ID работы: 11268210

Каждому своё

Смешанная
PG-13
Завершён
23
Размер:
35 страниц, 4 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
23 Нравится 22 Отзывы 7 В сборник Скачать

3.

Настройки текста
      Эйприл поморщилась, когда утреннее солнце заглянуло к ней в окно даже сквозь штору. Ей хотелось бы остаться в счастливом сновидении ещё немного. Но… оно ускользало туманом сквозь пальцы.       Она потянулась и вслепую похлопала по месту рядом с собой – вообще-то в этом не было необходимости, и так ведь чувствовала, что одна в постели. Как, впрочем, и в квартире.       «Ушёл...»       Нет, это не было чем-то необычным. Её новый парень отличался осторожностью и… всё ещё немного стеснялся разделения с ней одной кровати. Что же касается самой Эйприл, она была бы рада просыпаться с ним. Открывать глаза – и видеть его, знать, что можно весь день провести с ним, целуясь, обнимаясь… Всё, что захочется.       Возможно, скоро так и будет. Ещё немного нужно потерпеть!       Они решили, что скажут всем на праздничной вечеринке, тогда же, когда и Лео с Рафом. Отчасти Эйприл чувствовала себя немного обиженной: ей никто ничего не сказал о переменах в личной жизни. Ни Лиза (и это ещё было не так уж обидно, они едва друг друга знали), ни Лео (который, вообще-то, с ней – первой! – поделился, когда встретил Караи), ни Раф. Будто она им и не друг.       Но у них было на это право – она понимала. Конечно, никто из них не мог пропустить её отстранённое поведение перед отъездом на учёбу. Должно быть, они решили, что она бросает Донателло окончательно, как и прежде, не сказав ему ни слова. Злились? Наверняка. Но это – хоть и душа разрывалась от боли – был единственный способ убедить отца, что она старается следовать их договору.       Чёртов договор…       Она пожалела, едва заключила его. Но было поздно что-либо менять. Результат того ужасного, душу всю вымотавшего откровенного разговора с Кирби. Ей не стоило вестись на провокацию… Но к тому моменту, когда он выдвинул свои условия, она уже почти не соображала трезво, чувствуя себя выжатой даже больше, чем после самой плохой битвы. Ей хотелось только отделаться от него, просто не видеть этого укоряющего и печального взгляда. Взгляда настоящего манипулятора. Увы, Эйприл поняла слишком поздно, когда уже не могла взять слово назад.       Да, Кирби крайне не одобрил выбор дочери, хотя не отказал ей прямо в благословении, предпочёл в своей излюбленной манере попытаться в первую очередь посеять сомнения: «Донателло, несомненно, очень умён и надёжен – в некоторой степени. Однако ты не можешь не признать: не всё зависит от него. Сможет ли он обеспечить тебе достойную жизнь? Конечно, ты сейчас молода и полна энтузиазма, но поверь, жизнь всё расставляет на свои места. То, что считалось приемлемым и даже желанным, со временем становится обузой. И тебе приходится с этим жить, сокрушаться поспешным рениям, сделанным ранее».       Она постаралась дать понять, что это не блажь, что не представляет с собой кого-либо другого, кроме Донни. А отец всё же надавил – не приказал – но, взывая к её совести («После всего, что я… мы пережили...», «Если бы не произошедшее...», «У меня до сих пор кошмары...», «Я не могу спокойно идти по улице, не оглядываясь, не высматривая, не покажется ли крэнг… или ниндзя, или мутант...»). Во всех его словах сквозило одно: его жизнь подвергается опасности из-за неё. Всегда. Если бы не существование Эйприл, быть может, её мать, любимая жена Кирби, всё ещё была жива. И не было бы ни побега, ни пряток от пришельцев, ни похищения… Это было жестоко, но девушка и сама чувствовала за собой вину – первая его мутация случилась из-за неё. Не потащи она его на ту крышу, солгав о школьном проекте… И не подставься он под канистру вместо неё… Да и потом... Да, много всякого было.       Неужели ей трудно пойти на некоторые уступки ради его спокойствия?..       Она не видит никого другого вместе с собой? Ну так она же и не общается больше ни с кем, кроме мутантов! Тот мальчик, Джонс, вон, уехал! Он думает о нормальной жизни, о семье… Быть может, если Эйприл только попробует…       Таким вот образом он вытянул из неё обещание: сосредоточить внимание на учёбе и окружающих людях. На деле это означало сокращение контактов с мутантами до минимума. Очевидно, Кирби считал, что если Эйприл будет больше общаться со сверстниками без панцирей, то вскоре переведёт внимание на какого-нибудь обычного парня.       Девушка хотела бы много чего сказать отцу – но мудро рассудила, что это бесполезно, только нервы потреплет и себе, и ему. Пришлось стиснуть зубы и терпеть, делая вид, что всё хорошо. Вряд ли Кирби поверил в её покладистость, ведь разговаривала она с ним кратко, звонила редко. Но больше хоть лекции не читал про прелести обычной жизни, работу, карьеру, мужа и детишек.       Сама же Эйприл быстро поняла, что общественные понятия нормальности уже не для неё. Ей было трудно находиться в толпе, постоянное зазывание на вечеринки раздражало, а трескотня девчонок и подкаты парней – ещё больше, соседка по комнате… Ладно, Лиза была ничего, хотя бы не навязывалась с призывами: «А чего это ты одна вечером? Пошли на вечеринку!» или «У меня есть один знакомый, классный парень, я уверена, вы поладите!».       Эйприл держала под подушкой тэссэн, страдала от невозможности найти уединённое место для тренировок и спарринг-партнёра, привыкнув держать себя в тонусе. Она вздрагивала от резкого шума. А ещё почти сломала назойливому кавалеру запястье. И она скучала по друзьям, ставшими для неё семьёй. Люди вокруг казались слишком поверхностными, она не хотела их узнавать. Её повышенная эмпатическая чувствительность делала всё ещё хуже, заставляя периодически содрогаться от омерзения. Например, когда проходила мимо парня-тихони, который часто сидел на скамейке около кампуса с книжкой или планшетом – от него всегда исходили волны похоти, какой-то особо неприятной, липкой. Будто он прямо там же и передёргивал, глядя на всех девушек и женщин. Что-то в нём такое было, некая больная одержимость. И нацеленность, точно он маньяк, терпеливо выслеживающий цель.       Или вот девчонка, которая тоже ходила на курс философии. Правда, интересовал её не предмет, а преподаватель. Ходили слухи, что она уже проворачивала что-то подобное в другом колледже – соблазняла профессора, потом шантажировала и получала зачёты. Эйприл верила, что эта – вполне может. Эта особа уже успела соблазнить немало парней… у которых были девушки, и Эйприл не могла спать от подавляющей волны ревности и злости. Жертвы измен страдали. Слишком много, чтобы она смогла полностью подавлять. И в то же время соблазнительница… От неё не исходило ничего, кроме холодного расчёта. Ни к кому она не испытывала не то чтобы любви – даже страсти. Ей никто не нравился. Она просто очень талантливо притворялась страстной, раскованной, игривой – такой, какой её хотели видеть. Всё ради достижения цели.       И ведь это не всё. Эйприл чувствовала множество чужих эмоций. На занятиях было ещё ничего, но вне них… Она не могла пожаловаться отцу – для того упоминание о её особенностях как нож у горла. На робкую жалобу о том, что соседи очень беспокойные и спать не дают, Кирби… кажется, даже обрадовался: «Так это же хорошо! Студенческая жизнь и должна быть беспокойной! Это лучшее время твоей жизни, ты будешь вспоминать его с улыбкой. Поверь, когда ты вольёшься в компанию...». Она не хотела «вливаться», в том-то и проблема.       Единственное хорошее, что из всего этого извлеклось – она поняла, как скучает по друзьям и как дорожит ими. Особенно Донни. И что не променяет их ни на что. Эйприл больше не собиралась подыгрывать отцу, который хотел сделать её «нормальной» (по его же понятиям), не считаясь с её мнением, веря при этом, что это для её же блага.       Благо – понятие очень специфическое, для каждого оно индивидуально.       Эйприл решила наконец следовать своим чувствам, хоть и была не уверена, как дать Донни понять, как она к нему на самом деле относится. Но он пришёл и… Слова сами слетели с губ.       Мир не стал сразу же сказочным и светлым, ей приходилось бороться с его нерешительностью и страхом – тем, что она сама в нём посеяла (и ненавидела себя за это), Донни же ничего не говорил о них семье, так что они встречались тайно.       В остальном… всё было более чем хорошо.       А скоро должно стать ещё лучше. Эйприл радостно улыбнулась, поймав пальцами записку. Донни не забывал уходя оставлять напоминания о себе.       «Доброе утро, красавица. С нетерпением жду вечера!».       Он был рад, что может теперь выражать свои чувства. Она же счастливо их принимала и делилась с ним своими, казня себя за то, что так долго тянула.       Единственное, о чём она волновалась, так это о реакции братьев. Они все ей были дороги, и она надеялась, что прежние ошибки не станут для них решающим аргументом «против».

***

      Правда, фурор произвела вовсе не парочка «Донни и Эйприл». Их появление вместе радостно прокомментировал только Майки: «Наконец-то, ребята! Поздравляю!». Сплинтер приветливо кивнул, внутренне возблагодарив все Высшие силы за то, что влюблённые сердца нашли путь друг к другу.       А вот после них…       Собравшаяся в логове семья Хамато (без Лео, который куда-то ушёл сразу после обеда) почти не мигая смотрела на громко ругающегося с кудрявой девушкой Рафаэля. Начали они это, едва войдя, совершенно не смущаясь наблюдателей.       Первым потерял терпение Сплинтер, стукнув посохом по полу и попросив:       – Рафаэль, может, представишь нам свою подругу?       – Все – это Мона Лиза. Мона Лиза – это моя семья, – неохотно выдавил Раф.       – Содержательно, нечего сказать, – фыркнула «кудряшка». – Между прочим, я просила не звать меня так, вечно у тебя в одно ухо влетает, в другое вылетает… – и дружелюбно представилась сама: – Я Лиза. И я не подруга этому вот неучу. Мы просто знакомые.       – Ага, «знакомые», значит? – прошипел Раф. – А вот когда на тебя снова где-то в подворотне нападут…       – Я и сама с ними бы справилась!       – Продолжай это себе говорить, выскочка.       – Зелёный хам!       – Лохматая выпендрёжница!       – Добро пожаловать в наш дом, – громко произнёс Сплинтер, наклонив голову, чтобы скрыть улыбку.       Ему было видно, что эти двое не ссорятся – играют. И он радовался, что вспыльчивый сын нашёл кого-то, кому настолько доверяет, чтобы привести в дом на праздник. Что же касается девушки, то враждебности в ней не чувствовалось. Немного любопытства и волнения, никакого страха. А позже, когда остальные его сыновья отвлеклись, Сплинтер увидел то, что его окончательно успокоило: Раф ободряюще сжимал ладонь своей подруги, а та смотрела на него с заметной благодарностью и нежностью.       Появление Леонардо и Караи прошло почти незаметно, потому что ожидаемо. Очевидно, большинство съедало любопытство из-за Рафаэля и его подружки. Только когда все собрались и расселись за праздничным столом, Сплинтер озвучил вопрос, который был у всех на уме:       – Мисс, а как вы познакомились с моим сыном?       – О, это такая занимательная история! – с каким-то излишне бурным энтузиазмом отозвалась Лиза, а вот Рафаэль, наоборот, сжался весь.       – А может, не надо? – тихо и без особой надежды спросил Раф.       – Надо-надо, – ласково улыбнулась она ему… как змея – добыче. – Я возвращалась в кампус с вечерней пробежки, когда ко мне пристали двое местных обалдуев. Они безобидные, в общем-то, просто любят пугать одиноких прохожих, – Рафаэль открыл было рот, чтобы возмутиться: она явно занижала уровень опасности, скрыв некоторые факты, вроде третьего участника, их явного подпития, ножей… и определённых намерений. Но девушка шикнула на него. – Ну, подрулили и начали в своей манере: «Сигаретки, спички, наркотики есть?». Нет, говорю, откуда? А они: «А если найдём?». Только я хотела сказать, мол, найдёте – забирайте, мне такая радость-гадость не нужна, как выскакивает вот этот защитничек, – она кивнула на Рафа, – и давай своими вилками размахивать. Ребята струхнули немного, но, видимо, света было маловато, – или концентрация алкоголя в крови была великовата, но об этом она не сказала, опять же, – и они начали на него наезжать: «Ты чего, зелёный, к Хэллоуину принарядился?», «У нас здесь клоунов не любят», да ещё «А не подправить ли тебе физиономию, чтоб честных граждан не пугал?». В общем… После Рафа они там больше не появлялись. А мы после этой стычки немного поговорили, и он вызвался проводить меня до комнаты. Там выяснилось, что он знает мою соседку…       Майки поднял руку, будто прилежный ученик на уроке, а Раф недовольно отозвался:       – Ну, чего тебе? – Он догадывался, «чего», но говорить об этом не хотел.       А кто бы признался на его месте в шпионаже за подружкой брата (Эйприл в первую очередь всё-таки именно подруга Донни!), чтобы найти доказательства, что она совсем по нему не скучает и ей на него плевать? Да, не особо благородно. Не то, чем можно гордиться, но… Смотреть на тоскующего Донни – ещё хуже. Умник выглядел ужасно, хотя и не догадывался об этом. Смирившийся со своим поражением, но не отпустивший мечты. В то время, как Лео и Майки надеялись, что Донателло или переболеет наконец, или любовь таки одолеет все преграды, Раф решил, что просто сидеть и ждать – не для него. Так он и попал в район кампуса Эйприл, желая пошпионить. А там уже, когда доставил Лизу, оказалось, что ему можно расслабиться. «Удивительное совпадение, – думает Раф, осматриваясь. Легче лёгкого определить, кому ещё принадлежит эта комната: жёлтый плед на кровати, тетради с нарисованным на обложке символом клана Хамато и, как самое очевидное доказательство, – фото знакомого рыжеволосого мужчины на тумбочке. – Ну, тем мне легче».       Ему немного совестно пользоваться несколько неадекватным состоянием недавно спасённой девушки, но он знает, что это необходимо.       – Так… а где твоя соседка? Не явится внезапно? А то не хотелось бы её пугать, знаешь, моим видом.       – Да ты ничего такой, – глупо хихикает девушка. И Раф вынужден напоминать себе, что сейчас она явно не в себе после произошедшего, да и головой, скорее всего, ударилась, но всё равно смущается. – Такой мускулистый и обаятельный. И глаза у тебя красивые. А соседка… – она морщится, будто не хочет об этом говорить, но всё же продолжает: – Нет, она не придёт, пока не наговорится со своим парнем. – Рафаэль напрягается, думая: «Да, я так и знал!». Вот только Лиза ещё не закончила: – Или другом. Там, видимо, всё сложно, учитывая, что она разговаривает с ним дольше, чем с кем-либо за всё время учёбы, но только про учёбу и таким скучно-нейтральным тоном… А после разговора та-а-ак вздыхает с мечтательным видом: «Донни!». Только вот не знакомит с ним никого и фоток у неё нет в видимом доступе. Девчонки злословят, мол, она его выдумала типа, чтобы не быть белой вороной. Даже подбивали меня пошпионить за ней или позвонить с её телефона.       – А ты? – осторожно спрашивает Раф. Нет, он, конечно, знает, что Эйприл осторожна с посторонними, но легко ли утаить что-то от любопытной соседки по комнате?       – Я не люблю и не поощряю бесцеремонного вторжения в частную жизнь любого человека. К тому же я вижу, что этот Донни ей важен, кем бы он ни был. А они все… только поболтать бы да позлословить. И я не слепая: она отшила всех парней, с которыми её пытались познакомить для, как они все считали, её блага.       – Для той, кто не суётся в дела окружающих, ты очень осведомлена.       – Я наблюдательна, – пожимает плечами Лиза. Рафаэль отмечает, что она уже успокоилась и стёрла почти весь размазанный слезами и грязью макияж. Волосы, правда, всё ещё в ужасном беспорядке, но ему это скорее нравится, чем нет. – И это отличный материал для моей работы по поведенческим моделям.       Рафаэль слегка улыбнулся этим воспоминаниям и едва уловил вопрос Майки:       – А почему «Мона Лиза»? Твои родители тоже любили художников Возрождения? Дело в религии? Или тут другая причина?       – Это просто прозвище, которое придумал мне Раф, – раздражённо выдохнула она, но большинство наблюдающих за ней заметили, как она смотрит на Рафаэля – определённо не как на просто «знакомого», что бы она там ранее ни заявляла. – Но лучше всё-таки просто Лиза.       Сплинтер (и не только он) отметил, что девушка имеет привычку отрицать даже очевидное. Возможно, это у неё такой механизм защиты.       «Между ними определённо общие секреты. Несомненно, их первая встреча была не совсем такой, какой она её описала. Но девушка кажется достаточно хорошей. А Рафаэль… хм, пожалуй, он более очевиден в проявлении чувств к ней. Нужно будет поговорить с ним. Потом», – думал отец.       Он волновался и хотел, чтобы сын знал (и донёс это до своей подруги), что постоянные показательные ссоры и пикировки – не самые здоровые отношения, но в тот же вечер, чуть позже, стал невольным свидетелем довольно милой сцены, которая его успокоила.       А пока Сплинтер сосредоточился на третьей парочке. Не слишком-то неожиданно, на самом деле. Он догадывался, что Лео и Караи рано или поздно сойдутся, особенно после того, как выяснилось, что черепашка технически не сын Йоши. Как, впрочем, и Майки, и Раф. Их всех трогали работники зоомагазина, в то время как сам Сплинтер перед мутацией коснулся только одного – Донателло. Так что по ДНК только он его сын, ко всеобщему удивлению и нескольким продолжительным разговорам по душам. Да, он воспринимал их всех как своих сыновей, но взаимное притяжение между мечником и мечницей не имело ничего общего с братско-сестринскими чувствами.       Что же касается Караи… Сплинтер умом понимал, что она – его Мива, но в то же время не мог отрицать, что не знает её. Не он её воспитывал, не он учил. Его не было рядом в важные моменты её жизни. В своё время ему долго пришлось привыкать, что его дочь жива, и он был так счастлив, но наступил мир, размеренная, по большей части спокойная жизнь — и оказалось, что не просто это. Девушка-куноити и та малышка, которую он помнил – небо и земля. Он мог только гадать, какой она выросла бы с ним, но самое главное – приходилось постоянно напоминать себе, что нельзя путать мечты с реальностью и запихивать эту самую вполне живую реальность в рамки несбыточных ожиданий.       Это было нелегко. Сплинтер любил её, но как дочь воспринимал с натяжкой. Сложно не думать иногда: «Я бы не допустил, чтобы Мива так выражалась», «Зачем такой агрессивный макияж?», «Такое поведение – это уже почти за гранью всех приличий!»… Но он не мог ей ничего запретить. Каждый её взгляд – словно безмолвное обвинение. Нет, она его не винила, во всяком случае – вслух. Это он себя обвинял за всё, что пережила девушка. Желая присутствовать в её жизни, со временем смирился, что для него легче принять её в семью в качестве супруги сына. Конечно, его всё ещё изумляли причуды судьбы, но счастье детей определённо было важнее его не до конца оформленных предрассудков.       Пусть, если они счастливы.       И глядя на радостные лица, слыша их смех, Сплинтер чувствовал переполнявшую его гордость и счастье. Нечто подобное с ним было только в день свадьбы с Шен. И когда родилась Мива, конечно. Только теперь личное счастье приумножалось увиденной радостью сыновей… и возможно, будущих дочерей.       «Да, к слову...».       Сплинтер выждал, пока большая часть компании ушла подключать музыкальные колонки для танцев и выбирать музыку, и спросил у Майки, доедающего мороженное:       – Сынок, а тебе есть что сказать?       – О чём, папа? – Сплинтер мимолётно улыбнулся этому слову – ведь только самый младший продолжал его так называть. Сейчас Майки казался… вполне довольным, но было ли это искренне? К величайшему сожалению сэнсэя, «читать» этого сына бывало непросто, а с возрастом становилось только труднее. – Отличный вечер! Здорово принимать друзей. Жаль только, у Кожеголового какие-то дела… С другой стороны, вряд ли Мона была бы рада увидеть аллигатора-мутанта. Она и без того сильно нервничает, только скрывает это. Как сам Кожеголовый рядом с новыми людьми, только он прикрывается агрессией.       Крыс приподнял бровь, снова отмечая очередное появление проницательности сына. Микеланджело так легко разбирался в том, кто что чувствует, почти читая мысли. Это было почти сверхъестественно… Только, к сожалению, младшему сыну зачастую не хватало сосредоточенности. И он не считал свою проницательность чем-то выдающимся, всегда удивляясь, как можно не заметить то, что для него очевидно. И это кроме ловкости, превосходной гибкости и хорошей интуиции! Да, Майки был одарён… Очень одарён. Сплинтеру стоило заниматься с ним больше, но, что ж, он не мог разорваться на нескольких Сплинтеров, чтобы работать отдельно для развития даров четырёх очень отличающихся мальчишек, чтобы все они были сыты и здоровы, а ещё следить за домом. Его дети были разными – и это совсем не плохо, но вот нашёлся пропуск в их обучении, над которым стоило поработать.       Нет, он учил их работать вместе, полагаясь на способности каждого, но теперь понимал, что в основном сосредоточился на лидерских качествах Леонардо (было жизненно важно, чтобы они слушались его, и, с другой стороны, сам Лео должен был слушать свою команду, если им было что сказать), сильной неуверенности в себе Донателло (плохая координация и меньшая сила, вкупе с частым отвлечением на очередной проект – всё это крайне плохо сказывалось на самооценке умника, что могло в последствии плохо сказаться на общей работе), склонности к бунтарству и вспышкам агрессии Рафаэля (что причиняло беспокойство всем). Микеланджело казался в порядке. Он хорошо справлялся самостоятельно, а Сплинтер только повторял на тренировках, что черепашки должны прислушиваться друг к другу и позволять сильным сторонам каждого проявиться, когда нужно.       Вероятно, это было не всё.       «Всегда есть чему учиться, – с некоторым удовлетворением подумал Сплинтер, начавший было беспокоиться, что в плане обучения мало что ещё может дать сыновьям. – Впрочем, это стоит отложить до времени после праздников».       Он удовлетворённо улыбнулся в усы, представляя реакцию сыновей на очередную усиленную серию тренировок. Пока же стоило вернуться к не менее важному вопросу.       – У твоих братьев произошли заметные перемены в личной жизни…       – О, речь об этом? Кое-кому… я про Эйпрителло… Это я их так называю, круто, да? Так вот, им давно пора! Да и Леораи тоже припозднились. Но думаю, всему своё время. Раф, вон, свою половинку дождался.       – Микеланджело, я разделяю радость за твоих братьев, однако что насчёт тебя?       Веселье в глазах младшего на секунду померкло, будто солнце скрылось за тучей печали… Но снова пробилось вместе с решительностью слов:       – «Всему своё время» – это относится и ко мне, папа. Я знаю, что встречу правильного человека. Нужно просто подождать… и не упуская времени наслаждаться жизнью. К слову… ребята уже закончили возиться с настройками, так что я – к ним. Не хочу пропустить веселье! – он кинул миску в раковину и обернулся на миг, выходя из кухонной зоны: – Я в порядке, правда. Не о чем волноваться. Эй! Не начинайте без меня!       Сплинтер наблюдал за тем, как его сыновья и их подруги, смеясь, выплясывают под задорные ритмы, как играют, перебрасывая воздушные шары, как Рафаэль помогает Лизе выпутывать серпантинную ленту из кудряшек… Он знал, что запомнит надолго: выражение лиц Лео и Караи, когда их на импровизированном танцполе застала мелодия вальса; нежные взгляды, которыми обменивались Донни и Эйприл; развеивающий все сомнения в просто «знакомстве» поцелуй Рафа и Лизы – когда Майки специально подтолкнул брата к девушке.       К слову о последних, в какой-то момент они отлучились под предлогом мытья посуды, но на самом деле Рафаэль обнимал прижимающуюся к нему девушку.       – Ну, что? Если хочешь уйти сейчас, то…       – Нет, всё нормально, я просто… ты знаешь, вспоминать было непросто. И, кстати, надеюсь, ты не обиделся за искажение истории?       – Эм-м… Может, немного, но я понимаю, почему ты это сделала. Хотя, думаю, многие догадались, что ты приукрасила правду. Не беспокойся, они не будут говорить об этом. Пока ты сама не захочешь.       – Они у тебя очень славные, Рафи, но кое-что я всё же предпочту оставить только между нами. Это… я хочу поскорее забыть. И, знаешь, я очень благодарна тебе за этот вечер.       Сплинтер отступил, решив, что услышал достаточно. Его подозрения подтвердились: о том, что то нападение на Лизу было далеко не такой ерундой, какой она его изобразила в своём небрежном рассказе.       Он радовался, видя, как Рафаэль воплощает свою любовь в нежной поддержке.       Сэнсэй и отец устроился в додзё, перед алтарём с фотографией Тэнг Шен, и прикрыл глаза, раскрывая душу, с глубоким удовлетворением ощутив мир – в доме и в душе. Семья вместе, здорова и счастлива – и это всё, что ему самому нужно.       Когда-нибудь он ещё ощутит холодные щупальца плохого предчувствия. Когда-нибудь… но не сейчас.

***

      Донни проснулся от какого-то неожиданно громкого звука. Он поднял голову, ещё сонно щурясь, но всё равно инстинктивно ища опасность… и нашёл – всего лишь Майки, спящий в соседнем кресле, неудачно всхрапнул.       – М-м-м? Донни? – заворочалась на его пластроне Эйприл. В её распущенных и растрёпанных волосах поблёскивали звёздочки конфетти и искусственный снег.       – Всё хорошо, – прошептал он, успокаивающе положив ладонь ей на спину. – Спи.       Она снова погрузилась в крепкий сон, а Дон вот не смог: ему до сих пор трудно поверить в своё счастье.       И не только своё. Он осторожно оглянулся. Ближайшие к нему Лео с Караи уснули прямо на полу, стащив несколько подушек и плед и устроившись в них, как в гнезде. Пожалуй, давненько он не видел у старшего брата такого мирного, расслабленного выражения лица. Не говоря уж о бывшей куноити клана Фут. Она всегда была напряжена и готова к бою, какой бы игривой и беспечной ни казалась. Но не сейчас. Удивительно, насколько её лицо преобразилось – и дело не в менее ярком (по сравнению с её обычным) макияже и не в заметно отросших волосах. Караи больше не выглядела взведённой пружиной, она не ждала атаки в любой момент. И это спокойствие её украшало.       «Они оба тоже прошли свою полосу препятствий, – подумал Донни, вспоминая и ссоры, и душные периоды молчания, когда Лео ходил мрачной тенью самого себя. Старшая парочка никогда не выясняла отношения на виду у всех. Сам Донателло уже долгое время вообще считал, что мечник порвал с ней окончательно, но… вот они, здесь, сплелись в уютный клубок. – И они нашли свой мирок».       В обозримом пространстве не хватало только Рафа – тот вызвался проводить подружку, которая хоть и поворчала, а предложение приняла. Пожалуй, именно Рафаэль Дона удивил особенно. Братец почти никогда не комментировал девушек (увиденных по телевизору или нет), что едва позволяло составить какое-то представление о его предпочтениях.       Если честно, Донни какое-то время думал, что Раф ждёт некую космическую ящерицу, настолько земные девушки казались… неподходящими для него. И тем более, Дон не ожидал, что бунтарь предпочтёт девушку умного типа. А такой была Лиза – умная, саркастичная (временами язвительная), но в чём-то уязвимая и ищущая поддержки Рафа.       «Да, интересно, уж не с Рафом ли мой иномирный коллега?» – Донни не мог не подумать об этом, но, вообще-то, это был не тот вопрос, на который ему жизненно необходимо было получить ответ.       И он определённо не собирался тратить ближайшее время на изучение других измерений. Достаточно было своего.       Он знал, что не променяет то, что имеет, ни на какое удовлетворение любопытства.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.