Я видел, как растет тень надо мной,
Заслоняя лица твоих детей,
Похищая краски твоих цветов.
Когда ты поставишь меня к стене —
Меня и всех тех, кто сыт войной —
Я буду спокоен, я буду почти готов.
***
Спутник Элпис, Конкордия, таймлайн пресиквела. Захолустные планетки на пограничье всегда привлекали гигантов-корпоратов, вроде Даля или Атласа, стремящихся поглотить своим вечно голодным прогрессом как можно больше «варварских» миров. На сей раз вестником техногенных богов был обычный программист, и если первый его визит служил лишь своего рода разведкой, то второй неминуемо означал начало оккупации, даже если и двигали им самим исключительно благие намерения. Можно предположить, что именно они впоследствии и погубили его: на Пандоре выживали сильнейшие. Но сейчас не об этом. Сейчас улыбающийся Джек сидел перед Безумной — а в Конкордии называемой «Лунной» — Мокси, и что-то в нём сильно изменилось за эти несколько месяцев отсутствия, не давая покоя внутреннему чутью. — Ох, Мокс… — мужчина окинул знакомое помещение равнодушным взглядом, вальяжно опёршись о поцарапанную барную стойку. Тягучий розовый пар от коктейля, стоящего здесь же, обволакивал контуры его лица, оседая в разноцветных глазах, коршунами устремившихся к напряжённой Мокси. — Печаль тебе даже к лицу. Женщина прохладно улыбнулась, плотнее сложив руки на груди, но про себя раздражённо подумала: и почему каждый щегол, вроде тебя, принимает нежелание любезничать за печаль? Я не обязана услужливо улыбаться или строить глазки, засранец, даже если тебе кажется, что я выгляжу как девчонка для утех. Откровенный броский наряд, всегда воспринимавшийся как родной и весьма комфортный, сейчас ощутимо тяготил — будто взгляд этого человека мог ранить её открытую кожу, проникнуть внутрь и отравленной кометой пронестись по венам к самому центру её маленькой Вселенной. В этот раз Джек явился без своих ручных Искателей Хранилища — видимо, отправил делать очередную грязную работу на подходе к главной цели — и, гонимый то ли скукой, то ли желанием лишний раз помаячить перед глазами бывшей любовницы, сидел перед ней уже без малого час, изрядно набив оскомину всем своим безукоризненным видом: даже небрежность в каштановых волосах ощущалась как нечто чётко спланированное. Наконец, томное равнодушие хозяйки бара улетучилось бесповоротно, выпустив на своё место настоящую Мокси: — Пейте уже свой напиток, Джон из Гипериона, и проваливайте-ка нахер. Почувствовав непередаваемое облегчение, она принялась неспешно начищать стакан, умело делая вид, что не заметила перемен от упоминания ненавистного имени на лице мужчины. Как глупо, в конце концов, было думать, что только лишь он один осведомлён о чужих уязвимых местах. — Надеюсь, в этом дурманящем коктейле затаился и твой плевок, милая, — Джек, мгновенно оправившийся, с ленцой припал к стакану, глядя поверх него своим изучающе-оценивающим взглядом. — И вообще, мне казалось, что мы расстались друзьями! Удержаться от ответной колкости, особенно после длительного пребывания в душной компании гиперионовца, оказалось слишком сложной задачей, и барменша, уперев руку в бок, почти что пропела, удивительно совместив во фразе елейность с недоброй угрозой: — Милый, ты, как и всегда, значительно переоцениваешь свою персону. И «расстались» — не совсем верное слово. Джек широко и весело усмехнулся, вытирая с губ несколько капель алкоголя, но так и не ответил: о чём-то задумавшись, он уткнулся в своё мигнувшее сообщением эхо-устройство. А Мокси вдруг поймала себя на мысли, внезапной и бескомпромиссной: он наверняка продумывает очередной план завоевания, сидя здесь, в её же баре, и рассматривая с интересом учёного к сбежавшему подопытному. Потому что на сей раз план касался не только пресловутых карьерных ступеней, но и живого человека — в лице её самой. Иначе — зачем вообще тратить на неё время вне их подобия сотрудничества по спасению луны? Когда — если — Гиперион пристроит свой огромный алмазный зад на Элписе и Пандоре, Джеку понадобятся союзники. Думал ли он об их разрыве до того, как судьба вновь привела его в Конкордию, разбередившую, возможно, охотничий азарт уязвлённого эгоиста? Здесь они познакомились, напились, охваченные мгновенной страстью переспали (потом ещё и ещё, и не только в «Койках»), снова напились, вдоволь наоравшись друг на друга, и… И потом она бросила его. Мокс готова была биться об заклад, что раньше он всегда уходил первым — может быть, даже молча, — боясь оказаться в уязвимой позиции. Вернее, оказаться в ней снова — она помнила, как в алкогольном бреду Джек бормотал что-то об оставившей его жене, и тогда пандорка едва ли могла предположить, что под «оставившей» имелось в виду «погибшей». — Знаешь, — вырвав Мокси из её размышлений, довольно предсказуемо начал мужчина, и улыбка его, харизматичная, необъяснимо привлекательная, вызвала у неё один лишь усталый смешок — в конце концов, человек ко всему привыкает. — Ты ведь не достойна этого убогого местечка. — Знаю, — она жеманно, почти скучающе махнула ладонью, попутно отгоняя от себя воспоминания. — Придумал бы что-нибудь пооригинальнее. Мокси, с кошачьим изяществом отвернувшись, потянулась за бутылкой на верхней полке, чувствуя обжигающий взгляд Джека на подвязке своих чулок, рядом с татуированным сердцем. — Я ведь всё понимаю — как родитель, — гиперионовец продолжил с завидным и ювелирным упрямством, кружа вокруг отстранённого спокойствия бывшей пассии, точно хищник. — Ты хочешь дать детям всё самое лучшее, прикрывая усталость этой вульга-арной улыбкой и слоем макияжа: ради них ты выпрыгнешь из собственной шкуры, позабыв, кем являешься на самом деле, лишь бы продаться подороже. От этого всепонимающего тона истинного манипулятора пальцы сами по себе сжались на горлышке бутылки, да с такой силой, будто то было горло самого Джека. — Закрой. Свой. Рот. Взрывной характер не позволил ей выйти из ситуации красиво, осев лёгким разочарованием на губах, с которых только что сорвалась такая желаемая — и весьма громкая — реакция. Да, она пропустила этот удар, преподнеся вампиру его главное лакомство. Тема родительства для них обоих всегда оказывалась булыжником, нет, скалой преткновения. Джек, разумеется, выглядел несказанно довольным — это чувствовалось во всём его теле, в расслабившихся плечах и таком чутком наклоне вихрастой головы. Он отслеживал полутона эмоций, всё так же понимающе кивая и вызывая при этом острейшее желание достать из-под стойки дробовик, после чего, не церемонясь, выбить эти по-своему гениальные, но насквозь травмированные мозги с приятным и желанным для ушей хлопком. Они бы прекрасно украсили требующий ремонта пол и лица скучающих посетителей. — Чего замолкли? Я вам за что плачу? — звенящий сталью голос Мокси привёл в чувство и диджеев, поспешно вернувшихся к своему корявому техно, и немногочисленных выпивающих работяг, в основном занятых разглядыванием выреза юбки барменши. — Обожаю, когда ты так делаешь! — искренне восхитился Джек, расплывшись в своей идеальной улыбке и откинувшись на спинку барного стула. Зелёный глаз блеснул голодным желанием, голубой — остался сосредоточенным на деле. Мокси вздохнула, наклонившись и тоже — устало — облокотившись на стойку. Гиперионовец не отвёл взгляда от её лица, хотя глубина декольте перед глазами затмила бы крошево звёзд и любую планету, вздумавшую посоревноваться с этой женщиной за внимание. Они немного помолчали, каждый собираясь с мыслями, пока пандорка не начала первой, здраво решив, что пора расставить всё по своим местам. — Раз уж мы играем в игры разума, то теперь слушай ты, — она отстранённо облизнула краешек накрашенных губ, чуть размазывая их контур. — Я навсегда останусь твоим не завоёванным трофеем. И это пустое местечко на полке, пожалуй, будет жалить чёрствое сердце до конца твоей богатенькой, но жалкой жизни, — цокнув языком, Мокси сделала небольшую паузу, после размеренно продолжив: — Да, больно, Джеки, да, бьёт по каждому из твоих комплексов, которые ты в упор не замечаешь, но мы не об этом. Тебе придётся смириться с тем, что не всё на свете тебе подвластно. С радостью скинув камень со своей души, она замолчала так же резко, как начала. И отстранилась медленно, не отводя глаз от чужих, немигающих. Поправив шляпку, обронила, словно случайно, финальный выстрел, не сумев удержаться: — А ещё ты и понятия не имеешь, каково это — быть хорошим родителем. Край доселе спокойного рта пополз вверх, обнажая угрожающий оскал Джека. Она посмела посягнуть на святое — звание лучшего папочки года, делающего всё, чтобы у его бесценного Ангела было беззаботное будущее, в отличие от этой разукрашенной куклы, светящей декольте перед всем Элписом. — Ну конечно, — произнёс Джек, стараясь сохранять самообладание, но вовсю играя желваками. — Я и рядом не стою с тобой, бездумно родивших двоих, состоя при этом в банде головорезов, которые и тебя, и твою дочь… Мокси, сложив два пальца наподобие пистолета, резко приставила их ко лбу мужчины. Тот, к собственному же удивлению, резко замолк — от банальной растерянности. Глаза её светились всё таким же скучающим спокойствием, скользя по вновь застывшему лицу Джека, будто то была лишь маска, не представляющая из себя ничего ценного или хотя бы любопытного. И всё же Мокси почему-то вспомнила, как целовала его — не маску, — ещё спящего, утром очередного буднего дня. Единственное время, когда мышцы этого лица, подвижного, не скупящегося на яркие, почти актёрские эмоции, были удивительно спокойны. Мягкий свет щекотал дрожащие веки и губы, что-то бормочущие в подаренный поцелуй — такой непривычно мягкий, вдумчивый, не переполненный слепой страстью, слишком прочно связавшей их по рукам и ногам. Да, эти недолгие отношения держались исключительно на ней — и это очень удобная, успокаивающая мысль. Но тот утренний поцелуй. Улыбка, последовавшая за ним, мягкое касание к её распущенным волосам, струящимся по обнажённым плечам, поцелованным солнечными лучами. Джек приоткрыл глаз, медленно осмотрев не накрашенное, полное жизни — и следов быстро текущего времени — лицо. — Тебе так идёт, — вдруг пробормотал он севшим, хриплым после сна голосом, убирая прядку, упавшую на её приоткрытые губы. Мокси смешливо фыркнула, ткнувшись кончиком носа в его пальцы. — Не придумывай. Такой же тихий ответ. Очень, очень тихий — чтобы потом проще было сделать вид, что этого утра никогда не существовало. Джек улыбнулся, с трудом приподнимаясь на локте. Свет, вместе с рукой Мокси, скользнул по его широкой груди, поглаживая несколько старых шрамов. Каштановые, с едва заметной проседью волосы были растрёпаны и, не сдерживаемые привычной укладкой, падали на его удивительно сосредоточенное, уже не сонное лицо. Оно было словно обтёсанное морским ветром, или рождённое из-под резца искусного скульптура или… Просто красивое. Да, оно было невероятно красивым. Джек хотел что-то сказать, дышал этим желанием, повисшим между их приоткрытыми губами и завороженными друг другом глазами. Он хотел сказать, какая она мягкая, желанная в этих утренних лучах, в объятиях одеяла, не скрывающего изгибов тела. Как красива вязь растяжек, которых она боится, как огня, пряча за чулками и корсетами. Как ему с ней интересно, хорошо, даже правильно — настолько, что можно отказаться от… Джек мог сказать вслух то, что изменило бы многое — а может, и ничего. Но однозначно исказились бы грани воздвигнутой им реальности, и это устрашало сильнее холодного космоса, который он бороздил с куда большей уверенностью, чем закоулки собственного сознания. Сглотнув, Джек растянул губы в неестественно бодрой улыбке: — Долг зовёт. Пора одеваться, красотка. Мокси кивнула. Натянула одеяло до подбородка, безразлично потянувшись к раскиданным на полу вещам, искоса всё же наблюдая за тем, как мужчина надевает белоснежную рубашку, скрывая под ней напряжённые, перекатывающиеся мышцы спины. Вынырнуть из этого воспоминания — непросто. На миг даже кажется, что Джек вспомнил ровно то же самое — а может, ещё несколько странных, слишком вдумчивых взглядов-касаний-моментов, оставивших в них такой же странный, неуместный, но чёткий след. Лучше бы его не было. Мокси рывком отстранилась, качнула головой, пытаясь не позволить эмоциям в очередной раз взять верх, но лишь заглушила их иными, злыми и, как ей казалось, более справедливыми, чем не заслуженная нежность из воспоминаний. Желая окончательно поставить точку, — огромную, как планета, в один миг рухнувшая на разделяющую их столешницу — она выпалила: — Можешь сколько угодно пичкать свой ледяной, пафосный кабинет умилительными детскими фотографиями, а особенно — стол, на котором ты трахаешь всех подряд, — но это ни черта не изменит, Джек! Ты слеп — из-за любви и ненависти к одному лишь себе. Слова упали тяжёлым грузом, исказив лицо Джека неприязненной, слегка нервной ухмылкой. Он молча допил коктейль, после чего тоже кивнул каким-то своим мыслям, размашистым жестом приглаживая растрепавшиеся волосы назад. — Потеряв всё, Безумная Мокси, ты вновь окажешься на том же столе, — гиперионовец, с небрежностью бросив несколько крупных купюр перед собой, поднялся со стула, не отводя от бывшей любовницы прямого, тяжёлого взгляда. — Обещаешь? — хмыкнула она, издевательски выгнув бровь, но руки её, спрятанные под столом, дрожали. Джек склонил голову набок, рассматривая эту красивую, смазанно-красную ухмылку и — запоминая. Снова кивнул. — Обещаю.***
Она прекрасно понимала, на что шла, когда немногим позже предавала Джека попыткой взорвать станцию вместе с ним на борту. Странно, конечно, что он в принципе продолжил работать с ней после того разговора в баре — с другой стороны, гиперионовец всегда был слишком самонадеянным, да и добровольцев из местных, готовых оказать ему помощь, всё равно бы больше не нашлось. Опять же, Мокси искренне хотелось верить в то, что всё и всегда было под контролем: она думала об этом, с задумчивостью глядя за плечо — в прошлое, на прежнюю себя, старательно придерживающуюся своего устало-томного образа, однако не лишённого львиной доли проницательности и сообразительности. Возможно, проницательность эта подсознательно ощущалась, как что-то мешающее и враждебное, и потому сейчас, вместо мудрости возраста, Мокси имела куда более беззаботную натуру, нежели те же пять лет назад. Меньше понимаешь — крепче спишь, ха? В те дни на Элписе, когда личность Джека ещё балансировала где-то на грани, она снова почувствовала всем своим нутром, что за обаятельной маской красавчика скрывалось что-то жуткое, надтреснутое, гниющее. И, доверившись интуиции и наблюдениям, решительно пошла у них на поводу, почти что отправив Джека на тот свет — многим позже, Лилит посчитала это крупной неудачей в истории Пандоры: сколько бед они могли избежать, будь план Мокси реализован на сто процентов? Но главное — могла бы она поступить так же сегодня, довести начатое до конца, предоставь судьба такую возможность? Ответ был отрицательным. Только лишь из-за страха неудачи, говорила она себе, — последствия первой оказались не столь значительны для неё, для Джона же — ещё одним шагом к окончательному падению и озлобленности на всех, кому он когда-либо доверял. Вторую такую попытку тот, кто звался теперь Красавчиком Джеком, единоличным собственником Гипериона, наказал бы кровью.***
Пандора, таймлайн второй части. Она правда пыталась искать хороших парней — в период, когда думала, что её детям необходим отец. Оказалось, слишком рано повзрослевшим отпрыскам вполне нормально жилось и так, а уж ей самой — тем более. Как минимум потому, что условно хорошие парни зачастую оказывались хуже честных ублюдков, которых она самозабвенно выбирала, но не подпускала близко, держа на расстоянии своего любимого дробовика. В один из дней, когда Безумная Мокси подсчитывала количество бутылок виски и — мысленно — оставшихся в списке живых ухажёров, ещё не растерзанных суровой жизнью на Пандоре, порог бара переступил некто с лицом Джека. Вообще-то, следовало размазать его голову о стойку в тот самый момент, как он снял капюшон, но первая же сказанная фраза явственно дала понять — это ни черта не Красавчик Джек. Да и стал бы он спускаться с небес к ним, плебеям, бандитам и варварам? «Двойников решил подсылать, значит. Ещё и никудышных. Но на кой чёрт я сдалась тебе, Джеки?», — размышляла про себя Мокси, критически разглядывая мямлящее и прячущее своё именитое лицо от прочих утренних посетителей нечто. Ну, довольно мило мямлящее. Она не подала виду. Просто пожала плечами и согласилась на ужин с копией местного психопата-колонизатора, некогда бывшего её любовником и обычным, хоть и странноватым программистом. И да, не доверять программистам — усвоено на отлично. Убийцам, наёмникам и Искателям — можно, это другое. Тимоти Лоуренса — так звали двойника — она уже встречала после расставания с Джеком среди его подручных на Элписе, но успела успешно позабыть о нём. Помнила лишь, что подумала тогда — разве человек, решивший создать себе двойника «безопасности ради» способен на то, чтобы искренне кому-то помогать и не требовать взамен слишком многого? Мокси ни с кем не поделилась этой мыслью, но иногда задумывалась — а изменилось бы хоть что-то, озвучь она свои опасения касаемо Джека гораздо раньше, например, когда только ушла — убежала — от него? Лоуренс, вероятно, влюблённый в неё с первой же секунды, по наставлению коварно-соблазнительной Мокс даже осмелился соврать боссу: мол, она отказала — ещё и самым категоричным образом. Тайное свидание же назначили в знаменитом казино Красавчика, где работали и прочие его двойники, — она давно уже хотела изнутри взглянуть на это детище, концепт которого Джек, к тому же, нагло украл у самой Мокси. Вообще-то, то была довольно опасная затея, учитывая, что доложить о её присутствии мог бы любой работник, мало-мальски представлявший, какие лица помогают Сопротивлению и Алым налётчикам. С другой стороны, Мокси честно себе признавалась — слишком уж она засиделась в своих барах да аренах. Её действительно будоражила мысль провести свидание с двойником Джека под самым носом Джека-настоящего. Может быть, даже заняться с ним сексом, если вид этих разноцветных глаз не парализует её неприятной ностальгией настолько, что не получится и шевельнуться. Справедливости ради, она неплохо постаралась над своей приметной внешностью — распустила причёску, прикрыла нижнюю часть лица шарфом и выудила из недр гардероба старую форму Раднеков, под которую, впрочем, надела один из лучших своих бельевых комплектов (для пущей уверенности, конечно же). И так, сойдя за обычную бандитку, коими полнилась Пандора, она покинула планету, днём ранее обмолвившись о намерении посетить одну из своих арен. Путь к висящей в открытом космосе станции казино был утомителен, и потому, пройдя дурацкий досмотр на входе, Мокси вошла внутрь будучи уже изрядно раздражённой. Богатство трёхъярусных фонтанов, баров и щелканье тысяч игровых автоматов ухудшили настроение ещё больше, а под руку так вовремя вклинился робот-официант, предлагая ей клубничное шампанское — такое холодное, что капли стекали по влажному краю бокала, приятно холодя кожу пальцев. Женщина вздохнула более умиротворённо, принимая сразу парочку, и двинулась вдоль стен огромного зала с высоким стеклянным потолком, за которым звенела звёздная пустота космоса. Шум голосов слегка обескураживал — даже в лучшие дни на её арене, кажется, не бывало столько народу, готового отдать последние гроши, лишь бы немного погреться в лучах золотых статуй Красавчика Джека (а они являлись на каждом шагу и в самых разнообразных позах) и взглядах местных танцовщиц. Забавно, сколько же здесь было пресловутых бандитов, которых Джек так стремился изничтожить, потворствуя своему комплексу героя, но при этом охотно зарабатывая на них деньги — Мокси и сама не понимала, гениально это или же попросту жалко. Двойники Джека попадались на глаза довольно-таки часто, но ни один из них не вызвал в ней ни единой мурашки — они не были им, и она просто знала это, несмотря на идентичные черты и даже манеры. Тимоти же предложил встретиться неподалёку от Порочного квартала и, сориентировавшись по инфостенду, Мокси поспешила в его сторону, огибая многочисленные коктейльные бары, источающие сладкий опиумный запах. То был случай, когда роскошь оказалась настолько вычурной, настолько слишком, что застрявший ком в горле грозился вырваться наружу вместе с содержимым желудка — а ведь Мокси всегда думала, что подобная жизнь ей весьма по душе. На деле же, родная Пандора и походивший на дешёвенькое кабаре бар были для неё настолько колоритнее и привлекательнее, что хотелось рвануть к выходу из этой золото-неоновой Преисподней сейчас же. Мокси, конечно, сдержалась от этого малодушного порыва, отбиваясь от многочисленных предложений потратить деньги на то, это, пятое и десятое, вскоре с облегчением укрывшись в каком-то не особо популярном баре неподалёку от Порочного квартала. Он подмигивал ей задорными розовыми вывесками, обещая незабываемые ночи, и женщина закатила глаза: только Джек мог так пошло слепить казино и бордель в одно мутное безвкусное целое. Тимоти не заставил себя ждать, вскоре показавшись на пороге. Двойник Красавчика нервно улыбался, выуживая из-за спины букет настоящих цветов, чем, стоило признать, заставил даже ожесточённое сердце Мокси пропустить удар. — И никто не задал тебе вопросов? — она улыбнулась, принюхавшись к голубым лилиям, на что Лоуренс смущённо почесал нос, пояснив: — У нас тут есть своя оранжерея. Сказал, вип-клиент заказал букет. Мокс хмыкнула, разглядывая плечистую фигуру Тимоти и рассеянно думая о том, каким же он был в той, доджековской жизни? Наверняка скромнягой в очках с полной сумкой заумных книжек, но без гроша в кармане, что и привело его в эти рабские сети. — Тебя не смущает моё… то есть, его… лицо? Мокси отрицательно мотнула головой, посматривая по сторонам на предмет заинтересовавшихся их парочкой глаз. — Лицом меня не обмануть, — она пожала плечами, на деле всё же стараясь не смотреть на Тимоти лишний раз, хоть и выражение его глаз кардинально отличалось от того, что Мокси помнила. — Джек часто здесь бывает? Тимоти помялся, проводив взглядом роботов-мусорщиков, и неуверенно предположил: — Наверняка? Кто же ему запретит. Однако я его давно не видел — сейчас он всё больше занят Гиперионом и… убийствами. Бедняга Лоуренс побледнел, и это загнанное выражение на лице Джека смотрелось… любопытно. Даже, возможно, привлекательно — на извращённый вкус Мокси. — Я рад, что развлекаю людей здесь, а не убиваю их где-нибудь на Пандоре, — тихо добавил Двойник, нервно покручивая барный стул под собой. Мокси невпопад кивнула, но спросила совсем о другом: — А много тут охраны? Вернее, насколько много? — На столько, что и муха не проскочит в служебные помещения, но… — Тимоти указал на свою руку, красноречиво пошевелив длинными пальцами: — У Двойников много куда есть доступ. Так что, если ты хочешь… Мокси, прикусив губу, задумалась. В одиночку ни о каких существенных планах на это казино и думать было глупо, но удержаться от какой-нибудь мелкой пакости — весьма и весьма сложно. — Хочешь прорвать трубы канализации или типа того? — с улыбкой уточнил Тимоти, жадно разглядывая её лицо и наверняка покрываясь едва заметным румянцем под своей подвижной маской — копией той, что носил сам Джек, скрывая шрам, подаренный Лилит. Мокси рассмеялась, умилённо махнув ладонью и после накрыв ею чужие пальцы, легко переместив их на свои колени. — Типа того, — томно повторила она, заговорщически сверкнув глазами, и Лоуренса, кажется, едва не хватил сердечный приступ. — Но для начала проводи-ка меня в какое-нибудь интересное местечко. Двойник тяжело сглотнул и, аккуратно поправив шарф на подбородке Мокси, взял её за руку, уводя за собой по искусственно выстроенным улочкам этого района казино. — О, я теперь особая клиентка? — усмехнулась пандорка, когда они наконец поднялись на вип-этаж и зашли в один из номеров. Здесь на удивление приятно пахло чем-то ягодно-мятным, под ногами стелился зелёный ковролин, на ощупь очень походивший на настоящую траву, а из золотисто-алых джакузи тянуло знакомым запахом клубничного шампанского. Мокси удивлённо вскинула брови: — Надеюсь, бокалы в зале не из использованных бассейнов набирают?.. Тимоти озадаченно обернулся, и женщина поспешила добавить: — Ничего не говори. Иногда лучше не знать всей правды. Лоуренс чуть улыбнулся, подводя её к прозрачной барной стойке, за которой виднелся иллюминатор, открывающий вид не только на звёзды, но и на крыло казино, мигающего тысячами огоньков. — Сегодня я побуду твоим барменом, — Тим галантно поклонился, доставая сверкающий бокал и принимаясь за кропотливую работу над коктейлем. — Хорошо, что хотя бы в этом зале нет статуй Джека, — заметила Мокси, отправляя в рот пару виноградинок, и кивнула на дверь в углу комнаты. — А там что? — Да так, небольшое служебное помещение, — едва не высовывая язык от усердий, Тимоти украсил напиток внушительной шапкой сливок, вымазав в нём кончик носа. Мокси прыснула от смеха, пробуя коктейль через трубочку и собирая губами немного крема. Двойник Джека, заворожено наблюдавший за её действиями, опёрся локтями на столешницу, чуть подавшись вперёд, и осторожно начал: — Можно я тебя… Впрочем, он тут же запнулся, приложив пальцы к уху и хмуро вслушавшись в то, что передавали ему по рации. — Чёрт. Я д-должен отойти, — не скрывая того, насколько расстроен, Лоуренс с трудом отошёл от стойки, попятившись к дверям и одним лишь чудом не споткнувшись. — Но я скоро вернусь! Мокси улыбнулась, в два шага преодолев расстояние между ними, и, притянув Тима за воротник, поцеловала его, про себя отметив, что на ощупь эти губы были и впрямь точь-в-точь как у Джека… И всё же целуется, да и пахнет, тот совершенно иначе. — Это лучший день в моей жизни, — прохрипел Лоуренс, когда женщина отстранилась, стирая остатки помады с уголков его губ и сливок — с кончика носа. Когда дверь за ним захлопнулась, Мокси неспешно допила свой коктейль, почувствовав наконец ударившее в голову опьянение, и переместилась на кожаный диванчик, с радостью принявший её в свои мягкие объятия. — Твою мать, — пробормотала она спустя время, слегка озадаченная столь резко нахлынувшим дурманом, и попыталась всё же сесть, чтобы не позволить себе уснуть — веки сделались чрезмерно тяжёлыми, а конечности — ужасающе ватными. Сколько минут или часов прошло в этой борьбе с собой, Мокси сказать не могла, но когда на пороге двери за баром показалась знакомая высокая фигура, облегчённо выдохнула. — Тим, это какая-то напасть, я сейчас… — она едва сдержала рвотный порыв, скатившись с дивана, но таки удержавшись на четвереньках. — Помоги мне. Двойник поспешно приблизился к ней, протягивая руки, за которые барменша ухватилась, пытаясь подняться. Не получив, однако, никаких усилий с его стороны, снова соскользнула на пол, удручённо разглядывая чьи-то потрёпанные кроссовки. — Милая, маленькая Мокси, — проговорил ехидный голос, и мужчина опустился рядом с ней на корточки, снимая с подбородка шарф и принимаясь поглаживать по волосам. — Посмотри на себя. Такая очаровательно нуждающаяся и беспомощная. Как же я могу не помочь тебе, когда ты так просишь? Вереница самых грязных ругательств пронеслась в затуманенной голове прежде, чем сознание окончательно утянуло в обжигающе ледяную тьму.***
Дерьмовый сон очередного дерьмового дня такой же вонючей, как скаг, жизни. Мокси медленно-медленно приоткрыла глаза, ожидая увидеть свою поцарапанную прикроватную тумбочку, — почти пустой стакан скотча, снотворное, перочинный нож — но вместо этого в глаза сразу же бросилась фоторамка. Черноволосая девочка с большими синими глазами, разглядывающими растерянное лицо лежащей на столе женщины, чьё тело, казалось, целиком состояло из несмазанных огрубевших шарниров. Сдавленно застонав, Мокси приподнялась на локте, щурясь от холодного слепящего света. Прозрев, она едва удержалась от вскрика — казалось, вот-вот её слабое тело соскользнёт вниз, прямиком в пустоту космоса, необъятно разверзнувшуюся перед глазами. На самом деле, то был лишь огромных размеров иллюминатор, на фоне которого, лицом к нему, стоял Джек, сложив руки за спиной. Помещение представляло из себя почти точную копию его офиса на Гелиосе, и всё же за стеклом виднелась часть казавшегося теперь почти родным казино, что немного ободряло: со станции Гипериона никто не возвращался. Разве что — по частям. Джек слегка повернул голову на звуки её похмельных мучений и, криво усмехнувшись, предположил: — Принцесса захолустья настолько заскучала, что решилась вторгнуться во владения дракона? Мокси не ответила, всё ещё борясь с ощущением, что вот-вот заскользит по гладкой поверхности стола — нисколько не накренённой — прямиком в бездну к звёздам. Глава Гипериона, едва ли нуждающийся в поддержании беседы с её стороны, невозмутимо продолжил, растягивая слова: — О, ты наверняка хочешь знать, почему же ты — принцесса, а королева Пандоры — это никто иной, как Лилит? Да, Огненный ястреб знатно прибрала к своим рукам эту вшивую планетку… Но, если хочешь знать моё мнение, я бы с радостью посадил на трон тебя и твои… достоинства. Неоспоримые качества истинной королевы — на мой безупречный вкус. Мокси, наконец оправившись, пробормотала, буравя его спину взглядом: — Твой неумолкающий голос делает это похмелье худшим в моей жизни. Джек рассмеялся, хлопнув в ладоши и резко развернувшись к ней лицом. Спутать его с кем-нибудь из двойников не представлялось возможным — он был выше и шире в плечах, а в глазах… чёрт, в глазах сиял незатухающий огонь из жестокости и отнюдь не глупого безумства, которое едва ли можно было повторить в ком-то так достоверно. Казалось, прошло не пять лет, а все десять — настолько иным он казался сейчас, заинтересованно разглядывающий свою жертву. Мокси было страшно, но, стоило признать, не настолько, чтобы потерять голову. В конце концов, она прожила достаточно долгую жизнь, а Скутер и Элли, хоть и запорят её бизнес с девяностопроцентной вероятностью, не будут долго горевать по своей непутёвой мамочке. — Похмелья? Детка, алкоголь в твоём бокале был отменным, чего, конечно, не скажешь о подмешенной в него прелести, — Джек улыбнулся, в пару широких шагов преодолев расстояние до своего стола и усевшись в громадное кресло перед ним. Продолжая демонстрировать своё превосходство в этой ситуации, он слегка — хотя едва ли специально, скорее привычно и по-хозяйски — расставил ноги, а руки сложил в самый что ни на есть злодейский жест — домиком. Мокси лишь поморщилась, отодвинувшись к другому краю, но не решаясь пока спускаться на пол из-за тошнотворного головокружения. Джек продолжил более приторно, даже ласково, но вместе с тем — с леденящими кожу угрожающими нотками: — Вы в самом деле думали так бездарно провести меня? Женщина также притворно и виновато улыбнулась — с привычной томной кокетливостью, спасавшей её в различных ситуациях, на самом деле вовсю коря себя за то, как глупо она подставила Тимоти. Где же он сейчас? Валяется где-то среди мусора с разорванной шеей? Впрочем, главное сейчас — вовсю тянуть время. Красавчик Джек, полюбовавшись этой улыбкой, однако нисколько ей не поверив, отчеканил, нетерпеливо побарабанив пальцами по столешнице: — Ладно. Если не хочешь, чтобы эта самонадеянность стоила тебе жизни, поведай мне, что ты и твои дружочки из Алых налётчиков надеялись найти в моём казино. Мокси растерянно моргнула: он и впрямь думает, что она пробралась сюда с Лилит и Роландом? Нервно облизнув губы, пандорка осторожно уточнила: — Налётчиков? О чём это ты? Джек закатил глаза, после чего резко подался вперёд, с нажимом проведя ладонью вдоль её голени, затем сжав её где-то в районе лодыжки, чтобы рывком притянуть ближе. Мокси вцепилась в край стола, но дёргаться не стала, состроив самую невинно-скучающую гримасу на свете. — Брось, Дже-ек. Я здесь одна. — Мне нравится твоё лицо, когда ты лжёшь, правда, — гиперионовец быстро скользнул пронизывающим взглядом по её костюму, частично скрывающему формы женского тела. — Но это я играю с тобой, а не ты — со мной. Мокси надула губы, отвернувшись и сделав вид, что осматривает кабинет, избегая при этом пугающего лица-маски Джека. — Я просто хотела взглянуть, во что же ты превратил мою идею. Джек расхохотался, на мгновение уткнувшись лицом в её колено и игриво прикусив ткань брюк на нём. Подняв глаза, осмотрел удивлённое лицо снизу вверх, и покачал головой, подбородком скользнув по мягкому бедру, словно проверяя его упругость. Крепление маски больно укололо кожу сквозь одежду, и женщина рефлекторно дёрнулась. — Боже, Мокс, я бы сделал тебя своей подушкой. До чего ты удобная, — простонал Джек, вновь откинувшись на спинку кресла, и глаза его заблестели куда более расслабленно и удовлетворённо. — Сложно злиться на тебя, куколка, даже учитывая тот факт, что я помню все твои… промахи. Мокси тяжело сглотнула, слегка побледнев, но Джек, прослушав какое-то сообщение по ЭХО, не стал продолжать эту тему, вновь вернувшись к насущному: — Значит, заявилась ко мне, как туристка? Но к чему же тебе сдался этот щенок… м-м, Тимоти, верно? Так слепо доверилась моему двойнику? — Он глупый и забавный. Не более. — О, нет, нет, нет, милая! Теряешь хватку. Парниша обвёл тебя вокруг пальца, в то время как ты думала только лишь о его — о, прости, МОЁМ — члене. Настолько соскучилась? Мокси, не поспевая за его мыслями и выводами, предпочла промолчать и на этот раз, напряжённо ожидая, что будет дальше. Шансы на то, что она покинет этот кабинет, были исключительно малы — и она потихоньку мирилась с этим пониманием, искренне жалея, что не поделилась планами с Лилит. — Так значит… ты больше не считаешь, что я пришла с налётчиками? Джек фыркнул, деловито сцепив пальцы в замок. — Мои парни прочесали всё от и до, облапали всех гостей и персонал. Никто не попался ни на единую камеру, так что, вероятно, ты действительно настолько наивна, что в одиночку заявилась прямо в лапы к папочке. Может, в этом и был твой замысел? Ты наконец поняла, что вам меня не одолеть? Мокси, тем временем, уже просчитала, что выход из кабинета находился как минимум в десяти метрах, а все боковые двери, в которых шнырял робот-бармен, открывались только по ключ-карте и вели в служебные коридоры, наверняка запутанные и кишащие охраной. С другой стороны, Джек едва ли предполагал, что она хотя бы попытается куда-то сбежать. Даже здесь в углу стоял витраж с, очевидно, копиями самых значимых и тешущих себялюбие трофеев — сходу Мокси признала лишь сертификат на владение корпорацией Атлас и бородку печально известного бывшего босса Красавчика. Бедняга Тесситер, конечно, был мудаком, но явно и рядом не стоял с обаятельным психопатом, стремительно оккупирующим всю Пандору. Джек проследил за её взглядом. Ухмыльнулся и тихо подметил: — О, такой лакомый трофей я не оставлю здесь. Определённо, заберу тебя на Гелиос. Мокси непонимающе взглянула на него, хотя в душе, конечно, знала, что он просто припоминает о её собственных горделивых словах. Джек медленно поднялся из кресла, сделал шаг, пристроив руки по обе стороны от женщины, и навис над ней, втягивая воздух ноздрями. — Вот уж не думал, по правде говоря, что будет так просто. Она отвернула голову, чтобы не чувствовать его выдохи на своих губах, однако ощущать их на шее было также весьма… странно. Пугающе? Неуютно? — Ну что же ты? Я ведь не обижу тебя, Мокс. Разве я похож на изверга? Уф, ладно, может и похож, конечно, но с другой стороны — разве не приятно передохнуть от общества грязных пандорских бандитов — в моей компании, благоухающей, сексуальной и так далее, и тому подобное?.. — Ты разрушил мою Арену. — А ты — мои планы на Элписе. — Ложь! Всё равно ведь добился того, чего хотел. Мокси со злостью посмотрела в его лицо, отмахнувшись от страха и осторожности — к чему они теперь, когда она и так по уши в дерьме? — Верно. Но этот путь мог быть гораздо, гораздо приятнее, если бы не твоя натура, маленькая лживая предательница… — Джек прохрипел последние слова уже над самым ухом, и ладонь его, горячая и подрагивающая предвкушением, легла на тонкую шею, сжав её своими жёсткими пальцами. Дыхание вмиг перехватило, и тело ощутимо задрожало, распаляя сильнее, заставляя сжимать горло ещё и ещё, пока Мокси не захрипела, протестующе упираясь руками в его грудь. Собравшись, она изо всей силы, которая ещё оставалась в мышцах, лягнула гиперионовца в бедро, скатываясь со стола, но крепкие руки не позволили уйти дальше, чем на метр. Джек тесно прижал её к себе, глухо рассмеявшись — смех этот вибрациями ударил в спину, — и зарылся лицом в каштановые волосы, жадно вдыхая их запах. — Хватит глупостей. Иначе потеряешь своё продающее личико, — мужчина кивнул в сторону висящего на стене изогнутого кинжала. — А в твоём возрасте это то немногое, что ещё держит на плаву, правда? — Отпусти меня. Я всё равно ничего знаю, мы с Лилит не подружки, — пробормотала она, пытаясь пошевелить плечами, но в итоге лишь потираясь лопатками о грудь Джека и веселя его ещё больше. — О, я знаю! Лилит ни за что не стала бы вводить в курс дела тебя, — Джек пренебрежительно хмыкнул, и ладони его скользнули под куртку, огладив живот и играючи почти что поднявшись к груди. Мокси зашипела, извиваясь и старательно ускользая из-под касаний, на что Джек лишь укоризненно поцокал языком, послушно убирая руки из-под куртки, но оставляя их на талии. — Ну что же ты? Я ведь видел, как ты набросилась на беднягу Тима. А у него, как ты могла заметить, моё лицо. Моё тело. Даже ДНК, и я уж молчу о… — У него не твоя гнилая душонка. — Пф-ф, брось. Тебя, милая, никогда не интересовал такой пустячок, как душа. С этим, пожалуй, сложно было поспорить — но может лишь потому, что встречавшиеся ей люди все как один и были бездушными? — Я знаю, ты скучала по мне, — продолжил Джек, легонько куснув мочку уха, и Мокси закатила глаза, извернувшись в его руках так, чтобы оказаться лицом к лицу — так чуть проще. — Хотя ты этого, конечно, не признаешь. Но чёрт, помнишь ведь, как нам было славно! — Это было много… жизней назад, — Мокси поджала дрогнувшие губы, отстранённо разглядывая маску, точно повторяющую все эмоции лица под ней, и неспешно протянула руку, задумчиво скользнув пальцем по щеке Джека. Пробормотала, обращаясь скорее к самой себе: — Хотя, признаться, я не могу научиться ненавидеть тебя… даже несмотря на то, что ты стоишь передо мной по уши в пандорской крови. Джек молчал, замерев и слегка прищурившись. Возможно, пытался понять играет она или, под страхом смерти, наконец опускается до неприятной правды — может, едва ли не впервые за свою жизнь актрисы одного театра — дешёвого, но такого яркого и гротескного. — Ты пугаешь меня, когда вот так вот молчишь, — нервно усмехнувшись, вновь подала голос пандорка, спрятав взгляд под длинными ресницами. Джек ответил — кажется, с улыбкой в голосе: — Я и должен тебя пугать, Безумная Мокси. Она вдохнула немного воздуха — вышло глупо и с судорожным всхлипом, вызванным, впрочем, совсем не испугом. Оставить шрам на лице или теле — не худшее, что Джек мог бы сделать, и они оба это знали. — Сочти меня старомодным, но не во всех сферах жизни мне нравится принуждать, — мужская ладонь легла на шею, большим пальцем поглаживая артерию, а тёплый выдох коснулся виска. — Гораздо приятнее, когда враг отдаётся добровольно? — казалось, отравленный алкоголь заиграл в венах повторно, делая тело таким податливым и одурманенным, более того, жаждущим быть именно таким. Может быть, чтобы не было так страшно и больно? Джек посмеялся, неопределённо качнув головой: — Можно и так сказать. Но какой же ты — враг? Нет, нет, дорогая, ты числишься в иной категории. Мокси подняла глаза как раз в тот момент, когда Джек задумчиво коснулся её нижней губы, неспешно погладив её пальцем. — Какой же? — М-м, тебе не понравится название. Она прыснула от смеха, вместе с тем едва не расплакавшись, приглаживая дрожащими ладонями ворот его мятой рубашки и жакета, надетых поверх футболки, пока Джек не поймал её ладонь в свою, останавливая. — Покуда я могу тебя рассмешить, всё не так уж плохо, — хрипло усмехнулся он, свободной рукой стерев слезу из уголка её немигающего глаза. — Разве тебе не хочется отдать контроль в чужие руки? Довериться, побыть хрупкой, забыть обо всём? Конечно ей хочется. Отчаянно, до зубного скрежета, почти что каждый день и абсолютно каждую ночь. Но разве она — не дитя суровой жизни на Пандоре, со свободой, бегущей по жилам горячей кровью? Это что-то, да значит, и Джеку, посланцу изнеженных богов прогресса, попросту этого не понять. И всё же каким-то образом он, улыбчивый Меркурий, сумел так глубоко проникнуть под шипастую кожу, несмотря на то, что Мокси видела его насквозь — с первых же секунд знакомства. Но всё равно — позволила, подпустила, самонадеянная и любопытная. — Тебе так идёт. Фраза из далёкого прошлого, заставившая вздрогнуть от мурашек, бегущих по шее, пока бывший любовник гладил её не накрашенное, за исключением губ, лицо, разглядывая и усмехаясь каким-то своим мыслям. — Не придумывай. В ответ Джек, сорвавшись за долю секунды, прорычал что-то неразборчивое в изгиб её шеи, прижавшись к ней губами, и Мокси снова дёрнулась в крепких объятиях, путаясь в собственных мыслях, бьющихся о стенки черепа. — Это ошибка, — едва ворочая языком пробормотала женщина, но Джек не позволил продолжить, завладев её губами и сходу втянув во властный, бескомпромиссный поцелуй. Удерживая лицо одной ладонью и не прерываясь, стянул с Мокси куртку, затем — майку, на секунду опустив взгляд ниже. Тут же замер, блеснув глазами, и медленно отстранился, коснувшись чашки кружевного красно-чёрного лифа, с натяжкой вмещавшего в себя грудь. — Твою мать, Мокс. Как ты могла отпираться, всё это время скрывая под лохмотьями это? Да ты вырядилась для меня, меня, маленькая, слащавая… — конец фразы затерялся в жадном, громком поцелуе и тихом стоне Мокси, когда руки Джека поочередно коснулись каждой эрогенной зоны — он хорошо помнил это тело, — вскоре быстро и дразняще отстранившись, вынуждая потянуться следом. Гиперионовец рассмеялся в поцелуй, казалось, ничуть не удивлённый, и легко приподнял её, усадив обратно на стол. Вереницей укусов спустился от уха до груди, уткнувшись в неё лицом и блаженно прохрипев что-то себе под нос, после чего усилием воли отстранился. — Сними это, — кивком указал на мешковатые брюки, попутно медленно расстёгивая ремень на своих. И низким, вибрирующим голосом заметил: — Мы оба постарели, правда? Но, поверь, это будет так же хорошо, как раньше… Пандорка не стала спорить. Она вспоминала солнечное утро Конкордии, лицо без маски, предшествующую им долгую звёздную ночь, полную искренних эмоций и нежности, которых были лишены все прочие её отношения. Джек тяжело дышал в шею, гладя спину Мокси и прижимая теснее к себе, не сбавляя при этом темпа толчков — напористых, берущих то, что давно ему, Джеку, принадлежало, и наконец вернулось в руки податливой, влажной и стонущей женщиной. Он хаотично целовал её лицо, но руки его были без необходимости жёсткими: они дёргали, сжимали, надавливали. Он брал больше, чем мог отдать, поглощал её боль, тоску и желание на грани влюблённости, не зная, есть ли предел, но желая его достигнуть и осушить. В ход шли рукоять кривого кинжала, слишком грубый, настойчивый язык и ремни, затянутые вокруг посиневшей шеи, лодыжек и запястий. Порез на ключице ныл, Джек — просил прощения и целовал его, слизывая кровь и ни на секунду не прекращая вжимать мягкое тело в жёсткую поверхность стола, шаря ладонями по изгибам и шепча о том, как сильно по ним скучал и как плохо бывало со знойной, но угловатой Нишей… — Мокси, Мокси, Мокси, — повторял он обезумевшим голосом, переворачивая её, вылизывая влажную кожу между лопаток и на пояснице, кусая за посиневшую кожу бёдер, тут же принимаясь ласкать размашистыми мазками языка, плавно переходя к пульсирующей промежности. Он ждал, ждал, когда она позовёт его по имени. Внезапно стоны боли и наслаждения сменились звонким смехом, и Мокси воскликнула, прервав череду хлёстких ударов кожи о кожу: — Джон! Пожалуйста… Она ждала справедливую, заслуженную боль для предательницы: отчаянно желала её получить, вместо этой, несерьёзной и перемешанной со странной сентиментальностью Джека, то и дело покрывающего её тело вдумчивыми успокаивающими поцелуями. …Мокси никогда не узнает, сколько часов она провела в этом офисе. С Гелиоса не возвращались, это точно, но насчёт казино никаких удручающих данных не было — и не появилось, ведь она покинула его: с пустыми глазами, разбитой губой и шрамом — может, не на сердце, но на рёбрах — точно. Чернильный шрам гласил, что Джек был здесь, и губы горели от поцелуев, голова — от множества слов, безумно и бездумно вырывавшихся из его помутнённого сознания. Они были и унижающие, и ласковые, и просящие остаться, и насмешливо желающие попытаться вернуться к обычной жизни обычной пандорской куклы. И она, конечно, вернулась.***
Сегодня они праздновали смерть. Для Пандоры она не была чем-то особенным, — здесь умирали от клыков, пуль и щупалец ежесекундно — и всё же этот день был особенным. Может быть, потому что в небе над чёртовой пустыней летали чайки — вестники души, белой и чёрной, живой и погибшей, а может быть и по иной причине — да что уж там, конечно же, по ней самой. Мокси сидела на барной стойке, изредка припадая к бутылке раккового эля, и наблюдала. Люди продолжали жить. Брик и Мордекай швыряли дротики в плакат с разрисованным лицом, Алые налётчики хором скандировали какую-то глупую песню, Искатели хранилища — как главные герои этого торжества — что-то тихо обсуждали, сев кругом, периодически принимая похлопывания по плечам и бесплатную выпивку. Отовсюду лилась музыка вперемешку с обрывками трансляции радио-новостей, вещающих лишь одну новость в сотый, а то и тысячный раз. «…Гиперион… смерть… Джек.» Какое странное сочетание. И в то же время — существовало ли более органичное, естественное, правильное? «Смерть догнала тебя, Джек», — думала Мокси, пробуя эту мысль на вкус — какова? Горько-сладкая, как и его вспотевшая кожа. Как странно думать о том, что когда-то под ней бурлила жизнь и возбуждение, которые она до сих пор помнила слишком ярко, словно заевшую мелодию из телешоу детства. Понравилась бы Красавчику Джеку музыка, играющая на празднике в честь его смерти? Вряд ли. Наверняка он хотел бы слышать что-то трагично-пафосное, классическое, если вообще допускал хотя бы на миг тот факт, что мог умереть. Нет-нет-нет, Джек, которого она знала, смеялся над смертью, ведь он был ею, не просто чёрной, а чёрно-жёлтой, как сам Гиперион, потерявший хозяина, но не рухнувший с небес — то ли в насмешку, то ли в дань уважения. Незаметно подошла Лилит. Кровоподтёк от ошейника на её горле напоминали о плене в руках бывшего диктатора, и Мокси не удержалась от очередной, странной на вкус, мысли: «Он был со мной мягче. Мои отметины прошли быстро, а её — нет.» Но какая теперь разница. «За Джека!» — прогремел пьяный, полный издёвки тост, подхваченный десятками других. Кто-то в толпе подмигнул ей, — Мокс помнила красивое лицо и жаркую ночь, но не имя — и всё равно охотно ответила воздушным поцелуем. — За Джека, — и, задорно хмыкнув, отсалютовала бутылкой в пустоту, после ненадолго припав к ней в ожидании реплики Лилит. — Странно, да? — начала сирена, но вовсе не так, как ожидала барменша. Мокс пожала плечами, ничего не уточняя. Да, странно, что его больше нет — что тут ещё скажешь? — Казалось, — продолжила Лилит, глядя в одну точку, — будто он был чуть ли не богом — богом-ублюдком — потому что вечно где-то над нашими головами, вечно наблюдающий за каждым шагом, решая, кто же сегодня умрёт, а кто — будет жить. Но на деле… Сирена сложила пальцы в пистолет. Качнула ими, имитируя выстрел — тот самый, решающий, прямиком в голову гиперионовца. История Пандоры его не забудет. — И всё. Джек был просто человеком, понимаешь? Жалким. Но даже я подсознательно верила в его превосходство над нами. Мокси посмотрела на всё ещё сложенные пистолетом пальцы и попыталась вообразить, каково это — пустить пулю в висок Красавчика Джека. Ток пробежал по её собственной руке, перекочевав куда-то в грудную клетку и улёгшись там клубком электрического, ершистого кота. Это было больно, но и в какой-то степени уютно — как и всё, связанное с мыслями о нём. За всю свою достаточно долгую жизнь Мокси никогда не встречала человека хуже, чем Джек, даже среди банд головорезов, подонков, безумных фанатиков и ассасинов из других измерений. И всё же она не спустила бы курок. Что делать с этой мыслью — вопрос был открытый, и отмахиваться от него уже не хотелось — не тот возраст, чтобы снова бегать от себя. — Тебе не кажется, — хрипло начала Мокси, после, кашлянув, продолжила уже более ровно: — Что без него мир опустел? Лилит моргнула. Джек убил её возлюбленного. Мокси, конечно, знала. Ещё она знала, что Лилит и Джек — похожи, но судьба сирены лежала через признанное геройство и благородство, и неспособность Джека пройти по тому же пути делала их злейшими врагами, хоть и сторонами одной медали. — Возможно, — ответила названная Огненным Ястребом, прикрыв глаза и подставив веснушчатое лицо под лучи ликующего солнца. — Просто потому, что мне больше некого винить в смерти Роланда и некого за это наказывать. Мокси посмотрела на её рыжие волосы — теперь уже с проседью — и заметила с горькой иронией: — Бог завещал нам прощать и мучиться. Сирена, сморгнув слезу, глухо ответила: — И любить. Я любила слишком сильно, чтобы простить. Она, покачиваясь, отошла к Мордекаю, провожаемая взглядом Мокси, думающей о том, что она так и не научилась выбирать не ублюдков. Более того, найдя Самого Главного Ублюдка с энтузиазмом поместила его в центр своей жизни, словно выполнив миссию собственного существования, и теперь оплакивала его — молча, даже, возможно, не слишком горестно, и всё же не могла не оплакивать. Она смотрела на своих взрослых, странных и нелепых, но невероятно храбрых детей — детей свободной Пандоры — и снисходительно улыбалась их дурачествам и восторгу, с которым те покрывали капот машины изображением лица Джека — без маски и с уродливым шрамом через левый глаз, который он так желал скрыть от мира. Мокси хотела вернуться в то утро. Каким бы глупым, несуразным ни было это желание — она признавала и принимала его, точно незапланированного, но любимого ребёнка. Прижимала к груди и усмехалась тому, какой наивной, жаждущей любви девчонкой осталась — там, под слоем грима, старости и цинизма. Желание это не перекрылось ночью в казино — даже по-своему переплелось с ним, сделав ценным воспоминанием, но словно из какой-то другой реальности, не имеющий ничего общего с днями на Конкордии, а боль… боль была лишь незначительной платой. Она хотела бы удержать его за воротник мятой рубашки, поцеловать ещё-хотя-бы-раз именно тогда, уберечь от будущего — прямиком в их залитой солнцем постели на Элписе. Ей хотелось познакомиться с синеглазым Ангелом. Посмотреть на то, как он держал дочь на руках, заплетал несуразные косички, читал сказки на ночь (наверняка — про космос и Хранилища), напрочь позабыв про вшивую Пандору и её ресурсы. Ведь все они здесь — лишь маньяки и бандиты, а он… он чёртов герой. Славно, что Джек умер с этой мыслью — никто не хотел, что бы он усомнился в этом хоть на миг. Это было бы… неловко, будто его можно было спасти, понимаете? К сожалению или счастью, Безумная Мокси не спасла Красавчика Джека, не удержала его тем утром и не сказала того, чего хотела — ни в одной из существующих вселенных. И за это она благодарно салютует плакату с его лицом, усеянному дротиками.Когда ты устанешь от слез и пуль — Стрелять во врагов, казнить друзей — Иди ко мне. Иди ко мне и смотри:
Нет ничего кроме любви.