Практика наших сердец.

— Да господи боже! — Третьякова влетает в кабинет, хлопая дверью, плевав, что её, возможно, придется менять. — Маша, что случилось? — с небольшого, но крайне уютного кресла поднимается Полякова, откидывая телефон куда подальше. — Она будто хочет меня убить! Ну нельзя же так мучить людей! — Мария швыряет папку на стол, скидывая с ног каблуки, чтобы случайно не зарядить их в лицо проклятой женщине. А так хотелось бы. — Что опять случилось? — Татьяна вымученно выдыхает, приобнимая блондинку за плечи, усаживает её на диван. — Я снова нарушила её долбаные правила! Мы работаем в приёмном, мать твою, отделении. У нас нет времени действовать по её инструкциям! — Подробнее, Маша. Каждый раз это и есть причина, — Полякова усаживается рядом, поглаживая женщину по плечу. — Поступил парень, его переводить в хирургию – то же самое, что выбирать гроб заранее. Я вызвалась оперировать, — Мария взлохмачивает волосы, прикрывая глаза. — С ним всё нормально, отходит от наркоза. Но меня в коридоре поймала Лукина с диким желанием вылить на меня ведро помоев! — Машенька, не обращай внимания. Она со своими замашками, что поделаешь. — Пусть валит туда, откуда приехала. Без неё нормально жилось… — Нам всем тут от неё достаётся, но чего же она к тебе именно приелась, — Полякова поднимается, отходя к столу на котором стоит чайник и парочка десятков пакетиков чая. — Ты с ней сегодня на дежурстве. — Может, мне уволиться? — Третьякова закидывает ноги на диван, представляя, как целую ночь Лаура Альбертовна будет упрекать её во всем, что можно и нельзя. — Не смей. Мы без тебя с ней тут умрём. Да и без неё тоже, — женщина передаёт блондинке чашку с чаем, которую та охотно принимает. — Ещё Женя этот к Буше ходит, — Мария делает глоток, обжигая горло кипятком. — Ни стыда, ни совести… — Я вчера его вещи собрала, сказала, что на развод подам, — зеленоглазая прижимает горячую кружку ко лбу. — Какая я дура. — С чего это вдруг? — Полякова удивлённо смотрит на женщину, не понимая, почему это лучший хирург города резко стала дурой. — Может, всё наладится, а я с плеча рублю. — Какой наладится, Маш? Он тебе три года перед твоим носом изменял с твоей подругой. С ума сошла? Да лучше Лукину терпеть, чем его, — Татьяна в возмущении ставит кружку на стол, от чего несколько капель падают на стеклянную поверхность. — Ладно. Всё наладится, — Третьякова выдавливает из себя улыбку, но в глазах читается страх. От чего? Оттого, что всю ночь сидеть с Лукиной в одной ординаторской или от развода с мужем? — Передай Лауре Альбертовне, что в двадцать шестую зайти надо, — Мария поднимается с дивана, прихватывая со стола стетоскоп, покидает любимую комнатку всех работающих в отделении. Выходя в коридор, женщина поправляет медицинскую пижаму, оглядываясь по сторонам. Из кабинета зав. отделения выходит Лукина, уверенно направляясь к бедной блондинке, которая не знает куда бежать. — Мария Владимировна, а Вы знали, что Вас уже пятнадцать минут ждут в двадцать шестой? — Лаура Альбертовна поправляет очки, другой рукой прижимая медицинскую карту к бедру. — А Вы в курсе, что это Ваш пациент и это Вам надо туда? — Третьякова сжимает руки в кулаки, сдерживая порывы задушить женщину стетоскопом, уходит в реанимационный блок. Лукина лишь смотрит блондинке вслед, бегло пробегаясь по телу женщины, заостряя внимание на бедрах. Ей просто интересно строение её костей!

***

— Мария Владимировна, — из-за угла, будто выжидая, выскакивает Мари Буше, поправляя блондинистые волосы. — Что случилось? — Третьякова раздражённо фыркает, замечая за спиной старшей сестры Лукину. — Вас Татьяна Алексеевна ищет. — Марь, ну ты идёшь? — в отделение входит мужчина в погонах, сжимая в руке чёрную папку, бросая взгляд на практически бывшую жену. — Я поняла, спасибо. А можно личные встречи вне работы? — Мария направляет взгляд на мужчину, сжимая челюсти. — А давайте мы сами разберемся? — мужчина прижимает к себе Буше, на что Третьякова лишь закатывает глаза. — Мари Буше, поменяйтесь с Наташей местами, — Мария бросает фразу уже через плечо, шагая к ординаторской. — Она меня грызет, Жень, — блондинка поворачивается к мужчине, прижимаясь к его груди. — Она даже со мной дежурить не хочет. — Мари, зато с нами побудешь, — Евгений уводит женщину к посту, забирая с вешалки её пальто. — Придём домой… А там тортик, — Баев целует женщину в висок, уводя её из здания. — А чего она ушла-то? — Наталья выходит из смотровой, оглядываясь по сторонам. — Вот же…

***

21:48 Ночной обход подходит к концу, и Мария Владимировна выдыхает, закрывая дверь последней палаты. На завтра к выписке готово четыре человека и к перевозке в нужные для пациентов отделения тоже. Третьякова улыбается, проходя мимо поста, за которым Наталья, прикрыв глаза, облокотилась на свой кулачок. — Наташ, иди отдохни, пока никто не поступил, — Мария поглаживает девушку по запястью, сама еле сдерживаясь, чтобы не заснуть. — Спасибо, Мария Владимировна, — Козелкова зевает, прикрывая рот рукой. Мария уходит, в надежде, что получится поспать пару часов в ординаторской, чтобы поутру быть не овощем, а хотя бы приличным фруктом. Но, видимо, этого сделать не удастся. Телефон в кармане начинает вибрировать, оповещая свою хозяйку о звонке. — Мам, привет, — на той стороне слышится воодушевленный голос сына, который так греет душу уставшей матери. — Привет, Олежа. Ты как? Как учёба? — женщина присаживается на стул в коридоре, тихонько зевая. — Я нормально. За учёбу не переживай, там тоже все нормально, — парень усмехается. — Вы как там с папой? Третьякова каменеет. Поражать сына через телефон о том, что его отец подлый изменщик не хочется, но и врать не самое лучшее решение, когда всё детство лично учила, что враньё это плохо. — У нас всё замечательно, — ну, мы все грешны. — Он дома, я на дежурстве сегодня. — Ты так часто на работе, папа не скучает? А как объяснять ребенку, что это и есть причина? Как объяснять, что отец не выдержал постоянное пропадание жены на работе и загулял с медсестрой? Как? — Да вроде не жалуется, — Мария смеётся, держа себя, чтобы смех не перерос в истерический. — Слушай, у меня тут обход. Я тебя очень люблю, ты же знаешь? — Конечно, — Олег улыбается и, похоже, парень ничего не заподозрил. — Я тебя тоже люблю. Папе привет. — Ага, — женщина выдыхает, завершая вызов. — Твою мать… — Третьякова поднимается со стула, опираясь ладошками о коленки. Пару шагов и Мария входит в ординаторскую, падая на стул за стол. Стетоскоп ложится на поверхность, а руки женщины на её личико. Ком в горле давит и с каждой мыслью о том, что нужно перестать плакать, слезы будто назло льются всё больше. Как только мысль о постоянных придирках со стороны Лукиной уходят, в голову ударяет то, от чего она так старательно бегала. Она останется одна. Дверь открывается без стука и намёка, что у человека есть познания норм гражданского этикета. Лукина оглядывается и замирает на пороге, видя заплаканную блондинку. Женщина проходит вглубь и усаживается напротив Марии. — Мария Владимировна... — Лауру Альбертовну впервые перебивают. — Я плачу в свободное от работы время, какие ко мне претензии? — женщина шмыгает носом, не поднимая заплаканных изумрудов на руководство. — У меня нет к Вам никаких претензий, — Лукина усмехается и поднимается со стула. Она наклоняется к женщине, беря её лицо в свои руки, стирая слёзы. — Вы же сильная женщина. Ну, что Вы? Успокойтесь. — Угу, — Третьякова сглатывает слезы, поднимая глаза на Лауру. Мария бегает глазами с глаз на губы женщины, на которых уже подавно была стерта помада. Лаура Альбертовна утягивает её к себе, облизывая свои губы. Третьякова подаётся вперёд, сталкиваясь с мягкими губами Лукиной. Старшая придерживая блондинку за талию, поднимает её со стула, прижимая к себе. Благо, медицинская пижама на молнии, и обнажить Третьякову не составляет труда. Лаура толкает женщину на диван, быстро закрывая дверь на ключ.

***

4:29 Блондинистые волосы хаотично лежат на маленькой подушке, пока рука прижимает их к ткани. Лукина осыпает подбородок женщины быстрыми поцелуями. Без внимания не остаются щеки, висок, лоб и прикрытые глаза. Третьякова блаженно улыбается, принимая ласку. Лаура отстраняется, натягивая на тело рубашку. — Не нужно было этого делать, — женщина тихо постанывает, когда рука брюнетки гладит её по бедру. — Нужно поскорее это забыть… — Я постараюсь, — Лукина последний раз целует блондинку в губы, поднимается с диванчика и покидает ординаторскую.