим пламенем! У меня был хвост! - он потряс мягкой кисточкой перед глазами родителя. - И рога! - детский палец ткнулся в маленькие рожки. - И ты сбежал потому, что думал, что хвост и рога помешают мне тебя обнять? - с тихим смешком спросил Фуджимото. Они оба понимали, что дело не в объятиях, но Широ мягко улыбался, подавляя горечь в горле, холодный камень в груди и ощущение тяжёлого пистолета в ладонях. И Рин сквозь слезы рассмеялся: - Конечно, - он всхлипнул и маленькой ручкой ткнул себе в лоб, - вдруг ты бы укололся? Фуджимото подавил желание недоуменно нахмуриться и всмотреться в маленькие, совсем не острые и даже ещё не прорезавшиеся рожки и через силу улыбнулся: - Действительно, - только и сказал он. Рин просидел в его палате до самого утра, неспешно рассказывая истории о своей жизни. Видимо, жалея его, он старался не заострять внимание на демонах, окружающих его, ограничиваясь именами, но не титулами. Не то что бы у него хорошо получалось - будучи паладином, Широ знал большинство озвученных имён в контексте: при встрече уносите ноги, как можно скорее. Но в каком-то смысле, всё равно был благодарен мальчику за это. Что не отменяло мыслей о количестве высокоранговых монстров вокруг ребёнка, отчего хотелось хвататься за пистолет и канистры со святой водой. А перед рассветом, воспользовавшись магическим ключом, Рин ушёл, вернувшись к Мефистофелю. На его кухне он готовил свою волшебную еду, внимательно следя, чтобы и люди, и демоны поскорее исцелили свои раны. Масштабы занятости ребёнка впечатляли даже на словах. Так что до момента своей выписки сына Широ больше не видел. Ни одного из своих сыновей, если быть точным. Юкио к нему тоже не заходил, не звонил и даже не писал смс-ки. Фуджимото его понимал. Он и сам не знал, о чём говорить с так изменившимся подростком. Да и надо ли? Они оба высказали свою точку зрения и менять ее не собираются. Для обоих вопрос стал принципиальным и основополагающим. Рассудить их могло лишь время. А потом, две недели спустя генеральной битвы с Сатаной, пришла новость о заключении перемирия с Иллюминатами.