Златые нити норн

Гринольв потерял очень много времени, беседуя с царицей о потомках давно почивших друзей. Солдаты заждались и успели придумать множество причин внезапной задержки: от ареста до убийства. Гринольв не стал ничего объяснять. Мыслями он был далеко, хоть и отдавал команды своим обычным четким, поставленным голосом. Он отчаянно цеплялся за ускользающее прошлое. Его мир давно уничтожен: не только казнены друзья-советники, но и давно скончались дальние знакомые, либо доживали последние дни, потеряв разум и подвижность. Он старался вовсе не ради живущих в изгнании потомков былых друзей, а ради памяти последнего совета. У приближенных Одина были запутанные отношения: кого-то он презирал или даже ненавидел, как Бьерна, — вот уж кто был маньяком на самом деле, а вовсе не по слухам, как Тень. Но всех их объединяло одно: следование общепризнанным добродетелям: верности, смелости, щедрости — не стали бы они затевать настоящий заговор против Одина: сядет на трон любой из хевдингов, и сразу начнутся бесконечные дворцовые перевороты. Тех, кто всерьез рассуждал о смене власти, было трое или четверо, но к ним не относились серьезно, и без поддержки армии их мечты навсегда бы остались мечтами. Реальная опасность государю не угрожала, но это обстоятельство не помешало ему полностью изменить привычный уклад жизни. Теперь во дворце павлинами ходят родичи Одина, все достойные места заняли трусы и лизоблюды, поэтому, когда вечером Тень вновь заявился с предложением войти в число приближенных Одина и встать на одну ступень почета с его потомками, Гринольв ответил категорическим отказом:       — Войти в жалкую пародию на старый совет? К этим трусливым мышам? Увольте. Я хочу полноценную власть над армией, а не гордое звание наставника для всех, кто не знает, за какой конец меч держать.       — Я это тебе и предлагаю, — прошелестел незваный гость раздражающе тихо. — Но как я могу это сделать иначе, чем назначив тебя советником по военным вопросам?       Гринольв сплюнул с досады.       — О тебе говорят, что ты самый гениальный гений из всех гениев Асгарда. Придумай. Паршивым овцам, ублюдкам Одина, нельзя давать власть в принципе. В случае реальной угрозы извне они просто-напросто сбегут, лишь бы не подвергать свои жалкие шкуры опасности. Власть должна быть в руках тех, кто способен принимать решения, порой жесткие и непопулярные, и нести за них ответственность. Это точно не про Тюра и его шайку. Не понимаю, что они делают здесь, во дворце, подле Одина! Стране нужна крепкая власть, и я представить не мог, что без Одина всё развалится в первые дни, потому что в Асгарде не осталось ни одного достойного аса!       Гринольв перевел дух.       — Обстоятельства не оставляют мне иного выбора, кроме как поддержать тебя… Но знай, я скажу это лишь раз: я никогда не буду подчиняться тебе. Если дело дойдет до военных конфликтов, не важно с кем, то решать буду либо я, либо мы вместе, но уж никак не ты один. Всего остального, что требует моего участия или участия армии, это тоже касается. Политику верши, какую считаешь нужной, здесь я не лезу. И, конечно же, если ты потеряешь рассудок, чего мыши так боятся, то я не останусь в стороне. Асов слишком мало, чтобы их резать направо и налево.        И лишь пообещав свою верность и дружбу, Гринольв вспомнил о собственных идеях захвата власти до пробуждения Одина. То были бессмысленные мечты: он хорошо управляется только с армией. Если б сейчас объявить войну восставшим мирам Иггдрасиля, он бы показал себя во всей красе, но без Радужного Моста это невозможно, а в мирной жизни и в высокой политике он столь же бесполезен, сколь родичи Одина. Со дня пробуждения он не пытался вникать в нынешнее положение дел, сосредоточившись на армии и не считая экономику, политику или образование достойными его высочайшего внимания.       — Я сам не желаю, чтобы ты мне подчинялся, — Тень непостижимо быстро оказался подле окна. Красуется, выставляется, демонстрирует свои способности, словно девица драгоценности.       — В своем деле ты профессионал, и не мне тебе указывать. Располагай мной. Я хорош для всяческих диверсий.       — Чтобы тобой располагать, тебя надо находить, когда я того желаю, а не когда ты изволяешь меня осчастливить собою. Как нам поддерживать связь?       — А каким образом ты меня чувствуешь в тенях? — вопросом на вопрос ответил Тень.       Гринольв пожал плечами.       — Чувствую чужое присутствие. Сложно сказать, как именно. Ко мне невозможно подкрасться. Ни тебе, ни кому-либо еще. Не важно, маг или не маг, с артефактом или без.       Тень задумался, вспоминая.       — Когда ты приезжал на хутор, мы, дети, часто следили за тобой из кустов или из-под окон. Для нас это было что-то вроде соревнования: кого ты заметишь, а кого — нет. Так что всё же твой талант распространяется только на взрослых… Похоже, он связан с запахом.       — Я вас всегда прекрасно чувствовал, но смысла гонять всех не было, вы учились засаде.       Тень обиженно фыркнул в ответ.       — Ладно, давай проверим, насколько далеко ты меня чувствуешь.       И он растворился в воздухе. Даже обладая прекрасным зрением, Гринольв не успел отследить, как именно Тень исчез. Бывший подопечный кружил по комнате, перебираясь из одной тени в другую. Гринольв поворачивался следом. Постепенно Тень перетек за дверь.       — Чувствую! — крикнул Гринольв вдогонку, но, кажется, его не услышали. Тень отдалялся, Гринольв стоял на месте. Через некоторое время Тень исчез полностью, но на каком расстоянии — не определить за закрытой дверью. Через пару минут Тень заглянул в комнату.       — Ты все время меня чувствовал?       — Нет, но кричать на весь дворец я бы не стал.       — Тогда пойдем на лавовые поля, где далекий горизонт и никого нет.       Гринольв молча вышел, хотя тратить время на бессмысленные проверки не хотел, особенно вечером, когда можно расслабиться в компании бутылки, не потерявшей свои вкусовые качества за последние столетия. Но проще сейчас удовлетворить любопытство Тени, чем ждать, когда он заявится снова с той же просьбой. Стервец — по дворцу ногами не ходит, скользит в чужой тени. Хотя Гринольв не ощущал никакой тяжести от подобного сопровождения, все равно не мог отделаться от мысли, что Тень едет на нем, словно нечистая сила, питающаяся энергией жизни.       Внезапно в плохо освещенном коридоре Гринольву наперерез бросился один из родичей Одина. Воскресший из мертвых с первых дней проникся ко всем ним таким презрением, что старался не запоминать их имена: все они были названы в честь прославленных предков и позорили их своим нечестивым поведением. Гринольв чуть замедлил шаг, позволил подобострастно заглянуть себе в глаза и даже навострил уши, чтобы расслышать сбивчивый шепот:       — Тебе еще не сказали тогда, вот, скажу. Не обольщайся посулами. Многие поднимались по ее, ну, ты понимаешь, желанию на самый верх, теряли бдительность и всё. Совсем. Для себя и семьи. Не верь в фаворитов — у нее их нет!       Была бы воля Гринольва, он бы не стал отвечать вовсе, но жалкий трус буквально вцепился в его плечи, от него несло выпивкой и травами вовсе не целебного свойства. Ранний вечер летней половины года — самое время государственным мужам напиться вусмерть!       — Я учту, спасибо, — процедил он сквозь зубы и высвободился из почти что объятий.       Трусливая моль отползла в сторону и нелепыми перебежками, вызывая улыбку на лицах проходящих мимо рабов, попыталась уйти, как вдруг растянулась на полу с таким грохотом, что из соседних покоев выглянули слуги. Гринольв прожег уничтожающим взглядом все прыгающие в свете факелов тени: нашел время развлекаться. Презренный трус попытался подняться, но снова растянулся на полу: его собственная тень будто приросла к полу. Собралась небольшая толпа, но никто не смел протянуть руку помощи. Гринольв со вздохом подошел и силой оторвал труса от пола. Вокруг царило полнейшее безмолвие, словно за несколько мгновений перед решительной битвой. Вдруг из тени советника нелепо вытек и нарочито медленно выпрямился Тень, неубедительно копируя драуга. Асы шарахнулись в стороны, растеклись по стенкам, будто опасались, что у них украдут души. Гринольв прожигал нелепое «чудовище» ненавидящим взглядом и едва сдерживался, чтобы не дать пощечину или уйти. Если бы не «спасенный» родич Одина, вцепившийся в полководца клещом, размалеванной морде точно бы прилетело.       — Вы забываете о моей вездесущности, — прошипел Тень, нелепо извиваясь змеей. — Я небо и я земля. Я начало и я конец. Я знаю всё, но могу допускать ваши вольности!       Спектакль был омерзителен, настолько дешев и пошл, но производил ужасающее впечатление на всех присутствующих. Асы словно свихнулись: не должны сильные мужчины, защитники родины, трястись от страха и буквально проваливаться под землю, не смея поднять глаз на женоподобное убожество, на настоящее уродство, на позор всего божественного рода! И сам Гринольв, вырастил ЭТО? Вложил всего себя в воспитание того, кто избрал путь обмана и дешевых фокусов! Какой позор! Какое горькое разочарование! Он никогда не раскроет тайну происхождения Тени, потому что тогда придется признать, что это его воспитанник! Что в его казармах из самых талантливых мальчиков вырастает такое, такое… Пока Гринольв подбирал достойный случаю эпитет, убожество продолжало:       — Гринольв — лучший из всех вас! Он тот, кто выиграет войну и покроет себя бесконечной славой, неведомой никому из наших предков. Я вручаю ему абсолютные полномочия для защиты нашего мира! — К ногам Гринольва упал толстый свиток. — Даже мое слово в вопросах войны и мира не выше его слова. Он — воскрешённый Одином, он — надежда и опора нашей страны. Он тот, кому доверял и доверяет сам Всеотец. Помните об этом, несчастные.       Резкая вспышка света ударила по глазам. Когда все проморгались, Тени и след простыл. Удовлетворенный окончанием представления, Гринольв поднял свиток, спокойно развернул его и приподнял брови в немом удивлении — пергамент был девственно чист. На нем не выцарапали ни единой руны, ни единого значка. Гринольв привык сохранять невозмутимость в любой ситуации и тут не подал вида, что что-то не так, зато вокруг него послышались шепотки:       — Те самые свитки!        — Тень снова ими пользуется.       Родич Одина, выпустивший руку Гринольва, но дрожащий, как осиновый лист, с трудом пояснил:       — Это сссекретный свиток. Только ты видишь, что там. Только тот, для кого он пре… предна… значен.       Гринольв кивнул, в очередной раз убедившись в полнейшей глупости всего асгардского народа. В его время такая шуточка не удалась бы. А шепот вокруг все нарастал, из бессвязной речи доносилось:       — Новый фаворит!       — Одно неловкое движение — и Гринольв покойник!       — Отмеченные Тенью недолго жили.       У Гринольва не было сил вновь выслушивать трусливые речи и советы. Сейчас его попробуют убедить бояться Тень, бояться размалеванную морду! Хотя сейчас морда и не малевалась, а носила маску, но все равно вызывала отвращение. Сил нет противостоять потомкам великих асов. Как же он презирал народ, к которому принадлежал. Гринольв быстрым шагом устремился прочь Тень все еще прятался в его тени. Распугивая всех аурой ярости, он вышел из Гладсхейма, в рекордный срок пересек столицу. Никто не смел даже подойти к нему: прохожие и даже лошади шарахались в стороны, едва завидев его, а ворота, несмотря на поздний час, открылись сами собой, словно по волшебству: стражники оказались на редкость расторопными. Лишь отдалившись от столицы не менее, чем на восьмую часть мили, Гринольв замедлил шаг. Тень появился рядом. Он светился самодовольством, но мгновенно стушевался под яростным взглядом.       — Ты недоволен? Но ведь ты же именно этого хотел.       — Трусливые зайцы!       — Я сказал, что сделать тебя командующим вне нынешнего «совета» нельзя, но, видишь, как нам помог этот дурак?       — Куда скатился Асгард?!       — У меня не было времени писать твое назначение, пришлось дать пустой свиток. Я надеялся, что ты его разворачивать не будешь.       — В мое время высокопоставленные асы были храбрыми! Были мужчинами! Даже рабы не трепетали от вида вражеской армии!       — Ты просто не видел меня в застенках, — Тень, наконец, обратила внимание на речи Гринольва. — Поверь, им действительно есть, чего бояться.       Гринольв только сейчас осознал слова Тени.       — Да, ты все сделал, как договаривались, благодарю… Но такой страх противоречит самой природе аса!       И воскресший полководец снова заговорил, горячо и бесцеремонно. Тень молчал, да Гринольву и не нужны были ответы. Ему ничего не нужно было от этого нового времени, которое он не знал, но которое полностью его разочаровало. Если не только асы, но и цверги, етуны, муспели также дрожат от одного вида Тени; если армия вместо того, чтобы броситься на врага, падет на колени и начнет молиться Тени, будто живому воплощению карающего бога, то он заколет себя собственным мечом! Весь мир, все миры просто сошли с ума! Не осталось места ни совести, ни чести, ни долгу, ни подвигам! С каждым днем, с каждым часом Гринольв все больше узнавал новый Асгард и проклинал себя за то, что много столетий назад погрузил себя в сон, а не умер от жажды и голода. Жизнь в новом мире для него не имела смысла! Такие, как он, вовсе не нужны Асгарду, водрузившему на пьедестал женщину и женоподобную тварь!       Он с трудом заставил себя замолчать и приступить к тому, ради чего покинул столицу. Почти на пятьдесят пять саженей пришлось отдалиться Тени, чтобы Гринольв потерял ее из виду и не смог повернуться в ее сторону.       — Ты чувствуешь меня на таком расстоянии, где ты для меня становишься неясной точкой, — с восхищением произнес Тень. — Что ж, буду по возможности каждый день оказываться подле тебя. Если захочешь поговорить, покрути перстень на руке.       Гринольв невольно бросил взгляд на украшение. Золотое кольцо, а на нем Сколь, сын Фенрира, пожирающий солнце — начало Рагнарека. Рагнарек! Конец света, великая битва, которая покроет славой последнее поколение богов и навсегда войдет в историю. Нет, нынешний Асгард не станет сражаться в Рагнарек, а сбежит, поджав хвост, едва на горизонте покажется призрачное войско Хель и Локи!       — Ты действительно хочешь оставить женщину править Асгардом? — спросил Гринольв без всякой надежды на достойный ответ.       — Фрига себе внутреннюю политику очень хорошо представляет… В отличие от меня.       — Что?       — Я — внешняя политика. Во внутреннюю я не совался никогда и ничего о ней не знаю.       — И поэтому ты решил бросить управление государством на женщину? — Гринольв уже даже не возмущался, у него не было сил что-то кому-то доказывать.       — На жену Одина. А ты видишь кого-то более достойного? Я понимаю, что ты против женщин и считаешь их недостойными. Но посмотри на Фригу объективно, когда она начнет свои преобразования. А она их начнет. Она не будет покорно следовать воле мужа. И не забывай, что она уже много столетий управляет огромным Фенсалиром — всей промышленностью Асгарда.       — Каждый должен делать то, для чего создан, — презрительно бросил Гринольв. — Не дело женщины — заниматься государством.       — И для чего же я был создан? — хитро прищурился Тень       — Уж точно не для того, чтобы носить женское платье и заниматься фокусами.       — Если бы я пошел по дороге, что ты мне пророчил, мы были бы сейчас соперниками.       — Если бы ты пошел по дороге, что я тебе пророчил, не было бы необходимости меня возвращать. И армия не была бы в таком плохом состоянии. Ты бы точно был достойным асом, по крайней мере. И вообще АСОМ. А не размалеванной гнидой!       Тень грустно покачал головой.       — Была бы твоя мечта реальностью, меня бы убил или изгнал Один, и мы бы с тобой сейчас не разговаривали.       Гринольв был в корне не согласен: природа тени его безмерно раздражала, — но и вести словесную перепалку он не видел смысла. Как и в сослагательном наклонении. Только глупцы рассуждают, а что было бы, если бы! У настоящих асов нет времени предаваться мечтам, им надо действовать, пока они живы. Зазеваешься — и ты уже порабощен… Женоподобной проклятой тварью! Гринольв почувствовал жуткий приступ тошноты. Как же сложно взаимодействовать с Тенью, которая… который раздражает одним фактом своего существования. Сейчас хоть не раскрашенная, но вырядилась. Лучший его воспитанник стал ЭТИМ. Вот что с ним сделал Один! Испортил мальчишку! Плюнул на могилу его наставника!       — Я слишком старомоден для нынешнего времени, — с трудом произнес Гринольв. — Мир слишком изменился за те тысячелетия, что меня не было. Женщины у власти, ряженые политики, использующие в своих играх фокусы, а не демонстрацию истинной силы и мужества. Трусливые презренные советники, которые за собственную сохранность мать родную продадут. Расхлябанная ленивая армия, лучшие друзья царевичей — отверженные преступники и люди. Угасающее ремесленничество, халатное отношение к собственным ресурсам и многое другое. В мое время в Асгарде маги и не маги противостояли друг другу, сражаясь за места за столом Одина. Сейчас же все они едва ли заслуживают своих должностей. Мне многие дворцовые прихвостни не нравились, но никого из них я не мог бы обвинить в недостойном поведении. Сейчас же… со всех сторон печальная картина.       — Фрига полностью разделяет твое мнение. И собирается положить конец всему тому, что возмущает тебя. Вам бы… объединиться.       Тень прожег очередной испепеляющий взгляд       — Я не верю в то, что одна женщина, даже, допускаю, весьма разумная и деятельная, в состоянии исправить то, что нагнеталось тысячи зим. В мое время был совет из двенадцати лучших, и мы справлялись не со всем и не с легкостью. Далекоидущие планы — это прекрасно, когда это планы, а не грезы. Если бы здесь был сейчас старый совет, то возродить былое было бы возможно, но ни один из нас никогда не подчинился бы женщине. Нынешний же «совет»… подчинится, даже без твоих пугалок. Только вот толку от него не будет. Хотите реальных перемен? Ищите достойных асов, если такие еще остались.       — Мы и пытаемся, но достойные, боюсь, остались только в Фенсалире и на хуторах, но им не хватает образования, — Тень помолчал. — И еще одно, Гринольв, раз уж мы заговорили о старом совете.       Тень запнулся, а Гринольв терпеливо ждал. Если он прознал про Орма… Но откуда?       — Ты напомнил Хагалару о том, кого он так сильно любил, и Хагалар отправился искать его могилу. Нашел живого, в полном сознании и очень деятельного. Орм попросил ничего тебе не говорить, видеть тебя он не желает. Но я уверен, что все здесь не так просто. Слишком ясное сознание, слишком четкий ум, он явно не просто доживает свой затянувшийся век… Одним словом, он может быть как опасен, так и полезен. Я в скором времени узнаю точно, чем именно он занимается.       — Не смей его трогать! — Гринольв говорил спокойно, не повышая голоса, но давая понять, что если хоть волос упадет с седой головы Орма, то не сносить головы самой Тени.       — Хозяин… я почти уверен… что Орм работает на наших противников, — прошелестел Тень, на всякий случай отходя подальше.       Гринольв прикрыл глаза, мысленно досчитал до пяти и решительно заявил:       — Значит, он будет работать на нас. Но только посмей его тронуть!       Ярость отступила, осталась только боль, тупая, ноющая, возникавшая всегда, когда Гринольв вспоминал единственного настоящего друга, предавшего и бросившего не только его, но и родину.       — Он не желает тебя видеть. Не хочет травмировать. И, кажется, винит себя в том, что не нашел тебя тогда, давно, когда я тебя пленил.       — Я сам с ним разберусь, не лезь, — процедил Гринольв сквозь зубы, спрятав за злостью боль.       — Хорошо. Необязательно делать это прямо сейчас. Пока я еще не уверен в его связях и роде деятельности…       Тень говорил и говорил, но Гринольв не слушал. Он был морально раздавлен, а именно этого Тень в конечном счете и добивалась. Теперь величайший полководец в ее власти, у него нет возможности переметнуться к кому-либо, потому что не оказалось достойных претендентов. Если только он сам не захочет стать Всеотцом, но для этого у него нет прав, народ его не поддержит. Главная угроза Фриги устранена в кратчайшие сроки. Чистая работа, превосходная! Тень ужасно гордилась собой.       Гринольв чувствовал себя выжатым как творог в руках особо расторопной хозяйки. Орм. Только этого призрака прошлого не хватало. Подлого предателя. Он должен был его ненавидеть, но не мог. Вспоминались далекие дни, Гладсхейм, Арнульв, своими силами перебравшийся во дворец под крыло Одина. Орм бросил мальчишку, не общался и всячески избегал, Гринольв старался помочь всеми силами, но сталкивался лишь с сопротивлением и ненавистью. Как-то он в очередной раз рассказывал Орму о том, с каким диким трудом убедил Арнульва не совершать дикую глупость. Орм развалился на лавке после особо удачного дня довольный, захмелевший.       — Ты зря его постоянно бьешь, — вяло откликнулся он, забрасывая в рот сочащиеся соком юсальвхеймские виноградины.        — А он не понимает слов, не слушает никаких доводов. Он хамит, он нападает, он пытается меня убить, — раздраженно бросил Гринольв. — Тварь не понимает иного языка, кроме боли. Только и вопит, что пожалуется Одину. На что, интересно? На то, что я пытаюсь ему помочь? Что вытаскиваю из всех передряг, в которых он давно должен был сгинуть? Мозгов у него вовсе нет!       — И все же зря ты его бьешь и зря пристаешь, — повторил Орм. — Он сам сбежал из-под твоей опеки, сам дошел до армии, сам добрался до дворца и пристроился к Одину. Если ты прекратишь вокруг него бегать, у него быстренько мозги на место встанут.       — Он сдохнет от настоящего магического кнута и прочих наказаний дворца, — Гринольв стукнул деревянной кружкой о стол и чуть ее не расколошматил. — Идиот просто сдохнет, а этого я не допущу!       — Ты пытаешься его склонить идти по пути, который сам считаешь правильным, но ребенок то действительно больше не твой и достаточно взрослый, чтобы самому за себя отвечать, — Орм зевнул. — Помяни моё слово: ты плохо кончишь, если продолжишь в том же духе.       — Так помоги тогда, что ли, — бросил Гринольв зло. — Тебя ребенок обожал, тебя бы он послушал.       — Я тебе уже говорил, что не имею дело с игрушками Одина. И тебе не советую. Говорю же, плохо кончишь в конце концов ты, а не он. Сколь бы мне ни нравился когда-то Арнульв, он выбрал не меня, не тебя, а Одина. Ну так и прими его выбор и отстань. До смерти Один его не забьет, зато ребенок, совершив несколько непоправимых ошибок, точно научится думать. Ты своей бесконечной заботой делаешь хуже и ему, и себе…       Они еще о многом говорили, несколько раз возвращались к Арнульву, спорили, ссорились, мирились. И Гринольв не понимал, как Орм так спокойно рассуждал о смерти ребенка, которому прежде оказывал покровительство, которого выделял среди прочих, в кого вложил кучу сил. Он даже пару раз заговаривал о том, чтобы Арнульв навсегда переехал к нему! Но Гринольв никогда не отдал бы юный талант лучшему другу. И сколь же цинично Орм бросил Арнульва во дворце на произвол судьбы… Только вот прав он оказался, в конце концов, — ребенок, истерзанный болью, веривший во все жуткие слухи, ходившие о Гринольве, сделал одолжение Асгарду, убив своего мучителя! А Орм… Орм его не нашел, не освободил. Ни разу за несколько дней томительного ожидания никто не проходил даже близко от лабиринта. А потом… неужели Орм, обнаружив друга спящим, не расколдовал его? Почему позволил Одину оставить Гринольва на будущее, словно мясо в леднике? А потом еще и предал Асгард, сбежал… И выжил. Один перевешал весь совет, изгнал семьи предателей, хотя предательства не было. И даже костей уже не осталось от тех, кто способствовал величию Асгарда. Лишь Один на троне — единственный и всеблагой. А Орм? Прожил длинную жизнь и сейчас сидит в Ванахейме. Он жив. Он, предавший всё, что любил, предавший всех, кому клялся в верности. Он жив. А лучшие из лучших не просто мертвы, но еще и покрыты вечным позором…       Гринольв не знал, что ему делать с реальностью, больше походившей на кошмарный сон.