***
Было воскресное утро, и Чимин вышел из своей комнаты, чтобы заварить чай, прежде чем придут его возбужденные племянники с неиссякаемым запасом энергии, требующие, чтобы их дядя развлекал их весь этот день. Чонгук был в гостиной с Говон и кормил её, пока она была занята игрушками. — Чимин, — тепло позвал Чонгук. — Сыпь исчезла! Спасибо! Чимин только улыбнулся в ответ, потирая уставшие глаза. Он медленно побрёл на кухню заварить себе пакетик чая, пытаясь попутно проснуться и морально подготовиться к сегодняшнему дню. Поставив чашку на стойку, чтобы она остыла, Чимин мельком начал наблюдать за общением Говон с её отцом. Как ни странно, у малышки не было никаких черт, напоминающих Чонгука. Ни нос, ни глаза, может быть, только цвет волос, но незнакомец может взглянуть на ребенка и не установить связи с отцом. До Чимина медленно дошло полное осознание того, что сыпь исчезла — его даже поблагодарили, — и он закусил губу, решившись предложить Чонгуку интересную сделку. — Слушай, — сказал Чимин с любопытством, растягивая слова и внимательно следя за изменениями на чужом сосредоточенном лице, — раз я помог тебе с этой сыпью, как насчет небольшой услуги взамен? Назад дороги нет, Чимин уже сделал первый шаг. Сам Чонгук без колебаний кивнул, словно сейчас был готов на всё. Его глаза всё еще были прикованы к Говон, когда он спросил: — Какую услугу? — Мне было интересно, смогу ли я получить твои услуги по объятиям. Я знаю, ты сказал, что делаешь это только для детей в больнице и своих друзей, но… Глаза отца метнулись на невысокую фигуру, стоявшую на кухне. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, пока Чонгук не спохватился и до него не дошло. — Ох… Да, хорошо. Конечно. Когда? Чимин сжал губы в тонкую линию, показывая, будто он размышляет, прежде чем ответить, хотя заранее знал ответ. — Как насчет сегодняшнего вечера? — Конечно. Только. ты сможешь прийти в мою комнату? Я не хочу оставлять Говон одну. — Без проблем, — Чимин пожал плечами, внешне казавшийся абсолютно спокойным, но по какой-то причине он почувствовал зашевелившееся, нарастающее возбуждение и слегка тревожное ожидание. Сам он давно не обнимался просто так, а уж тем более его никогда не обнимал люди… крупнее его самого, и он задавался вопросом, насколько это утешительно. Объятия с Чонгуком, который был выше и шире Пака, должны быть вполне приятными и успокаивающими. — Кстати, я вчера весь день наслаждался твоей едой, — сказал Чимин вслух, снова привлекая внимание отца. — Было очень вкусно. Чонгук взглянул на него и улыбнулся, выглядя довольным собой и благодарным. — Я могу готовить для тебя чаще. — Нет-нет, всё в порядке, — сказал Чимин, не желая, чтобы Чонгук тратил на него и секунды. — Обычно я готовлю еду, но тогда у меня просто не было времени на это. Чимин знал, что врем драгоценно, и если у него было бы время готовить себе еду, то Чонгуку и вовсе не стоило тратить свое на приготовление еды для него. Чонгук кивнул в подтверждение. Затем его взгляд упал на длинные розовые шторы возле кухни. Он уже не в первый раз натыкается на них, но они всегда задёрнуты, поэтому он пользуется возможностью спросить об этом Чимина. — Это окно? Чимин взглянул туда, куда кивнул парень, и покачал головой. — Нет. Это дверь на балкон. Я не пользуюсь им, потому что у меня никак не найдётся на него времени, но не стесняйтесь привести его в порядок и использовать, если хочешь. — Ох, спасибо, — ответил Чонгук. Он вытер рот Говон, улыбаясь дочурке, и встал, чтобы помыть контейнер с едой. Чимин отошел в сторону и взял свою чашку чая. Он подул на неё, затем попытался отпить, но при этом чуть не обжег губу. Пак мог поклясться, что слышал хихиканье Чонгука, но он не стал комментировать это.***
Чимин наконец вернулся домой после долгого дня в музее конфет, который хотели посетить его племянники. Прежде чем вернуть их к сестре, он заставил их поклясться не рассказывать матери, что они съели пригоршню конфет во время поездки. Они без пререканий согласно закивали, но спросили, могут ли они рассказать дяде Чонгуку. Мужчина ласково улыбнулся, увидев, насколько им нравится Чонгук. Сам Чонгук дремал на одном из кресел-мешков, а Говон свернулась у него на груди. Рядом с ним лежал детский сборник рассказов, видимо, опрокинутый заснувшим Чоном страницами вниз. Отец тихонько храпел, пока ребенок подпрыгивал вверх-вниз, как будто плыл по воде, явно наслаждаясь своеобразной качелей. Чимин усмехнулся при виде подобного домашнего уюта, когда, на цыпочках, прошел мимо них, чтобы вымыть посуду. Чимин пошел на кухню, чтобы взять немного еды, и, к своему удивлению, увидел Чонгука уже на балконе. Кресло-мешок в гостиной пустовало. — Чонгук? — позвал Чимин, высунув голову из-за двери. Однако вместо того, чтобы продолжить искать Чонгука, Чимин был очарован красочным закатом. На небе были нарисованы полосы синего, пурпурного и оранжевого цветов, а на горизонте виднелась только половина солнца. Дул легкий прохладный ветерок, и Чимин с трепетом уставился на это зрелище. Под ним виднелись узкие улочки, слышались голоса матерей, зовущих своих непослушных детей, мелькали группы учеников, гуляющих вместе после целого дня в школе. картина бурлящей жизни развернулась перед ним на фоне уходящего дня, и он был просто очарован этим. — Хэй, — Чонгук махнул рукой перед лицом Чимина. Пак дважды моргнул, прежде чем обратить внимание на нашедшегося парня. — Что ты здесь делаешь? — Я решил немного прибраться, пока Говон вздремнула. Мы сходили с ней в ближайший магазинчик, чтобы купить каких-нибудь украшений сюда. Чонгук сделал шаг назад, чтобы Чимин открыть Чимину обзор: на земле был огромный ковер, покрывающий весь балкон, в уголках красовались различные горшечные растения. Три походных стула стояли лицом к лицу, а между стульями — два небольших столика. Чтобы добавить немного волшебства к образу, вокруг перил и земли Чонгук включил волшебные огни. Они тускло светились, но становились тем ярче, чем темнее было на улице. — Стулья были на распродаже, — робко сказал Чонгук. — Надеюсь, ты не против. Часть его дома только что была возрождена. Он смотрел то на Чонгука, то на преобразившийся балкончик. — Нет, совсем нет … Чимин был очень благодарен Чонгуку. Он сел на один из стульев, чтобы ощутить всё это. Ощутить и проверить весь тот комфорт, который может вместить этот балкон. Ему нравилось каждое чувство, которое таила эта область. Каждая мелочь здесь имела теплый отклик в его сердце. — Может, ты посидишь здесь и мы вместе посмотрим на закат? — спросил Чонгук. Он держал Говон, которая обнимала отца за шею, уложив пухлую щёчку на его плече. — Хорошо», — согласился Чимин, всё ещё зачаровано оглядываясь. Он сел рядом с Чонгуком, который притащил небольшую пластиковую коробку. Чонгук открыл крышку и достал сложенный кусок объёмной ткани. — Чтобы укрыться, — улыбаясь, сказал Чонгук. — Потому что ночью всегда прохладно. — Хм, ты прав. Чимин взял одеяло и положил его себе на колени. Толстовка, в которой он был, согревала его, но шорты ему не помогали. Сейчас это было как нельзя кстати. Чонгук взглянул на маленький навес, который прикрывал их сверху. — Мне было труднее всего чистить это, — пробубнил парень, словно всё ещё был обижен на этот несчастный навес, но в принципе он справился с ним. Чимин усмехнулся, уютно устроившись. — Извини, что меня не было, чтобы помочь. Я не знал- — Я и не сказал тебе, — прервал его Чонгук. Он улыбнулся. — Твоя квартира казалась такой грустной… Чимин замер, прокручивая эти слова; он не знал, что ответить, поэтому просто искренне сказал: — Спасибо. — Мгм-м. Чимин и Чонгук молча смотрели на великолепный вид, пока их мысли блуждали в другом месте. Чимин размышлял о своей жизни и задавался вопросом, стоит ли ему что-то с этим делать. Менять. Ему двадцать три года, и он застрянет здесь как минимум на полвека. Удивительно думать, что он мог бы заниматься этим всю оставшуюся жизнь. — Колледж… — начал Чимин. Чонгук повернулся к нему. — Как жизнь в колледже? Я никогда не ходил туда. — Ну, ничего, — пробормотал Чонгук. — Трудно успевать во всём и совмещать столько дел, но я справляюсь. Чимин кивнул, в принципе рассчитывая на такой ответ. — Почему ты не пошел? — спросил Чонгук. — Как-то не сложилось. Я не годился для этого. Я все равно не знал, чем хочу заниматься. — А чем тебе нравится заниматься? Мысли Чимина на секунду померкли. Чем он любил заниматься? Последние пять лет он работал сразу после школы; все его мечты и страсти, которые были у него в детстве и подростковом возрасте, были потеряны. Они растворились в суматохе, работе и слишком плотном графике. Но была одна маленькая вещь, которая тускло освещалась в самой глубине его сердца. — Танцами. Выражение лица Чонгука смягчилось. Он смотрел на Чимина, что-то прикидывая в уме, и ему хотелось говорить всё больше и больше. — Нравится танцевать? — В детстве я занимался балетом. Но после средней школы я ушёл оттуда. — Почему? — Чимин слегка поерзал на стуле, и Чонгук понял этот жест. — Ты не должен мне говорить, если не хочется. Чимин почувствовал себя как-то странно, глупо и неуютно, но был благодарен Чонгуку: ему действительно не хотелось говорить об этом. Поскольку неловкое молчание между ними нарастало с каждой секундой, Чонгук решил сменить тему. — Что насчёт официанта? — Это отстой, но чаевые хорошие. — Раньше я сам был официантом, — сказал Чонгук, улыбаясь. — Чтобы поддержать Говон и ее маму. Это было до того, как я узнал, что люди хотят покупать все те проекты, которые были мои хобби. Чимин глубоко вдохнул. Чонгук ни разу не упоминал до этого о матери Говон, и он не уверен, как ему следует подходить к этой деликатной теме. — Да неужели? — спросил Пак, приподняв бровь. — Ага. Ещё я занимался борьбой. Я видел, как эти студенты изводили тебя, когда мы впервые встретились. Такое происходило со мной почти каждый божий день… — Паршиво, — вздохнул Чимин. Разговор об официанте и прочих тягостях жизни продолжался в течение следующих получаса, пока двое попутно узнавали друг друга лучше, делясь воспоминаниями и наставлениями, исчерпанными из небольшого жизненного опыта. Когда стемнело и Говон задремала у отца на груди, они решили покинуть это уютное местечко и перебраться в тихую и тёплую квартиру. — Я действительно ненавижу её будить, — прошептал Чонгук, направляясь с малышкой в ванную, чтобы искупаться перед сном. — Она просто ангел, когда спит. — То же самое и с моими племянниками, — проворчал Чимин, вздрагивая от воспоминаний, которые у него остались, когда эти два торнадо были ещё младенцами. — Это были те драгоценные часы, когда я отдыхал от этих двоих. — На фотографии их отец? То есть Джин-Ву и Джун-Ву. — Ух, — протянул Чимин, прежде чем ответить. Он пытался понять, что Чонгук хотел сказать этим вопросом, если не простой интерес. — Да это он. — Счастливчик, — сказал Чонгук, улыбаясь, пока купал Говон в ванне с теплой водой. Она плескалась и играла с плавающей резиновой уткой. Чонгук мягко разговаривал с ней, чтобы развлечь её и отвлечь от всего этого процесса. Чимин прислонился к дверному проему, наблюдая за ними. Говон поймала его взгляд и посмотрела в ответ с серьезным лицом. Чимин улыбнулся, что заставило малышку улыбнуться в ответ. — Что ж, — сказал Чимин, нарушая тишину. — А что… с матерью Говон? — Она ушла, — вздохнул Чонгук. — Мы… мы не могли быть вместе. После родов её заставили вступить в брак по расчету. У Чимина отвисла челюсть. Внутри него что-то сжалось, и эта боль была почти осязаема. — Брак по договоренности… — Её родители хотели, чтобы она вышла замуж за какого-нибудь богатого бизнесмена. Они предположили, что она была «ни на что не годна» после того, как забеременела в девятнадцать лет, и должна выйти замуж за мужчину, чтобы обеспечить себе будущее счастливой домохозяйки. Уши Чонгука покраснели, когда он вспомнил прошлое. Чимин затаил дыхание, когда плечи парня опустились. Он смотрел на Говон, и во взгляде его помимо тепла улавливалась теперь тоска. — Она так на неё похожа… Окончательно растерявшись, Чимин вовсе забыл, как утешать кого-то, когда ему грустно; у него не было потребности утешать друга в течение многих лет. Подойдет ли похлопывание по спине? Или объятие? Как он мог составить правильные слова, чтобы поднять настроение бедному отцу? Часть его чувствовала себя плохо из-за Чонгука; он, вероятно, винил себя за будущее своей бывшей девушки. — Вы часто навещаете её? — спросил Чимин, нервно закусив губу. — Нет. После того, как она вышла замуж, она сказала, что не хочет иметь ничего общего ни со мной, ни с Говон. Она ушла от нас. Думаю, она злилась на меня. Чимин не ожидал такого поворота событий. — Вот это… да… Чонгук тяжело вздохнул. — Мне очень жаль, если вылилось слишком много. Я просто никому об этом не рассказывал, кроме Юнги. — Не извиняйся, — немедленно сказал Чимин, неловко помахав рукой в воздухе. — Как сосед по комнате и порядочный человек, я не против выслушать тебя. — Да… Ну, вот наша с Говон история и закончилась, — Чонгук несколько секунд смотрел словно в никуда. — Но я почти не жалею об этом. — Почему? — Мне нравится творить счастье там, где поселилась печаль. Когда я был со своей девушкой, меня постоянно окружала радость, потому что мы собирались воплотить наш план и создать семью. Я был доволен, но вдруг понял что мне также нравятся все эти перемены: переезд сюда, будучи отцом-одиночкой, создание домашнего уюта здесь — понимаешь? Чимин прижал скрещенные на груди руки ближе, впиваясь пальцами в кожу. У Чонгука действительно доброе сердце и замечательный, просто невероятный заряд жизненной энергии. Чонгук был из тех людей, которые считали, что каждый заслуживает немного любви. И он не ошибался. Чимин был лишен любви и счастья, прожив немалую часть своей жизни в постоянном цикле работы и сна, и просто онемел от мысли о стремлении к таким нематериальным достижениям. К невероятным высотам. Сегодня был первый раз за долгое время, когда он отдыхал от всего: просто наблюдал за закатом, смотрел, как Чонгук купает Говон, слушая утешительные слова от молодого отца и выслушав трогательную историю из прошлого. В конце концов, жизнь — такой уж и ад. После того, как Говон искупали и уложили спать, а парни переоделись в свою одежду для сна, Чимин неловко напомнил о просьбе об услуге, которую просил сегодня утром. — М-м, конечно. Заходи, — пригласил Чонгук. Чимин последовал за Чонгуком и закрыл за ним дверь. Он все еще мог ориентироваться в пространстве из-за тусклой лампы в центре комнаты. — Почему… ох. Чимин взглянул на потолок и увидел множество точек, которые, казалось, мерцали, как звезды. Теперь он понял. Эта лампа создала целую галактику, на которую Чонгук и Говон могли смотреть. Это было мило и завораживающе красиво. — По-детски, я знаю, но, думаю, что это довольно изящно, — прошептал Чонгук, усевшись на кровать после того, как уложил Говон. — Ложись, устраивайся поудобнее. Чимин, помявшись на месте, в итоге сделал то, что ему сказали, и лег у стенки, вдали от Говон. Это дало Чонгуку возможность скользнуть между ними, удобно примостившись и имея возможность физически контактировать с обоими. Чонгук немного поколебался, но в итоге повернулся спиной к Говон и посмотрел на Чимина. — Хорошо, не будь таким напряженным, иначе тебе будет сложно расслабиться, пока я буду обнимать тебя. Чонгук начал давать парню наставления в, казалось бы, такой примитивной вещи как объятия, но Пак вдруг понял, что даже этому ему нужно ещё поучиться. Чонгук спросил, как Чимин вообще любит обниматься, на что тот ответил, что знает просто обнимашки. Большие или маленькие обнимашки. Чимин мало что говорил. Чимину вообще было странно чувствовать на себе руки кого-то другого, легко сжимающие его и прижимающие к себе. Тепло тела на его спине растеклось вместе с кровью до самых кончиков пальцев. Мягкое, щекотливое дыхание Чонгука периодически пробегало по его шее, вызывая мелкие мурашки. — Расслабься, — прошептал Чонгук. Чимин крепко зажмурился, несмотря на то, что хотел смотреть на звезды на потолке, и услышал, как Чонгук зашумел рядом с ним, легко посмеиваясь. Однако смешок тут же исчез, когда Чимин открыл глаза, почувствовав, как Чонгук переворачивается полностью к нему. — А ещё тебе нужно расслабить лицо. Он поднес большой и средний пальцы к месту между бровями Чимина, чтобы разгладить складки на его лице. Чонгук ловил каждую мелькавшую эмоцию, не сводя с него взгляда. Эти движения каким-то образом успокоили парня. У самого Чона на лице была глупая улыбка, и Чимину это показалось привлекательным. Сам Чонгук был для него очень даже привлекательным и милым, и Чимин знал, что тот просто оставался самим собой. И это восхитительно. — А теперь закрой глаза. Чимин послушно выполнил это действие, пока чужие руки крепко держали его. Движения Чонгука были нежными и аккуратными, приятными и успокаивающими. Чимин в его руках был маленьким, миниатюрным и хрупким. У Чонгука возникло внезапное желание обменяться клятвами верности с Чимином на всю жизнь, прямо сейчас. Этот внезапный порыв накрыл его и заставил выполнять свою работу ещё лучше. Он заметил, что Чимин явно нервничал, прикрыв глаза, словно что-то всё ещё тревожило его, не давая полного покоя, или он пребывал в ожидании чего-то неприятного. Чонгук задавался вопросом, как долго его сосед так живет, и искренне желал, чтобы его жизнь поскорее наладилась. К тому же он прекрасно знал и понимал, что жизнь Чимина уже налаживалась с присутствием в ней Чонгука. Это приносило некое удовольствие, которое нельзя никак объяснить, но Чону оно, определённо, нравилось. На этот раз он сильнее прижал пальцы к бровям Чимина, разгладив выступающие складки, и ещё раз сказал Чимину расслабить лицо. Пак действительно почувствовал эффект от этих объятий, от всех этих движений и даже теплого дыхания — всё имело своё воздействие, так или иначе влияя на него. Он млел, погружаясь в теплую, тягучую пучину чего-то воздушного. Кто-то заботится о нем за ночь до того, как возобновится его утомительная рабочая неделя. Кто-то убаюкивал и успокаивал его своими мягкими движениями. Кто-то действительно оказывал ему заботу и уделял внимание, которых он не получал долгое время. Вот и наступила та самая пауза в его жизни. — Я чувствую, что мы во многом похожи, — пробормотал Чонгук. — Правда? — сонно прошептал Чимин. — Я как-то не замечал. Мы всего лишь два человека, которым нравится помогать другим и которые пытаются выжить в нашей беспорядочной жизни. — Всего лишь? Глаза Чимина распахнулись и встретились с прямым взглядом Чонгука. Он чувствовал, как его лицо горит, но темнота в комнате этого не показывала. — У тебя есть стремления. У меня — нет. — Я уверен, что они есть, но ты просто этого не осознаешь. Стремления? — А ещё я уверен, что есть причина, по которой ты решил раз в неделю заниматься в тренажерном зале инструктором по зумбе, верно? — Это была единственная доступная работа в то время, которую я мог получить. — Подумай об этом, Чимин, из всех работ ты выбрал зумбу. Почему? Чимин действительно призадумался, хотя никогда не предавал этому особого значения. Прошло много времени с тех пор, как ему задавали такие жизненные и непростые вопросы, которые касались его деятельности, его внутренних переживаний и желаний. — Танцы, Чимин. Ты хотел сохранить в себе этот танцевальный дух. Эти слова сильно ударили Чимину в сердце. Связь, которую обозначил Чонгук, действительно имелась, хоть он и игнорировал её. — Я-я никогда… вау. — Еще не поздно изменить свой жизненный путь и снова заняться танцами. Чимин почувствовал, как его ледяной панцирь, строившийся все эти годы, дал трещину, и он вновь стал тем сентиментальным и хрупким юношей, каким был, казалось, уже очень давно. Он просто пытался забыть, какие чувства ранее питали его разум, придавали ему энергию и заставляли двигаться дальше, прежде чем начал свою утомительную трудовую жизнь. Оцепенение постепенно отходило на второй план, и огонь его страсти становился все сильнее, распаляясь внутри и будоража его. — Танцы… Я действительно скучаю по танцам. — Так и есть. Мы не так долго общаемся, но я могу сказать, что тебе действительно безумно нравится говорить об этом. Ты счастлив. Я видел трофеи и медали в твоем шкафу. Ещё не поздно, Чимин. — Я… не знаю. Я перестал заниматься танцами… потому что… мои родители развелись, — признался Чимин. Воцарилась оглушительная, звенящая тишина. Ему нужно было набраться сил и рассказать это. Раскрыться, как это сделал Чонгук. — Я ненавидел свою мачеху и решил сбежать с сестрой и её мужем после школы. Я бросил свою танцевальную академию. У моей сестры больше не было места и возможности, чтобы поддержать меня, поэтому, когда мне исполнилось двадцать, я оказался… здесь. Чонгук пристально посмотрел на Чимина. — Хэй, — начал Чимин, поняв, что его голос звучит слегка надтреснуто. — Отвернись, ладно? Глаза Чонгука в изумлении и непонимании расширились. — Что? Почему? Я не хочу видеть твоё лицо. Я просто излил много своих чувств, о которых никогда никому раньше не рассказывал. Чонгук перевернулся, неохотно — должен он себе признать — разрывая объятия Чимина. — О… хорошо. Однако Чимин сам прижался к Чонгуку ближе, обвив ногами нижнюю часть туловища Чонгука и свернувшись вместе с его телом, пытаясь заполучить каждую теплую частичку, которую способно подарить ему тело Чонгука. Такой формат объятий не меньше понравился Чимину. Маленькие пальцы взъерошили волосы Чонгука, когда его подбородок уперся в голову Чимина. Чонгуку всё-таки нужно было взглянуть на него. А наконец-то Пак смотрел на звезды. — Так гораздо лучше. Было очень приятно в твоих объятиях, но я понял, что люблю больше сам обнимать людей. — То же самое и со мной, — прокомментировал Чонгук, мягко подведя к себе посапывающую Говон. — Но это очень даже неплохие перемены. Мне нравится. Да, к этому вполне быстро можно привыкнуть. Трое обнимались минут десять, пока парни не уснули, так и не разомкнув объятий. Сам того не осознавая, Чимин заснул с лёгким сердцем, окутанный нежным теплом и светлыми мыслями на будущее.