***
Конечно, ему пришлось объяснить – правда, постарался сделать это без лишних подробностей… Но братья так насели, что вытянули всё. И Дон получил сполна рекомендаций (очень настойчивых) по поводу осмотрительности при работе с неизвестными материалами. Смягчающим обстоятельством стало то, что это не он создал и испытал устройство, перенёсшее его в другой мир. Иначе, как сказал Майки обманчиво весёлым тоном (о, младший мог быть очень угрожающим, когда хотел!), Дона ждала бы крупная взбучка за то, что не поделился деталями своего опыта с ними до того, как его проводить. Но на его счастье, с ним приключилась непредвиденная случайность. И винить некого… Ну, почти. Кристалл где-то под завалами или вообще уничтожен (откуда-то же возникла такая силовая волна, так почему бы не от разрушения этого источника непонятной энергии?), а Лео тут же наложил вето на любые дальнейшие исследования и тем более на постройку с этой штукой каких-то механизмов. Само собой, особый интерес у ребят вызывал мир, в которой Дон угодил, и тамошние черепахи. – А тот Майки красивее? – игриво и чуточку ревниво спрашивал младший, заглядывая Дону в глаза. Приходилось напоминать, что лично он видел только своего двойника. Донателло был рад вмешательству Леонардо – лидер почти не любопытствовал, выяснив, что умник никак не пострадал в этом спонтанном приключении. Для него самое главное, что все дома, целы и здоровы. К тому же он тактично перетянул внимание Майки на себя, поняв, что Дону не нравится напор вопросов. А Рафаэль делал вид, что ему не особо-то интересно – только вот получалось у него из рук вон плохо. Дождавшись, пока парочка «старший-младший» отойдёт достаточно далеко вперёд, Дон поторопил Рафа, понимая примерно, что его интересует: – Ты хочешь что-то спросить? – М-м… Да, ты, как всегда, зришь в корень, – усмехнулся Раф и спросил, глядя на Дона искоса: – Тамошние я и ты, они вместе? Донателло старался избегать темы отношений черепах того мира, но не сомневался, что рано или поздно этот вопрос всплывёт. Умник ответил медленно, подбирая слова, ведь отлично знал, что Рафаэль интересуется не из праздного любопытства: – Как я уже говорил, мир схож с нашим, но отличен в некоторых отношениях, включая… – Ясно, – буркнул Раф. – Я, видимо, и в другом мире тот ещё… создатель проблем. – Нет! Вот же дурацкая привычка недослушивать… Я хотел сказать, что история там пошла по несколько иному пути. – Да, как я и думал, только обстоятельства вынудили тебя быть со мной и… Дон не дал ему договорить, с силой толкнув к стене. Руки умника упёрлись в камень по обе стороны от головы Рафа так, чтобы тот не сбежал. Зеленовато-карие глаза требовательно заглянули в янтарные, припечатывая к месту. – Услышь меня наконец: я люблю тебя. Это мой выбор. Я не хочу ничего менять, – он хотел было продолжить, но заметил подозрительно довольный блеск в глазах любимого. И взвился: – Ты это специально, да? На комплименты нарываешься? – Нет, ну что ты. Просто хотел убедиться, что мне не нужно опасаться твоего внезапного побега к другой версии меня. Донателло воинственно прищурился, отчего Раф даже сглотнул, мысленно ругая свой длинный язык… Но его спасло то, что Дон успел соскучиться. – Ты знаешь, как я ненавижу оправдываться, тем более когда ни в чём не виноват. И знаешь, что глупо шутить на эту тему… Мне казалось, мы уже давно всё выяснили. – Да знаю я! Ну, сглупил… Знаешь же… – Знаю. Конечно, Дон знал – и что у Рафаэля случаются приступы полусерьёзного самоунижения, и что ревность в нём, бывает, играет, и что беспокойство за него, Дона, тоже даёт о себе знать порой не в самом лучшем виде… Умник всё это знал и научился принимать своего бунтаря со всеми его чокнутыми тараканами. Не без головомоек, само собой. Только не хотелось ему сейчас устраивать разборки. Он так соскучился! Разборки могли подождать, ведь на самом-то деле самое главное – что он вернулся домой, к его Рафу. – А ещё знаю, – продолжил он, – что меня (по моему ощущению времени) не было несколько дней. Раф понял намёк без лишних слов – у них всех давно уже выработался механизм приветствия того, кто по каким-либо причинам отделялся от остальных на некоторое время. Нужно же дать знать, насколько соскучились! Пусть для одного – несколько дней, а для другого – часы (считая время от завтрака… Черепахи научились ценить каждый миг с любимым. И с лихвой навёрстывать время не вместе. Так что Рафаэль был более чем счастлив на практике показать, как он рад возвращению Дона. Несколько дней спустя Дон не оставался один при работе – ни разгребая завалы, ни работая за компьютером в логове. И это ему ещё повезло, что Сплинтер ещё не вернулся из своего одиночного путешествия. Периодически он так делал, чтобы посвятить время себе, заодно дав сыновьям возможность выражать привязанности более явно вне спален. Они никогда не возмущались некоторым строгим порядкам, понимали, что личное должно таковым оставаться – ведь отцу не слишком-то комфортно, если он случайно нарывается на какую-нибудь интимную деятельность в зале или ещё где. Но сам Сплинтер делал свои походы не только ради учеников. В основном, пребывая в одиночестве, без помех, он медитировал в отдалённых туннелях (а раньше, когда был помоложе и здоровье позволяло – на природе). Сейчас и черепашки, и их учитель понимали, что любой такой поход может стать последним. Увы, крыс сильно сдал. Давал знать о себе и возраст, и последняя битва со Шреддером, не обошедшаяся без травм. Итак, в отсутствие Сплинтера ребята следили, чтобы Дон не решился последовать дурному примеру коллеги. Донателло только тихонько улыбался, не пытаясь объяснить: ему не нужно удовлетворять жажду приключений (чего-чего, а их им в своё время выпало с лихвой), да и без знаний о том, как живут где-то там другие версии его самого и семьи, он мог прожить. А вот без родных – не мог. Нет, этот внезапный щелчок по носу только напомнил, насколько хрупок его мир – мир, состоящий из тех, кто ему дорог. И как легко его потерять по нелепой случайности. Любопытство, исследовательский азарт… Да, они тоже никуда не делись. Но Дон мог с ними бороться.***
Неделю спустя «Это карма», – обречённо подумал Дон, кинув на хитро улыбающегося Майки мрачный взгляд. Справедливости ради стоит сказать: виноват был сам Донателло, не стоило играть с младшим братом в карты на желания, тем более без Лео, который бы следил за честностью игры. – Ты сжульничал, – не особо надеясь на то, что добьётся правды и отмены дурацкого условия, сказал Дон. – Я?! Ни в коем случае! – запротестовал младший, однако слишком честное лицо его выдавало. – О, брось, это будет весело! Ну, мне-то точно… Лео и Раф вернулись с пробежки не в духе: холодная дождливая погода не располагала к длительным прогулкам. Обычно это решалось либо сбросом лишней энергии в зале, либо в чьей-то комнате. Микеланджело достаточно изучил старших, чтобы знать: сейчас как раз первый случай. Если, конечно, его маленькая хитрость не сработает… Майки ткнул под столом Дона в ногу и, поймав его взгляд, кивнул в сторону Рафа: «Давай, проигравший!». Донателло втянул в себя воздух, надеясь, что в пустой голове появится более-менее адекватная идея, как выпутаться, но ничего. «Рафаэлю это вряд ли понравится. Но с другой стороны, есть Майки и его штрафные желания, если я сейчас этого не сделаю… М-да, страшно представить, что он загадает. Так что придумать Рафу глупое ласкательное прозвище – это ещё не так страшно». Внезапно по ассоциации «смешное, милое и необычное прозвище» мозг подкинул воспоминание о Донни-двойнике и его влюблённости в тамошнюю Эйприл. «Я об этом пожалею. Панцирь, и во что я ввязался с этой игрой в карты на желание?..» – Привет, Раф, мой чешуйчатый шиншиллёнок, – выдал Дон, заливаясь краской и желая провалиться сквозь пол. Долгие несколько секунд было тихо. Две пары изумлённо округлённых глаз смотрели на Дона. А вот третья… Донателло, как бы ему ни было страшновато и стыдно, всё же посмотрел на Рафа, с удивлением заметив румянец на щеках и стиснутые до побеления кулаки. И такое выражение лица, которое говорило об одном из двух: или он в ярости, или в таком возбуждении, что готов вот прямо сейчас дико и безудержно заниматься сексом. Рафаэль внезапно издал низкое рычание, – как делал иногда, когда его кто-то особо сильно злил – когда Майки чуть ближе повернулся к Дону. Младший тут же вскинул руки, мол, сдаюсь. А Раф почти мгновенно оказался у стола и, сильно схватив за руку, потащил Дона почти волоком в их спальню. – Пещерный черепаха-мутант нашёл подходящего полового партнёра и уволок его в пещеру для спаривания, – голосом диктора документального фильма озвучил произошедшее Майки. – Я сейчас тебя уволоку, – пообещал Лео, – и ты мне расскажешь, что это вообще было. – Да я и не против, – игриво подмигнул Майки, но Леонардо так просто с цели не сбить, тем более, он уже и сам догадался, заметив игральные карты на кухонном столе: – Ага, только сперва ты мне расскажешь, как до этого додумался, – за обманчивой мягкостью пряталась каменная непоколебимость. – А потом я расскажу, как нехорошо жульничать… – Ой...***
Да, это точно была не ярость. Лёжа рядом с Рафом (и частично на нём же), Донни медленно выравнивал дыхание после безудержного и, даже можно сказать, дикого секса. Его любовник всегда отличался страстью, но это… Пожалуй, даже в сезон, когда гормоны особо сильно на них влияют, такого накала они не испытывали. И, конечно, ему было любопытно, чем это вызвано. Неужели всего лишь этим глупым прозвищем? – Я не жалуюсь, разумеется, но всё же, откуда это взялось так внезапно? – полюбопытствовал он. Раф чуть отвернул голову в сторону, но Дон, к глубочайшему своему удивлению, заметил алый цвет его на щеках. – Я и сам не ожидал, – неохотно признался Рафаэль. Говорил он медленно, сам пытаясь разобраться, что это была за внезапная вспышка, побудившая его уволочь Дона из гостиной. – Думаю, это то, что ты сказал. А почему… без понятия. Хм. – Ну-у… – протянул Дон, подхватывая нить размышлений. – Если подумать, мы практически не используем то, что люди называют «милые любовные прозвища». Да я и не задумывался об этом. – Но Майки и его ставки внесли коррективы, да? – догадался Раф. – Мелкий шулер… Никак я не могу его поймать на горячем. Но ведь знаю – жульничает! Они лежали в кровати, и, пока Донни дремал, Раф думал. Рафу не нравилось, что он не понимал своих порывов. Казалось, он перерос резкие порывы настроения, но вот Дон выдаёт такое, совершенно нехарактерное никому из них – и Раф обнаруживает, что не может (и не хочет) сопротивляться желанию. Он никогда не испытывал подобного всего-то из-за трёх слов. Тем более таких. Они не использовали милые прозвища – всегда казалось глупым. Самое максимально нежное, что ему говорил Дон – это «Рафи». И да, ему это нравилось, чтобы именно из уст Донателло. «Мой чешуйчатый шиншиллёнок». Это никак не должно было повлиять на него, но повлияло. Размышляя, Рафаэль пришёл к выводу, что всё дело в уникальности. Это что-то между ним и Доном. Что-то личное, чего, оказывается, не хватало Рафу от определённого возлюбленного. Майки раньше (да и сейчас случается) иногда что-то выдавал, но младший обычно шутил или пытался спровоцировать. Дон – другое дело. Наверное, в этом поступке умника можно было обвинить Микеланджело, но сами слова и то, что было за ними – это принадлежало Донни. И Рафу. Что-то такое, только между ними… Ему хотелось этого. Да, он был тем ещё собственником. Они почти заснули, когда Раф тихо признался: – Я на самом деле не против добавить немного этой сахарной милости. Только чтобы это было между нами. – Замётано, – нежно улыбнулся Дон. Мельком ему подумалось: «Интересно, что бы сказал тот Донни о моём плагиате? Вряд ли мы с ним ещё когда-то встретимся...» Конец 1 части.