To the Horizon

Напряжение стало нарастать, когда Петра и Ауруо пошли вдоль берега реки. Лес уступил место открытой равнине, что было одновременно и благом и проклятием: хороший обзор, но никаких целей для захвата. Ауруо чувствовал, что Петра на его спине кипит от злости. Он знал её лучше, чем кто-либо другой… лучше, чем сама Петра знала себя… так что он мог определить, когда она всё ещё злиться на него, чувствуя, как напряжены её плечи и ощущая её дыхание на своей шее. Он убил Титана. А потом ещё одного. Но всё, что сказала Петра, когда он снова поднимал её на спину, было: "Ты сильно выставил колено при взлёте". Так и было, но это не означало, что в данный момент он нуждался в её критике. — Ну, не можем же мы все быть такими совершенными, как ты, — с горечью сказал он. — Отвали. И снова шаг за шагом. На случай, если это не слишком очевидно: Ауруо любил Петру. Всерьёз. В его жизни не было ничего важнее этого. Ему потребовалось много лет, чтобы просто решиться произнести это вслух в темноте своей комнаты, боясь признаться самому себе, насколько сильно он в этом убеждён. Вся его жизнь, весь смысл существования. Хотя, Петра своими ошибочными действиями в Амхессе, вероятно, подписала ему смертный приговор, какая-то часть его (и это было совершенно иррационально), радовалась тому, что он оказался с ней за пределами Стен, ведь здесь они всё время были вместе. Я отдам за неё свою жизнь. Не такая уж великая жертва, — подумал он про себя. Вся его жизнь. Он не знал причину, по которой ещё жив, тогда как его друзья из кадетского корпуса и из разведчиков были давно зарыты на кладбище. Он готов отдать Петре всю свою жизнь, по крайней мере лет до восьмидесяти. Однако, может так случится, что это будут лишь несколько дней… Но ему больше нечего предложить: он был на мели. Он жил там, где служил. Большая часть его одежды была военной формой. У него не было ничего, кроме времени, которое он тратил на борьбу с Титанами и сердца, которого она не хотела. Но, несмотря на то, как много у него отняли… забрали годы его жизни, забрали его сердце… он не мог не любить Петру Рал. Проблема, которую Ауруо осознал очень рано, заключалась в том, что он не умеет быть естественным и открыто выражать свои мысли. Он хотел… ему было нужно… Но всегда внутри него существовал какой-то барьер, который не давал произнести важные слова. Это было похоже на решето, которое измельчало то, что он хотел сказать, выпуская наружу только сарказм и ни капли сердечности. Эти невысказанные чувства и отвращение к себе, копились в нём годами и теперь, на грани жизни и смерти, он пришёл тому, что окончательно запутался: отдалившись от неё, умудрился тем самым ещё больше настроить её против себя. Просто замечательно. — Мы по дороге будем разговаривать или нет? Любовь к ней не означало, что Ауруо перестал вести себя, как мелкий засранец. Петра ответила лишь молчанием. — В конце концов тебе придётся заговорить со мной, понимаешь? В ответ Петра пнула его ногой в бедро. — Что ж. После всей той суеты которая была дома, у тебя наконец-то появилось подходящее время, чтобы побыть со мной, как и хотела. Рад видеть, что ты точно знаешь, как его потратить. Дерьмовый мелкий провокатор. Петра оставалась невозмутимой. — Жаль, что здесь нет твоего любимого капитана. Вы бы провели время гораздо лучше. Он возненавидел эти язвительные слова, как только они вылетели изо рта. Проклятье, опять этот чёртов фильтр. — Наверное, у тебя тоже было бы больше шансов вернуться с таким солдатом, как он, — огрызнулась Петра. — Так она умеет говорить. — А тебе бы следовало делать это пореже. — Значит, ты просто хочешь, чтобы я игнорировал тебя до конца пути? — Ух ты. Наконец-то до тебя хоть что-то дошло. — Что мне нужно сделать, Петра? Как мы можем с этим покончить? — Ты сам должен знать, что тебе нужно делать, — фыркнула она. Ауруо мог бы в отчаянии всплеснуть руками, если бы не тащил её по холмам. — Ладно. Неважно. Пусть так. Я пытаюсь пойти тебе навстречу, но, если подумать, на хрена мне это надо.

***

Вечером, Ауруо пристроил Петру у реки, прислонив её спиной к дереву и начал разбивать лагерь. Сняв плащ, он разрезал его на длинные полосы для бинтов. А потом дал Петре несколько противовоспалительных препаратов, которые были у него в аптечке и снова обработал её культю, прежде чем забинтовать. Затем развёл огонь. И вскипятил им воду для питья, собрав немного мягкой древесной коры, чтобы пожевать её на ужин. Петра молча наблюдала за этими хлопотами, всё ещё сердитая и расстроенная. Она всё ненавидела, особенно Ауруо и особенно потому что зависела от него, так как, была просто мёртвым грузом. Ей оставалось только злиться, в сотый раз перебирая их сумку, чтобы хоть чем-то занять руки. Из всех раздолбаев, — подумала она про себя. Возможно, несколько месяцев назад Ауруо оказался бы вполне подходящим человеком, на случай попадания в какую-нибудь передрягу. Они хорошо работали вместе, несмотря на постоянные ссоры. И, скрепя сердце, ей приходилось признавать, что как солдат он достоин уважения. Но теперь, когда в этом молчании становилось трудно дышать от накапливающейся враждебности, ей хотелось, чтобы это был кто-нибудь другой. Элд смог бы подбодрить. Гюнтер умеет сконцентрироваться на цели. Леви… ну… Леви есть Леви и она, вероятно, уже была бы дома. Они ели и пили молча, лишь иногда по необходимости обмениваясь обрывистыми фразами ("Передай бутылку с водой." "Ты ничего забыл?" "Конечно, мамуля. Пожалуйста." "Ладно. Теперь можешь взять." "То, что мы так влипли, ещё не повод, забывать о хороших манерах." "Заткнись."). Краем глаза Петра посматривала на своего бывшего друга. Тёмные круги вокруг глаз, распухшая губа, всё лицо покрыто порезами от упавших на него обломков здания; кожа утратила нормальный цвет и превратилась в некое подобие лоскутного одеяла из синяков зелёного, жёлтого, фиолетового и чёрного цвета. Одна нога была вдвое толще другой и к ней была примотана грубая шина. Его руки дрожали, когда он ел, а когда моргал, то делал это как-то медленно из-за сотрясения мозга. Нечего его жалеть, чёрт возьми, — напомнила одна половина разума Петры. То, что он наговорил тебе – непростительно. Но другая часть разума Петры возразила: Ты тоже наговорила ему много лишнего. Разум номер 1: Да, но он сам виноват. И всё это было правдой. Разум номер 2: Нет, никто из вас не верил в то, что говорил. Вы просто старались сделать друг другу больно. Разум номер 1: Но он до сих пор не извинился. Разум номер 2: И ты тоже. Разум номер 1: Он наговорил больше всяких гадостей. И должен извиниться первым. Разум номер 2: Ты назвала его уродливым засранцем и недостойным солдатом! Разум номер 1: Я ошиблась? Разум номер 2: Да. И потом, ты из-за этого готова пожертвовать своей дружбой? Разум номер 1: Он первый стал отдаляться. Разум номер 2: Ты же знаешь, что он вытащил тебя из этого Титана. Ты по прежнему дорога ему. Разум номер 1: Он избрал забавный способ показать это. Разум номер 2: Тащить тебя много миль вдоль реки на больной ноге? Да. Действительно это ничего не доказывает. Разум номер 1: Будь он был хорошим солдатом, его бы не завалило. Разум номер 2: Он был ранен, когда пытался спасти тебя. Разум номер 1: Я не буду испытывать чувство вины из-за того, что он здесь. Разум номер 2: Но ты испытываешь. И именно поэтому ты сейчас набрасываешься на него. Разум номер 1: Это бессмысленно. Разум номер 2: Ты считаешь себя виноватой. Но вместо того, чтобы злиться на саму себя, ты переводишь всё на него. Разум номер 1: Тогда почему он такой мудак? Разум номер 2: По той же причине. Разум номер 1: Он винит себя в том, что мы оказались здесь? Разум номер 2: Конечно, винит. Он думает, что, вероятно, отвлёк тебя в Амхессе. Разум номер 1: Это так похоже на Ауруо. Всегда брать всё на себя. Разум номер 2: Ты ведь тоже о нём заботишься. С едой было покончено. Они замкнулись в себе, погружённые в свои мысли. Каждый вдох должен был казаться естественным и ровным. Оба изо всех сил старались вести себя лёгко и непринуждённо, хотя на самом деле они давали главное театральное представление своей жизни. Однако публику этот спектакль не мог обмануть: Петра замечала, как Ауруо быстро переводит взгляд с неё на свои шнурки. А Ауруо видел, что Петра впилась ногтями в свою подстилку. Несмотря на то, что еды и воды было мало, после часа ужасной игры второсортных актёров, Петра почувствовала знакомое ощущение в нижней части тела и наконец, к своему ужасу, была вынужденна заговорить: Ауруо. Мне нужно в туалет, — пробормотала она себе под нос. Боже, это было так неловко. — Ну? И? Она раздражённо закатила глаза. — Ну, балансировать на одной ноге трудновато. — Вот дерьмо. Да. Она ждала от него жестокой шутки, но он спокойно обошёл костёр, помог ей подняться и отнёс в сторону от лагеря. Он уравновешивал её, пока она писала… это была ужасная, неуклюжая хореография: она снимала штаны и садилась на корточки, а он держал её за руки, тогда как она старалась не смотреть на своё бесполезное левое бедро, болтающееся над землёй. Пока она облегчалась, Ауруо отводил взгляд в темноту. А когда она закончила, он помог ей снова влезть в штаны и, не говоря ни слова, понёс обратно. Это напомнило ей о том времени, когда у неё начались первые месячные, она тогда только начинала свою службу в Отряде Леви в Адском доме. Не имея поблизости никаких менструирующих особей, Петра смущённо отвела Ауруо в лес, чтобы вместе осмотреть апликаторы с тампонами (ей не надо было вставлять их внутрь у него на глазах. Они просто изучали устройство). Она была готова к ехидным замечаниям или брезгливости, но он промолчал и последовал за ней. Чувство собственного достоинства заставило её подавить свой гнев. Они вместе поплелись к костру. — Я всё ещё злюсь на тебя, — сказала Петра уже не так уверенно. — Какой ужас. Он подбросил ещё одну ветку в огонь и положил охапку дров в пределах досягаемости для неё. — Я собираюсь спать. Ты будешь караулить, а за час до восхода солнца, мы выйдем. Отдохнёшь, когда я буду тебя нести. — Ладно. — И разбуди меня, если тебе что-нибудь понадобится. — Как же я дотянусь до тебя, если ты по ту сторону костра? — спросила Петра. — Можно я брошу в тебя камень? — Достаточно произнести моё имя. — Облом. Ауруо подложил себе свёрнутую куртку вместо подушки и лёг лицом к Петре, сидящий с другой стороны небольшого костра. Петра почувствовала укол совести из-за того, что его плащ был разрезан на полосы для её бинтов; его била дрожь. Казалось, у него промелькнула какая-то мысль, не дав сразу закрыть глаза. Вместо этого он с горечью сказал: Ты права. Леви довёл бы тебя. — И меньше бы ныл. — Да и Майк тоже. Нанаба. Элд. Гюнтер. Даже Ханджи с Моблитом, чёрт бы их побрал. Он поёжился. — Ну на этой неделе тебе чертовски повезло. А что дальше? — Ты можешь умереть. — Да, но тебе это понравится. — Он повернулся к ней спиной. — Спокойной ночи, Петра. — Эй, Ауруо? — Да? — Прекрати жалеть себя, ладно? — Нет ничего, чего бы ты мне не говорила раньше, — пробормотал он. — Это неправда. — Значит, у тебя плохая память. Дай мне поспать. Когда его дыхание стало тише, а тело расслабилось в полусне, Петра попыталась отвести взгляд от него и посмотреть на пасмурное, чернильное небо. Может быть, мы оба отстой, подумала она. После стольких лет они так и не поняли, что с этим делать… с непримиримым, головокружительным, бесконечным танцем* в котором они кружились вдвоём. Он говорил ей ужасные слова… ужасные. И она поступала с ним так же. Но это не означало, что ей хотелось смерти Ауруо Боссарда. Даже отдалённо ничего подобного. Разум номер 1: Но я всё ещё злюсь на него. Даже если он не имел в виду то, что сказал. Даже если пытается помириться. Разум номер 2: Почему? Разве ты не хотела, чтобы он изменился в лучшую сторону? Разум номер 1: И да… и нет. Разум номер 2: Не обманывай себя, Петра. В чём дело? Разум номер 1: Но это глупо. Разум номер 2: Выкладывай. Разум номер 1: … Он здесь. И он погибнет. Я злюсь на него за то, что он не захотел выжить ради меня. Так оно и было: Петра злилась, что Ауруо, со всем его мастерством и опытом, оказался с ней в аду, где они наверняка погибнут. Из всех людей в отряде Леви именно Ауруо должен был выйти из этой проклятой войны живым… несмотря на его хвастовство и манеру поведения, он был отличным солдатом. Петра беспокоилась о нём, как и обо всех своих друзьях-разведчиках, но она всегда считала само собой разумеющимся, что с Ауруо всё будет в порядке. Это было неразумно, но это было правдой: она злилась на него за то, что ему оставались считанные дни. За то, что не понимал, как важно для неё знать, что его сердце бьётся его и готов был его остановить. Возможно, он был не тем человеком, которого она хотела сейчас видеть рядом. Возможно, Элда, Гюнтера, или Леви. Кто знает? Но в одном Петра была уверена: она не желала, чтобы тем человеком, который умрёт вместе с ней, стал Ауруо. Вместе состариться и умереть, это совсем другое дело. Но здесь, в этом жестоком, окружённом равнодушными звёздами, мире, больше всего на свете ей хотелось, чтобы он был жив… хотелось, чтобы его смех по прежнему звенел в коридорах штаб-квартиры, чтобы он закатывал глаза в глубине залов для совещаний, чтобы его жизнь продолжалась. И какая трагедия, что этот странный, нескладный, неуклюжий, обоятельный мужчина, может в ближайшие дни стать удобрением для травы. По сравнению с этим всё остальное казалось таким незначительным. Для Петры всё потеряло смысл, даже это распахнутое над её головой небо, всё было не важно, кроме разрушенных отношений с Ауруо. Куда проще проложить дорогу домой, чем найти подход к нему. Да и времени на это у них было.