Pov Louis «Любовь к себе — это начало романа, который длится всю жизнь». — Оскар Уайльд.
Вечер того же понедельника. 21:12.
— Давненько мы не выбирались на вечеринки. Найл вскидывает ногу в воздух и вертит ею во все стороны, восхищаясь новыми красными кедами, которые только что извлек из шкафа Рона - своего старшего брата. Внизу во всю грохочет музыка. Рон и Джеффри, разрывая глотку, горланят «Poker Face», причем Рон вообще не попадает в ноты, что очень удивительно, если учитывать тот факт, что у Найла потрясающий голос и музыкальный слух, а они вроде как родные братья. Мы с Хораном валяемся на огромной кровати. У него в доме все на четверть крупнее, чем у нормальных людей: холодильник, кресла, кровати, телевизоры, даже бутылки с коньяком, которые его отец хранит в винном погребе с табличкой "Зайдешь - пипку оторву!". Многообещающе, не правда ли? Я устраиваю голову на огроменной подушке с надписью «Danger! Virgin!». Уже влив в себя несколько порций текилы, чтобы немного успокоить взъевшиеся нервы, раскидываю руки и глубоко вдыхаю. Мы приоткрыли окна, но в комнате все равно очень душно, а запах алкоголя не выветривается уже полчаса. — Давай закалывай уже свой веник! — настаивает Найл, переворачиваясь на живот и направляя на меня пристальный взгляд. Меня изрядно подташнивает, и от болтовни Найла легче ничуть не становится. Что насчет вечеринки, я совершенно не беспокоюсь, лишний раз подбадривая себя тем, что Найл напьется в первые же десять минут прибывания у Джейн Мартин и, соответственно, заставит напиться и меня. Это уже такой определенный закон постоянства. Единственная причина, почему я вообще волнуюсь - то, что после уроков до меня случайно донесся разговор Джейн и одного из придурков шайки Тревора. Из этого я выяснил, что все эти лопухи из футбольной команды тоже будут на вечеринке, вот от чего на самом деле сводит живот. По крайней мере, алкоголь помог восстановить дыхание и меня больше не трясет. — Ты меня слушаешь? — сердится Найл, пальцами теребя волосы на макушке. — Я сказал, закалывай, пока ножницы не достал! — Да ладно-ладно, — отмахиваюсь я, поймав на себе хмурый взгляд блондина, — ты ведь все равно не отстанешь. Найл демонстративно рычит и скалит зубы. Рон и Джеффри по-прежнему воют в соседней комнате. Они перешли к «Total Eclipse of the Heart», и мы начинаем смеяться во всю глотку. Хорошо здесь: приятно, тепло и привычно, словно так и должно быть, словно так и было всегда. Хотя Найл со своей семьей переехал в Чешир совсем недавно. А то есть два года назад. За это время столько дыр оказалось зашито, а стаканов наполнено, что, кажется, будто бы мы знакомы всю жизнь. Я знаю о нем все, в то время как и Найл знает обо мне каждую мелочь: начиная от моей любви к подгорелой яичнице и заканчивая нездоровыми фантазиями о Гарри Стайлсе. Мы стали друзьями буквально в первые же дни. А началось все с того, что на одной из проверочных работ, кажется, по той же химии, я не мог вспомнить формулу глицерина. Тогда мне и пришел на помощь этот "крашеный чудик", как я тогда думал о нем. А дальше уже как-то само поползло. — Слушай, — выдавливаю я, завязывая челку на затылке в маленький хвостик, — так почему же вы переехали? Я задавался этим вопросом уже многие месяцы, но все никак не находил времени, чтобы поинтересоваться. Наверное, просто вылетало из головы. Судя по всему, вопрос застает Найла врасплох. Он краснеет, теребит тесьму на покрывале, и на мгновение повисает неловкая пауза. Мне кажется, догадываюсь о его мыслях, но ни за что на свете не стану их озвучивать. Мы с Найлом очень близки. Возможно, даже слишком. Однако есть и такие вещи, про которые мы никогда не разговариваем. И причина его переезда, кажется, также находится в этом списке, но я ведь даже и не догадывался. Есть еще уйма вещей, о которых мы предпочитаем не говорить. Например, мы предпочитаем не вспоминать о том, что в десятом классе Найл под действием травки потерял девственность с Бартом Коллинзом. И хотя Найл и не является геем, он никогда не жаловался на случившееся или что-то в этом роде. Но мы никогда не говорим об этом. Мы также не говорим и о том, что я всегда ем чуть меньше четверти содержимого тарелки, боясь превратиться в огромную бочку жира, хотя Найл и говорит, что с моим весом мне это не грозит, как минимум, лет двести. Мы не говорим о моей ориентации и о том, что в прошлом году моими предпочтениями было заниматься сексом с перевязанными глазами и представлять, будто бы мой партнер - это Стайлс, а не какой-нибудь Генри Ховерс, прибывший по обмену из Вегаса. И мы уж тем более не говорим о том, что иногда я напиваюсь по ночам, думая о Стайлсе. Хороший друг хранит секреты, а лучший друг помогает их сохранять. Найл перекатывается на бок и опирается на локоть. Интересно, что творится у этого парня в голове? — Просто, — тихо произносит он, глубоко вдыхая и резко расплываясь в улыбке. — Я был слишком горячим для них, — с ирландским акцентом добавляет он (а я уже начинал забывать его забавное ударение на ненужные буквы). Закатываю глаза и переворачиваюсь на спину, после чего Хоран подскакивает на месте и запрыгивает на меня, позже хватая за промежность. — Ну ты и придурок... Я отпихиваю его в сторону, и он с нездоровым гоготом сваливается с кровати. — Но ты не можешь не обожать меня. Фыркаю сквозь улыбку и начинаю прислушиваться к появившемуся за дверью шуму. — Ну так что, вы идете? — голосит Рон, врываясь в комнату. За ним Джеффри. Оба задыхаются. — Вперед! — командует Найл, накидывая на себя синюю кнопочную бомберку с вышитыми инициалами, и вытягивает руку вперед, изображая супергероя. — Еще только половина десятого, — хихикает Рон, — а у Лу такой вид, будто его уже тошнит. Найл оборачивается на меня и улыбается во все свои гребаные зубы, а после проворачивается к Рону. — Я это ему уже говорил. Но было это утром в школе. — Идиоты, — фыркаю я, спрыгивая с кровати, и всовываюсь в практически такую же бомберку, как и у Найла, но серого цвета и с инициалами "L.T", вместо "N.H". — Черт, да все будет хорошо. Я в порядке. — Врунишка, — улыбается Джеффри....
Найл вроде как жить не представляет без музыки и потому уже составляет плейлист для поездки к дому Джейн, хотя она живет всего в паре миль. Мы слушаем Николь Шерзингер, а потом врубаем «One way or another» и хором подпеваем, раскачиваясь в разные стороны. Вообще-то, я не очень люблю эту песню, но с некоторых пор знаю ее на зубок. Мы петляем по знакомым, родным улицам, которые я знаю всю жизнь, изученным до последней мелочи, словно я сам их спроектировал. На мгновение мне кажется, что мы вдруг взлетаем и парим над домами, дорогами, дворами и деревьями, поднимаясь все выше и выше, над кинотеатром и большим торговым центром "Нефрит", бензоколонкой и "Бредвордом", футбольным полем и железными скамейками на открытой трибуне, на которых мы сидим на каждом матче и вопим что есть мочи, а все потом смотрят на нас, как на ошалевших. Словно все стало крошечным и незначительным. Словно я наблюдаю за всем издалека, как если бы сейчас сидел у телевизора и смотрел сериал про собственную жизнь. Внезапно начинается дождь, но настолько тихий, что практически висит в воздухе огромным светлым занавесом. Я удивляюсь тому, как глубоко в лесу находится дом Мартинов. Подъездная дорожка извивается целую вечность, и я даже успеваю заскучать. Виден только тусклый свет фар, ярко отражающийся от гравия, беспорядочно мажущее по машине ветви, да кристаллики дождя. — Словно начало фильма ужасов, — шепчу я и морщу нос. — Ты уверен, что знаешь куда ехать? Я поворачиваю голову на Найла, чье лицо выглядит неузнаваемо серьезным. — Еще немного, — заверяет он, но я уже начинаю подозревать, что завернули мы слишком рано. Лес смыкается все теснее и теснее, а Найл тихо ноет что-то про машину. Я уже готов поклясться, что нас вот-вот засосет в темноту, но в это же мгновение лес резко обрывается и перед нами возникает самая большая и прекрасная лужайка, какую вообще можно вообразить. В центре стоит огромный дом, будто вылитый из белоснежной помадки. Обилие балконов и размашистое округлое крыльцо, окруженное фигурно подстриженными кустами просто не может не поражать. Ничего подобного я не припомню. Может, все дело в таблетках, но мне кажется, что это самый превосходный особняк на свете. С минуту мы молча смотрим, разинув рты. Половина здания тонет во мраке, но с окон верхнего этажа на лужайку теплым молоком выливается свет, окрашивая траву серебром. — Словно домик для куколки Барби, — с какой-то ревностью в голосе замечает Найл. Честно говоря, лучше бы он промолчал. Его слова, как и всегда, разрушают сказку, и я поджимаю губы, быстро кивая в знак согласия. — Да, слишком приторно, — соглашаюсь. Найл достает из бардачка бутылку абсента, громко захлопывая дверцу, и делает жадный глоток, после чего прокашливается, коротко рыгает и вытирает рот тыльной стороной ладони. Когда бутылка переходит ко мне, отпиваю совсем чуть-чуть, возвращая бутылку блондину. Абсент обжигает горло. Это поразительно омерзительный напиток, все равно что сироп от кашля или даже бензин, зато мне сразу становится спокойнее. Мы вылезаем из салона, и в глаза тут же устремляется свет, растекаясь из окон, словно подмигивая. В лицо моросит дождь, и я стремительно натягиваю на голову капюшон. Парадная дверь заперта, и мы вынуждены обойти кругом, где за подсвеченным бассейном виднеется второй вход. Мы проходим в жутко узкий коридор, обшитый деревянными панелями. Впереди крошечная крутая металлическая лестница. Раздаются звон разбивающегося стекла и чей-то сдавленный вопль: «Ложись!» Из колонок ревут странные миксы, совершенно не ассоциирующиеся ни с одним знакомым мне исполнителем. Лестница такая узкая, что нам приходится выстроиться друг за другом, потому что уже нажравшийся народ с пустыми пивными кружками шумно стекается вниз. Большинству приходится поворачиваться и прижиматься спиной к перилам. Найл здоровается с парой человек и смело игнорирует остальных. Я чувствую на себе пристальные удивленные взгляды, множество взглядов, от чего становится немного не по себе. Вот вам, кстати, еще один плюс моей челки: не нужно обращать внимание на то, что обращают внимание на тебя. Наверху темный коридор с подсвеченным зеркальным потолком украшен разноцветными рождественскими гирляндами и огоньками. Здесь множество комнат, словно накладывающихся друг на друга. Каждая из них набита столами, усыпанными выпивкой, гигантскими подушками и диванами, забитыми полуголыми девушками и обкуренными парнями. Все мягкое и приглушенное — цвета, лица, — все, кроме музыки, которая пульсирует сквозь стены и заставляет вибрировать пол, а уши закладываться. В доме курят, и в воздухе висит плотная сизая завеса. Она настолько густая, что кажется, словно до нее можно дотронуться. Я курил травку всего пару раз (ну, хорошо, больше четырех) и, кажется, именно так чувствуешь себя под кайфом. Найл наклоняется назад и что-то выкрикивает. Я киваю, хотя из-за гула ничего не разобрать. Затем парень удаляется, пробираясь сквозь толпу. Внезапно мое сердце начинает колотиться, а ладони зудеть, когда я слышу нечленораздельный крик знакомого грубого голоса. Это определенно Тревор. Я оборачиваюсь и вижу в нескольких шагах от себя опьяневшего футболиста, пытающегося что-то донести до бедняги Клэр Мув, что с испуганным видом поддакивает парню, просто потому, что ничего другого ей не остается. — Хэй! — Звучит прямо над ухом высокий женский голос. Я поворачиваю голову и следующие несколько секунд прибываю в полнейшем шоке. Передо мной стоит Элеонор Колдер. ТА САМАЯ ЭЛЕОНОР КОЛДЕР, которая несколько раз подряд умудрялась отказывать Стайлсу в сексе, объясняя все тем, что он не в ее вкусе. Хотя это и странно, ведь Гарри во вкусе всех, так, кстати говоря, он и сказал ей после первого отказа. — Может, потанцуем, красавчик? — кричит она, подходя почти вплотную ко мне, ибо по-иному я бы просто не расслышал. — Ты знаешь, — протягиваю я, оглядываясь на толпы пьяных подростков, называющих свои подергивания из стороны в сторону танцем. — Не хочу! Девушка прослеживает за моим взглядом и будто бы читает каждую строчку в моих мыслях: — А-а-а, понимаю! — Как тебя зовут?! — вновь подает голос девушка, топая ножкой в ритм оглушающей музыке. — Ты ведь не из Бреди-Фи! Я тебя не видела! "Бреди-Фи" - что-то в роде сокращенного названия нашей школы. Им пользуются только девушки из "женского клуба по интересам", и Колдер, само собой, входит в него. Меня немного удивляет то, что она интересуется моим именем. И больше даже не тот факт, что мы вроде как были и знакомы, а скорее, что это была ЭЛЕОНОР КОЛДЕР. Этого не объяснить, но она была одной из самый известных "звезд" нашей школы, если можно так выразиться. — Я-я... — протягиваю я, понимая, что совершенно не хочу, чтобы кто-нибудь меня узнал, поэтому лопочу первое имя, что всплывает в голове: — Стив! Стив Митчел! Подавив в себе желание засмеяться, я стягиваю губы в тонкую линию, чтобы ненароком не выдавить странный звук, который, в общем-то, никто и не услышит. С чего вдруг Стив? И почему Митчел? Это имя принадлежит моему кузену из Норвегии, хотя я все равно не могу объяснить того факта, что оно всплыло в моей голове именно в данной ситуации. — Стив, значит! Клевое имя! Я Элеонор! — Девушка прокручивается вокруг себя, немного пружиня в ногах, и встает ровно передо мной, протягивая руку для пожатия. Она всегда была немного не такой, как все остальные девушки, поэтому не вызывала во мне даже малейшего раздражения. Скорее, я даже немного восхищался, что хоть у кого-то в нашей школе еще остались намеки на личностность. Переминаюсь с ноги на ногу, после чего все-таки пожимаю руку девушки напротив, улавливая после этого искреннюю и до невозможного заразительную улыбку в ответ. Она откидывает мой капюшон и оглядывается. — Что ж, раз танцевать мы не хотим... — загадочно протягивает девушка, после чего резко поднимает на меня глаза, широко улыбаясь. — Тогда пойдем, что ли напьемся. Я хихикаю резкой перемене настроения у девушки и киваю, после чего Элеонор хватает меня за руку и тащит в другой конец коридора, прямо к барной стойке. В зале, в который меня затаскивает Колдер, музыки практически не слышно. По крайней мере, тебя не посещает неприятное чувство, будто бы что-то лопается прямо внутри уха. Сам зал представляет из себя что-то в форме огромного полукруга. Стены полностью обиты бордовой бархатной тканью, что придает помещению какой-то королевский вид. По обеим сторонам возвышаются два гигантских окна, больше похожих на два обычных квадрата стекла, всунутых в пробелы в стенах. Отличие лишь, пожалуй, в том, что на этих были еще какие-то незамысловатые узоры, больше напоминающие ту ерунду, которую ты на подсознательном уровне рисуешь во время разговоров по телефону. В центре зала стоит огромный пузырьковый светильник, "лавовая лампа", если быть точным, врезающийся точно в потолок, и диаметром, наверное, чуть меньше метра. Плюс ко всему, цвет пузырьков в этом чуде меняется каждые несколько минут, плавно переходя из одного в другой, пусть то будет хоть из красного в синий. Всегда любил эти светильники. Можно сказать, я их преданный фанат, но после того, как Дэйзи несколько раз подряд разбивала те самые посудины, я перестал покупать их, со временем и вовсе решив, что они мне ни к чему. Вся мебель в комнате круглая и мягкая, как кажется на первый взгляд, исключая маленькие стеклянные столики около каждого дивана. Обивка кресел и тех же диванов самая обычная - из какого-то дурацкого кожзаменителя, который так сильно блестит, что создается впечатление, будто кто-то вылил на поверхность ведро лака. Мраморный пол, по-моему, здесь ни к селу, ни к городу, но тем не менее он есть. Высоко под зеркальным потолком возвышаются белые утихшие колонки. Людей в комнате практически нет, лишь пара-тройка сосущихся пар на диванах, но все это так привычно, что никто уже и не обращает внимания. Мы проходим к концу зала прямо к полукруглой стойке. Неужели Элеонор так не терпится напиться прямо в самом начале вечера? Хотя многие уже давно сделали это, поэтому не стану ее судить. Она и так поломала достаточно стереотипов. Не знаю, откуда в такой худенькой девочке столько сил, но она буквально заталкивает меня на крутящийся лаковый стул напротив стойки и запрыгивает на соседний. Я оглядываюсь, замечая про себя, что Джейн подготовилась ко всему лучше, чем можно было бы ожидать. Наверняка ее родители были до последнего против этого... Впрочем, может быть, они даже и не знают. Скорее всего, свалили куда-нибудь в отпуск на неделю, а то и на месяц. Ну а какой еще может быть повод для того, чтобы устраивать вечеринку? Я делаю несколько оборотов на стуле, прежде чем остановиться лицом к бару и устроить руки на столе. Элеонор выглядит довольно уверенно, скользя взглядом по шкафу напротив, доверху набитому алкоголем. И взгляд такой резкий, словно она уже знает, чего хочет, но не может найти. Я же в свое время подмечаю, что с последней нашей длительной беседы она заметно вытянулась. И дело вовсе не в высоких шпильках (она ведь всегда только на них и ходит), а в том, что она хотя бы похудела, когда раньше у нее был небольшой, но заметный животик. Сейчас же она выглядела совершенно по-иному. Вроде бы все тот же человек, да не такой уж и тот же. Она стала подтянутая, да и волосы заметно отросли. Забавно рассуждать о таких мелочах, не помня, когда в последний раз общался с человеком так углубленно. И уж точно не выпивал в его кампании. — Дообрый вечер! — внезапно выпрыгивает Марти из-под стола, делая нажим на первом слове. Готов поклясться, меня чуть инфаркт не хватил, тогда как Колдер без малейшего изменения во взгляде продолжала вычитывать названия на бутылках. — Черт бы тебя побрал, Марти Мартин! — выдыхаю я, театрально хватаясь за сердце, после чего ловлю на себе веселую улыбку парня. Марти - младший брат Джейн, он учится в восьмом классе. И, кажется, их родители решили специально прикольнуться над мальчиком, назвав его Марти. Согласитесь, Марти Мартин звучит забавно. Именно благодаря этому его знают чуть ли не все в нашей школе, хотя сам собой он ничем не выдающийся. Обычный белокурый мальчишка с по-детски пухлыми щеками и таким же наивным взглядом. Сейчас же его образ меня немного подзадоривал. Он был в белой рубашке, застегнутой до последней пуговицы. Черная бабочка красовалась прямо под воротом, ну а штаны были такие же белоснежные, как и рубашка. Дополняла всю эту картину зализанная назад челка(вспомните семейные комедии или того же Гарри Поттера). В любом случае, это было что-то совершенно неожиданное и неподходящее Марти. Зато заставляло улыбнуться, чему я был только лишний раз рад. — Может, вы чего-нибудь хотите? — обращается Мартин к нам обоим, быстро переводя взгляд с меня на Элеонор, которая к тому времени уже протяжно мычала, вероятно, остановившись на паре вариантах. Затем она оборачивается ко мне и интересуется: — Ты что будешь? Я пожимаю плечами, на что та легко улыбается и поворачивается к Марти. — Налей-ка нам вон той фиговины в широкой бутылке. — Courvoisier L’Esprit Decanter, — гордо поправляет Марти, наверняка превознося то, что заучил все названия. Я беззвучно пытаюсь повторить произнесенное Марти, но ловлю себя на мысли, что скорее язык сломаю, чем выговорю эту хрень. — Да черт с ним! — Эль машет рукой, будто говоря "отвяжись", и переводит взгляд на меня, улыбаясь. — Моя задача, — начинает она, слегка наклоняясь ко мне, — это напоить тебя и вытащить на танцпол. Я натянуто улыбаюсь и резко перевожу взгляд в сторону окна, делая вид, будто бы что-то там заметил. — Эй, Эль! — звучит со стороны коридора, и я слышу недовольный протяжный стон, издаваемый Колдер. — Что?! — раздраженно кидает она, когда я оборачиваюсь лицом к происходящему. Марти уже ставит два стакана коньяка на стойку и вдумчиво наблюдает за девушками в проходе, что, собственно, делаю и я. — Подойди на минутку! — Кричит блондинка, чуть ли не надрывая голос. Ну неужели так трудно пройти дальше, чтобы не создавать насилия над голосовыми связками? — Обязательно сейчас?! — выдавливает Элеонор, уже опустив одну ногу на мраморный пол. — Да! Никак позже не получится! Колдер рычит подобно льву и за один присест вливает в себя стакан коньяка, даже глазом не поведя. Мы с Марти ошарашенно наблюдаем за ней. Девушка спрыгивает со стула и, обернувшись ко мне, улыбается. — Я скоро. Жди здесь. Прозвучало как приказ, но я и не собирался уходить отсюда ближайшие полчаса. Когда девушки скрываются в воющей толпе подростков, мы переглядываемся с Марти и хором усмехаемся. В течение следующих десяти минут Элеонор так и не появляется, а я к этому времени успеваю отхлебнуть лишь немного от содержимого стакана. Марти тихо посмеивается над происходящим в фильме, что крутится на его планшете, а я просто верчусь на стуле, завороженно наблюдая за пузырчатой капсулой, она же светильник. Все пары, некогда лежавшие на диванах, уже куда-то свалили, поэтому в зале были только я да Марти в наушниках, намертво приклеенный взглядом к своему айпаду. Нельзя сказать, что мне было скучно или что-то типа того. Даже наоборот, я планировал немного разогреться алкоголем, но проблема была в том, что глоток в горло не шел. Я продолжаю с интересом наблюдать за медленным плаванием пузырьков, пока со стороны входа не раздается пронзительный хриплый хохот. Я дергаюсь и поворачиваюсь обратно к стойке, не глядя на пришедшего. Я абсолютно уверен, что это Элеонор. И плевать я хотел на то, что тон был слишком грубый для девушки. Да что там? Он и для просто подростка был грубоват. — Ну неужели, — беру стакан в руку и с опущенным взглядом поворачиваюсь ко входу. — А я уже думал, что придется пить в одино...Pov Harry
На вечеринку, на которую меня притащил Тревор, я совершенно не планировал идти. И кто станет меня осуждать за это? Мы приехали ровно в девять, поэтому большинство народу прибывало еще в относительно трезвом состоянии. Хотя это, конечно, спорный вопрос. Дом Джейн оказался не настолько уж и плох, как я себе это представлял. Меньше, чем мой, но по-своему красивый. Вообще-то я был уверен, что это очередная туса в стиле "Hard", но Мартин позаботилась даже о приобретении марихуаны, что не могло меня не радовать. И уж тем более Тревора. На втором этаже во всю громыхает какая-то дурацкая музыка в стиле... Я даже сказать не могу, в каком. Огромное столпотворение подростков, трущихся друг о друга, словно черви в банках, наталкивают на непристойные мысли, которые в последнее время так меня достали, что хочется просто встать и бежать, и бежать, и бежать... Куда угодно, лишь бы подальше от всего этого. Видите ли, за последние несколько лет мне все это так осточертело, что я удивляюсь, как меня до сих пор не стошнило от всех этих "радостей школьного короля". Несмотря на то, что когда я оказываюсь на втором этаже, вся толпа вскакивает со своих мест и мчится ко мне, чтобы просто сказать что-то типа: "привет, Гарри!", я чувствую себя, словно не в своей тарелке. Словно это не мое. Словно я не должен находиться здесь. Где угодно, но не здесь. Не сейчас. Не сегодня. Уши закладывает, и я не могу разобрать ничего из того, что говорят люди вокруг, поэтому просто пытаюсь пробиться сквозь раздражающую толпу, кидая короткие кивки и сопровождая все натянутой улыбкой. Наконец выбившись из стайки баранов, я замечаю, как меня снова обступают со всех сторон, выкрикивая какую-то чушь прямо в ухо. Самое ужасное, что я не слышу эту самую чушь, она доходит до меня в форме невнятного воя, жутко режущего слух, но я стараюсь особо не корчиться от этого. Тревор уже куда-то свалил. По-любому удрал бухать или курить травку. Правильно! Ради чего еще устраиваются эти вечеринки? - А, ну да, ради беспардонного пьяного секса. Будите ли вы считать это странным, но меня уже воротит от одного только слова. За прошлую неделю у меня было три девушки и четыре парня. Про то, что творилось в выходные, я даже заикаться боюсь. Хотя, должен признаться, я не так уж и недоволен тем фактом, что при одном упоминании моего имени девушкам сносит крышу, а парни завистливо грызут ногти, мечтая стать хоть немного похожими на меня. Приятно ощущать себя тем, кому никто и никогда не откажет. Тем, кого считают центром гравитации всей школы. Тем, кто, как кажется, и не знает забот. Хотя вот тут бы я громко посмеялся. Знаете, популярность это как карамельный попкорн. Сладкий и вкусный, но быстро вызывает отвращение. Я люблю карамельный попкорн. В кино всегда беру именно его, но проблема в том, что спустя пару-тройку горсток начинает предательски першить в горле. И главное, никакая вода не спасает. Все это я к тому, что моя популярность очень напоминает это ощущение пресности. К тому же, в большом количестве не раздражают только деньги. Честно говоря, меня часто посещают мысли бросить все к чертям собачьим: послать Тревора к черту и наконец-таки вместо вонючего клуба съездить с Лиамом на рыбалку или с Зейном пробежаться по магазинам и прикупить новой обуви; уйти из футбольного клуба и взяться за ум, чтобы хорошо закончить школу и без проблем поступить в Бостонский университет, не втягивая в это дело деньги отца; говорить всегда то, что хочу сказать, а не то, что от меня хотят услышать; пробежаться по коридору голышом, и пусть все думают, что хотят; надеть любимую рубашку с Микки Маусом и насрать на то, что Тревор будет считать ее бабьей. Как бы мне хотелось всего этого! На самом деле, существует еще целый список подобных желаний, но, увы, им не суждено сбыться. Я каждый раз наталкиваюсь на эту гребаную стену, самолично возведенную в своем подсознании несколько лет назад. Я так долго добивался всей этой популярности, что попросту не могу все вот так взять и бросить. Слишком много усилий, слишком много времени и стараний — сделать школьную жизнь хоть чуточку интересней и веселее. Конечно, раньше все это казалось пределом мечтаний, тогда как сейчас я бы нашел более увлекательным просиживать штаны в парке и слушать грубые комментарии бабулек в адрес молодых девушек. Серьезно, это хотя бы не происходит со мной каждый день. — Ста-а-айлс! — Слышу протяжный голос со спины, что заставляет меня нахмуриться и обернуться к источнику звука. Ну кто бы мог подумать! Это был никто иной, как Тревор, успевший нахлестаться всего за пятнадцать минут пребывания на вечеринке. Он не видит меня, а просто тащится по коридору, выкрикивая мою фамилию. Первое, что нужно делать, когда натыкаешься на пьяного Кроуфорда, — бежать. Именно это я и делаю, когда белобрысый находится от меня в паре шагов. Добравшись до балкона, где столпилась кучка десятиклассников, выкидывающих пустые бутылки в окно, я шумно выдыхаю, после чего парни хором оборачиваются на меня с недоумевающим видом. Я морщусь и отмахиваюсь от их взглядов, как бы говоря: "продолжайте. Мне все равно". Те переглядываются и вновь скидывают очередную бутылку. Вдруг один дергается, указывая пальцем вниз, и выкрикивает: — Ложись! "Вот придурки", — бубню я, прежде чем покинуть балкон. Серьезно, какой нормальный человек будет скидывать бутылки туда, где могут проходить люди? Даже Тревор так не делает, а это уже значит многое. По-моему, только во французских комедиях попадание бутылкой по голове оценивается дружным смехом за кадром. В реальной жизни в этом мало забавного. Хотя, могу поклясться, Тревор бы посмеялся от души, если бы парни попали в кого-нибудь бутылкой. Я покидаю балкон и тут же попадаю в еще одно общество странных типов, рассекающих в верхней части смокинга и свободных трусах, осыпанных красными сердечками. Все, как один, одеты одинаково. Может, у них тут какой-то флешмоб? В любом случае, мне здесь делать нечего. Быстро проникнув в зал с огромным столом, усыпанным множеством рюмок с... вероятно, водкой или белым вином. Скорее всего, первый вариант, ибо вино по рюмкам не разливают. В зале стоят огромные шкафы с различным сервизом и хрустальными статуэтками, но все, что меня волнует, - водка. Я даже не помню, когда успел влить в себя более трех рюмок. Девушки, стоящие до этого у камина и беседовавшие о чем-то своем, настороженно косятся на меня. — Э-э-эм, — протягивает одна из них. — Гарри, может, уже достаточно? Я опираюсь руками на стол и поднимаю на девушку глаза. Бейли Кеннет. С ней я переспал около месяца назад, после чего она не могла посещать тренировки по плаванью, потому что свалилась с кровати и подвернула лодыжку. Мы так и говорили, что она подвернула эту несчастную лодыжку, но все почему-то искали в этом потайной смысл. — Молчи, — затыкаю я, — шлюха. После чего разворачиваюсь к двери и выхожу в коридор. Голова немного кружится, но в целом я еще не чувствую себя потерянным в пространстве, а значит, можно и погулять. Тревор уже во всю клеится к Клэр Мув, рассказывая ей поучительную историю о своем детстве. Бедная девочка. Зато про меня забыл. Я прохожу по коридору мимо двух, трех, четырех комнат с огромными наклейками "Не беспокоить!", сделанными на манер дорожных знаков. И я могу отчетливо слышать, как стонут девушки за каждой из этих дверей, что невольно заставляет усмехаться. Вдруг в глаза бросается огромная стеклянная дверь, за которой виднеется большой пузырьковый светильник, переливающийся разными цветами. Честно, я считаю себя настоящим фанатом этой штуки. В моей комнате пять стоит точно таких же, но размером чуть меньше. Что уж говорить про кладовку, битком набитую "лавовыми лампами".. Но таких огромных я еще не видел. В смысле, надо будет попросить у батьки, чтобы установил мне в комнату точь-в-точь такую же, потому что я определенно влюбился. На протяжении минут так пяти я стою, как последний дурак, и с открытым ртом таращусь на светящуюся капсулу. Не думаю, что кого-то волнует мое состояние на данный момент, ведь все уже настолько пьяны, что, сомневаюсь, что вообще могут хоть что-то произнести, помимо бурчания. А меня, кроме легкой заторможенности, ничто не беспокоит. Мои любования прерывает гудение телефона в штанах. Я фыркаю, вытаскивая аппарат из кармана, но тут же улыбаюсь, увидев имя звонившего. Зейн. Наверняка начнет говорить, как ему скучно и как он жалеет, что не пошел с нами... Обычно ведь так и бывает. — Да-да, — театрально протягиваю я, поднося телефон к уху. — Чем могу быть полезен? — О, — отрезают на той стороне провода, — ты мне ответил. Неужели все настолько ужасно, что даже напиваться не хочется? Малик смеется, а на заднем плане слышится бормотание знакомой рекламы крекеров. — Вообще-то, — замечаю я, теребя в руке кончик гирлянды, свисающей со стены, — я как раз собирался заняться этим вопросом. Ах, да, Джейн даже марихуаной запаслась. Сейчас... — Что?! Серьезно?! Блиииин... Так и знал. — Жаль, что тебя нет. Придется напиваться в одиночестве. — Наигранно расстраиваюсь я, на что слышу фырканье, издаваемое Зейном. — Ладно! Удачи тебе, а меня Перри зовет. Пока. Голос Малика сменяется короткими гудками, и я хмурюсь. Смысл был вообще звонить? Как только я собираюсь спрятать телефон в карман, он коротко жужжит, извещая меня о новом сообщении. 1 новое сообщение От: Блэк Джэковец Тема: :) "Я воспользуюсь твоей тачкой. Ты все равно забыл у меня ключи." Черт. "Конечно, сучка". Засовываю телефон в карман и вваливаюсь в зал. Первое, что бросается в глаза после пузырькового светильника - большая барная стойка. Вот что мне нужно. За ней сидит какой-то парень, но я не придаю этому значения, а лишь начинаю спокойными шагами продвигаться по направлению к стойке, пока этот самый парень не оборачивается: — Ну неужели. Я думал, что придется пить в одино... Он поднимает на меня глаза и удивленно замирает. Скорее, даже испуганно. Я на автомате оглядываю его сверху-вниз, и это кажется мне довольно увлекательным, особенно если учесть тот факт, что парнишка весьма симпатичный. Я бы даже сказал, очень. Прическа просто нечто. Видимо, у парня длинные волосы, раз те затянуты аж до затылка, и я могу видеть торчащий маленький хвостик, перевязанный белой резинкой. Но это не первое, что привлекает мое внимание. Первое - это, конечно, лицо. Не припомню, чтобы у нас в городе был кто-то хотя бы с малейшим намеком на такое лицо. Хотя оно и кажется мне немного знакомым, словно, может быть, я видел его в детстве или сталкивался где мельком, но понимаю, что совершенно не знаю, кто стоит передо мной. И этот парень может быть кем угодно, но точно не учеником нашей школы, потому что я знаю всех в "Бредворде", и уж точно бы не упустил из виду такого парня. Когда до меня доходит, что я просто стою и открыто пялюсь на него, встряхиваю головой и, улыбаясь, продолжаю движение к барной стойке. Я словно чувствую, как он прослеживает за мной взглядом, и, конечно же, мне льстит это. Запрыгиваю на соседний стул и поворачиваю голову на парня, пристально уставившегося в свой стакан, словно это что-то невероятно волшебное и интересное, а не обычная гравированная посудина с надписью "British beer". Вблизи этот паренек кажется еще более привлекательным, поэтому я с трудом отвожу от него взгляд, когда меня подзывает Марти: — Что будете пить? Он всегда обращается ко мне на "вы". И с одной стороны это забавно, а с другой невыносимо бесит. — Jenssen Arcana, — отрезаю я, быстро переводя взгляд на привлекательного соседа. — Эй, — пихаю парня локтем в бок, чтобы тот обратил на меня внимание, — тебя как зовут, малыш? Вместо того, чтобы повернуться, он шумно сглатывает и продолжает пристально смотреть в одну точку. Я опускаю взгляд на его руки, вцепившиеся в дрожащие коленки, и меня невольно посещает умиление от такой картины. Обычно люди рядом со мной ведут себя более развязно. — Да ладно тебе, — выдыхаю я, — поговори со мной. Тишина. — Меня Гарри зовут. Я уже отчаялся что-либо услышать от него, как парень оборачивается и хмуро разглядывает меня. Меня пробирает странная дрожь, когда мой взгляд случайно падает на глаза напротив. Такие кристально-голубые. Не слишком яркие, с оттенками серого, но это дает только лишний повод сравнить их с кристаллами дождевой воды, играющей на солнце, или с чистейшими ручьями, пробегающими в лесу или в горах. И откуда что-то подобное вообще взялось в моей голове? Самое странное, подобные мысли посещают меня впервые. Я, конечно, видел множество красивых мужчин. Взять к примеру, того же Мистера Пейджа, который, как я до некоторого времени думал, просто сводил меня с ума. Но теперь я понимаю, что он даже близко не такой прекрасный, как этот незнакомец с забавным хвостиком на затылке. — Стив, — выдавливает он, и я удивляюсь тому, что теперь на его лице отсутствуют любые эмоции.