Моменты, наполненные тобой

С невинным сердцем младенца, Не несущий в себе никакой грязи и черноты. Пройду через все разногласия и споры, Чтобы остаться с тобой до скончания веков. Даже если всё моё тело несет на себе отметины, Я поставлю на кон эту жалкую жизнь ради тебя. 于斌 (Yu Bin) — 赤子 (Chi Zi) (OST The Untamed)

Зная о том, что Сюэ Ян обожает конфеты, Вэнь Нин какими-то невероятным образом договаривается с поварами, и те разрешают тому какое-то время побыть на кухне. Не иначе старший владеет какими-то магическими заклинаниями. Сунься туда Сюэ Ян — тотчас бы вылетел из святая святых, да ещё и с пожеланиями всяческих «благ» в виде нецензурной брани. Зачем Вэнь Нину вдруг понадобилась кухня, Сюэ Ян понимает, когда старший с каким-то детским и умилительным в своей наивности восторгом протягивает ему конфету. В хрусткой яркой обёртке, что так завлекательно шуршит в ладонях, крест-накрест перевязанных бинтом. Собственноручно приготовленную и восхитительно пахнущую. И кому какое дело, что сладость прилипает к тонким длинным пальцам и горчит на губах пережжённым сахаром. Главное отнюдь не в этом, а в том, что кто-то подумал о нём, захотел сделать приятное и все дела. Вернее не кто-то, а совершенно определенный человек. Что стоит сейчас и, склонив на бок голову, улыбается до странного нежно. Так, что у Сюэ Яна сами собой подкашиваются колени, а под сердцем гулко ухает довольное мохнатое нечто, урчащее на разные лады. Именно поэтому Ян с набитым ртом бормочет нечто невразумительное, а затем, довольно улыбнувшись, кладет голову на плечо Нина, который тихо вздыхает, чувствуя, как жаркое дыхание Сюэ Яна тревожит кожу, посылая отряд мурашек маршировать между лопаток. И в это самое мгновение, кажется, нет никого счастливее этих двоих. Сюэ Ян точно не знает, где именно отыскал Вэнь Нин этот яркий кусок вощёной бумаги. И как ему удалось незаметно ото всех пронести в комнату клей, ножницы и пару полированных дощечек. Как и то, сколько усилий было потрачено в процессе превращения разрозненных деталей в конечный результат. Но веер, самый настоящий, пусть и кривоватый, с пятнами клея то тут, то там, ему очень понравился. Как и рисунки на нем. Хотя признать в серых пятнах с крыльями журавлей, чинно летящих по небу, Яну удалось далеко не с первого раза. Поэтому, прикрыв лицо этим чудом рукотворного творчества Вэнь Нина так, что тот может лицезреть только хитрый прищур по-кошачьи раскосых глаз, Сюэ Ян словно бы невзначай накрывает своей прохладной ладонью шершавое кружево пальцев старшего и с едва заметной хрипотцой шепчет: — Спасибо, гэгэ. Эти два слова заставляют Вэнь Нина смущённо опустить свой взгляд, наблюдая за тем, как дразняще поводит плечами Сюэ Ян, обмахиваясь веером, словно любимая наложница самого Императора. А вот откуда старший притащил ему пригоршню мелких кисленьких яблок, Ян в курсе. Ибо сам, перебравшись через высокий забор с месяц тому назад, обтряс ту самую яблоню, что росла в соседнем квартале. Ну и что, что бежал потом, петляя как заяц и прижимая руки к тому месту, куда попал заряд крупной соли. Зато впечатлений было на весь день. И ночь, проведенную в неудобном положении. Ибо пятая точка не оценила проявленного героизма и противно ныла, не давая заснуть коварному яблочному воришке. Поэтому-то Сюэ Ян, совершенно искренне переживая за старшего, ворчливо интересуется тем, не попался ли Вэнь Нин на глаза хозяину двора. И удивленно распахивает серую изморозь глаз, когда тот с обезоруживающей простотой признаётся в том, что просто подошел и попросил яблок. — И он не выгнал тебя? — неверяще тянет Сюэ Ян, выцарапывая на яблочной кожице непонятные символы. — Нет, — качает головой старший, отбрасывая со лба тёмную прядь, — а должен был? Вместо ответа Сюэ Ян впивается острыми зубами в румяный яблочный бок, не желая делиться тем, какими именно эпитетами наградил его в свое время хозяин дома и яблони. А затем облизывает тонкие потрескавшиеся от холода губы, смакуя терпкую кислинку фруктового сока. Всё это время Вэнь Нин наблюдает за ним с практически незаметной улыбкой, напоминающей о призрачном мареве тумана, глубоко запрятанном в самом сердце гор. — Вкусно? — наконец отваживается спросить он, проследив за тем, как на глазах уменьшается количество яблок, разложенных на скамейке. — Ага, — отзывается Сюэ Ян. Слишком уж невинным голоском для того, чтобы можно было поверить такому, как он. И точно, улучив момент, когда Вэнь Нин отвлекается на пролетевшую мимо птичку, Сюэ Ян, воровато оглянувшись по сторонам вдруг притягивает старшего к себе и на выдохе шепчет в приоткрытые от волнения губы: — Но ты вкуснее во сто крат. Нин застывает, без остатка тонет в пронзительно серых глазах Яна, в то время как чужие губы одаривают его терпкой сладостью запретного для других поцелуя. Сюэ Ян ненавидит дожди. Особенно затяжные, вскипающие на поверхности многочисленных луж крупными пузырьками безысходности. Дождь навевает на него тоску и уныние. Но это единственная погода, подходящая для того, чтобы можно было спрятаться ото всех в полуразрушенной беседке, что притаилась в самом дальнем углу заросшего сада. Той самой, которую остальные воспитанники используют исключительно как место для распития крепких алкогольных напитков и употребления запрещенных веществ растительного происхождения. Именно поэтому, вопреки неприятным ощущениям, возникающим каждый раз, когда он смотрит в затянутое мутной моросью окно, Сюэ Ян, прикусив нижнюю губу и нашарив под кроватью потертый зонтик с торчащими в разные стороны спицами, ищет глазами Вэнь Нина. Старший находится не сразу. Он сидит в коридоре, рисуя на запотевшем от росчерков капель стекле мордочки зверюшек. И напевает себе под нос заунывную, но при этом берущую за душу мелодию. Когда пальцы Сюэ Яна касаются его плеч, Вэнь Нин даже не оборачивается. Лишь спрашивает, тихо, но удивительно отчётливо: — А-Ян, может, не стоит? Ты снова простудишься… Вместо ответа тот поджимает тонкие губы и отворачивается от Вэнь Нина, усиленно изображая вселенскую обиду. — Ну хорошо, — наконец сдается старший, не в силах сопротивляться недвусмысленному желанию Яна, тонко намекающему на возможность уединиться. До беседки они добираются короткими перебежками — от дерева к дереву. Тяжелые капли падают за шиворот Сюэ Яну, и тот недовольно передергивает плечами, крепче прижимая к себе зонтик. Устроившись наконец под крышей, грозящей вот-вот обвалиться и погрести их под собой, он поудобнее устраивается на коленях Вэнь Нина и, протянув узкую ладонь с простеньким браслетом из разномастных бусин на запястье, просит: — Спой мне… Мягкая нежность голоса Вэнь Нина сплетается с перестуком дождевых стрел, атакующих их убежище, рождая нечто невероятное, зыбкое и эфемерное. Как их с Яном чувства. До конца непонятые обоими, невысказанные, но вызревающие и ждущие своего часа. Младший прикрывает глаза и вплетает свой ломкий голос, тревожно-изнемогающий от всего того, что, запрятанное когда-то давно в самом дальнем уголке искалеченной души, просыпается теперь с каждой новой минутой, проведенной наедине с Вэнь Нином. Всё это: конфеты, яблоки, веер и прочие милые безделушки вроде деревянной шкатулки с именем, в которой Сюэ Ян прячет все свои сокровища из прошлой, до поры до времени счастливой жизни — наполняет его жизнь смыслом. Тем самым, которого у него никогда бы не было, если бы не Вэнь Нин и его поистине неиссякаемые терпение и доброта, врачующие сердце и душу Сюэ Яна день за днём. Он — то единственное сокровище, за которое Ян перегрызёт горло всем и каждому, безжалостно расчленит на части и закопает под тем самым деревом, под которым они сидят сейчас, даря друг другу неловкие, но такие искренние улыбки.