Одна беременность на двоих

В городе царило белое спокойствие. Зима прикрыла своё царственное великолепие лёгкой девственно-чистой шалью из только что выпавшего снежного пуха. Снег был похож на лист акварельной бумаги — такой же белый и такой же рыхлый. Сугробы вокруг домов лежали белые, высокие и порой закрывали первые этажи. Тракторы сваливали снег на обочины, и по обе стороны дороги высились кристаллы природных заборов. С крыш свисали прозрачно-мутные сосульки, готовые вот-вот обломиться. Аманда вновь променяла общение со мной на долбанный Фэйсбук, и в тишине моя обида разрасталась, как несущийся с горы снежный ком. Однако зимняя картина радовала глаз, привыкший к серой монотонности калифорнийских долин, в которых зима прорисовывалась лишь дождями и сбросившими листву деревьями. Аманда молча указала на дом, перед которым стоял перепачканный синий джип-либерти с облепленными грязными комьями снега колёсами. Я усомнилась, что сумею занять расчищенное подле него место, не перекрыв выезд из гаража, потому притормозила на дороге. И лишь тогда заметила высокого черноволосого парня в свитере с медвежьей мордой. Он приглашающе замахал мне и отступил к гаражной двери, держа в руках огромную лопату. Я заехала на дорожку и уже хотела заглушить мотор, но он продолжал сгибать пальцы, приглашая продвинуться дальше, хотя зеркало нашей тойоты уже поравнялось с зеркалом джипа. Наконец он выставил ладони вперёд, и я остановилась. Аманда выскочила из машины, захлопнула дверцу и повисла на шее парня. Я отвела взгляд и стала теребить вынутые из зажигания ключи. Я всегда нервничала в незнакомых компаниях, а после такого заочного представления, мне захотелось оказаться в Салинасе. Они говорили тихо, и сквозь плотно закрытые двери в салон не проникало и звука, но судя по тому, что парень то и дело оборачивался в мою сторону, говорили они явно обо мне. Я взглянула в зеркало заднего вида, хотя и так знала, какими пунцовыми стали мои щёки. Делая вид, что мне всё равно, я аккуратно прядь за прядью начала засовывать под шапку волосы и пару раз ненароком встретилась с парнем взглядом. Должно быть, от сознания того, что он теперь знает, что я подглядывала, я покраснела ещё больше, и он вдруг как-то очень грубо, судя по жесту, оборвал разговор и сделал шаг в сторону машины. Сердце бешено заколотилось, словно мне вновь было тринадцать, и я шла на первое свидание. Чёрт, я хотела сунуть правую руку в карман, но так резко убрала её с руля, в который вцепилась мёртвой хваткой, что со всей силы ударилась о поднятый ручной тормоз. Боль электрическим разрядом прошла от локтя до плеча, но я лишь растянула губы в приветливой улыбке и выскочила из машины раньше, чем парень дошёл до водительской двери. — Привет, я — Стив. Он протянул руку, и я пожала её, назвав своё имя, хотя Аманда, думаю, уже представила меня. Заодно я обрадовалась, что он избавил меня от своего поцелуя, ведь щека моя температурой соперничала сейчас с раскалённой сковородой. — Я помогу вам отнести вещи, и тогда мы успеем сходить на озеро. Я открыла багажник и вытащила наши водонепроницаемые штаны и одну из хозяйственных сумок. — Вы к нам на месяц? — присвистнул Стив, и я виновато улыбнулась, будто бы это я, а не Аманда, скупила утром полмагазина. — Ты любишь пахлаву? — выпалила я, чтобы сгладить неловкость, и сунула руку в сумку, чтобы вытащить упаковку восточной сладости. — А что это? Ответить я не успела, потому что Аманда вытащила другую сумку и ляпнула: — Сказала же тебе, что он ничего, кроме чизкейка не ест. — Ты забыла добавить «этот дурак», — улыбнулся Стив и, схватив четыре сумки, по две в каждую руку, шагнул к крыльцу. Я оставила упаковку на месте и пошла следом, даже не обернувшись к Аманде, которая вытаскивала из багажника последний пакет с продуктами. Стив прижал сумки коленкой к стене и набрал на замке код. Из дома пахнуло теплом, хотя его явно не топили. Я в нерешительности стала топтаться в прихожей, боясь ступить на кафельный пол кухни, потому что не сумела на крыльце скинуть снег, успевший налипнуть к подошвам. Хозяин, конечно, тоже не разулся, и всё же воспитание не позволяло свинячить в гостях. — Проходи уже, — толкнула меня в спину Аманда, и я, словно мячик, проскакала с сумками к холодильнику, оставляя за собой снежные следы. Аманда отправила Стива обратно в машину за сумками с одеждой, а сама, не снимая куртки, начала вынимать из сумок то, что следовало убрать в холодильник. Она поманила меня к себе, чтобы я увидела торт и две упаковки колы. Ну что она хочет этим доказать? Или ей мало принижать меня, надо и по друзьям, радушно пригласившим её в гости, проехаться? Откуда вдруг в ней появилось столько злости, ведь ещё прошлой весной она была улыбчивой весёлой девочкой. — Девчонки, нас всего пятеро, так что мы спокойно разместились на втором этаже, а вам оставили спальню внизу, только… — мне показалось, что Стив не просто смутился, а даже покраснел. — Там одна кровать. — Нормально, — бросила Аманда, захлопнув дверцу морозилки. — У нас в студии тоже одна, так что нам не привыкать. Мне это только показалось, или Стив гаденько усмехнулся, будто знал что-то такое, что было скрыто от меня? Нет, это всё мои расшатанные нервы, пережитый недавно страх и обида, жуткая обида. Да, я бы с удовольствием сегодня спала отдельно от Аманды не то что на другой кровати, но вообще в другой комнате. Только парень уже шагнул дальше по коридору, оставляя за собой всё те же мокрые следы, и занёс обе сумки в небольшую комнату. Здесь с трудом умещалась высокая кровать на деревянных столбиках, явно купленная не в магазине. На тумбочках стояли лампы, ножки которых обнимали два бурых медведя, и на стене тоже висело деревянное пано с ёлками и мишками. Аманда проследила за моим взглядом и по-доброму улыбнулась. — Ага, заметила… Тут всё в медведях. Ты, наверное, пропустила табличку у входа «Добро пожаловать в медвежью берлогу». Это… — Это коллекция моей бабушки, — перебил её Стив, открывая створки шкафа. — Тут есть вешалки, так что можете развесить одежду. Впрочем, давайте потом, а то через час стемнеет, и вы покататься не успеете. Он уже ступил за порог, но Аманда успела бросить ему в спину. — А я вообще не буду кататься. Я беременна. Оборачивался Стив, наверное, как в замедленном кино, а лицо его менялось на удивлённо-вытянутое подобно растрированной картинке. Аманда расстегнула куртку и положила руки на живот, чтобы у парня не осталось никаких сомнений в правильности понимания услышанного. Он было раскрыл рот, но лишь виновато отвёл глаза в сторону и задержал взгляд на моем лице, а я покраснела, будто меня застукали за чем-то недозволенным. Аманда присела на высокую кровать, закинула ногу на ногу и принялась спокойно расшнуровывать ботинки. — Ну, я пойду, — протянул Стив, продолжая стоять в дверях и смотреть отчего-то на мой живот, который я инстинктивно прикрыла на манер Аманды. Я покраснела ещё больше и, не зная, куда спрятать глаза, уставилась на деревянные медвежьи следы, прикреплённые над дверью на манер лошадиной подковы — только бы смотреть поверх головы хозяина и не видеть его совершенно растерянное лицо. — Замуж я не собираюсь, — продолжала Аманда ровным голосом. — А всё остальное — подробности, тебя не касающиеся. И проследи, пожалуйста, чтобы остальные тоже не задавали мне вопросов, окей? Стив кивнул и наконец вышел в коридор, хлопнув дверью. Из гостиной донёсся странный шорох, и только спустя мгновение я сообразила, что это звук двигающейся по паркету швабры. — Переодевайся, чего стоишь? Аманда уже стянула джинсы на резинке, что держала их приспущенными на бёдрах внизу живота, и натянула непромокаемые штаны на лямках, в которых живот утонул и перестал быть заметен. Я присела на корточки, чтобы расшнуровать сапоги. — Я тоже кататься не буду, — сказала я. — Просто прогуляемся. Я очень люблю вид на озеро. — За меня не беспокойся. Я поснимаю виды. Мне кажется, выйдут замечательные акварели. Я в прошлом году пыталась рисовать с натуры, но жутко обморозила руки. В этот раз, может, сделаю наброски карандашом — его смогу держать и в перчатках, и дорисую с фотографий. Надо же будет чем-то занять себя до родов. Она застегнула куртку, поправила шапку с мордочкой улыбающейся кошки, перекинула через плечо сумку с фотоаппаратом и шагнула за дверь. Пока я впопыхах дошнуровывала сапог, они вышли на улицу. Мне вдруг показалось, что я тут лишняя. Им ничего не стоило дождаться меня у дверей, но они подошли к самой дороге, будто боялись, что я подслушаю их разговор. Поведение Аманды выглядело странным, будто она стесняется меня, словно я чем-то плоха, чтобы выступать в роли подруги. Я захлопнула входную дверь, засунула руки в карманы, чтобы они бестолку не болтались вдоль тела, и пошла вдоль машин, шелестя штанами. Под мышкой у Стива торчали пенопластовые санки. Он поднял на меня глаза и сказал как-то виновато: — Я не уверен, что тебе такие подойдут, но остальные ребята забрали с собой. Но мы можем с ними поменяться на пластмассовое корыто, если тебе оно больше нравится. — Мне всё равно, — ответила я и стала смотреть по сторонам, чтобы моё молчание не казалось таким невыносимым. Я старалась не вслушиваться в их разговор, потому что они обсуждали совершенно незнакомых мне людей — кто и где сейчас, у кого какие успехи, будто бы те не публиковали всё это на своих страницах в Фейсбуке. Впрочем, пусть говорят, о чём хотят, мне-то какое дело. Плевать на их разговоры, даже если они примутся обсуждать меня. Во всяком случае, я пыталась убедить себя в этом. В конце улицы сквозь редко посаженные приземистые ели синело озеро Тахо. Навстречу попадалась малышня с санками, родители с собаками и редкие машины, зажжённые фары которых походили на блёклые луны. Щеки приятно пощипывало от лёгкого морозца. В носу забулькало, и я, втянув влагу, потёрла нос лыжной перчаткой. — Замёрзла? От неожиданного вопроса я вздрогнула больше, чем от зимнего воздуха. Как Стив мог заметить этот мой жест, когда был так увлечён беседой с Амандой? Неужели всё это время он разглядывал меня? Ну да и ладно, всё со мной хорошо. А морозец — это даже для калифорнийца приятно. Так я и ответила: — В Калифорнии снег такая редкость. — А ты чего один? — спросила Аманда просто так для продолжения разговора или же, чтобы отвлечь внимание Стива от моей персоны? Я успела заметить, как его нижняя губа сдвинулась в сторону и на ней появились ровные белые зубы. — Так получилось, а остальное — подробности, которые тебя не касаются, — переиначил он недавний ответ Аманды, и от моего взгляда не укрылось, что она в свою очередь тоже прикусила губу. Я даже с трудом справилась с улыбкой, будто бы это не Стив, а я брала реванш за сегодняшний день. К озеру надо было спускаться по длинной железной, а сейчас ледяной, лестнице, перила которой почти полностью утопали в снегу. Стив протянул Аманде руку и, повернувшись к озеру спиной, стал помогать ей спускаться. На пятой ступеньке он вскинул голову и крикнул, чтобы я дождалась его. Ага, сейчас — неужели я спуститься самостоятельно не смогу, тем более он отправил санки своим ходом вниз по лестнице, и у меня были обе руки, чтобы держаться и спускаться бочком, как в горах по склону. Ноги скользили, и было страшно делать каждый последующий шаг, и всё же Стив перехватил меня уже на середине. — Обязательно быть такой же упрямой, как Аманда? — одна его рука опустилась мне на талию, а второй Стив перехватил запястье моей левой руки, потому что моя правая продолжала сжимать перила. — Я в тринадцать тут так полетел, что сломал руку и получил сотрясение мозга. Я кивнула и улыбнулась. С его поддержкой стало спокойно, и я без страха преодолела последние ступени нескончаемой ледяной лестницы. Аманду уже окружили друзья: два парня и две девушки, при таком раскладе, скорее всего пары. За поцелуями и приветственными объятиями, никто не заметил моего присутствия, пока Стив громко не представил меня, заставив всех обернуться. Ребята приветливо улыбнулись, тогда как губы Аманды вытянулись в тонкую злую полоску, когда её взгляд упал на наши крепко сцепленные руки, которые в знак приветствия Стив поднял вверх наподобие арки. Я попыталась высвободиться, но парень лишь сильнее сжал мои пальцы, как мне показалось, смотря в упор на Аманду, которая уже вымучено улыбалась окружающим, отпуская шутки о калифорнийской погоде нарочито громким голосом. Да и смех её над собственными шутками звучал как-то больно уж фальшиво. Стив разжал пальцы, и я тут же спрятала руки в карманы, виновато глядя на Аманду, делающую вид, что меня просто не существует. В висках неистово зазвенели рождественские бубенчики, и я даже не заметила, как подо мной оказались санки, и рассекая снежный океан, жмурясь от летящей в глаза мелкой снежной крошки, я на пузе докатилась почти до самой кромки воды. А потом, наткнувшись на ледяную глыбу, санки выскочили из-под меня, и я осталась лежать на снегу. Грудь немного ныла от удара, и запястьям было горячо и мокро от обжигающего снега, насыпавшегося в перчатки, когда я пыталась затормозить санки руками. Однако вид отсюда открывался великолепный. На проталинах в ярдах пяти от берега чернели голые ветки кустов. Сквозь них, словно через соломенный веер, я видела за перекатывающейся мелкой рябью серо-синей водой полный спектр синей палитры, которой были выписаны на том берегу горы, укрытые снежными шапками. Я даже почувствовала запах медовой акварели и увидела, как тонкой капелькой стекает на влажный акварельный лист голубой кристалл… — Ты в порядке? Я удивлённо подняла голову на склонившегося надо мной Стива и стала спешно соскребать себя со снежного ложа. — Я просто видом любуюсь, — ответила я, принимая протянутую руку. Что, он посмотрел на меня, как на идиотку? Ну и ладно, мне не привыкать. Кажется, даже преподаватели давно так на меня смотрят. Я отряхнула со штанов снег и огляделась — у Стива не оказалось санок, и это означало, что он сбежал ко мне с горы, где я его оставила. Я сразу почувствовала себя виноватой, но извиняться не стала, потому что это выглядело бы глупо, ведь я не звала его на помощь. Он поднял санки и протянул мне руку. — Я сама, — ответила я и пошла вперёд. Я увидела направленный на меня объектив фотоаппарата Аманды и почувствовала, как запылали мои щеки. Она что, рассматривает меня, как в бинокль? Я проклинала в душе эти шикарные горы, санки, Стива и… Ревность Аманды, которая непонятно почему приревновала ко мне своего приятеля. Чёрт, да он как специально злит её, иначе зачем только что подтолкнул меня под мягкое место. Я остановилась на подъёме, ища доходчивые слова, с которыми надо обернуться к нему. — Ухватись рукой за тот куст, — скомандовал Стив, и я тут же подчинилась. —Будет легче забраться. А в следующий раз иди с другой стороны, там что-то вроде снежных ступенек. Я кричал тебе, но ты не отреагировала. Дай я тебя ещё подсажу, а то так до темноты будем подниматься. — Улыбайтесь! — услышала я сверху голос Аманды, и губы мои непроизвольно растянулись в улыбке, которая не сошла с лица даже, когда я почувствовала на плече руку Стива. Я снова не знала, куда деть глаза, потому заскользила взглядом по горизонтали вправо от Аманды. Там стояла женщина с малышом на руках. Его лицо едва выглядывало из пуховой оторочки капюшона. Он смотрел вниз, на горку, где катались, наверное, его братья, и заливисто смеялся — звонко, словно колокольчик. — Ты можешь себе представить, что скоро Аманда будет так же стоять? — зашептал мне в самое ухо Стив. — Я вот — нет. — Запросто, — ответила я и бодро рванула вверх, взбираясь по склону чуть ли не на четвереньках, только бы без его помощи. Какое счастье, что Аманда тоже смотрела на смеющегося малыша и не видела ни меня, ни его рук. И ещё, она улыбалась, улыбалась искренно, без фальши. Наверное, она представляла себя на месте этой женщины. — Поедете паровозиком? — спросил парень, которого звали, кажется, Пол. Я не успела даже отыскать Аманду взглядом, как Стив схватил меня и запихнул вместе с собой в зелёное корыто. Наш вагон оторвался первым. Не проехав и половины склона, санки свернули влево. Стив натянул верёвку, но та закрутилась на моем ботинке, и мы оба носом угодили в ещё мягкий неутрамбованный снег. Стив расхохотался первым, тыча в меня пальцем, и я тоже не удержалась от смеха, потому что он выглядел не лучше моего. Мы смахнули с лиц и шапок снег и, весело утопая по колено в сугробах, пошли ко второму вагончику, где была сестра Стива — Абигайль со своим парнем Шоном, бывшим одноклассником Аманды. — Послушай, Кейти, — потянулась ко мне девушка, — почему Аманда не катается? — Она… — начал Стив, услышав вопрос, но я успела выпалить первой: — У неё спина болит. Когда мы отстали от остальных на подъёме, Стив спросил: — К чему врать, если они дома сами всё увидят? — Знаешь, — ответила я под мерное постукивание пластиковых санок о подмёрзшие сугробы, — о таких вещах, как беременность, должна рассказывать сама женщина, а не посторонний. — Ну я ей не совсем посторонний, — как-то слишком сухо и быстро сказал Стив и даже обогнал меня, будто я обидела его ответом. — В плане не совсем… — Не важно, — бросил он через плечо и втащил санки наверх. — Едете ещё? — спросил Пол, уже сидя в головном вагоне. Стив махнул рукой и пошёл к Аманде, которая переминалась с ноги на ногу. Солнце уже висело низко, нос стало щипать сильнее, промокшие рукава футболки холодили руки, но чтобы не быть третьей лишней, я потянула брошенные парнем санки и прицепилась третьим вагоном. В этот раз мы доехали до кромки воды полным составом. В санки набралось снега, но я из них не вывалилась, лишь ударилась немного головой, когда решила принять горизонтальное положение, чтобы их не развернуло при торможении. Радость от катания улетучилась, когда я увидела, что Аманда греет руки за пазухой Стива и громко смеётся на его шутки. Я пару раз запнулась на подъёме, но всё же вытащила и себя, и санки. Решили идти домой отогреваться горячим шоколадом. Всю дорогу ребята о чём-то говорили, но я не вслушивалась, потому что видела перед собой лишь руку Аманды, которую она просунула под руку Стива. В висках стучало, и я пыталась не думать о том, зачем Стив мог оказывать мне знаки внимания по пути к озеру. Мы все долго топтались на крыльце, пытаясь занести в дом поменьше снега, и всё равно в гостиной образовалась лужа от ботинок и санок, которые тащили в гараж через кухню. Пол включил обогрев, и горячий воздух зашумел в трубах. Абигайль поставила на плиту чайник, а вторая девушка, которую звали Терри, потащила куртки в гараж, чтобы сунуть в сушильную машину. Потом все разошлись по комнатам, чтобы снять остальную мокрую одежду. Я слушала, как скрипит лестница под многочисленными шагами, и всё не желала оборачиваться к Аманде, которая переодевалась, о чем я могла судить по шуршанию толстых штанов. — Снимай мокрое, не то простынешь, — бросила мне в спину Аманда, и я начала раздеваться, но тут же почувствовала ляжкой её холодную руку и замерла. — Слава Богу, показалось, — Аманда отдёрнула руку. — Чёртова лампа так тень на тебя отбросила, что я подумала, у тебя синяк в половину бедра. Обернувшись, я успела заметить на лице Аманды тень неподдельной тревоги, которая тут же сменилась вечной апатией. Я схватила с кровати джинсы и стала натягивать на покрывшиеся мурашками ноги. Носки тоже были влажными. Я стала рыться в сумке в поисках сухой пары и наткнулась на банку с витаминами. — Ты принимала сегодня? — спросила я будничным тоном, будто бы внутри всё не кипело от злости, что я стала пешкой в непонятной игре между Амандой и Стивом. В голове рождалась куча предположений, почему мы вдруг приехали сюда, хотя совершенно не планировали. Будто Аманда всё знала заранее, но по какой-то причине не говорила мне… Я бы ещё долго мусолила и сортировала факты в гудящей голове, если бы в дверь не постучали. Мы, кажется, в унисон сказали «войдите». К нам заглянула Абигайль, чтобы узнать, пьём ли мы шоколад с водой или молоком. Она замерла у приоткрытой двери, смотря, конечно, не на мои приспущенные джинсы, а на шикарно обтянутый футболкой живот Аманды. — К нам можно без стука, — сказала Аманда, лукаво глядя на девушку, которая ничего не могла поделать со своим изумлением, потому продолжала открыто пялиться на Аманду. — Да, — ответила она на незаданный вопрос и демонстративно одёрнула футболку, — и шоколад я пью с молоком. И Кейти тоже. Я подпрыгнула, чтобы подтянуть джинсы, и застегнула молнию. Когда мы вошли в кухню, все пятеро молча сидели вокруг стола и смотрели в свои чашки, будто изучали белые пузырьки на коричневатой жидкости. Мы молча сели на оставленные нам два стула и придвинули к себе чашки. — Я счастлива, — объявила Аманда. — Остальное никого не касается. Все, как по команде, взяли чашки. Мне хотелось улыбнуться, так глупо эти пятеро выглядели, но их лица были настолько серьёзными, что мои губы просто физически не могли растянуться в улыбку. Вдруг Стив с шумом отодвинул стул и прошёл в гостиную, откуда вернулся с акустической гитарой. — Продолжаешь играть? — спросила Аманда, но голос её прозвучал презрительно, будто она была совсем невысокого мнения о музыкальном даровании приятеля. — Да, всё ещё играю и даже больше. Я играю в университетском ансамбле, — он вытащил из кармана телефон и, попросив всех помолчать пару минут, принялся настраивать инструмент. Я смотрела на Аманду. Её лицо было странно сосредоточенным, и взгляд покоился на подкручивающих колки пальцах Стива, будто она завидовала струнам, которых они касались. Все напряжённо молчали, то и дело вскидывая глаза на Аманду, а та пыталась оживить своё помертвевшее лицо. Тишину прорезал лёгкий перебор железных струн. Взгляд Стива впечатался в деку и в мягко скользящие по струнам пальцы. Запел он тихо и не так чтобы очень красиво, но душевно, в унисон словам: — You always hurt the one you love, the one you shouldnʼt hurt at all. You always take the sweetest rose and crush it until the petals fall. You always break the kindest heart with a hasty word you canʼt recall. So if I broke your heart last night, itʼs because I love you most of all… Его пальцы продолжали бегать по струнам, когда голос растворился в мёртвом воздухе, в котором не слышалось и вздоха. Стив поднял голову, и взгляд его отчего-то остановился на моём лице, словно песня эта предназначалась мне, будто я что-то должна была понять, что он не хотел или не мог сказать в простом разговоре. — Хэнк Томпсон, звезда кантри-вестерн, если кто не в курсе, — сказал Стив с каким-то сарказмом и вновь ударил по струнам, чтобы с первых же аккордов ему завторил бэк-вокал из четырёх наконец-то вынырнувших из заплыва в мёртвую тишину голосов. Ребята начали раскачиваться на стульях в такт музыке. Как только я заметила, что губы Аманды приоткрылись в лёгкой улыбке, я сразу присоединилась к хору остальных, потому что действительно надеялась, что всё, до последней мелочи, будет хорошо… Хотя бы у кого-то… — Donʼt worry about a thing, 'сause every little thing gonna be all right… Rise up this mornin', smiled with the risin' sun… — Абигайль, мурлыкая под нос песенку Боба Марли, пританцовывала теперь в глубину кухни, чтобы сунуть в духовку две замороженных пиццы. Аманда заулыбалась ещё больше, а я до того, как сыр расплавился в духовке, начала чувствовать его аромат, заставивший живот сжаться в предвкушении. Стив ещё долго играл Битлов, Бон Джови, даже Роллинг Стоунс. И ребята как-то перестали откровенно пялиться на Аманду, а расслабились и допили шоколад. Дом прогрелся даже больше, чем хотелось. Лица наши загорелись нездоровым румянцем. Мы все то и дело оборачивались к духовке, особенно когда сестра Стива демонстративно отворяла дверцу и с умным видом заглядывала внутрь. А я, глядя на неё, думала, что ей следовало родиться парнем — слишком крупный нос для такого узкого лица, и волосы, в отличие от брата, кудрявились в разные стороны, будто она легла спать с мокрой головой, а тело её молило если не о диете, то хотя бы об отказе от обтягивающих бриджей и узких футболок, подчёркивающих на животе три складки любви, как говорят про лишний жир индусы. — Прекрати так нагло разглядывать Абби, — шепнула мне Аманда так неожиданно, что я подавилась последней каплей шоколада. Из-за кашля пришлось выскочить из-за стола и ускакать в комнату, куда тут же не спеша вошла Аманда. — Абби жрёт противозачаточные, отсюда лишний вес, и она жутко комплексует из-за этого, — сказала Аманда тихо, прикрыв дверь. — Она вообще скандальная особа, так что лучше делать вид, что её вообще не существует. Аманда присела на кровать. Плечи её сразу поникли, лицо осунулось, и вокруг рта ярко прорисовались мимические морщины. — Спина невыносимо болит. Я больше сидеть на стуле не могу. Она скинула тапочки, которые выдал нам Стив, и закинула ноги на кровать. — Помнишь, я давно просила тебя о массаже. Сегодня я просто умоляю тебя о нём. Почти пять часов в машине, потом час на ногах на озере и выслушивание этих дебильных песен… Стив очень милый, но иногда умеет достать. Я кивнула, не зная, что подтверждаю, и вышла из комнаты. — А где Аманда? — встретил меня вопросом Стив. — Отрежь нам по куску пиццы, и мы пойдём спать. Мы обе мёртвые после дороги. — Хорошо. Я взяла две тарелки и вернулась в комнату. Было очень жарко. На Аманде остались лишь лифчик и тонкие бикини. Рука её лежала под животом и уходила пальцами под резинку трусов. Я замерла подле кровати, боясь выронить тарелки. Она подняла на меня невинные глаза и сказала: — Как врач смог нащупать голову ребёнка? Он просто положил сюда руку и сказал, что ребёнок уже лежит головой вниз в тазу и никуда больше не перевернётся до родов. Я ничего, кроме кости, не чувствую. Попробуй ты. Это было сказано таким умоляющим тоном, что отказаться не представляло никакой возможности, но у меня отчего-то вдруг затряслись руки, и я еле успела поставить тарелки на покрывало, поверх которого лежала Аманда. Меня бросило в жар, и я подумала, что всё это из-за дурацкого обогрева, труба которого выходила прямо за моей спиной. Я стянула водолазку и кинула прямо на пол. А руки наоборот покрылись коркой льда, и я стала неистово тереть их друг о друга, словно желая выжечь искру. Аманда смотрела на меня в упор, и, набрав в лёгкие побольше воздуха, я залезла с ногами на кровать. Тапки как-то очень шумно полетели на пол, и, чуть ли не зажмурившись, я коснулась чисто выбритого лобка Аманды. — Ну, чувствуешь что-нибудь? В её голосе вновь послышались приказные нотки, но я всё равно не могла бы сказать ей то, что почувствовала. Теперь мой живот свело явно не от голода, а ноздри защекотал явно не противный запах жжёного сыра, но я лишь считала до десяти, умоляя сердце не выскочить из груди. Я опустила глаза на свою грудь, уверенная, что смогу увидеть вздымающуюся от его ударов кожу, но увидела лишь топорщащийся белый хлопок. Мне показалось, что Аманда тоже смотрит на мою напряжённую грудь, но когда я подняла глаза, то взгляды наши тут же встретились, и в её голубых глазах блестел всё тот же заданный ранее вопрос. Пальцы мои вжали кожу как можно сильнее, но даже если и нащупали что-то, мозг этого не зафиксировал. — Ой… Дверь хлопнула, а за ней и резинка бикини. Я отдёрнула руку, будто ошпарившись. Аманда откинулась на подушки, чуть не шарахнувшись головой о деревянное изголовье, и расхохоталась в голос, совершенно позабыв, что она никогда не ложится на спину. Я тоже не могла сдержать улыбки, а потом и смеха. Мой смех, наверное, был неистовее её, потому что с ним выходил накопившийся за долгий день адреналин, а когда я наконец смогла заставить плечи не вздрагивать, а голос не срываться, то произнесла: — Ты сама сказала Абигайль, что она может не стучать… Тут же зазвонил телефон, и Аманда, закусив губу, потому что та продолжала дрожать от смеха, взяла его в руки и, попытавшись надеть на лицо серьёзную маску, ответила: — Ты что-то хотел?.. Ну, уходите, конечно… Я всё равно не танцую, а Кэйти надо отдохнуть после дня за рулём. Наслаждайтесь вечером. Увидимся утром. Она отложила на подушку телефон и снова расхохоталась. Я была уверена, что наш смех прекрасно слышен в гостиной. — Знаешь, Терри биологию сейчас учит, чтобы потом поступить в медицинскую школу, так что сейчас она будет им доказывать, что дети от этого не получаются, — сказала Аманда через смех, а потом вдруг стала очень серьёзной. — У меня в сумке есть крем. Я объясню тебе, на какие точки надо нажать. Я смущённо опустила глаза и прошептала: — Я смотрела это видео о массаже для беременных и, думаю, всё помню. Выдавленный в руку крем был холодным, и я стала дуть на ладони. — Жаль, что как в фильме нельзя расставить свечи и зажечь благовония, — мечтательно протянула Аманда, откидывая в сторону лифчик и ложась на бок, а потом вдруг схватила телефон и стала что-то бешено нажимать, пока не зазвучала релаксационная мелодия. — Ну вот хоть что-то. Крем в моих руках согрелся, но вот сердце, похоже, сковал страх, потому что я боялась коснуться кожи Аманды. — Начни сразу с поясницы, там больше всего тянет и пройдись в стороны по бёдрам. Я оставила на коже белый бугорок крема и, едва касаясь его подушечками пальцев, начала плавно растирать его в стороны от позвоночника. — Кейти, — грозно изрекла Аманда. — Помнишь, что сказали в начале фильма? Запомните, что она беременная, но не инвалид… Так что нажми на точки, чтобы мышцы расслабить и… Прости, что прошу это, намажь заодно мою апельсиновую корку. Похоже, я джинсами всё там стёрла. Я выдавила на пальцы ещё крема и, забыв согреть, быстро проехалась по её ягодицам, в который раз отметив, что впадины пусть не совсем, но всё же округлились. — И дальше по ногам, — простонала Аманда. — У меня везде кожа стала ужасно сухой. Я подчинилась, проклиная дурацкую ароматерапию в виде остывшей пиццы, которая доводила меня до бешенства, пока не почувствовала, что крем полностью впитался и руки больше не скользят. Тогда я схватила кусок пиццы, чтобы протянуть Аманде, и только тут увидела, что та мирно спит, подложив ладонь под щёку. Она стала похожа на десятилетнюю девочку. Недавно такие яркие морщинки усталости сейчас разгладились под лаской сна. — Чёрт, ты же голодная, — выдохнула я и добавила. — И ты тоже. Я впервые обратилась к её животу, а вот мой живот явно просил есть и был готов принять в своё лоно оба куска пиццы, что я и сделала. Потом залезла под тёплый душ, почистила зубы и вышла голой в коридор, чтобы вернуться в спальню, радуясь, что все свалили. Я осторожно вытянула из-под спящей Аманды одеяло и укрыла нас обеих. Я отвернулась к окну и, прежде чем выключить ночник, заметила, что и на занавесках нарисованы мишки. Бабушка Стива явно была с придурью… Похоже, это стало последней разумной мыслью в тот день. За ней пришла пустота и глубокий спокойный сон, будто не было этого жуткого поведения Аманды, и мы спали дома. Вместо подушки я вновь ощущала холодной спиной её горячую спину.