Златые нити норн

На встречу с Хагаларом Беркана шла как на казнь. Она не просто опасалась его, она испытывала первобытный ужас, сравнимый лишь с тем, что испытала накануне приезда в поселение. В тот день она сидела на дощатом полу своего дома в разорванном шерстяном платье и растрепавшимися волосами, будучи не в силах ни пошевелиться, ни глубоко вдохнуть. А он, бросивший ее на произвол судьбы несколько столетий назад, появился из ниоткуда и сделал то, на что она сама была не способна.       — Пойдем! Скорее пойдем со мной! — он насильно поднял ее на ноги, укутал в плащ бордового цвета, теплый, мягкий, пахнущий землей и костром. Он поддержал ее, не давая упасть, скрепил черепаховой заколкой непослушные длинные волосы. Как он изменился, как постарел, но голос! Она бы узнала его решительный голос с легкой хрипотцой даже на краю могилы. Это был он, точно он! Тот, кого она ждала, кого так любила, кого не хотела отпускать несколько столетий назад.       — Тебе нельзя здесь оставаться!       Они вышли во двор, где стояла так и не рассёдланная маленькая лошадка, на которой она прискакала из столицы. А рядом с ней — огромная вороная кобыла не асгардской породы. Прежде она такой не видела, он ездил на другой лошади: низенькой, с роскошной гривой и жесткой челкой.       — Скорее за мной! — он помог ей взобраться на коня, запрыгнул на своего в мгновение ока, с юношеской прытью, и пустился в галоп. Она не смогла угнаться за ним и сразу отстала, а он вынужденно сбавил скорость. Его кобыла не желала идти медленно: танцевала на месте, норовила сбросить седока, — но он держался крепко. С гор к ним спешили родичи и домочадцы, слышались приветственные, удивленные возгласы, но он не ответил, а погнал вперед, что-то шепнул ее лошади, и та рванула в галоп, не разбирая дороги. Даже когда навстречу попалась стая взъерошенных гусей, не желающих уступать асу, он отшвырнул их магией в разные стороны, чем вызвал многоголосое недовольное гоготание, но лошадь не осадил.       Много позже Беркана узнала, что ее состояние в тот роковой день называлось «шоковым». Ее не волновало, кто ее везет и куда, затоптали ли они хоть одного гуся или нет, она была готова покориться любому решению, лишь бы не пришлось самой решать свою судьбу.       — Куда мы едем? — спросила она несколько часов спустя, окончательно вымотавшись от бесконечной дороги по лавовым полям. Она устала, лошадь устала и замедлила шаг, а нежданному спасителю хоть бы что.       — Скоро узнаешь, — он слез, помог ей спуститься, устроил привал, развел костер, попытался накормить: в памяти остались только отдельные картинки и ощущение тепла от уютного плаща.       — Как же я рад тебя видеть! — он обнял ее. Совсем как в детстве. Те самые объятия, о которых она мечтала с тех пор, как он уехал. Он постарел, но вернулся к ней, как и обещал. Он всегда выполняет свои обещания…       …Когда за ними с грохотом закрылись ворота поселения, будущая Беркана не знала, что ее ждет. Она никогда не слышала о деревне отверженных и не хотела слышать.       — Это твоя крепость? — спросила она. Он в ответ сдавлено фыркнул.       — Можно сказать и так. Забудь, кем я был, называй меня Хагаларом и не рассказывай никому ни о моем прошлом, ни о своем, это очень важно! — он поднял вверх указательный палец. — Пойдем, милая моя, я всё тебе объясню прямо сейчас. Gehen wir!       И она шла за ним, покорно, не поднимая головы, не оглядывяась. Стояла холодная осенняя ночь, но крепость освещало множество костров и факелов. Внезапно начался холодный дождь, но огонь не потух, а бодрствующие асы мельтешили, неожиданно появляясь из теней и в них же исчезая.        Он привел ее в унылый темный каменный дом, который позже оказался домом мастеров. Сунул в руку рог с медом, заставил выпить; сунул в рот кусок вареной баранины и заставил проглотить. Она почти ничего не ела целый день, но голода не чувствовала. Он попытался успокоить ее, уложить спать, но она отказывалась, о чем-то спрашивала, не слыша собственного голоса. И он в конце концов принялся объяснить. И говорил, говорил, говорил. Сперва его слова казались нелепой музыкой, потом иноземными стихами. Она не разобрала ничего и не хотела разбирать, не хотела понимать и решать.       — Когда мы поедем домой? — спросила она, резко прерывая «Хагалара». Хотя какой он «Хагалар»? Что за странная кличка!       Он остановился, запнулся. Повисло неловкое молчание.       — Милая, я же тебе только что объяснил, что ты больше не сможешь вернуться домой.       — Как? Почему? — она удивлённо вскинула голову. Этого не может быть! Куда он притащил ее? Зачем? А он снова начал плести бесконечное полотно слов, которые сливались в одно, тревожное слово, лишенное смысла. Он пытался объяснить что-то про крепость, про будущее.       — Я хочу домой! — повторила она нерешительно. — Меня ждут дома.       И снова молчание. Он кусал губы, медлил с ответом, обдумывая создавшееся положение. Потом вышел, оставив ее одну. Она сидела за столом, а в голове не крутилось ни одной мысли. Нет, крутилась одна — уехать как можно скорее. Почему она приехала сюда? В странный дом без опорных столбов, с не разбирающимися столами, заваленными пергаментами, кистями, перьями и табличками. В странную крепость, нелепо расположенную посреди лавового поля, окруженную таким высоким частоколом, будто ее собираются осаждать. Но осаждать некому — в Асгарде не бывает войн, Один Всеотец подарил мир всем народам Иггдрасиля.       Он вернулся быстрее, чем мысль о побеге переросла в решительное действие. С ним пришли две женщины средних лет в несуразных пестрых нарядах: одна носила штаны и мужскую рубаху, скроенную из нескольких разноцветных, другая — шерстяное платье, покрытое созвездиями и не скреплявшееся фибулами на плечах. Осенний дождь не намочил ни одежду, ни волосы незваных гостий, и даже их сапоги не оставляли грязных разводов на деревянном полу.       — Это Отал и Лагур, мои ученицы, — представил посетительниц Хагалар. — Они лучшие рассказчицы, чем я. Потолкуй с ними.       Она вжалась в стену, стиснув побелевшими пальцами пустой рог. К ней приблизились незнакомые женщины хищного вида, неприветливые, чужие, с неестественными раскрашенными в алый губами, с подведенными углем глазами. Ученицы? Но он никогда не стал бы обучать женщин. А кто тогда? Дочери? Любовницы? Жены друзей?       Худощавая, высокая Лагур присела на лавку, взяла за запястье, заставив разжать руки, несмело заглянула в глаза. Будущая Беркана замерла от восторга: в глазах собеседницы отражались далекие звезды, а руки были не просто теплыми, а горячими, мягкими, пусть и покрытыми морщинами. Их тепло перетекало в самое сердце, а глаза манили и успокаивали, возвращали разум и память… Память… Она вспомнила, что произошло несколько часов назад. Нет, не вспомнила, а навечно заперла в себе. Это он, он, не она. Она ничего не делала, только сидела и смотрела. Ничего не решала.       — Ты в безопасности. Здесь твои друзья, — Лагур говорила неспешно, почти по слогам. И ей хотелось верить, несмотря на чудную кличку. Ей хотелось отдаться, а ее голосу подчиниться. — Ты теперь в безопасности.       Она монологировала, Отал дополняла рассказ подробностями, и постепенно будущая Беркана уяснила, где находится, зачем и почему. Она никогда прежде не слышала о мире отверженных и вдруг оказалась в нем не по своей воле!       — Я хочу домой! — твердо заявила она, когда Лагур закончила, а Отал ничего не добавила. — Отвезите меня домой.       — На казнь? — послышался хриплый голос «Хагалара». Она и забыла, что он рядом. Женское тепло убаюкивало, придавало сил. — Тебя казнят. А если и нет, ты станешь изгоем и никто никогда не возьмет тебя замуж, тебя все будут презирать и бояться.       — Я не верю в это! — воскликнула она, вскакивая. — Я смогу все объяснить!       — Was kannst du erklären? — жестко спросил он, но, столкнувшись со стеной непонимания, милостиво перевел. — Что именно ты сможешь объяснить? Что? Что?       Каждое новое «что» отдавалось в сердце, заставляя его пропускать удары. Будущая Беркана буквально упала на лавку, и горячая рука Лагур прикоснулась к ее плечу, даря утешение и надежду. Что она объяснит? Ведь даже толком не помнит, что произошло.       — Ты сможешь! — дыхание перехватило, силы отказывали ей. — Ты ведь сможешь всем всё объяснить!       Он покачал головой. Горько усмехнулся.       — Девочка моя, я больше никто. Забудь о том, кем я был. Я теперь Хагалар. А это имя ничего не значит за воротами поселения. Хотя нет, кого я обманываю? Значит. Оно значит, что меня должны убить. Все. Каждый, кто услышит мое имя, кто увидит мои одежды, должен меня убить, и ему ничего за это не будет. Вот кто я теперь. Отверженный преступник, изгнанник.       — Но не я, не я! — она говорила горячо, она боролась за жизнь, которую у нее пытались отнять. — Я не приму другого имени! Я не забуду о том, кто я! Я вернусь домой! Выпусти меня и укажи направление. Я доеду сама! Я вернусь домой!!!..       …Нынешняя Беркана замедлила шаг, остановилась, не дойдя до дома мастеров. Она давно забыла о том дне, когда попала в мир отверженных. Забыла не только сам разговор, не только взгляд, которым ее одарила Отал: взгляд нескрываемого восхищения. Она забыла о дерзости, о свободе, о собственном мнении. Память начисто стерла окончание беседы, не оставив ничего взамен. Как-то они ее убедили остаться, выбрали имя — позорную кличку, руну, означающую «береза», самое женское из возможных двадцати четырех прозвищ. Вместе с истинным именем Беркана лишилась жажды жизни. Хотя вроде бы она за что-то еще боролась. Вопреки всему решила стать естественником, но как же быстро угас ее пыл. Одна-единственная пробирка, изуродовавшая лицо до неузнаваемости, решила ее судьбу и направила в магиологию. Может, злосчастная кислота, а вовсе не приезд в поселение стала точкой невозврата, после которой вся жизнь превратилась в рутину, в одно сплошное одиночество. Магиология и магия людей вроде бы вызывали у нее интерес, но стали лишь заменой настоящей жизни, которая закончилась в тот злосчастный осенний день, когда она впервые увидела молодых царевичей в золоте, на конях, со свитой, въезжающих в столицу под ликующие возгласы толпы, когда устроила дома скандал и неожиданно встретила Хагалара, который не должен был оказаться в тот день в ее доме, но оказался. Волею норн.       В поселении Хагалар всегда был рядом, поддерживал и утешал. Точнее, она позволяла ему поддерживать себя и утешать. Пока не увидела монстра с красными глазами вместо любимого аса. «Молчите, если не хотите лишиться языков!» — что-то такое он крикнул, прежде чем продолжил истязать царевича. Но ведь он солдат, воевал со всем Девятимирьем, принимал решения, касавшиеся целых народов. Нет ничего странного в том, что ему нравится мучить жертву, даже если жертвой выступает тот, кого он любит. Для солдата убивать и мучить не сложнее, чем дышать, так стоит ли удивляться тому кровавому безумию? Стоит ли его бояться? Беркана не нашла ответа и с трудом заставила себя заглянуть в дом мастеров, но он оказался пуст. Только двое рабочих расставляли по местам сдвинутые лавки. Они сообщили, что все ушли куда-то за периметр поселения, кажется, на лавовые поля с юго-западной стороны. Хоть какая-то определенность. И отсрочка. За забор Дочь Одина не пошла. Не из страха, а потому, что не хотела мешать мастерам осматривать водопровод или еще что-то столь же важное. Вместо этого она села на качели в ожидании, когда Хагалар пройдёт мимо. А лучше не пройдёт. Предательская мысль мешала наслаждаться катанием. Все-таки, несмотря ни на что, встречаться с ним один на один страшно. Вдруг он будет занят до самой ночи, и она с чистой совестью пойдёт спать, объявит Отал и Раиду, что, если им нужен Хагалар, пусть сами его и ищут! А еще ужин скоро — его бы тоже не пропустить. Она мечтала о жареном лебеде, когда Хагалар все-таки появился в сопровождении нескольких мастеров, подобострастно следовавших за ним, не смея ступить даже на его тень. Дочь Одина неловко слезла с качелей и встала посреди площади, старательно выковыривая из земли носком сапога мелкий камушек. Тот не поддавался, зато блестел разноцветными гранями, залитыми реактивами.        — Милая! — Хагалар заметил её и подошёл, улыбаясь, как ни в чем не бывало. А мастера, словно собаки, спущенные с поводка, рванули в разные стороны под недоуменными взглядами подчиненных, спешащих по своим делам.        — Ты ждала меня? — Хагалар провел рукой по здоровой стороне лица. Такого нежного голоса Беркана давно ни от кого не слышала. Простой вопрос растопил лед сомнений, лишая последних осколков уверенности.        — Да, наверное… Мне так одиноко… — несмело пролепетала она. Ей всегда было одиноко. С тех пор, как она согласилась принять второе имя и остаться за стенами, отрезавшими ее от обычного мира. В прошлой жизни у нее были подруги и семья, в этом она так себя и не нашла.        — Поделись со мной.       Хагалар обнял ее. Снова. При всех. От него исходил привычный запах давно не стиранной одежды, он излучал уверенность каждым движением, но Беркана сжалась и замерла от иррационального ужаса, затмившего разум. Все органы чувств разом сигналили: «Опасность! Бежать!». Но она не двинулась с места, а обмякла в объятиях самого родного существа во всех Девяти Мирах.        — В поселении у меня нет друзей и тех, кому я могла бы доверять, — выдохнула она скороговоркой в грудь Хагалару, поскольку выше не дотягивалась. — Даже с тобой в последнее время я совсем не вижусь.        — Du hast Recht. Я преступно невнимателен к тебе, — бывший мастер немного отодвинул её от себя и внимательно осмотрел лицо, убрав волосы с изуродованной половины. Непрошеные мысли поразили Беркану — не будь Хагалара, лицо бы не пострадало! Вся жизнь сложилась бы иначе! Но и Хагалара больше нет — это она знала точно. Не могла доказать, но своим ощущениям верила больше, чем глазам и слуху. Зачем её отправили разговаривать с этим чужаком, принявшем обличье когда-то любимого аса? Слезы полились сами собой, от жалости и к Хагалару, и к себе. Беркана начала тихонечко подвывать от избытка самых разных чувств. А чужак снова прижал ее к груди, поглаживая по голове.        — Пойдем в твой ажурный домик. Наверняка, там никого нет, — предложил он и, не дождавшись ответа, увел.       Дочь Одина надеялась, что Отал и Раиду где-то поблизости и спасут её, если что-то случится. Она оказалась в том самом доме, где проводила много времени в одиночестве за книгами по магии людей, которую Джейн Фостер — предательница, даже не попрощавшаяся с ней перед отъездом — презрительно называла «алхимией», а не настоящей наукой.       На лето входную дверь сняли, и Беркана села на ближайшую к проему лавку, чтобы успеть выбежать в случае малейшей опасности. Слезы почти высохли, в голове было пусто. Чужак присел рядом, но молчал, лишь сгибал пальцы в разные фигуры, словно играл в театр теней.        — Ты так давно не говорил со мной. Почему сейчас решил потратить на меня свое бесценное время? — тихо спросила Беркана, начиная бессмысленный, никому не нужный разговор. Чужак не убедит ее, что является Хагаларом, но и нужных для Отал доказательств она не принесет, ведь Вождь такой же, как обычно: седеющие волосы, льдисто-голубые глаза, прямой нос, едва заметные шрамы, даже родинка на запястье — всё совпадало как самая совершенная иллюзия. Но любую иллюзию маги почувствовали бы мгновенно.        — Потому что я преступно поступал с тобой все это время и теперь хочу meine Scharte auswetzen, — он вздохнул, положил голову на руки и стал похож на старика, немощного, сморщенного, разбитого. — Мне жаль, что я привел тебя сюда. Это было огромной ошибкой. Я погубил твою жизнь.Ты бы вышла замуж и вела хозяйство, как все женщины. У тебя были бы дети.        Беркана насторожилась. Неужели чужак читает ее мысли? Она по дороге сюда вспоминала, как попала в поселение. Но в вечер злосчастного приезда Хагалар и его женщины говорили иное. Утверждали, что вернуться домой для нее равносильно самоубийству. Или она сама себе придумала то прошлое, те разговоры, а на деле все было не так и Хагалар ни при чем? Нет, он же сейчас клянет себя за давнишний поступок. Так был другой выход? Он мог вернуть ее домой?        — Also, wozu? — с трудом выдавила она из себя, а секунду спустя продолжила: — Зачем ты привёл меня сюда, если был другой выход?        — Потому что тогда я хотел любым способом защитить тебя, а в безопасности ты была только рядом со мной. Мне по возвращении в Асгард некуда было идти. Я не просто так ушел в Бездну. Я поссорился с царской семьей. Путь во дворец был мне заказан. А жить в столице или на конюшне — der Unterschied ist nicht zu gross. Поселение давало хоть какие-то возможности. Для мужчины поселение — неплохой вариант, но для женщины он убийственен. Я не должен был приводить тебя сюда. Твое лицо осталось бы красивым. Да и душа тоже.       Его объяснения немного успокоили сумбур в голове Берканы. Хагалар не говорил ничего противоестественного, ничего, что выдавало бы в нем врага. Страх отступил. Перед Дочерью Одина сидел настоящий Хагалар, хоть и заметно изменившийся. Он вздыхал, ссутулившись, свесив ладони между коленей, и уже не пугал темной внутренней сущностью. Взбесившиеся чувства прекратили сигнализировать об опасности. Беркане стало спокойно, но не хорошо. Душу грыз маленький, прожорливый червячок сомнений.       — Поздно что-то менять, — неожиданно добавил Хагалар, — но никогда не поздно попросить прощения. И я его у тебя прошу.        — Ладно… — только и выдавила Беркана. Простить и снова полюбить по щелчку пальцев она не могла, но открытость и искренность так располагали к себе. Раиду ошибается, зря клевещет на ненавистного мастера. Он не просто остался собой, а стал лучше. Поездки во дворец сделали его более человечным и великодушным. Зря она сторонилась его столько времени.        — Что ты думаешь о царской семье? — неожиданно спросил Хагалар.       — О царской семье? — недоуменно переспросила Беркана. До нее доходили слухи, что Один спит, но ни Тор, ни Локи не приняли Гунгрир, а во главе государства встала царица вместе с истинной сущностью Одина. Вряд ли Хагалар ждал от нее пересказа новостей, которые сам принес из дворца.        — Да, — кивнул Вождь и развернулся всем корпусом. — Не заблуждайся на свой счет. Ты — последняя надежда. И самая вероятная супруга всеми любимого младшего царевича.       — Супруга? — Беркана вскочила, схватила со стола книгу и осталась стоять, нелепо прижимая её к груди, словно щит, способный укрыть ее от царской семьи. На мгновение представила себя рядом с великолепным, но жестоким Локи перед огромной толпой, глазеющей и улюлюкающей им вслед.        — Не понимаю, почему ты относишься к браку, словно к смерти? — спросил Хагалар, протягивая руку. Но Беркана не отдала книгу, а лишь сильнее стиснула ее. Старинный фолиант хрустнул — корешок провис.        — Я не брака боюсь, а Локи, — еле выдавила она из себя. — Да разве он согласится жениться на такой… такой как я…       — С огромным удовольствием, — вкрадчиво заметил Хагалар. — С огромным. Если все останется так, как сейчас, разумеется. Но я не думал, что ты настолько против.       Вождь выглядел озадаченным, словно она сорвала давно задуманный план, который в ее одобрении не нуждался.        — Локи подлый, у него нет чести. — пробормотала Беркана полузадушенным шёпотом. Ей хотелось рассказать обо всех недостатках Локи, которых не замечает очарованный им Хагалар. Но она сдержалась, а Хагалар возражать не стал — неужели согласился, что сын Одина не является кладезем добродетелей, доставшихся ему вместе с приемными родителями? Беркана осмелела и решилась высказать то, что давно наболело.       — А ты сам? Ты говорил, что любишь Локи, но чуть не убил его. Я уже не могу относиться к тебе, как раньше. Я чувствую страх, когда нахожусь рядом с тобой.       Когда постыдные слова сорвались с губ, она поняла, что не врет. Что страх незримо давил на нее всё время — почти незаметный для сознания, но осязаемый для подсознания.        — Страх? Ты сейчас ощущаешь страх? — в голосе Хагалара слышалось явное беспокойство. Он попросил ее подробно описать свои чувства, велел закрыть глаза и поворачиваться вслед за ним, пока он перемещался по комнате. Беркана надеялась, что услышит шум шагов, дыхание или шорох одежды, но она ничего не слышала. Она стояла с закрытыми глазами и вертелась наугад. Получилось у нее вычислить положение мастера или нет, она так и не узнала, только почувствовала ещё больший страх от абсолютно бесшумно кружащего вокруг неё Хагалара.        — Жаль, что ты ощущаешь от меня опасность, ведь я хочу защитить тебя, — сказал Вождь, когда она открыла глаза. — Переговоры с иными мирами, leider, не проходят бесследно. Там приходится быть жестким и опасным, там важно, чтобы меня боялись. Не думал, что мое амплуа сыграет злую шутку с тобой.       — Я тебе не верю!       Слова прозвучали прежде, чем Беркана успела их обдумать и ужаснуться собственной смелости. Жестокие слова не были ложью. Она сказала самую настоящую правду чуть ли не впервые за многие столетия. Говорить правду было непривычно, но приятно. С души свалился огромный камень и покатился вниз, увлекая за собой прочие более мелкие страхи. Она ожидала, что Хагалар либо рассердится, либо пустится в объяснения и оправдания, но он лишь пожал плечами, не желая продолжать разговор. Беркана почувствовала гадкий стыд за свой несдержанный язык, за правду, которая, наверняка, ранила того, кто столько для нее сделал… Или не сделал, а погубил окончательно?        — Darf ich gehen? — спросила она, нервным движением откладывая на стол покалеченную книгу. Та не удержалась на краю и упала, увлекая за собой глобус со старой картой Мидгарда.        — Я никогда не держал тебя, тебе не нужно спрашивать разрешения, — Хагалар даже бровью не повел, но глобус, вместо того чтобы упасть на пол, запрыгнул на скамейку, а книга зашуршала новым переплетом. Раньше он никогда не расходовал волшебство на такие мелочи.        Сжигаемая стыдом, Беркана выбежала на улицу, оставив в доме не только бывшего мастера магии, но и душевное равновесие В полном смятении чувств она поспешила к Речке, чтобы встретиться с Раиду и Отал. Она не видела, как Хагалар задумчиво вышел на порог дома и, подумав мгновение, тенью скользнул за ней следом.               Раиду сидел на камне и чувствовал себя необычно вялым и подавленным. Неподалёку ходила взад-вперед Отал. Иногда присаживалась на камень, но тут же вскакивала, что-то неразборчиво бормоча. Её мельтешение раздражало, хоть она и не пыталась завести беседу. Приближалось время ужина, и Раиду вспомнил, что ел последний раз сутки назад в тюремной камере и лишь совсем чуть-чуть — от переживаний совсем пропал аппетит. Неудивительно, что сейчас он такой разбитый — еще утром ждал собственной казни! Облик царицы, грозной и воинственной, постепенно бледнел и стирался из памяти, оставляя только общее ощущение страха перед власть имущими. Никогда больше он не подойдет к Гладсхейму… Да где же носит эту дуру Беркану? Что она там, обнимается с Хагаларом, что ли, и рассказывает о своих подозрениях? С нее станется!        Внезапно Отал вскочила и куда-то рванула. Сощурившись, Раиду разглядел, что она спешит навстречу Баркане. Наконец-то!        — Ну что?! — естественник в три прыжка обогнал Чернобурую и первым оказался подле разом съёжившейся девицы. Она, как всегда, дрожала, бездумно скользила взглядом с камня на камень и не могла собраться с мыслями. Если они вообще у неё были.        — Не знаю… — наконец, промямлила она едва слышно.        Раиду задохнулся от возмущения, а Отал, вместо того чтобы праведно возмутиться, нехотя обняла несносную девчонку! Женщинам только дай поутешать друг дружку!        — Что он с тобой сделал? Он ударил тебя? Оскорбил? Угрожал?        — Нет. Он был ласков со мной. Отвечал на любые вопросы. Извинялся за прошлое. Но мне было так страшно.        — Да почему? — доброты и участия магички хватило ненадолго. — Может, все же в его голосе была угроза?        — Нет… От него несло ужасом без всяких угроз.        Отал отпустила Беркану, и Раиду тут же этим воспользовался. Подскочил ближе, схватил за плечи и встряхнул:        — Так это был Хагалар или нет?!        Беркана попыталась отшатнуться.        — Я… Я не знаю… Да… вроде… Не знаю…        — Бессовестная, ты же только что разговаривала с ним! Наедине! Неужели он никак себя не выдал?! — Раиду терял терпение. Ему хотелось хорошенько стукнуть ни на что негодную Дочь Одина, от чьей тупости устал еще за время совместной работы. Хотел выместить на ней собственные страх и бессилие, не находя им разумных объяснений. А Беркана даже не оправдываясь, лишь стояла и клацала зубами, а в единственном глазу собирались слезы отчаяния. Как же он ненавидел плачущих женщин!        — Эй, Раиду!       Внезапный окрик заставил естественника ослабить хватку. К их компании быстро приближался проклятый мастер магии. Только его не хватало!        — Что же ты, мой спасенный герой, доводишь до слез бедную маленькую девочку? — пропел Хагалар елейным голоском, который бесил Раиду даже больше, чем женские слезы. В этом голоске был спрятан вызов: попробуй, ударь меня, рискни, а я тебя подожгу. Как уже однажды поджигал. Помнишь? Ведь, правда, помнишь, пускай огонь и был иллюзорным, но испугался- то ты по-настоящему, трус несчастный!       Раиду оттолкнул Беркану, которая споткнулась, но всё же устояла на ногах и спряталась за широкую спину Вождя.        — Мы просто разговаривали, — процедил он сквозь зубы. — Чего тебе надо?        — Мне не нравятся, когда «просто разговаривают», держа за горло. Я могу ответить на твои вопросы. Полагаю, я знаю больше, чем Дочь Одина.        Раиду проглотил готовые сорваться с языка ругательства и медленно выдохнул, раздувая ноздри. Гнев плавно менялся на страх. Снова. Непроизвольно. Хотя в голосе Хагалара не чувствовалось никакой угрозы, он не нападал, не поигрывал фаерболами, он просто стоял и заслонял бесполезную протеже.        — Я хотел поговорить с Берканой, а не с тобой, — процедил Раиду сквозь зубы. Но слова звучали жалким оправданием, мольбой и поражением.        Проклятый старик не удостоил его ответом, а обратился к Отал:        — Лиса очей моих, что у вас происходит?       Естественник тоже обернулся к магичке, скрестившей руки на груди в защитном жесте. Напуганной она не выглядела, но могла ловко скрывать истинные чувства под маской иллюзорного спокойствия.        — Мы разговаривали с Раиду, потом к нам подошла Беркана, — нехотя пояснила она очевидное. И все же ее голос непроизвольно дрогнул. Хагалар по-птичьи наклонил голову, ожидая продолжения. Раиду предпочёл бы просто уйти, но боялся, что женщины сболтнут лишнего.        — Мы можем поговорить с Берканой без твоего присутствия? — раздражённо бросила Отал, и Раиду не разобрал, была ли это просьба или вопрос. — Я ведь присматривала за ней в твоё отсутствие, в том числе и по твоей просьбе. Неужели ты мне совсем не доверяешь?        — Но ты же сейчас допускаешь грубое обращение к ней со стороны Раиду, — голос Хагалара стал чуть-чуть прохладнее, а у естественника по спине забегали мурашки. Он едва не отпрыгнул в сторону, когда Хагалар повернулся к нему, приобняв Беркану за плечи одной рукой.       — Я едва спас тебя от застенок, но жизнь, видимо, ничему тебя не учит.       Раиду зашипел, но не нашелся с достойным ответом, а Хагалар продолжил его поучать.       — Если что-то еще случится, я не уверен, что моих сил хватит, чтобы снова тебя спасти. Прошу тебя, sei vernünftiger.       Пока он говорил, Беркана аккуратно выпуталась из его объятий. Она отступала, шаг за шагом, неуклюже пятясь спиной вперед. Словно услышав условный сигнал, неожиданно развернулась и побежала, поддерживая подол юбки одной рукой.        — Ушла! — прокомментировала Отал неожиданный побег. — Так и не поговорили. Придется ее снова искать. Хагалар, не вмешивайся в наши дела. Ведь ты больше не мой мастер!       Она говорила нарочито грубо, и Раиду восхитился ею, но тут же внутренне похолодел. Хагалар на такие явные дерзости легко мог превратиться в…        — Я все еще твой учитель. И всегда буду тебе другом, — ответил Вождь нарочито мягко. — Все вы, моя верная свита, имеете полное право дуться на меня за то, что я забыл обо всем, когда появился наш прекрасный царевич. Verzeih!       Не ожидавшая такого поворота Отал обескуражено молчала, а Раиду не мог побороть ощущение нереальности происходящего. Чтобы зловредная ворона извинялась да еще при свидетелях? Быть такого не может. Настоящий Хагалар скорее бы сдох, чем признал свою неправоту!        — Прекрати, выродок! — крикнул Раиду, устав от лживого притворства. — Я видел, какой ты на самом деле! Хватит метать слова. Яви нам свой истинный облик!        — И какой же? — мерзко улыбнулся Вождь. — Кто я такой, кто уже дважды за последний год спасал тебе жизнь? Причем в первый раз от Локи, во второй — сейчас — во имя него?        — Я не просил меня спасать!        — Так какой же я, по-твоему, in Wirklichkeit? — Хагалар облизнулся, словно собрался впиться в жертву резко увеличившимися клыками. Но это была только игра воображения. Раиду сжал кулаки. Он готовился броситься на заносчивого мага, хоть и понимал, что навредит только себе самому. Ударить, раскроить череп, заставить монстра принять истинное обличье! Рядом Отал, она подстрахует.        — Ты, правда, хочешь, чтобы я рассказал? Про то, что ты сделал с Локи? — спросил он, едва сдерживая гнев.        — А ты, правда, хочешь рассказать всем об этом? — улыбка Хагалара превратилась в злобный оскал.       Раиду покосился на заинтересовавшуюся Отал, которой ни в коем случае нельзя узнать о давнишнем позоре царевича, о жутком ужасе, когда на божественном теле не осталось живого места и только глаза горели бешеным огнем и жаждой мести. В тот день Раиду охрип, зовя на помощь. Он рвался из пут с такой неистовой силой, что чуть не порвал себе мышцы. Стебли душили, норовя убить, лишить последнего глотка воздуха. Страшный день. Страшное чудовище с ярко-красными глазами, жаждущее крови и смерти!       — Расскажи, Раиду, — Отал не просила, Отал требовала.       — И в самом деле, Раиду, расскажи, если тебе есть, что рассказать, — в тон ей поддакнул Хагалар.       И Раиду не сдержался. Хотя клялся в свое время, что ни одна живая душа даже под пытками не услышит от него о позоре царевича.        — А вот и расскажу, как ты, мерзостный, чуть не убил божественного Локи! Преднамеренно! — выпалил он на одном дыхании.        Хагалар в ответ громко рассмеялся.       — Раиду, если я кого-то хочу убить, я это делаю. Особенно преднамеренно. Лиса подтвердит. И, разумеется, убить ребенка, за которого я отвечаю головой — предел моих мечтаний, так тебе кажется?        Отал недоверчиво склонила голову на бок, невольно копируя любимый жест бывшего мастера.        — Расскажи-ка подробней.        — Да, расскажи, — миролюбиво подбодрил Хагалар.        Раиду подрастерял запал. Обманщик говорил так убедительно, что он сам едва ему не поверил.        — Ладно, может, и не планировал. Но убил бы, если бы не выдающиеся качества царевича.       Раиду снова умолк.        — А ещё подробней? — любопытство сжигало Отал изнутри, как и любую женщину: им только дай разнести свежую сплетню.        Раиду заскрежетал зубами — теми самыми, которые ему вставили в Мидгарде после неудачной охоты за сбежавшим ноутбуком. Тогда он нарушил закон поселения — выбежал за ожившей техникой, несмотря на приказ оставаться в домах. И едва не погиб, не справившись с ожившими граблями: они вышибли ему зубы и сломали нос, а могли впиться в горло зубцами или ударить черенком в висок. Его спас Локи — великолепный царевич, настоящий воин: одним движением руки он переломал ожившие инструменты, а особенно брыкавшихся утопил. И даже помог Раиду избежать заслуженной кары за нарушение закона, взяв ответственность на себя. Благодаря ему естественника отправили в зубную клинику Мидгарда. И чем Раиду отплатил за спасение? Едва не раскрыл постыдный секрет?        — Нет… Das ist nicht mein Geheimniss. Но я говорю правду. Хагалар — чудовище, похуже драуга или тролля.        — Эх, Раиду-Раиду, любишь ты говорить о том, чего не понимаешь, — притворно вздохнул злокозненный старик. — Ты помнишь, как Один две зимы назад отдал мне Локи? С тех пор я несу за него ответственность. А еще ты прекрасно знаешь и ощутил на своей шкуре, что у ребенка здесь над нами власть не меньшая, чем у Одина во дворце. Тебя же он к смерти приговорил, если помнишь. С одной стороны — Один, с другой — сам Локи. И ты считаешь, что мне бы так просто сошла с рук попытка убийства царевича? Что Локи не сообщил ни о чем своему отцу? Что сам не устроил суд? — Хагалар картинно всплеснул руками. — Ты видел то, что хотел видеть, но ничего не понял. Мне жаль, что я вынужден объяснять тебе прописные истины при посторонних. Вспомни, Локи заключил со мной перемирие и долгое время мы вместе творили промышленную революцию — и это случилось после того, как я якобы его чуть не убил. И над каскетом мы вместе продолжили работать. Подумай еще раз, а думать ты точно умеешь. Если я назначен Одином надзирать над Локи, а после того, что так сильно вас напугало, мы с Локи сдружились, а вовсе не наоборот, то о чем это говорит? Проверь предпосылки, если выводы кажутся тебе безумными.        Раиду усомнился было в себе, но потом вспомнил мерзкий привкус стеблей во рту, удушающие лианы, приковавшие его к стене, силовой барьер и, главное — руку, наносящую удары с бешеной силой. Телесные наказания в поселении обычное дело, но никого не забивали ни до смерти, ни до полусмерти, хотя многим палачам хватило бы силы для мучительной казни. Хагалар же орудовал розгой, словно ножом, рассекая не только кожу, но и мясо, обнажая кровавое месиво! Даже если слишком живое воображение Раиду что-то преувеличивало, это не отменяло огромной кровопотери. Кровь, капающая на пол, отдельные капли, превращавшиеся в тонкие струйки, хруст гибких палок, ломающихся о тело царевича. Нет, что бы Хагалар сейчас ни говорил, тогда все было по-настоящему, взаправду!        — Твой язык лжив, зловредная ворона! Я ни один это видел, есть и другие свидетели.       Раиду верил, что брат, Лагур и даже Беркана подтвердят его слова. Только он не посмеет призвать их в свидетели и признаться, что разболтал страшную тайну.        — Полагаю, вы видели все одно и то же, и мнение у вас одно на всех, — Хагалар не терял бодрого расположения духа. — Ну хорошо, Раиду, будь по-твоему. Ты вдруг, спустя год, жаждешь правосудия, причем еще и в отсутствии царевича. Хорошо, пусть Отал Чернобурая будет свидетелем твоего вызова меня на тинг. Рассмотрим это дело со всеми мастерами, разберем подробно, вынесем приговор — ты же этого хочешь? Пошли.       И Хагалар протянул руку. От него больше не несло опасностью. Но тон был приказным, и Раиду с трудом удержался от того, чтобы не вложить в морщинистую руку, изборождённую шрамами и временем, свою, изуродованную тем самым инцидентом с царевичем, когда он отшвырнул их с братом в реактивы, разбивая стекла и расплескивая концентрированные кислоты. То была страшная боль, она притупилась только от сильной дозы кокаина. А ведь Хагалар их тогда вытащил. Мерзкая, двуличная тварь со змеиным языком и повадками крысы!        — Я никуда с тобой не пойду и пресмыкаться перед тобой не стану. Оставь меня в покое!       Раиду повернулся к Отал, схватил ее за руку и поволок прочь, даже не прощаясь с бывшим мастером магии. Страшные картины прошлого отступали. Он словно разрывал нити, которыми Хагалар опутывал его, пока находился рядом. Стало легче дышать, воздух наполнился цветочной сладостью, кожу холодил ветерок, солнце клонилось к закату. Слышался противный клекот не то чайки, не то крачки. Природа ожила, застрекотала, засопела. А ведь минуту назад Раиду не замечал ее. Он ничего не видел и не слышал, кроме поганого мага и собственных болезненных ощущений.