Little bird

Драко Всего через две недели после того, что случилось с Поттером и Темным Лордом в Министерстве, учебный год закончился без каких-либо экзаменов в конце семестра. По дороге на поезде обратно на платформу 9 ¾ я пытался вести себя так, будто рад возвращению домой, но чем ближе мы подъезжали к станции, тем труднее становилось скрывать тот факт, что я ничего так не хотел, как спрыгнуть с поезда и бежать в противоположном направлении. — Ты в порядке? — тихо спросила меня Ева, пока Флинт и Гойл вставали, чтобы взглянуть на тележку. Мы сидели с одной стороны вместе, сидели так близко, что легкое покачивание поезда заставляло нас время от времени слегка ударяться плечами. Я взглянул на нее, чтобы увидеть, что она с беспокойством наблюдает за мной, и почувствовал себя немного виноватым за то, что заставил ее беспокоиться обо мне. Потянувшись к ее руке и слегка улыбнувшись, я сжал ее пальцы и сказал ей: — Да. Не волнуйся, хорошо? — Хорошо, — неуверенно сказала Ева, и было ясно, что она делала прямо противоположное тому, чтобы не волноваться. Она открыла рот, чтобы сказать мне что-то еще, но в этот момент в купе снова вошел Флинт, и она быстро отвернулась, прежде чем он успел подумать, что что-то не так. Однако я продолжал держать ее за руку; мое сердце билось невероятно быстро, и по какой-то причине я был слишком напуган, чтобы отпустить её. Поездка на поезде оказалась намного короче, чем я ожидал. Мы слишком быстро добрались до станции, и у меня закружилась голова, когда я помогал Еве с ее чемоданом. Все это происходило слишком быстро, я еще не хотел уходить… — Ты в порядке, приятель? — спросил Флинт, хватая меня за плечо, когда я чуть не споткнулась на ступеньках поезда. — Ты выглядишь немного бледно, если честно. — Спасибо, — саркастически сказал я, закатывая глаза и пытаясь отыграться. Ева ушла попрощаться с Уизли, и я не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что я чувствовал себя так, словно был в нескольких секундах от обморока. — Отстань от меня, ладно? Флинт рассмеялся над этим и хлопнул меня по плечу, сказав: — Мой папа там. Увидимся в следующем году, приятель, — скажи Хокингс, что я попрощался. — Да, я так и сделаю, — сказал я, встряхиваясь и заставляя себя улыбнуться. — Увидимся. — С ней все в порядке, ты же знаешь, — сказал он, и выражение его лица внезапно стало более серьезным, что случалось не очень часто. — Ястребы. С ней все в порядке. Я посмотрел на него немного настороженно, не уверенный, что он на самом деле имел в виду. Но прежде чем я успел что-то сказать, ухмылка Флинта вернулась, и он снова сказал: — Увидимся, Малфой. А потом он отвернулся и исчез в толпе учеников и родителей, оставив меня смотреть ему вслед и гадать, почему ему пришло в голову сказать что-то подобное. Я все еще чувствовал себя сбитым с толку, когда рядом со мной появилась Ева, заставив меня виновато подпрыгнуть, как будто я сделал что-то не так. Ева, казалось, не заметила, однако, и она сказала мне: — Джинни ушла, чтобы найти свою маму, но она обещала, что напишет мне летом. Разве это не блестяще? Я думала, она забудет обо мне. — Это хорошо, — сказал я, поворачиваясь и глядя на нее сверху вниз с поездом слева от нас и людьми, суетящимися справа. Я думал, что мне удалось заставить себя звучать бодро — в конце концов, я действительно был счастлив, если она была счастлива, — но Ева нахмурилась и посмотрела на меня так, как будто точно знала, о чем я думал. — Что не так? — спросила она, протягивая руку и переплетая свои пальцы с моими. — Я думала, ты будешь рад окончанию школы. — Да, — солгал я, но было ясно, что Ева знала, что я говорю неправду. Поэтому я посмотрел на землю и осторожно признался: — Я просто… Я не хочу так долго быть вдали от тебя. Я не смогу тебя увидеть. Это было правдой — просто это была не вся правда. Ева покачала головой и сказала мне: — Но мы можем где-нибудь встретиться. Я просто скажу тете, что встречаюсь с Джинни, ничего страшного. Действительно. У меня упало сердце, потому что я знал, что, вероятно, вообще не смогу встретиться с ней в течение лета. Чувствуя, как у меня внутри все переворачивается от вины за то, что я солгал ей — из всех людей Ева была последним человеком, которому я хотел лгать, — я сказал: — Да. Хорошо. — Да? — осторожно спросила Ева, глядя на меня так, словно пыталась убедиться, что со мной действительно все в порядке. Беспокойство в ее глазах действительно заставило меня улыбнуться, поэтому я улыбнулся ей и сжал ее руку.   — Да, — тихо повторил я. Ева быстро оглядела нас и спросила тихим голосом: — Твои родители здесь? Я не хочу, чтобы они… ну, понимаешь, видели нас… Я моргнул, глядя на нее сверху вниз, когда она осторожно огляделась, удивляясь, почему она так беспокоится о чем-то подобном. Я протянул руку и положил ладонь на промежуток между линией ее подбородка и шеей, потирая большим пальцем ее правую щеку и безучастно говоря: — Но мне все равно, увидят ли нас мои родители. Когда Ева тихо выдохнула и повернула ко мне лицом, я наклонил голову вперед и прижался губами к ее губам. Потому что в тот момент мне было все равно, что ученики и родители были повсюду вокруг нас, и, возможно, ее тетя была где—то рядом — это был последний раз, когда я видел Еву в течение очень долгого времени, и я не собирался тратить его впустую. Она отпустила ручку своего чемодана и наклонилась ко мне, подняв руку, чтобы положить ее мне на затылок. Я отстранился от Евы, ее прохладные пальцы прижались к моей коже, волосы на затылке встали дыбом от ее прикосновения. Ее щеки раскраснелись, и я почувствовал ее теплое дыхание на своем запястье, когда провел большим пальцем по линии ее подбородка. Задыхаясь, я сказал ей: — Я напишу тебе. Так часто, как только смогу. — Хорошо, — сказала она, глядя на меня широко раскрытыми глазами. Издав тихий нервный смешок, она добавила: — Ты говоришь так, будто это прощание навсегда. — Не навсегда, — настаивал я. А потом я снова солгал ей, продолжая: — Это ненадолго. Мое сердце сжалось внутри меня, когда Ева слегка улыбнулась и кивнула, ненавидя тот факт, что я не мог просто сказать ей правду о том, что со мной произойдет. Но как я мог сказать ей — кому—то, кто должен был сделать все возможное, чтобы держаться подальше от Темного Лорда, — что я собираюсь стать Пожирателем Смерти? — Я лучше пойду, — неохотно сказала мне Ева, — Моя тетя, вероятно, теряет терпение. Я сказала ей подождать на стоянке. — Да. Да, хорошо, — сказал я, немного запинаясь, когда посмотрел на нее сверху вниз. Мое сердце бешено колотилось в груди, когда я крепко прижал ее к себе, обнял и понял, что это будет последний раз, когда я увижу ее до конца лета. И когда я вернусь в Хогвартс в следующем году, я не позволю себе даже взглянуть в ее сторону. Я прошептал ей на ухо: — Пока, Ева. Прощай навсегда. Ева отстранилась и посмотрела на меня, наши носы были так близко, что почти соприкасались. Когда она заговорила, ее голос прозвучал гораздо серьезнее, чем я когда-либо слышал. — Я очень тебя люблю, хорошо? Я действительно верю, я не просто говорю это. — Я тоже тебя люблю, — сказал я ей и понял, что это был первый раз, когда я действительно и полностью это имел в виду — для кого-либо. — Ты много значишь для меня, Ева. Пожалуйста, будь в безопасности, хорошо? — Я так и сделаю, — легко пообещала она. Затем она отстранилась и потянулась к ручке своего чемодана, сказав: — Увидимся, Драко. А потом я ничего не смог сказать в ответ, потому что в горле у меня застрял комок, и я вдруг почувствовал, что не могу дышать. Ева встала на цыпочки и быстро поцеловала меня еще раз, прежде чем отвернуться, таща свой чемодан и исчезая в толпе. Я смотрел ей вслед, чувствуя себя так, словно кто-то ударил меня и весь воздух вышел из моих легких. Вот и все, подумал я про себя, когда наконец потерял из виду ее светлые волосы среди всех этих людей. Это был последний раз, когда я обнимал ее. Потому что я не собирался позволять себе приближаться к ней, как только татуировка будет нанесена на мою руку, и я был полностью предан Темному Лорду. Я крепко сжал зубы и схватил свой чемодан, с трудом сглотнул и, наконец, начал пробираться сквозь толпу. Мои ноги налились свинцом, когда я увидел своего отца, стоящего в одиночестве у выхода с платформы, внезапно обнаружив, что ему чрезвычайно трудно просто идти вперед. Когда я подошёл к нему ближе, я надеялся, что выражение моего лица не выдало, насколько опустошенным я чувствовал себя внутри. Я едва слышал Люциуса, когда он говорил со мной, положив руку мне на плечо и слегка сжав его. Все, что я мог сделать, это кивнуть, чувствуя, как ненависть горит в глубине моего живота, когда я взглянул на него. Я обнаружил, что никогда еще никого так сильно ненавидел за то, через что он собирался меня провести. Возможно, было неправильно ненавидеть собственного отца, но в тот момент я никого не презирал больше, чем Люциуса Малфоя. — Он готов для тебя, Драко. Я сидел рядом с мамой, мое сердце билось в горле, а спина была прямой, как палка. Мои руки были сцеплены на коленях, когда я посмотрел на Люциуса, ткань моего лучшего черного костюма царапала костяшки пальцев. Он стоял у двери гостиной, неловко слегка наклонившись вперед и сжимая обеими руками набалдашник трости. Меня затошнило, когда я понял, что он сжимал его так крепко, что костяшки его пальцев побелели. Он ждал, когда я встану, но я вдруг почувствовал, что ноги меня не держат. — Пойдем, Драко, — сказал он, протягивая мне руку — я изо всех сил старался притвориться, что не заметил, как она дрожит. — Ты слышал меня. Он готов для тебя. Моя мать положила руку мне на плечо и встала, так что мне ничего не оставалось, как последовать ее примеру. Мои колени чуть не подогнулись, когда я встал, но мне удалось удержаться, чтобы не упасть на пол. Когда мы направились к моему отцу, я повторил себе: «Держи себя в руках». Просто держи себя в руках и покончи с этим. Я так крепко стиснул зубы, что у меня заболела челюсть, но я боялся, что если открою рот, то скажу что-нибудь такое, чего не должен был говорить. Люциус потянулся ко мне, когда мы подошли достаточно близко, положил руку мне на плечо и крепко сжал его. — Ты готов? Голос моей матери перешел в шепот, и я оглянулся, чтобы увидеть, что она делает все возможное, чтобы не заплакать. Я с трудом сглотнул и вместо ответа уставился в землю, поэтому она выдохнула, задержав дыхание, и обняла меня. Я не потянулся, чтобы обнять ее в ответ — потому что впервые я не хотел, чтобы она была где-то рядом со мной. Когда она наконец отпустила меня, она действительно начала плакать. Я отказался смотреть на них обоих, когда Люциус сказал напряженным голосом: — Он прямо по коридору. Я не могу пойти с тобой, так что… так что… увидимся позже. Он ждал от меня какого-то ответа, поэтому я сдержанно кивнул. Люциус стиснул челюсти и снова кивнул, прежде чем положить руку мне на спину и повернуть меня к двери. Мне показалось, что воздух в моих легких застрял, и я задыхался, когда шагнул вперед, поворачивая дверную ручку дрожащими пальцами. Я вышел из гостиной и закрыл за собой дверь, прежде чем успел обернуться и умолять их не заставлять меня делать это. В любом случае, было уже слишком поздно для этого. Прогулка по длинному коридору была самой длинной в моей жизни; Мне казалось, что стены смыкаются вокруг меня и что пол в нескольких секундах от того, чтобы уйти из-под моих ног. Как ни странно, я поймал себя на том, что желаю, чтобы земля разверзлась и поглотила меня — что угодно звучало лучше, чем войти в соседнюю комнату и пройти через то, что должно было со мной случиться. Когда я подошел к двери, мое сердце сильно билось о ребра, как будто ничего так не хотело, как вырваться из груди. Я поднял руку, чтобы постучать, но моя рука заколебалась без моего разрешения. Я заставил свое запястье вытянуться вперед после того, как сильно моргнул, постучав костяшками пальцев по дереву, прежде чем смог отвернуться. Он, вероятно, все равно знал, что я был за дверью, так что теперь не было смысла пытаться отступить. Изнутри не последовало никакого ответа; вместо этого дверь открылась сама по себе, громко скрипнув и качнувшись внутри комнаты. Я почувствовал, как моя грудь сдавила сама себя, когда я вошел в официальную столовую, увидев Темного Лорда, стоящего у пустого, холодного камина спиной ко мне. Я остановился в нескольких футах и чуть не подпрыгнул, когда дверь закрылась за мной сама по себе. — Драко Малфой, — задумчиво произнес Темный Лорд, его голос был тонким и почти шипящим. Когда он повернулся, чтобы посмотреть на меня, мне показалось, что температура в комнате упала почти на десять градусов. Я держал колени сомкнутыми, а руки сжатыми в кулаки, чтобы они не дрожали, когда он оглядел меня, наблюдая, как он поднял одну бровь. Он шагнул ближе ко мне, и мне удалось не отступить. — Ты… боишься. Это прозвучало не так, как будто он был разочарован или даже как будто он смеялся надо мной — его голос звучал глухо и пусто, как будто он просто констатировал очевидное. Я знал, что не могу лгать, и он явно ждал моего ответа, поэтому я сказал ровным голосом: — Да. Затем Темный Лорд кивнул и тихо сказал: — Да. Так и должно быть. Он сделал еще один шаг ближе ко мне, пока нас не разделило расстояние всего в фут, и мое сердце колотилось так быстро, что я был уверен, что он мог слышать это в тишине комнаты. Я расправил плечи, когда Темный Лорд достал свою палочку, покрутил ее между пальцами и тихо спросил: — Ты готов? — Да, — сказал я, и мой голос прозвучал намного сильнее, чем я чувствовал. Он смотрел на меня сверху вниз прищуренными глазами и стоял так близко ко мне, что я буквально чувствовал исходящий от него холод. Я сильно моргнул, чтобы удержать его образ прямо перед собой; мое зрение плыло передо мной, и я внезапно забеспокоился, что был в нескольких секундах от обморока. — Хорошо, — сказал он, затем медленно протянул левую руку. У меня закружилась голова, я поднял левую руку и положил ее под его руку, молясь, чтобы он не смог почувствовать мою неконтролируемую дрожь. Темный Лорд сжал ладонью кожу на моей руке, повернув ее так, чтобы нижняя сторона моего предплечья была обращена вверх. Когда он заговорил, его голос был холодным и тихим, и я почувствовал, как его пристальный взгляд прожигает меня насквозь. — Драко Малфой. Клянешься ли ты в полном и абсолютном повиновении мне… до момента своей смерти? Я с трудом сглотнул и выдохнул: — Да. А затем Темный Лорд крепче сжал мою руку, его острые ногти впились в мою кожу так яростно, что я был уверен, что из них идет кровь. Воздух в моем горле словно застрял, как будто он застрял где—то между моим ртом и легкими — он душил меня, и мои колени были в нескольких секундах от того, чтобы подогнуться подо мной. Темный Лорд поднял свою палочку и держал ее в сантиметрах над кожей моего левого предплечья, и все, что я мог сделать, это повторять себе снова и снова: «Не издавай ни звука». Не издавай ни звука, не позволяй ему поверить, что ты слаб. Затем его палочка прижалась к моей руке, и мне показалось, что мою кожу подожгли, темные чернила прожгли слои моей плоти и заставили меня по-настоящему поверить, что моя кожа тает. Боль была невыносимой, мое лицо было перекошено, а челюсть сжата так сильно, что я был уверен, что мои зубы трещат под тяжестью. Я не осознавал, что мои ноги подкосились, пока мои колени не врезались в пол, но Темный Лорд только крепче сжал мое предплечье. И теперь я знал, что из—под его ногтей потекла кровь — я чувствовал, как горячая жидкость стекает по всей длине моей руки и собирается на внутренней стороне локтя, но все, о чем я мог думать, была жгучая горячая боль от его палочки, прижатой к коже над моим запястьем. Мое зрение начало затуманиваться и расплываться передо мной, и моя правая рука поднялась, чтобы схватить меня за левый локоть без моего разрешения — как будто мое тело пыталось оторвать мою руку от непрекращающейся боли. Но я не мог пошевелить им, черные чернила все еще въедались в слои моей кожи, и я ничего не мог поделать В уголках моих глаз стояли слезы, но я продолжаю повторять себе одно и то же — Не издавай ни звука, не издавай ни звука. Все, чего я хотел, это чтобы боль прекратилась; все, чего я хотел, это чтобы палочка покинула мою кожу и чтобы темная татуировка, наконец, была выжжена на моей руке, чтобы боль, наконец, прекратилась. Крик застрял у меня в горле, он был в нескольких секундах от того, чтобы вырваться в мой рот и вырваться в воздух, когда боль резко оборвалась; палочка покинула мое предплечье, оставив кожу обожженной и опаленной от ожога метки. Мое тело упало в сторону, как только он отпустил меня, мое плечо ударилось о твердый деревянный пол, когда я прижал левую руку к себе. Я перевернулся на спину, зажмурил глаза, крепко сжал предплечье и попытался не обращать внимания на боль, которая пульсировала по всей моей руке. Моя грудь тяжело вздымалась, а сердце колотилось невероятно быстро, как будто я только что пробежал две мили. Я не мог открыть глаза и посмотреть вверх, потому что одной мысли о том, что я увижу что—то, кроме полной темноты, было достаточно, чтобы мой желудок скрутило — и последнее, что я хотел сделать, это блевать перед Темным Лордом. — Это все, Драко Малфой. На мгновение мне показалось, что он собирается сказать мне, чтобы я убирался — и я знал, что мои ноги теперь не выдержат моего веса, — но я услышал его плавные шаги, когда он сам направился к двери. Я не мог заставить себя открыть глаза, но услышал, как он тихо сказал: — Я буду ждать тебя на встрече через две недели. Теперь ты один из нас, Драко. А потом я услышал, как открылась и закрылась дверь, услышал, как его тихие шаги затихли в коридоре. Тишина столовой обрушилась на меня, давя на уши, пока я лежал, прижав к себе левую руку. Я не мог открыть глаза, не мог вынести взгляда вниз и увидеть змею и череп, выжженные на коже моего предплечья. Все кончено, слабо подумал я про себя, единственным звуком во всей комнате было мое испуганное, измученное дыхание. Все кончено. Я был Пожирателем Смерти.