Лимбо

      Снятся ли сны мёртвым? Кто его знает, но неприятное ощущение раннего пробуждения остаётся с человеком (а может сущностью?) как до, так и после... Ухода? Потому что смертью их состояние сложно назвать. Они чувствуют, помнят и ориентируются во времени. Как бы то ни было, для Томми вставать рано — дело гиблое и не заслуживающее внимания. Едва жёлтый свет мигавшего фонаря неприятно бил даже по закрытым глазам. Отвратность ситуации добавлял и мокрый холод, приносимый гуляющими ветрами. Парень хотел было спрятаться, укрыться где-нибудь и забыть о дрожи ещё часов на пять-шесть, но память прошибают недавние воспоминания. На станции негде укрыться от ветра, разве что сесть за стеклянной стенкой около лавочек, но там освещение почему-то не отказывалось работать исправно. Томми приоткрыл глаза и прислушался к себе. Анализировать картину перед ним нет смысла (всё равно ничего не изменится ни завтра, ни через век), руки мёрзнут, уши режут скрежет фонарей и скрип турникетов, а под левым боком сопел кто-то тёплый. Похоже, Вилбур тоже задремал, пока сторожил сон брата. Его рука прижимала парня ближе, а голова улеглась на макушку брата. Ноги уже не были поджаты почти к самой груди, а скрещены по-турецки.       Томми проморгался, отгоняя ненужные сны, потёр замёрзшие руки и устроился так, чтобы и ему, и Вилу было удобнее. Не очень приятно выйдет, если брат начнёт ворчать о боли в шее. В конце концов, им тут торчать и торчать. Хотя, может и не придётся. Он же каким-то образом выбрался из Музея.       Небо немного рассеилось и обнажило все свои цвета. Тёмно-голубая лазурь смешивалась с жёлтым фосфором вечно плававшего на горизонте солнца. Само светило скрывалось от чужих глаз, отчего трудно было понять, где именно находиться восток. Вроде по левое плечо от них. Неважно. Томми повернул голову, хрустя шеей, и уставился на расписание поездов. Потёртое, выцветшее от времени, но неизменно ждущее пассажиров. Совсем скоро, если верить этой подозрительной таблице, должен прибыть поезд до... а собственно, до какого места? В расписании указано лишь время и тип состава, но ни отправной точки, ни пункта назначения не указывалось. — Было бы куда ехать, — скептично вздохнул Томми и зарылся носом в ворот куртки ещё сильнее.       Спустя какое-то время Вилбур замычал и потёрся щекой о его волосы, выпуская брата из объятий. Поднял голову, поморщился от вновь ощущаемого холода и размыто глянул на парня. Очки до сих пор косо висели на носу, искажая картину мира. — Выспался? — Томми поправил оправу и поднял её выше. — Немного, — Сут поднял руки вверх и, скрепя зубами, потянулся до хруста, — твоя сопящая мордашка выглядела слишком очаровательно. — Пошёл ты, — парень отвернулся, демонстративно отодвинувшись от Вила. — Как думаешь, — Вилбур вновь расслабился и прижался к столбу, — где сейчас остальные? — В Раю, где же ещё, — Томми глянул в небо, — ну и Шлатт торчит в Аду. — Ого, — Вилбур повернул голову к брату и удивлённо прищурился, — ты так уверен в этом? — Где твой пессимизм, Вил? Сам подумай: мы все там были. И Дрим со своей шайкой в том числе. Я помню, что как минимум Ники, Паффи, Ранбу и Эрет были живы, когда меня убили. А по ту сторону оставался Сапнап, Дрим и Техно. — А это уже гарант их смерти, — поник Сут, — интересно, могли бы кого-нибудь пощадить? — Ники, однозначно. Я знаю, что Дрим относился к ней по-дружески, хоть и скрывал это, а Техно не тронул бы её и пальцем, так как она — часть Синдиката. Не спрашивай, откуда я это узнал, — говорить о хрониках, записанных в Музее, парень не собирался, — ну, может ещё Фила. Он всем уже, как отец. — И муж богини Смерти, — Вилбур достал пачку сигарет, — а её гнева стоит бояться. — И как ты не вышел полубогом? — Это даже к лучшему. Не знаю, каким бы могло получится дитя Кристен и Ангела Смерти, но я родился обычным смертным. — Эх.       Томми выпрямил ноги. Фил вырастил его, как родного, и никогда не заикался о происхождении мальчика. Быть может, именно это не позволило ему нанести смертельный удар Вилбуру и Техно. Одна семья, пускай и выглядят по-разному. А мама вообще богиня, пускай и Смерти. — Вил, — Томми повернулся к брату, — а куда едут эти поезда? — Не знаю. Я никогда не уходил со станции, — Сут медленно затянулся, странно держа сигарету большим и указательным пальцем, а после едва заметная струя дыма вытекла из его рта. — Опять в себя куришь? — парень нахмурился, — знаешь, твои лёгкие станут отличным янтарём. — Не перебивай, — Вил будто его не слышал, — не уходил, а сидел здесь и играл в карты. Что поезда... Какое мне до них дело? Ходят себе бездумно, ну и пусть ходят. Ни пассажиров, ни машиниста в них нет, даже в паровозах. — Неудивительно, — Томми выдохнул облако пара, — только дым с этой станции и видно. — Кстати, — Вилбур отряхнулся от холода, — как ты тут оказался? — Я... — голове потребовалось в районе пятнадцати секунд, чтобы придумать ложь, — проснулся в лесу. Жил там какое-то время, а потом услышал поезд, и пришёл сюда. — Ведь врёшь, как дышишь, — усмехнулся Сут, хрипло смеясь и туша сигарету об брусчатку, — я не слышал скрипа турникетов, когда ты появился. К тому же с одной стороны платформы торчат скалы, с другой —проржавевшая лестница. Ты бы никак сюда не залез без ссадин. — Я вообще-то ловкий! — Но невезучий, — парень на это заявление насупился, как воробей на морозе, уже открыл рот, чтобы ответить какой-нибудь колкостью, но воздух, видимо, кончился, поэтому Томми лишь выдохнул и пробормотал — Ты прав. Молнией ведь меня шандарахнуло.       Парень опрокинулся на брата. Сут не стал расспрашивать его дальше, лишь обнял его рукой и уставился в сумеречное небо. Тёмно-серые облака светлыми стадами бродили по зелёно-жёлтой полоске света на горизонте и уставшей синеве где-то со стороны неродившейся луны. Был ли там ещё кто-нибудь помимо этих кусков ваты? Скорее всего нет. Томми достал из потрёпанной кожаной сумки одну из книг. Не все записи Ранбу вёл на родном языке, да и книг других авторов на его полках покоилось немало. Бледная страница улыбалась первому за эти несколько лет мягко написанной острым пером надписью "Теория Единых Миров". Где-то он это уже слышал. Имя автора размазалось и исказилось, отчего интерес к книге только возрос.       Вилбур, до этого чуть было не задремавший вновь, любопытно сунул свой нос между братом и книгой. — Единые Миры? Это та самая рукопись, где описан полный пантеон Богов? — он глянул на автора, а потом вновь пробежался по странице, — эндермен писал. Вот, видишь следы от когтей? — Вил указал пальцем на ряд узких полос, идущих ближе к корешку книги, — как ни им знать, что творилось до нас. Жаль только, не расскажут. — А что там такого? — Ну, слушай. Всё равно мне делать нечего.       И брат рассказал, изредка листая страницы в поисках иллюстраций. Надо отдать должное, автор был прекрасным художником. Сут рассказывал ему о происхождении "Мира живых", его единстве во главе с Богами, как разные народы жили бок о бок. А после о расколе, Подъёме Края и Разломе Ада, как эндерменов постигло проклятье и как пантеон распался, лишив Богов права на Чудо. Томми слушал, казалось, не дыша. Сейчас любой способ уйти со станции хотя бы на полчаса казался благословением, а тут ещё и тайны мироздания рассказали. Он раньше и не задумывался о прошлом, шагая лишь вперёд. Так гораздо проще жить, когда позади нет ничего. — Вилбур, а ты не пробовал уехать на поезде? В конце концов, только они тут и ходят. — А зачем мне уходить? — Вил вытянул ноги и в очередной раз пробежался по расписанию, — вернее, что будет, если я уйду? Ведь посуди: если я уйду, то не смогу вернуться. А это уже значит, что останусь торчать здесь навсегда. — Мы уже застряли, братец, — Томми скептично нахмурился и, хлопнув книгой, скрестил руки на груди, — сюда нельзя прийти откуда-либо, кроме как на поезде. А раз поезда пустуют, значит никто не осмеливается в них зайти. Возможно, там что-то есть. — А если нет? — Плевать, мы уже мертвы.       К платформе прибыл старенький паровоз с красными вагончиками. Внутри виднелись жёлтые фонари на стенах и мягкие места около квадратных окон. Локомотив загудел, с придыханием выпуская клубы вечно пахнувшего гарью пара. Сут почувствовал, как брат несильно прижался к нему, когда двери вагона открылись прямо перед ними. Мужчина лишь немного напрягся и положил руку на такую маленькую сейчас макушку Томми, неспешно выводя на ней круги. Поезд лишь молчал в ответ и потихоньку остывал. За этим прошёл час, а потом ещё один. Уж сколько таких часов прошло, никто точно не решился считать. За это время братья успели закимарить, раскиснув от тепла пара, и провалиться в полноценный сон.       Томми разбудил гудок. Паровоз вновь выпустил облако тёплого пара и затих, будто шутя и недоумевая. Парень проморгался и глянул на брата. Вил всё ещё спал, опёршись боком на металл балки. А поезд всё стоял и ждал. И неизвестно, сколько он будет спать около этой холодной платформы, тратя уголь и сдвигая расписание. Кстати, вот-вот должна прийти электричка, но ни гудка, ни даже стука колёс, который здесь по рельсам слышен минут за девять-десять по прибытия состава. Странно.       Парень потянулся и поднялся с нагретого места, разминая затёкшие спину и ноги. Он снова почувствовал вес меча и сумки на плече. Поезд, будто поздоровавшись, выпустил трещавший пар. А в вагонах наверняка теплее, чем на серых камнях. К тому же, Дрим не будет их возвращать. — Вил, — парень потряс брата за плечо, — пойдём в вагон. Я замёрз.       Вилбур разлепил глаза, скептично глянул на запотевшее стекло вагона, потрепал взглядом пол и стал вслед за Томми, не желая просыпаться. — И зачем? — Ну пойдём. Всё равно глаза мазолить будет. — Томми, нет! — Сут скрестил руки, — а вдруг состав тронется? — Ну и что! — Томми впервые за их встречу вспылил. Когда он кричит, его душа всегда выворачивалась наизнанку. Вилбуру вдруг стало не по себе. Брат оказался бледным, как снег, волосы застыли и посветлели, а в глазах мелькал стеклянный блеск. Под пыльной меховой курткой болталась такая же потрёпанная футболка. Томми заметно похудел. Вилбур отстранился от стены и осторожно прижал брата к себе. Томми лишь уткнулся ему в плечо, обречённо выдыхая, — я просто устал.       Брат лишь погладил его по волосам. — Пошли.       И они зашли. Тёмно-коричневые сидения оказались потрескавшимися, но всё равно мягкими. Вилбур присел около окна в самой середине и прислонился локтём к прохладному стеклу. Щёки неприятно кололо от тепла, а остывшие линзы очков покрылись матовой влагой. Спать отчего-то совершенно перехотелось, стоило составу тронуться с места. Томми, разморённый долгожданной мягкостью, через несколько минут отрубился у него на плече. Сут решил, что большего и не надо. За окном мелькнули последние кирпичи платформы, и вагон озарило яблоневое свечение подобревшего неба. С другой стороны над верхушками елей маячил остророгий месяц. Может, уехать было не такой плохой идеей?