—Где моё небо?

*** —Да, Мам.       Несколько секунд молчания. —Да-да, Я помню, Мам. Давай, пожалуйста, не будем заводить эту шарманку снова.       Секунда молчания абонента... И снова этот повелительно-указательно-корящий тон, полный нравоучений.       Мин откинулся на спинку кресла. «Ну конечно, кто бы слушал…» — думает Он про себя. —Да, Мам. Я слушаю, Мам. А не отвечаю потому, что отвечал уже много раз, — кто бы услышал.       Он слушает еще несколько Ее поучительных фраз, которые Она повторяет Ему чуть ли не каждую неделю, которые Он слушает, не пререкаясь. Он бы делал это искренне, без злобы и обиды, если бы у Этой женщины был склероз третьей степени, но нет, мать твою, здесь некультурно говорить что-то про Мать,.. которая, продолжаю незаконченную фразу, совершенно в норме. И это хорошо, но Юнги выслушивает это всё лет с восемнадцати, примерно тогда Он съехал от Неё. И вот, на протяжении уже трех лет, страдает Он. Хорошо, что не склерозом…       Теперь, слегка погрузив Вас в атмосферу Их отношений, следует сказать, что Юн и так был дичайше вымотан прошедшим днем. А сейчас еще и Мама. Поэтому Юн, уставший и понимающий, что эта нервотрепка продлится еще минимум полчаса, ставит звонок на громкую и кидает телефон на стол.       Он открывает первый ящик стола, в котором постоянно лежит весьма немаленькая стопка листков А4 синих оттенков. Только темных: индиго, сапфировый, черничный оттенки и множество других. Ему не принципиально.       Для чего? Юнги у Нас художник-пейзажист) И так-то это правда. Юн никогда не ходил в школу рисования, не проходил какие-либо курсы, но очень красиво писал, особенно небо: утром, днем, вечером. Но не ночью. Он умел передавать свет солнца, но не мог изобразить даже образ звезды, сколько бы ни пытался.       Непонятно почему, но именно звезды рисовал Юнги в напряженные моменты. Возможно, Он думал, что эти чувства помогут Ему передать тот образ маленькой белой точки в бескрайнем синем или же черном пространстве. Только вот рисовал Он маленькие аккуратные звездочки о пяти концах, как учили Нас в детском саду.       Вначале Он рисовал их небрежно в тетради для конспектов, потом карандашиком на парте. Пару раз даже при решении задачи у доски. Он рисовал их в билете на экзамене, на руках в университете, когда забыл сумку с учебниками и имел лишь ручку и бланк теста, на котором должны быть !только ответы! Даже в паспорте нарисовал одну.       После того, как Он перешел на дистанционное обучение и устроился на работу, у Него появилось больше проблем. И Он продолжил рисовать эти звездочки, заполняя ими листы. После Он понял, что будет выглядеть красивее, если рисунки будут на оттеночных листах и если делать их слегка аккуратнее.       Так и началась Его коллекция стопок с небесами. Небесами, созданными Им больным. Он рисовал их, находясь в депрессии, устав делать конспекты на сдачу ректору, после трогательного фильма или полной душераздирающей боли книги. Рисовал их даже вот так просто, разговаривая по телефону. Так напряженно разговаривая по телефону. —Черт! — кинул Мин, прерывая монолог Матери. — Листы закончились, — договорил Он самому Себе неслышным шепотом. —Что?! Мин Юнги, что ты себе позволяешь?! Мало того, что перебиваешь Меня на середине предложения, так еще и смеешь на чувства Матери показывать такую реакцию! —Я не Тебе, — отвечает сын, и заканчивает фразу в Своей голове: «Отстань. И так хуево.» —Ах, не Мне он! А кому еще? Кому ты вообще нужен, кроме Меня?! И где обращение к Любимой Мамочке! Ты же знаешь, как Я это нена… —Прости, Мам. Я действительно неуважительно отнесся к Тебе и Твоим чувствам, пусть даже и просто неудачно высказал мысли, Мне следует быть сдержаннее и проявлять больше почитания при разговоре с Тобой. И выцарапать Себе на руке, что Моя Мама не любит высказываний в свою сторону без обращения, словно Мама не личность вовсе, — Мину становится тяжелее Себя контролировать. Он готов.. заплакать?       Да, верно. Зарыдать. Это единственные эмоции, которые возникают у Него при общении с Матерью: злость и чувство слабости; чувство, что Его сильная оболочка сейчас спадет, чувство страха… страха боли. Она единственная, из-за кого Он может плакать, и кто может причинить Ему боль. —Так-то. Я продолжу. Закончим тему агентства: Я считаю… — Юн дальше не слушал. Он нашел последний черный лист, полностью отражающий цветом Его состояние сейчас, и принялся рисовать звездочки.       Нельзя сказать, что это Его успокаивало или помогало освободиться от боли и грусти. Это просто не давало развиваться этим чувствам дальше и засовывало их куда подальше в сердце Мина, уже давно больше, чем наполовину заполненное такого рода чувствами. И когда рванет эта гнилая бомба – неизвестно.

Конец первой главы