Горные миддлемисты

      Длинные костлявые пальцы перебирали крышку лака для ногтей. Слабое подрагивание ресниц перебило попадание света в глаза. Скрипучая дверь издала истощающий звук, выпуская те самые назойливые блики. Темнота в пространстве наморщилась, убегая шипя напоследок, как заметавшийся чёрт.       — Сестрёнка, ты здесь? — кромешный голосок озарил комнату. Подвисшие лампочки хохотали, просыпаясь по зову кнопки.       — Да, Патти, — чмокнула губами Сестрёнка. — заходи. — розмариновый цвет лёг гладкой полоской на губы. Щёлкнула закрывашка помады, послышался вновь причмок губ со стороны Элизабет. — Ну что? — меркнула бровями Лиз, оттопыривая пальцы рук, чтобы высушить только что накрашенные ногти.       — Сегодня на завтрак рис, помидоры и соус террияки. Ничего необычного. — Сглотнула Патриция, закрывая за собой дверь, оставляя прощёлку в разъёме двери. Впивался в глаза своими парами гремучий запах лака для ногтей.       — Как ты думаешь, задание выполнено? — улыбнулась лягушачей улыбкой младшая сестра, одаряя утренними вопросами свою старшенькую.       — Нет, никто не пойман, а люди всё-равно мрут. — закатила глаз Элизабет, поддерживая пальцем нижнее веко, чтобы прокрасить недостающие реснички.       — А этот кто-то призрак? — подпрыгнула Патти, подбегая к зеркалу. Воздушные локоны каре вздымались от любого движения девушки.       — Не знаю и знать не хочу. — сердито выдернула волосок из ровной брови оружие, принимаясь за следующее деяние.       — А мы скоро заберём его душу?       — Не знаю. — дёрнула следующий волосок из середины брови сосредоточенная барышня.       — А Кид нам все души отдаст, если их будет много?       — Если мы разберёмся. — не дышала девушка, выдёргивая очередной волосок. Дёрг.       — А Кид сегодня нам вкусный обед подаст?       — Наверняка. — дёрг.       — А ты ешь курицу?       — Да. — дёрг.       — А Кид нам её приготовит?       — Мне откуда знать. — дёрг.       — Кид наверное устал…       — Очень. — дёрг.       — А тебе нравится Кид?       — Аа? — дёрг. Пинцет звонким бреньканьем рухнул на каменную плитку. В маленьком круглом зеркальце задёргался глаз. Рука нервно забрела ходуном, пытаясь удержать хрупкий объект.       — Кошмар! — завопила девушка, схватившись за тыл головы. Казалось, от такого вопля корни волос поседеют.       — Настолько он тебе нравится? — ахнула Патриция, приложив пальчик к губам. Девчушка неловким шагом попятилась назад рассматривая сестру в лихорадочной истерике.       — Да нет же! — взболамошилась леди. — Волосок не тот вырвала. Теперь форма попортилась! — разъярённо вздёрнула руками та, сжимая, разжимая пальцы. Не найдя другого решения, она повалилась на тумбочку вынимая из шкафчика гель в пластмассовой баночке. Руки самопроизвольно заканчивали работу, попутно исправляя неуместную ошибку. — И вообще, — продолжила Лиз. — мне не к чему говорить об этом. Безусловно, он хороший друг и напарник, но… Как любовник? — пшикнула в кулак девушка, выпуская смешок. — Очень любопытно. Для любой другой девушки, кроме меня. — закончив применять средство для укладки, оружие запечатало крышку и убрало обратно в тумбу, разворачиваясь лицом к любопытно смотрящей сестре. — Он смешной и низенький. — продемонстрировала Элизабет, покрутив ладошкой возле своего плеча. Патриция с интересом приподняла изогнутую бровь. Лиз подмигнула, проглядывая через приоткрытую щель. — Тем более, такой человек, как он, скорее влюбится в такую девушку, как я.       Теплота и сырость наседала на каждый предмет в этой мизерной комнате. Тяжёлые капли пота скатывались по уставшей спине. Душ лил прохладной водой, окисляя хоть какой-то свежестью в ванной, где прохлада кишила только по унылым стенам. Кисти рук по швам прилипали к телу, не слушаясь хозяина оболочки. Ключицы плачевно вываливались из костлявого тела. Внутренние органы вытеснялись из грудной клетки, живота, пытаясь отделиться, словно не родные части обдохшей за пару дней плоти.       Кто я? Сын божества, выродившийся во благо продолжения рода? Или грязный политик не смогший облупить народ?       С подбородка жадно стекали капли прохладной воды. Лужица собравшаяся под ногами ловила спревшие падавшие капельки. Кап-кап.       Задание проходит впервые так долго. План здесь ничего не решит. Что тут можно анализировать, если всё настолько расплывчато, как непросветное запотевшее стекло? Где враги?       Кап.       Все ждут от меня идеального выступления. Здравых мыслей полёта и желающих будущего очей. Мир склонён на коленях предо мной, но что можно ожидать от младшего сына Смерти? Чего угодно, но не страха.       Кап.       Весь мир готов подарить нуждавшимся людям, неважно, каким способом я пойду. По головам?.. По головам? Власть и политика?       Кап.       Я никого не способен предать, но большее преступление — предать себя. Хороший ли я человек?       Кап.       Мои ли руки в крови, если гибнут бедные? Способен ли кто-то другой поднять на смех мои поступки? У бедных людей столько проблем, поедающих их внутри.       Кап.       Богатые тоже плачут?       Лишь стучащие капли отвечали на все вопросы, тарабаня по луже, по щёкам. Кап-кап.       Утро открыло новые возможности, пути, спонтанные решения. Такой ранней пташкой оказался Кид, отварив рис на скорую руку. На доске с закусками лежали дольки свежих помидоров. В такое время отчего-то не спалось, поэтому лёгкий душ не заставил себя ждать.       За окнами пели птицы, закрывались бутоны Миддлемистов, только обратив внимание на первые лучи солнца. Элизабет подщёлкивая пальцем вышла из своей просторной комнаты, откуда, вслед за ней, пританцовывала Патриция, передвигаясь в лохматых тапочках-собаках. На столе их ждал уже остывший завтрак. Окна, как в самых страшных фильмах были нараспашку открыты, ударяясь о внутренние стены дома. В общих чертах, обитал холод и мрак. Лишь из ванны сочился из-под низ двери жаркий смог.       — Кид! — позвала Лиз, обращаясь в сторону ванной комнаты. Девушка засунула тарелку с кушаньем в микроволновку, громко захлопнув дверцей. Заторопился таймер.       Послышалась отворяющаяся щеколда из душевой, затем, медленным ходом оттуда выглянул Кид. С волос ручьями стекла вода, пояс от махрового халата был слабо завязан.       — Ты был там так долго. — потеряла дар речи Лиз, увидев ярко очерталые мешки под глазами, унылый вид и просто безобразное отражение, которое отражало далеко не в бодром духе своего напарника.       — Я немного не рассчитал времени. Мне следовало позаботиться об этом. — повелитель обогнул взглядом зал с кухней и направился в свою комнату.       — Да не парься ты! С лёгким паром! — прожурчала Патти, подняв большой палец вверх. Румяшки засияли, лучезарно поддерживая партнёра.       — Благодарю. — кротко кивнул напарник, не мешкаясь на месте. Ноги медленно, но верно привели туда, куда нужно.       — Чего это он? — округлила глаза Патриция, затем резко сщурив их. — Зануда.       — Патти, не трогай его. — скомандовала напарница, накрывая горячую еду на длинный стол с кружевной скатертью. — У него сейчас трудный период времени. — потянулась на деревянную табуретку девушка, присаживаясь рядом с сестрой.       — Ооооо! — протянула Патриция. — Ты его так хорошо понимаешь. — резко повернулась к сестре та.       Его и понимать не надо. Каждый видит всё насквозь, так рассуждала Лиз.       — Приятного аппетита, девочки. — вышел юноша, затягивая на шее чёрную бабочку.       — Спасибо. — хором ответили Томпсон, принимаясь за кушанье.       В тишине и хлюпанье негромко щёлкали каналы по телевизору. Вещали новости.       — Добрых счастий, товарищи. К нам на этой неделе приезжает на практику старый врач, психиатр со стажем и самый настоящий исцелитель. Желающим, просьба, обращаться в главный штаб администрации. Хорошего вам дня.

***

      — Соул, ты какую футболку завтра наденешь? — скрипнула гладильная доска от тяжести новых непоглаженных вещей. Мака ухнула, принимаясь копошиться с пыхтящим утюгом дальше.       — Подожди, у меня минтай подгорает. — шикнул Итер, подбегая с деревянной лопаткой к плюющейся маслом сковороде. — Оранжевая. Однотонная. — кухонный прибор ловко перевернул прилипшую ко дну рыбу. Запах свежего запечёного завтрака пробежался по квартире, радуя голодные желудки представлением о вот-вот приготовленной пищи.       Утюг рассекал волны непослушных кофт, футболок, маек, толстовок. В голове мычала одна знакомая мелодия. Заевшая песня не давала спуску, не пытаясь отдышаться, продолжаясь дальше и дальше. Только вот откуда она? Совсем не лезло в голову ни название, ни то место, где это слышалось, ни тем более исполнитель. Однако, что-то родное играло, какой был инструмент? Скрипка? Виолончель? Арфа? Труба? Гитара? Барабаны? Рояль?........................................... Рояль. Место вещания само собой проясняется. Тёмное пространство, такой же очерталый большой рояль, низкий белый стульчик. Одинокая лампа освещает лишь силуэт спины. Его чёрный в тонкую светлую полоску, пропавший одеколоном костюм. Это Соул, и он играет для меня в нашу первую встречу. Если призадуматься, то мне сейчас не кажется его мелодия странной. Очень тёплая, так природнилась она мне. — Пш… — заскрипела зубами Мака, как только почувствовала жжение в руках. Сжатые ладони начали сильно чесаться. На правой руке начали быстро проявляться маленькие красные рассечения, словно капилляры лопаются изнутри. Не успев даже обдумать действие, Мака, по случайности, выронила утюг из больной руки, грохнув горячее пекло прямо на другую руку. Албарн опешила, прижав обожжённую кисть по рефлексу к груди. Ладони заныли, а из уст слышалось тяжёлое дыхание.       — Что произошло? — выглянул на звук напарник, только выключив газовую плиту. Взгляд сразу впился на оброненный парящий утюг. Юноша не медля подбежал к розетке, чтобы выдернуть шнур.       Мака обдувала руки. Веки глаз сжались в попытке не проронить горьких слёз.       — Обожглась? — обратил внимание парень на скукоженную девушку.       — Я не понимаю, как так вышло. — озадачилась девушка, продолжая дуть на вспотевшие ладони. А действительно, с чего бы это?       — Я пойду в ванну настраивать холодную воду. Пока осмотри руки от лишней заразы, чтобы при очистке не занести инфекцию. — Итер со вздохом направился прямяком в уборную. По-быстрому пути, он успел вытереться о фартук и снять его.       — Мгм. — кивнула Мака, переводя дыхание. Руки истощались холодным потом. В складках ладоней покоились красные лепестки. Албарн мотнула хвостиками: «Миддлемист?». Однако, назойливые части цветка тяжело отходили от кожи. Сверху оставалась корка, будто отдирали не инородное тело, а живую плоть, принадлежащую человеку с рождения. Спустя момент, девушка оказалась в ванне.       Струя ледяной воды щипало новые раны. Обе руки оказались под воздействием йода. Соул недовольно оцепенел, приготовив бинт.       — Ты и вторую руку обожгла?       — Нет, просто расчесала их, видимо до крови. — шмыгнула Мака от ударившего в нос ядерного запаха заживляющих средств. — Ничего страшного, с кем не бывает.       Оружие лёгким движением руки дотронулось до костяшек пальцев напарницы. — Может аллергия какая-нибудь? — присвистнул Эванс, погладив раздражённую кожу. Красная радужка глаз замерла в ожидании.       — У меня нет ни на что аллергии, точно. Хороший организм. — хмуря кивнула барышня, подтверждая свои слова упорным тоном. Однако вдоль тела бежали тёплые мурашки. Руки под водой уже скукоживались от непривычной температуры, не чувствовали боли, но держали на себе ощущаемые прикосновения.       — Конечно, не страшный случай, но будь впредь внимательней. — шепнул в макушку Соул, всматриваясь в раны. Нечто нахлынуло солёной волной надежд, оставляя у берега морскую пену желаний. Сама ванная комната стала туманней, якобы от всего напряжения. По стенам бежали холодные капельки. Лампочка выгорала от неловкости.       Мака в смущении устремилась в раковину, казусно покосив глаза на мыльницу.       — Внимательней, потому что теперь мне нужно будет готовить всю неделю. — засмеялся напарник, тыкнув локтём в бок своей напарницы. Теперь поочерёдная готовка, стирка, уборка лежит не на плечах пары соседей, а на ухаживающим за больным. Так всегда уступали друг другу напарники, когда здоровье подводило. В этом доме эта шутка всегда звучала по-доброму и без лишних колкостей.       Повелительница милосердно поджала плечи, легко рассмеявшись.       Замороженная бутылка мёртвой хваткой прилегала к забинтованной руке. Девушка уже давно сопела в постели. Рука начинала реветь, как только холодное прикосновение не оберегало покой. На рыжем свету сквозь окна светилась пыль уходящего ветра. Ритму сердца было по нраву внешняя погода, температура, обстановка, и от чего-то простая забота и положение дел в доме.