Пойманный

Хотя на улице стояла поздняя ночь, все центральное отделение полиции стояло на ушах. Как так! Их главного патологоанатома, единственного свидетеля похитил тот самый подозреваемый! Да ещё и откуда! Из собственного дома! В срочном порядке был вызван брат потерпевшего. Тот был не особо рад такому раскладу событий. Кэйа так или иначе, сам по себе являлся ходячей катастрофой. А тут его похитил максимально отбитый убийца из русской мафии. Все факторы складывались в полнейший пиздец. Будет уже чудом, если синеволосого найдут хотя бы живым. Сотни сотрудников прочёсывали район проживания патологоанатома, опрашивали соседей. Вывод был не утешителен. Ни следов, ни зацепок обнаружено не было. Альберих как будто растворился.

***

Сознание возвращалось медленно и нехотя, как будто организм понимал, что лучше полежать бревном и остаться с наименьшими проблемами для дальнейшего существования. Но когда несчастный мозг все же решил начать функционировать, Кэйа осознал, что находится далеко не дома и точно не в своей мягкой постели, а на скрипучей пружинистой кровати, на которую был постелен тонкий матрац. Синеволосый мужчина попытался резко встать, чтобы голова начала быстрее функционировать, но его обломала цепь, которой были пристегнуты руки и шея. От резкого рывка у Кэйи сперло дыхание и почернело в глазах. Завалившись обратно на кровать, он сильно ударился об изголовье, что усугубило и так не самую радужную ситуацию. Хотя нет, насчет радуги все же немного наврали, ситуация все же была очень радужная. В воспаленном мозгу Кэйи. Пока наш несчастный патологоанатом пытался побороться с радугой в глазах и накатывающей тошнотой, дверь в конце комнаты открылась с премерзким скрипом, явив на своём пороге Аякса. Он улыбнулся. Наконец его куколка открыла свои синие очи. Настало время поздороваться. — Моя прелесть наконец решила открыть глазки? Как себя чувствуешь? Головка не сильно болит? Ручки и шея не жмут? Чайльд улыбается, протягивая руку и оглаживает овал лица синеволосого, который с ужасом смотрит на льдистые глаза напротив. — Знаешь, до того, как тебя увидел, было намного лучше. Кэйа фыркает и вырывает лицо из цепких пальцев. Наверняка останутся следы. А Тарталья улыбается все шире и рывком тянет цепь на себя. — Как же ты до боли красив. Я не ошибся, когда решил приобрести тебя в коллекцию моих вещиц. Только вот на язычок больно остр. Может, он нам больше не пригодится? Аякс опять сжимает лицо синеволосого. Да так, что теперь не вырваться. Другой рукой укорачивает цепь, наматывая ее на один из столбов изголовья. Теперь Кэйа точно не сможет вырваться. Он смотрит, как Тарталья с обезумевшим взглядом достаёт из кармана раскладной нож. Чайльд заливисто смеется, приставляя острие ножа к уголку губ Альбериха. Совсем чуть-чуть надавливает, но на лезвии тут же появляется первая кровь. Чуть сильнее надавливая быстрым рывком, тянет нож на себя. С уголка губ синеволосого начинает капать кровь, а тот смотрит остекленевшими глазами на нож и не шевелится. Аякс наклоняется и слизывает красный ручеек со стальным привкусом. От сего действия цепь ослабляется и Кэйа отшатывается, как будто приходя в себя и ударяется спиной о стену. — Ну что ты,миленький, куда бежишь? Я же говорил, пока убивать не собираюсь. Пока мне это не выгодно. Тарталья ещё раз подходит к мужчине, забирается пальцами в открытый рот и хватает язык. В этот раз Кэйа среагировал мгновенно и сильно сжал челюсти. Послышался вскрик Аякса. Пальцы были выдернуты изо рта. — Ах ты бляденыш! Тарталья наотмашь ударил мужчину по лицу. Многострадальная голова Кэйи опять дернулась в сторону, в глазах потемнело, а из пореза в уголке губ снова потекла кровь. — Ебучий сученыш. Поймал ангела в клетку? Пиздец. Единственное для чего ты годен, это валяться в ногах и просить тебя трахнуть. Аякс отстегивает цепь от изголовья и стаскивает Кэйю с кровати. Тот тяжелым мешком падает на бетонный пол. Всё тело болит. В глазах опять темно, а побороть позывы тошноты становится всё сложнее и сложнее. С энной попытки получается подняться. Замечает, что у него содрана кожа в некоторых местах левого бока, на который, собственно, и упал. Альберих чувствует, что Тарталья как будто сжалился над ним, подходит и обнимает. — Прости, кажется, я погорячился. Я поймал в ловушку ангела. Ты мой, только мой, не думай ни о чем. От этих слов Кэйа в очередной раз за столь краткий промежуток времени вздрагивает. Чайльд всё сильнее прижимает его к себе, утыкаясь носом в шею. Дело пахло керосином. Тарталья являлся настоящим психом. — Ты блять на меня ещё ошейник нацепи и хвостик в жопу вставь. Прошептал Кэйа. — Если хочешь, будет тебе и ошейник, и пробка в заднице, милый. Игриво шепчет ему на ухо Аякс. Будто о чём-то задумавшись, Тарталья быстрым движением поставил свое колено меж тонких ног патологоанатома. Свободной рукой мнет мягкое бедро и шепчет, опаляя горячим дыханием раковину уха — Куколка, тебе стоит быть повежливее. А то не сможешь целеньким дойти до момента, когда тебя спасут. Ах прости, ЕСЛИ тебя спасут.