Пляска

      Элиан любила танцевать. Она всегда выделялась на фоне других, возможно потому что приёмная, возможно потому что её мать была ведьмой. Ярко рыжие волосы, точно огонь и бледная зефирная кожа, какая бывает только у рыжих, а в голубых, точно озерная гладь, глазах и вовсе можно было потонуть.       Элиан улыбалась, когда ей вслед кричали «ведьма», потому что её мать была такой же. Девушка гордилась и когда, сидя дома, свечи сами собой потухали, если настроение было ни к черту. Со временем сверстники прекратили что-либо кричать ей вслед, они боялись. Боялись, ведь если подольше смотреть ей в глаза начинаешь теряться, отвечать на всё, что она спросит. Элиан давно стала замечать, как на неё косятся.       Сбежав в ночь совершеннолетия, девушка заливалась смехом, точно полоумная, и бежала по степи, куда-то в поисках своего места.       В следующем селе, где она остановилась, её научили танцевать. Жители с презрением называли этих людей цыганами, мол, кочуют по селам и крадут детей. Девушка точно пару минут смеялась над последними словами и из интереса пошла к ним. Другие крутили у виска пальцем, а она лишь с широкой улыбкой разговаривала с ними.       Совсем чуть-чуть, маленькими шажками, двигалась в сторону выяснения. Они случайно обронили вниз слово «танец», будоража всё внутри рыжей. Ей понравилось. Звенящие одеяния, пронзительные глаза и точно что-то магическое в движениях.       Элиан не успела до конца научится, как на следующее утро их и след простыл. Девушка лишь поджала губы и отправилась в путь. Они скрыли от неё знание, не захотели научить, но это не значит, что она не сможет научится сама. В ночной степи она крутилась в танце как в последний раз, казалось сам ветер потакал её движениям, огонь вился в такт, а украшения, на манер странников, звенели на платье.       Многое снова начинается с надежды и с «снова» — жизнь может быть древним океаном, ограниченным мерзким зудом и высыханием глаз, может было сухой степью с её семи ветрами, может быть лесами, деревьями раскинувшиеся по земле.       В следующей деревне её встретили шёпотом. Элиан знала, что она неуязвима, мнение этих людей для неё лишь пустой звук, который унесёт по ветру вместе с пылью. В этот день глаза её были похожи на звезды, которыми она любовалась по ночам, ей хотелось, чтобы о ней узнали.       Выйдя вечером на праздник, она надела лучшее, что у неё было. Зелёная блуза, сиреневая юбка — простая одежда, на которой теперь висели украшения, звучащие трелями от дуновения ветра. Костёр посередине напоминал Элиан о том, как раньше сжигали ведьм. На секунду ей подумалось, что придя сюда, самолично подписала себе приговор, мысли эти были отброшены, как назойливая муха.       В далеке блеснула молния, стоило ей начать свой танец, совсем не похожий на танец тех кочевников, совсем не похожий на танцы сельчан, дикий, первозданный, полный духа самой степи. Все замерли, не в силах оторвать взгляд, и стоило ей лишь захотеть, они начали веселиться. Хаос, танцы и абсолютно неконтролируемые люди, с обезумевшими глазами и неутомимой энергией. Половина к утру упадут замертво, но она заставит всех танцевать всю ночь напролёт. Это её дебют, её визитная карточка, то с чем она будет приходить ко всем.       Одно неловкое движение — и по их снам рассыпались неугасающие звезды, сверкающие почти также, как её ярко уставшие глаза. Из-за внутреннего пламени всё ещё кожа горела.       Её научили этому степь и дождь, научило пляшущее божество из длинных легенд, запертых в шкатулках-сокровищниц самых старших. Её научили легко играть и быть готовой утопить себя в безобразных плясках. Да, эти движения — и война, и раскаяние, и приглашение.