* * *
— С днем рождения, Сахароза. Девушка шепчет одними губами самой же себе, когда часы на телефоне показали ровно полночь. Она не ждет поздравлений, не ждет чуда, что ей позвонят или напишут, что отметят ее в какой-то из соцсетей с прикрепленной к поздравлению открыткой или картинкой с милым животным, не ждет ничего. Утром ее поздравят родители, где-то к обеду напишет ей Эмбер, может где-то к вечеру поздравят ее одногруппницы, если они не забудут. Впрочем, если и забудут — ничего страшного, ведь девушка не особо воспринимала свой день рождения как какой-то великий и важный праздник. Просто очередной, непримечательный ничем день, как и сотни других в черно-белом календаре. Возможно, глубоко в душе ей хотелось сделать этот день хоть не на много, но особенным, как это было раньше с бывшими близкими подругами, когда они вместе ходили в парк или в кино. Но эти дни уже давно в прошлом, болезненно-приятном и давнем прошлом, когда все было одновременно так просто и так тяжело. Может, где-то в промежутке напишет Альбедо. Или позвонит. Лучше, конечно, звонок, ведь хотелось услышать его голос, но в то же время безумно волнительно: а она ведь его еще и пригласила домой! Щеки вспыхнули, стыд и тревога забились внутри и не собирались покидать ее тело и ей казалось, что она зря поддалась своим чувствам и пригласила его, но в то же время корила себя за собственные мысли. «Он еще даже не пришел, а я уже надумала всякого! От того, что я его позвала, ничего ведь плохого не случится…» Хочется верить самой же себе. Уже пятнадцать минут, как ее день рождения настал: как она и предполагала, ничего не изменилось. Никаких оповещений, никаких поздравлений, а единственное, что пришло на ее телефон — смс от оператора. И то, обычная реклама. Глубоко внутри Сахарозы все еще живет маленькая беззаботная девочка, которая верит в добрые сказки с хорошим концом и чудеса, но которую так тщательно пытается скрыть за исполинскими дверьми разума: чуда и в этот раз не случилось.* * *
Как Сахароза и предполагала, утром ее и впрямь первыми поздравили мама с папой, подарив небольшой косметический набор, а чуть позже, уже после завтрака, ей позвонила Эмбер. Признаться честно, было очень неожиданно, но одновременно безумно приятно. — С днем рождения, крольчонок!! Пусть все твои желания исполнятся!! Никогда не болей, приходи почаще, и не волнуйся так за свой университет!! То стрекозка, то сахарок, то крольчонок! Как ее только не называли за последнее время, и хоть это до безумия смущало, но отчасти было приятно. Что-то было теплое и особенное в таких вот дружеских кличках. Благодарит Эмбер за милое поздравление и идет с мамой доделывать торт. Еще неделю назад, когда девушка заявила, что в этом году планирует праздновать день рождения не одна, родители прямо аж просияли: моментально созвонились со своими друзьями и знакомыми, к кому можно было бы поехать на один денечек, чтобы оставить дочь с предполагаемыми подругами одну и ни в коем случае не мешать, и не смущать никого. Но смутить все-таки получилось, ведь теперь ей придется мириться с фактом пребывания ее и Альбедо одних в ее доме; пусть Сахароза и планировала хотя бы прогуляться по парку вдвоем, но довольно ветреная и морозная погода решила изменить все ее планы. Но спустя время одумалась: лучше уж и впрямь быть просто наедине с ним. «Наедине с ним» — мысленно повторила девушка за собой и снова зарделась, отвлекаясь от торта и чуть не пересахарив его. Абсурд, полный абсурд! И что они вместе тут будут делать? Торт кушать? Неловко разговаривать о всем, что попало? Кино посмотрят? Сахароза страдальчески выдохнула и взяла телефон в руки, чтобы хоть как-то отвлечься от назойливых мыслей. Все будет в порядке, это ведь просто Альбедо. Чего она так разнервничалась? Да даже если они всего полчаса на кухоньке посидят за чашкой теплого чая — девушке уже будет безумно приятно, и этот день и вправду выдастся немного особенным, трепещущим хрупкое сердце. Самое главное для нее — успокоиться, не тревожиться и не наговорить всяких глупостей, ведь стала все чаще замечать за собой, что на чаше весов чувства превосходили всю логику. Не помнит раньше такого. Обычно Сахароза всегда пыталась мыслить логически, проводить в голове всевозможные варианты событий и только после тщательных раздумий шла действовать, но поддаваться эмоциям — совсем не ее стезя, а мысли ее стали все более безрассудны. И чаще всегда связанны именно с ее новым другом, что не могло не настораживать. То он ей снится, то она, вдруг, редеет от его похвал и комплиментов, то вновь хочет причесать его пшеничные пряди волос и осторожно взять за руку. Хочется почувствовать чужое тепло: снова обнять бережно, уткнуться носом в плечо и простоять так невесть сколько, хоть час, хоть два, хоть целую вечность, лишь бы внутри гнетущая и щемящая пустота не съедала ее целиком. Глупо было отрицать, что она снова привязалась, но осознавать это вдвойне страшно. Каждый раз Сахароза надеется, что с новым касанием его рук или новым теплым улыбкам, обращенным в ее сторону, девушка насытиться до конца, но в итоге ей хотелось лишь большего. Больше обнимать, дольше держаться за руки, дольше чувствовать на себе теплый взгляд аквамариновых глаз… — Я такая глупая, — со вздохом констатирует факт Сахароза, сидя на своей кухне. На часах уже вечер и солнце давным-давно село за горизонт, девушку уже даже поздравили ее одногруппницы в общем с ней чате, родители уехали на ночевку к друзьям, а от Альбедо ни слуху, ни духу. Тревожно листает немногие свои переписки, пару раз заходя в диалог с ним: в сети был еще утром и больше не заходил. Ничего не писал, не звонил, не отзывался. Не предупреждал, что опоздает, не говорил, что планы его поменялись и он, возможно, и вовсе к ней не придет. Под ложечкой засосало. Неприятное чувство отдавалось неприятным жаром на щеках и пальцы, казалось, стали совсем ледяные. Неужели, зря Сахароза надеялась на его приход к ней? Может, и впрямь, у Альбедо планы поменялись, и он просто-напросто забыл ее предупредить? Может, у них там концерт какой-то наметился, или гости домой пришли? Или ушел гулять и просто забыл про время и дату? А может, что-то плохое случилось? Сахароза страдальчески заныла и зарылась рукой в мятные волосы, отложив телефон в сторону. Хотелось съесть кусочек испеченного торта, запить его сладким чаем и просто уйти спать, чтобы этот день для нее поскорее закончился; совсем не замечает, как к медовым глазам подступили горячие слезы. Наверное, зря надеялась. Маленькая девочка, сидевшая за все теми же исполинскими дверьми в ее разуме, еще сильнее забилась в ледяной уголок, отчаявшись даже пытаться покинуть свое заточение. Жизнь — не сказка, и чудес не бывает, а Сахарозе не мешало бы это наконец-то запомнить. Фонари во дворе уже давно слепили глаза, тучи сгущались и превращались в сплошную беззвездную пустошь, а половинка луны одиноко вглядывалась в медовые глаза Сахарозы, сидящей у поддонника. Зря она не пошла спать, ведь выдерживать бушующие чувства в груди невыносимо, пусть и сон никак ее не исцелит. Глупо было затевать это все, глупо было его звать, глупо было надеяться. Сахароза глупая, маленькая девочка, которая не держит свои обещания и тонет в чернилах сознания. Лучше бы села, как всегда, за уроки, сделала бы все на ближайшее время и пусть и было бы одиноко, но зато не так тревожно и больно. Вдруг, и впрямь что-то случилось? Хочется ему написать, спросить, узнать, уточнить, понять, просто банально понять, что же все-таки произошло, но боится. Не хочет знать правду, лучше жить в объятии теплой и вязкой лжи и дальше заниматься своим эскапизмом. На сердце появилась новая трещина. Не опять, а снова, ведь ей нужно уже это запомнить… Дзинь. Дернулась моментально, сердце в пятки ушло, а тревога возросла в несколько раз, когда раздался звонок в дверь. Сахароза замерла на месте и задержала дыхание, прислушиваясь к звуку из коридора. Ей не послышалось? Может, слуховые галлюцинации уже появились от столь отчаянной надежды? Не двигается, не издает ни единого звука, лишь вглядывается на входную дверь и пытается хоть что-то услышать. Дзинь. Дзинь. Звон застыл ледяным эхом в ее голове, когда раздался во второй раз. Нет, ей определенно не послышалось. На ватных ногах идет по короткому коридору, и чем меньше расстояние между ней и дверьми сокращалось, тем сильнее и больнее стучало ее сердце за ребрами. Может, соседи пришли? Или родители что-то дома забыли, и решили на минутку вернуться? Или просто ошиблись дверью? В голове рой мыслей, но только в одной из них горит огонек надежды, что это Альбедо. Стало жарко, тревожно, страшно, волнительно; Сахароза аккуратно подходит вплотную к двери и с замиранием сердца с дыханием смотрит в глазок… Сквозь искажение стеклышка, в свете бледного подъездного фонаря и через затуманенную пелену пред глазами Сахароза узнала его. Хотелось и кричать, и плакать, и смеяться, как дурочка. А может, ей просто все это снится? С трепетом в сердце открывает злополучную дверь и перед ней и впрямь стоит тот, кого она ждала весь этот день. — С днем рождения, Сахароза, — неловко поздравляет ее парень вместо приветствия и тепло улыбается. — Извини, что так поздно, но ведь я обещал, что приду. Не верит глазам своим: перед ней и впрямь Альбедо, с красными от мороза щеками и носом, в своей теплой курточке и с добродушной улыбкой. За спиной — чехол от гитары, а через плечо висит небольшая темная сумка из кожи. — Альбедо? — словно не веря своим глазам переспрашивает Сахароза, отходя чуть в сторону, дабы пропустить парня в квартиру. — Я это, я, — забавит реакция подруги на свое появление и усмехается. Сахароза не знает, что делать ей. Хочется и наброситься с объятьями, и заплакать, и взять лицо в руки, всматриваясь в голубые глаза, ведь все еще не верит, что парень пришел. Маленькая девочка внутри нее стучит кандалами по огромной двери; пришла пора ее выпускать, пусть на пару минуток. Неужели, чудеса иногда могут случаться? Альбедо старательно пытается скрыть свою робость, ведь ему и впрямь было безумно неловко, что он так запозднился. Но раньше бы прийти к ней просто-напросто не получилось, ведь из-за домашнего ареста приходилось долго и муторно ждать, пока родители соберутся и уедут в больницу на сегодняшнюю операцию очередного их пациента. И ждать пришлось долго, мучительно долго, парень места себе просто не находил, а как выдалась долгожданная возможность — бегом вырвался из своего дома, не жалея ни своих ног, ни горящих от долгого бега и ледяного воздуха легких. Физкультура — совсем не его предмет, но, чтобы не опоздать на важный для девушки праздник он совсем себя не жалел. Оттого и весь красный, и дышит тяжело и чуть рвано, пытаясь восстановить сбитое дыхание. — И впрямь, прости меня, пожалуйста, что опоздал. Просто… Так получилось. Я не мог прийти раньше, — Альбедо виновато потирает затылок, переминаясь с ноги на ногу. — Но я рад, что более-менее успел. С днем рождения тебя еще раз. И чуть кланяется, будто настоящий джентльмен. Сахароза совсем потеряла дар речи, и ничего ей больше не оставалось, как счастливо улыбнуться и крепко обнять его, утыкаясь лбом в чужое плечо. — Я так рада тебя видеть. Очень, очень рада, Альбедо, — шепчет одними губами. Парень чуть равновесие не потерял от таких резких объятий. Удивленный, он глядит на обнимающую его Сахарозу и бережно обнимает девушку в ответ, прикрывая глаза. После уличного мороза попасть в теплую квартиру и укутаться в чужие объятия было самое то. От Альбедо веет холодом и уютом. Слышит, как его сердце громко и быстро стучит, и как сам парень немного дрожит, то ли от мороза, то ли от бега, то ли непонятно еще от чего. Хочется быстрее согреть его, угостить теплым чаем, укутать в свой плед и, по возможности, сесть где-нибудь рядышком, прижимаясь плечом. Наконец, отпускает его, пусть ей этого совсем не хотелось, но зато теперь может четко увидеть его; пелена пред глазами пропала и ясность зрению наконец-то вернулась, а на щеках мгновенно проявляется легкий румянец. Сахароза привыкла видеть Альбедо в строгих рубашках, а с недавнего времени еще и в черных футболках, с броским макияжем на глазах и растрепанными волосами, но сейчас он выглядел совершенно иначе. Слегка небрежно, но в то же время аккуратно подобраны волосы на затылке, а вместо строгих или слегка агрессивных нарядов на нем был теплый свитер кофейного цвета. И в симбиозе с его красными щеками и приятным холодом Альбедо выглядел так… по-домашнему? Сахарозе трудно описать это чувство, но одно знала точно: ему очень шло. Альбедо разувается, надевает принесенные Сахарозой домашние тапочки и наконец-то может рассмотреть квартиру подруги. В доме было безумно уютно — куча семейных фотографий на стенах, много картин, цветов на подоконниках. Обои теплых цветов, много хрустальной посуды на полочках стареньких шкафов, а в самом доме стоит запах домашней еды. Он словно попал в тот дом, которого у парня никогда не было: у себя Альбедо редко когда может почувствовать столь желанный уют и успокоение, и остаться у Сахарозы хотелось немного подольше. — Как я понял, все ушли уже? — осторожно спрашивает Альбедо, выходя из ванной, помыв руки с улицы. — Никого и не было, — робко отвечает Сахароза и расставляет чашки и блюдца на стол, пока кипятится чайник. — Я… Я только тебя пригласила. — Оу… Альбедо неловко потер предплечье, остановившись в арочном проеме. Получается, мало того, что он пришел достаточно поздно, так еще и заставил Сахарозу провести бóльшую часть дня в одиночестве? А если бы еще чуть задержался — то точно бы все испортил. Ужасно! — Извини… Я думал, ты пригласишь еще кого-то… — Все в порядке, Альбедо! — уверяет его Сахароза и приглашает за стол. — Я безумно рада, что ты пришел. Правда. Парень краем глаза взглянул на счастливую улыбку подруги и тепло разлилось по его венам. Он рад, что она в приподнятом настроении и не грустит, хотя ее лицо в первые секунды после открытия входной двери и впрямь выглядело так, будто девушка недавно плакала. Надеется, что ему просто это показалось. Торт оказался безумно вкусным и сладким, как и мятно-ягодный чай; после уличной прохлады в теплом доме, казалось, немножечко душно и ситуацию спасло окно, которое Сахароза любезно поставила на проветривание. Наверное, весь день горела печь на кухне, но это совершенно не приносило никакого дискомфорта. Даже наоборот; вся эта предпраздничная суета, куча блюд, жар от печи, запахи домашней еды и прохладный ветерок из открытого настежь окна — все это добавляло своей незабываемой атмосферы. Жаль, что Альбедо такого почти не ощущает, ведь дома обычно происходит все иначе и отчасти даже строже, поэтому здесь он и впрямь почувствовал себя на своем месте. — Очень вкусный торт. — Я сама делала… ну, мама помогала, — девушка смущенно опустила глаза. — Правда? — Альбедо приподнял брови. — Вау. Сахароза, ты большая молодец! Вышло великолепно. От его комплиментов внутри все переворачивалось, и Сахароза сильнее заливалась краской, тщательно скрывая свой взгляд за упавшей на глаза мятной челкой. Девушка переживала, что если они и будут сидеть в тишине, то она будет неловкой очень некомфортной для них двоих, но на деле все оказалось куда лучше. Пусть даже проронили они не так много слов за едой, поесть вместе с ним было безумно приятно, пусть слегка и смущало. — А когда у тебя... День рождения? — Уже был. Тринадцатого сентября. Девушка виновато опустила свой взгляд. — Ох... Уже прошел? А я даже не поздравила... — Все нормально, мы ведь тогда не так близко общались, — успокаивает ее и улыбается. — Да и не особо важен мне этот праздник, буду честен с тобой. Но еще успеешь поздравить в следующий раз, если захочешь. Робко подняла голову, осматривая Альбедо и пытаясь переварить в голове его фразу. Успеет еще? Он настроен на такое долгое общение между ними? Внутри волнительно закололо. — Спасибо большое за вкусную еду, Сахароза, — благодарит парень, допивая остатки мятно-ягодного чая. — Ты правда великолепно готовишь, вы со своей мамой большие молодцы. Передашь ей от меня тоже большое спасибо. — К-конечно! — Сахароза встает из-за стола и аккуратно убирает посуду. — Я очень рада, что тебе понравилось! — Ой! — резко вспоминает Альбедо и тут же встает. — Подарки. Совсем забыл. — П-подарки? — Конечно, — парень усмехнулся. — Куда ж без них? Сахарозе неловко принимать различного вида презенты, разве что только от родителей было еще привычно. А от мыслей, что ей кто-то что-то купил, думал о ней и гадал, чтобы такого ей подарить, горело лицо. Тем более, что этим человек был Альбедо — сердце снова участило свой пульс. Девушка ведет его в небольшую гостиную и неловко присаживается на диван, дожидаясь, пока Альбедо роется в своей сумке. От волнения в горле пересохло, хотелось нервно покусывать свои губы и заламывать пальцы, но Сахароза держалась, ведь не хочет выглядеть странно или глупо перед Альбедо. Ей остается лишь покорно ждать, пока парень роется в сумке и попутно ставит гитару рядом, присаживаясь рядом к ней на диван. Спустя пару секунд Альбедо протягивает девушке листочек формата А4, аккуратно сложенный в файлик. По началу Сахароза подумала, что он просто забыл из сумки вытащить бумаги по домашней работе, но когда файлик был снят, то ее взору предстояло увидеть нечто безумно красивое. На листе был изображена… она. Сахароза по началу глазам своим не поверила: поправила очки на переносице, быстро-быстро заморгала медовыми глазами и пыталась понять, мерещится ей или нет. Но как же тут не узнать ту девочку, которую она видит каждое утро, глядя в зеркало! Определенно, это была она, только намного красивее и милее, как ей показалось. Рисунок был выполнен очень аккуратно, с любовью к своему делу; каждый штрих уверенно ложится на свое место, каждый блик аккуратно был стерт кончиком ластика, и каждая деталь заставляла Сахарозу краснеть все сильнее и сильнее. Даже родинку изобразил! Насколько же он четко запомнил ее лицо? Или рассматривал фотографии? Сахароза от смятения совсем не знает, что говорить. Открыла рот и пытается что-то сказать, но трепещущее внутри сердце эхом отдается в гортани, мешая произнести хоть малейший звук. — Это… Это так… Альбедо, ты–… Я…! — Я тебя понял, Сахароза, я тебя понял, — парень аккуратно кладет руку ей на плечо в попытках ее успокоить. Сахароза и впрямь очень забавно и мило смущалась, и по ее реакции Альбедо понял, что ей очень даже понравился сей подарок. Отлично! А то он, честно признаться, немножечко переживал, что ей это будет совершенно не нужно, но ее красные щеки говорили сами за себя. Теплая ладонь друга, упавшая на ее плечо, словно провела электрический ток внутри Сахарозы; девушка замерла на месте, глаза ее метались по озадаченному лицу парня напротив, а сама она так растерялась, что забыла все человеческие слова! Рука его теплая, мягкая, а пальцы аккуратно сжимают плечо, от чего Сахароза вспыхивает еще сильней. — Извини, не хотел смущать тебя, — виновато шепчет Альбедо и быстро убирает руку, замолкнув. Не понимает он, когда нужны тактильные контакты, а когда нет. То Сахароза без проблем разрешает ему себя обнять, то сама наваливается на него с объятьями, а от простого касания иногда робеет сильнее обычного. Сложно все это, безумно сложно. — Н-нет, Альбедо, все в порядке, правда-правда! — тут же приходит в себя девушка и отрицательно качает головой, попутно пытаясь перевести дух. — И… Спасибо огромное за подарок! Он чудесен, мне безумно нравится… Я здесь очень красивой получилась… — Да ты же всегда красивая, — улыбается парень и снова юркнул рукой в свою сумку. — А…? «Чего?» Комплимент? От Альбедо? В сторону ее внешности? Сахароза тщательно пытается не краснеть, но у нее просто не получается! Сердце снова выдавало пульс выше ста двадцати ударов в минуту, ладошки потели, а жар от ее щек медленно перетекал по груди вниз. Что это только что было? Он правда считает ее… красивой? Да еще и сказал это так, будто бы такие комплименты от него — обыденность! — М? — Альбедо искренне не понимал теперешнего ее смятения. — А разве это не так? — Т-то есть… Я красивая…? — прямо спрашивает Сахароза, совсем не следя за своим языком. — Ну да. К чему такие вопросы? Альбедо фыркнул от смешка, на деле и впрямь совершенно не понимая, что такого он сверхъестественного сказал. Это ведь правда! Чего у Сахарозы вдруг такая реакция? А пока девушка думает, что ему ответить на этот раз, парень аккуратно берет ее кисть руки и кладет в ладонь что-то маленькое и мягкое; Сахароза сначала пугается от неизвестности, но когда открывает ладонь, то видит в ней лежащую аккуратно сплетенную фенечку из множества разноцветных веревочек. Синие, голубые, белые, зеленые и золотые цвета, которые так шли Сахарозе, очень бережно и с все такой же любовью переплетены между собой, сливаясь в причудливые узоры. А если присмотреться, то можно даже увидеть небольшие формы, походящие на сердечки. — Это…? — Это тебе от Синь Янь, — улыбается парень и расстегивает чехол гитары. — Фенечка дружбы. Она всем друзьям делает, и вот, решила тебе как раз ко дню рождения сплести. От количества неожиданных событий за короткое время девушка и впрямь потеряла дар речи. Фенечка дружбы? Дружбы? Синь Янь всего за парочку встреч уже считает Сахарозу подругой? В голове не укладывается, совершенно. Нет, это просто абсурд, такого же просто быть не может! Пока Сахароза как огня боится этого сложного для нее слова как «дружба», тщательно пытаясь не привязываться и не дружить ни с кем, общаясь часто просто из вежливости, Синь Янь всего за пару часов живого общения приписала ее к списку «подруг» и даже сплела ей такой чудесный подарок. Ей казалось, что все про нее забыли, что никому она не нужна, а тут и Альбедо, и Синь Янь с любовью и трепетом готовили ей такие подарки. Думая о ней, гадая, что же ей такого подарить к дню рождения, да еще и не просто купили, а сделали своими руками! — Оу я… Я передам ей огромное спасибо! Очень красивая фенечка, я, конечно, буду носить ее! — Сахароза тепло улыбается и Альбедо помогает ей завязать фенечку на руке; его пальцы аккуратно завязывают узелок и немного касаются ее кожи, вызывая трепет в груди. — А я ее даже не пригласила… Ох, так стыдно. — Все в порядке! Прости, может, ты не хотела, чтобы она знала… Просто я ей сказал. Надеюсь, ты не против? — осторожно спрашивает парень, окончательно доставая гитару и взяв ее в руки. — Н-нет, все в порядке, честное слово! — Вот и хорошо, — и улыбается. — Да и она не смогла бы прийти, у нее там завал по учебе полнейший. Эх, говорил же, хоть иногда в универе появляться нужно, если уж прогуливает. Альбедо смеется и тепло расплывается в груди от его приятного голоса и тянется рукой к стоящей рядом гитаре. — Ну, а теперь еще один подарок от меня… Надеюсь, тебе понравится. Сахароза усаживается поудобнее, хоть напряжение не давало расслабиться от слова совсем, ведь сейчас Альбедо сыграет для нее! Песню! Для нее сыграет! Не на публику, не кому-то еще, а именно ей! От волнения кусала внутреннюю часть щеки и надеялась, что такими темпами не прикусит ее аж до крови. Честно сказать, Альбедо не готовился к песне. Дома он играть просто-напросто не может, ведь если родители узнают об этом — ему несдобровать, а бегать постоянно к и так заваленной в последнее время учебой Синь Янь было бы слишком уж нагло. Но в себе Альбедо не особо сомневается, пусть и, признаться честно, немного волнуется. Конечно, это не такой страх, как был недавно перед Бэй Доу, но поджилки чуточку тряслись.«Happy Birthday to You»
Альбедо сел поудобнее, провел пальцами по струнам для разогрева и ему первым делом пришла в голову самая подходящая на данный момент песня. Та самая мелодия, написанная когда-то сестрами Хилл под названием «Happy Birthday to You», которую слышал ежегодно каждый именинник в свой адрес. Но Альбедо решил не просто сыграть, а еще и спеть, напевая незамысловатый текст популярной мелодии, приписывая разве что от себя «Dear Sucrose» в серединку, куда обычно и вставляют имя виновника торжества. На этом моменте парень слегка оторвался от гитары и взглянул краем глаза на девушку, которая с замиранием сердца слушала нежный голос и приятную игру, наслаждаясь каждой секундой, каждой нотой и каждым словом Альбедо, а его глубокое «Dear Sucrose» еще надолго останется в ее голове. Ох, вот бы ей диктофон сейчас! Записала бы этот момент и в тайне ото всех переслушивала бы вечерами, когда ей было грустно или слишком уж одиноко. Жаль, что телефон далеко, но пытается полностью насладится мелодией и совершенно не чувствует, как от смущения перехватило дыхание.«Tally Hall — Hidden in the Sand»
Дальше играет песни, которые первые приходят к нему в голову, и которые больше всего ассоциируются с Сахарозой. Все же, не только ради одной песни парень через половину города гитару тащил! Да и ей приятно послушать, судя по сияющему от улыбки лицу. Честно признаться, приятно смотреть на счастливую Сахарозу; от ее улыбок сразу настроение поднимается, да и самому улыбаться хочется, ведь девушка обычно либо смущается, либо отстранено глядит в пол на уроках. А хоть немного, но осчастливить ее, тем более в ее день рождения — словно было неким внутренним долгом, и Альбедо очень рад, что у него это вполне получается. Следом за одной песней идет уже другая и парень старательно подпевает мелодии, пусть и петь у него, если честно, получалось немножечко хуже.«Debbie Dovale — Hey Lover»
Пусть Альбедо чаще всего играет на сцене больше драйвовые, громкие песни, иногда настроение совсем не взрывное. Порой хочется чего-то приятного, тихого и спокойного, мелодичного и может даже немножечко лирического: все же, все мы люди, всем иногда нужны перезагрузки от привычных вещей, и Альбедо находит такие в мелодиях. Случайно услышанных в интернете, случайно найденных где-то в закоморках стареньких плейлистов, но надежно въевшихся в юношеское сердце. Петь было немного неловко, порой даже смущало, но слова сами лились потоком из гортани и превращались в связанные между собой куплеты, которые Альбедо знал наизусть. Тепло приятно разливалось по венам, перетекало из грудной клетки в кончики пальцев, проливалось потоком через легкую дымку тумана в его голове от вспыхнувших новых эмоций и возвращалось обратно в укромное место меж ребер, и круговорот этот продолжался до тех пор, пока голос Альбедо слегка не охрип. С непривычки петь — занятие затруднительное, особенно для любителя. А чтобы хоть как-то продолжить их диалог на остаток праздничного вечера голосовые связки парень решил приберечь. Успеет еще он сыграть ей не один десяток мелодий, если она только этого захочет, а пока лучше сделать небольшой перерыв. Проводит пальцами по струнам, играя последний аккорд. Сердце стучит быстро-быстро от мимолетного волнения и переполняющих его новых чувств. Альбедо улыбается самому же себе и осторожно переводит взгляд на сидящую рядом девушку, которая совсем уж притихла. — Надеюсь, тебе понравилось, Сахаро–… Всего секунды хватает, чтобы очередной удар сердца вскружил Альбедо голову от нагнетающего его страха. Всего за секунду его улыбка исчезает с лица, будто ее стерли ребром белоснежного ластика. Всего за секунду Альбедо подрывается с места и, отложив гитару в сторону, присаживается на корточки на против подруги, встревоженно пытаясь заглянуть ей в глаза. Сахароза плакала. Страх сковал его речь и Альбедо взволнованно свел брови, совершенно не зная, что ему делать. — Тебе не понравилось? — первое, что пришло ему в голову. — Могла бы сказать, я бы сразу остановился! Я… Я не хотел тебя расстраивать, Сахароза. Скажи, пожалуйста, что случилось? Неужели, он и впрямь так плохо сыграл? Слишком сильно понадеялся на себя, а теперь заставил девушку плакать? Ужасно, страшно и неприятно от самого же себя. Альбедо за долгое время научился успокаивать порой плачущую Синь Янь, он привык к детским истерикам младшей сестренки, но как быть с Сахарозой? Парень не припомнит, чтобы девушка плакала, вот вообще. А сейчас он, скорее всего, стал причиной ее непрерывного потока слез, которые подруга тщетно старается скрыть, вытирая горящие щеки руками. — Сахароза? Девушка не реагирует. Плечи ее дрожат и она всхлипывает, стыдливо отводя взгляд в попытках скрыться за своей челкой и дрожащими ладонями. — Сахароза, пожалуйста… Как мне помочь тебе? — парень теряется совершенно, ведь не абсолютно не понимает причину ее слез. — Я расстроил тебя? Правда, могла бы сказать, я бы перестал играть и… — Н-нет, Альбедо… Ты не расстроил меня, мне… Мне очень, очень понравилось… — девушка перебивает его, усердно стараясь четко произносить все слова, несмотря на свой дрожащий голос. — Ты играл… И пел… Великолепно! Альбедо переводит дух, судорожно выдыхая. Все же, не он ее заставил плакать, уже хорошо, но от чего тогда эти слезы, если ей все понравилось? Слезы радости? Счастья? Горечи? Грусти? Или песни настолько засели в ее сердце, что впоследствии вызвали такую реакцию? Альбедо совсем запутался, он осторожно присел рядом с ней и медленно протянул руку в ее сторону, бережно взяв за запястье. На секунду остановился, присматриваясь к реакции Сахарозы на свое действие; девушка не отдернула руку, не смутилась и, вроде как, не была против, а потому он продолжил. Чуть крепче сжал пальцы, совсем немного, чтобы не сделать больно, и слегка потянул руку девушки на себя в попытке убрать одну ладонь от лица и взглянуть на нее. Конечно, ему не хотелось нарушать ее личное пространство и он не хотел ее напугать такой внезапной настойчивостью, но Альбедо совсем растерялся и просто-напросто ничего другого придумать не успел. Сахароза поддается ему, и правая рука осторожно открывает половину лица, красного и заплаканного; в области сердца неприятно закололо от страха. Альбедо тяжело видеть чужие слезы, ведь он совершенно не умеет их останавливать. Чувствует себя беззащитным котенком; Симбой, который отчаянно пытается разбудить уже мертвого отца. Парень не умеет подбирать нужных слов, и все, что ему оставалось — полагаться на интуицию и нежно брать за руки, гладить по голове или обнимать за плечи, лишь бы показать человеку, что он не один, что Альбедо тут, рядом, что он хоть и не умеет поддерживать, но он готов пережить вместе этот тяжелый в жизни момент. — Расскажи мне, что случилось? — Альбедо все еще держит ее за руку, проводя большим пальцем вверх-вниз по тыльной сторонке дрожащей ладони. — Ты меня не расстроил, Альбедо, просто… — Сахароза всхлипывает, снимая свободной рукой мешающие очки. — Все эти… Подарки, ваше внимание, твое внимание… Я просто этого не заслуживаю. Парень в недоумении вскинул бровь, останавливая поглаживания по чужой руке. Он неосознанно крепче сжал девичью руку, но моментально расслабил ее, дабы ненароком не сделать больно. — Что? — шепчет он, не смыкая собственных губ. — Сахароза… Ты о чем? Почему не заслуживаешь? Кто тебе сказал это? Альбедо и впрямь ничегошеньки не понимает. Откуда у подруги все эти мысли? Откуда ветки растут, где находится этот корень проблемы, который заставил Сахарозу мыслить в этом ужасном и саморазрушающем направлении? Нет, конечно, и Альбедо не святой: темные мысли порой окутывали и его разум, но парень старался держать все эти неприятные вещи на привязи, облачив их в мысленные кандалы где-то глубоко в корках сознания. Он ведь не хотел причинять никому вред, и себе тоже не особо хотелось, и парень более-менее справлялся со всем сам, но Сахарозе, по-видимому, без помощи не обойтись. Но как справляться со своими внутренними демонами и чертами Альбедо примерно еще представал, а вот как дела обстоят у девушки в голове — совершенно не знал. У всех эти демоны разные, у всех у них причудливые и совершенно не похожие друг на друга формы и образы, и каждый из этих внутренних демонов что-то шепчет на ухо, устроившись поудобнее на одном из плеч. Шепчут мерзкие, темные и ужасные вещи, заставляют сойти с привычной дороги и начать заниматься ужасными вещами, такими, как самоедство и самокопание в плохом смысле этого слова; вынуждают находить в себе только самые плохие черты и продолжать разрушать самого же себя в голове. И не только там. Скорее всего, такой демон сейчас шепчет что-то и ей, повторяя его же слова. «Не заслуживаю» «не-заслуживаю-не-заслуживаю-не-заслуживаю» — повторяет демон ее голосом, как мантру, залезая в самую голову и проникая глубоко в сердце. — Все ты заслуживаешь, Сахароза, — хрипит Альбедо и аккуратно тянется за второй рукой девушки, медленно убирая ее от лица. — Ты чудесная. Правда-правда! Ты очень добрая, ты помогаешь всем, и животным тоже. А это очень ценится! И ты… Мне помогаешь. Может… Может ты даже не замечаешь этого, но мне с тобой и вправду очень приятно… В груди неимоверно болит, словно кто-то пытается вырезать его легкие без наркоза, попутно распиливая его ребра. Почему столь прекрасные люди так плохо о себе отзываются? Что Синь Янь, что Сахароза, они ведь обе чудесные, обе прекрасные и обе ему столь дороги, что слышать подобное от них больнее сломанных костей. Каждый удар в собственном сердце отдается с неимоверной болью по всему телу. А Сахароза все плачет; не может остановиться, продолжает всхлипывать и дрожать, а перед глазами ничего уж не видит из-за туманной пелены слез. — Альбедо, — внезапно твердо говорит девушка, да так, что парень на миг испугался. — Я… Я хочу быть честной с тобой… За столь короткое время я к тебе привязалась. И это плохо, понимаешь, ужасно плохо, Альбедо! Мне нельзя привязываться ни к кому, потому что меня все бросают! И к тебе я боялась привязаться, понимаешь? Боялась! Но ты… Такой добрый и… Всегда помогал мне! И дарил тепло, и… И я… И ты…! Очередная волна слез прервала ее речь и Сахароза снова заплакала, вырывая одну руку из хватки Альбедо и прикладывая ее к щеке, вытирая соленые дорожки на них. Так ужасно, так стыдно и горько, но девушка не может больше сдерживать все внутри. Хочется выплеснуть, разделить свою боль с кем-то близким и важным, чтобы больше не чувствовать себя одинокой. Парень снова поглаживает большим пальцем по кисти, присаживается еще чуть поближе и вторую руку запускает за ее спину, дотрагиваясь кончиком пальцем до дрожащего от всхлипов плеча; словно показывает, что Сахароза может прижаться к нему, облокотиться на плечо, если захочет, и девушка так и поступает. Сгибает ноги в коленях и прижимается к нему спиной чуть уверенней. Альбедо же берет ее за руку, мягко и с трепетом, перебирает ее каждый палец, проводит по ладони вверх-вниз и дотрагивается до каждой фаланги, чутка надавливая на них. Парень абсолютно не умеет быть нежным и проявлять заботу тактильно, но пытается действовать так, как ему подсказывает затуманенная интуиция и грохочущее в груди сердце. На деле же ему и впрямь было очень страшно, но что ему еще оставалось? Держащей плечо рукой он осторожно проводит по горящей щеке и вытирает соленые дорожки слез большим пальцем. — Я не брошу тебя, Сахароза, — шепчет Альбедо и слегка обнимает ее со спины, молча позволяя ей чуть ли не лечь на него, чтобы было удобнее. Сам же Альбедо упирается спиной о стенку и аккуратно кладет подбородок на ее голову, все еще поглаживая ее по кисти. — Мне страшно, Альбедо, — признается она и расслабляется, опуская дрожащие плечи. — Я рядом, — уверяет ее и прикрывает голубые глаза. В тишине квартиры и с приглушенным светом настольной лампы немного клонило в легкую дрему, но у обоих так бушевали эмоции изнутри, что сон менялся лишь дикой усталостью и легкой прохладой; согревали лишь друг друга небольшими объятьями, но этого с головой им хватало. Из звуков — лишь вдохи и выходи, сиплые всхлипы и вой машин и скорой помощи на находящейся рядом с домом дорогой. Свет луны просачивался сквозь белоснежные шторы и слабо слепил аквамариновые и медовые глаза, от чего приходилось то закрывать их на время, то чуть менять свое положение в довольно неловкой для них двоих позе. Альбедо не отпускал ее руку, а другую осторожно обвил вокруг живота, перед этим будто бы молча спрашивая у Сахарозы разрешение на это действие. Все же, ему совершенно не хотелось нарушать личные границы и тем более смущать девушку, ведь отчасти головой понимает, что такие касания не всегда могут быть приятны, а лишь наоборот — вызывают чувство тревоги и страха. Но девушка позволяла ему; не отпрянула, не вырывалась, не была напряженной, лишь расслабленно облокачивалась спиной ему на живот и полулежа чувствовала, как опускается и поднимается чужая грудная клетка в такт дыханию. — Извини, что я расплакалась, — спустя время голос Сахарозы наконец-то стал привычно-спокойным, лишь слегка отдавал хрипотой из-за недавнего плача. — Я… Очень ценю тебя. Правда. — Все хорошо, Сахароза, — Альбедо мягко ей улыбается и прижимается щекой к ее мятной макушке. — Я как никто другой понимаю, как тяжело держать все в себе. Это нормально. И я… Тоже ценю тебя. И, пожалуйста, запомни: ты достойна всего в мире. Ты чудесная. И замечательная. И ты заслуживаешь надежды на счастье… Альбедо чувствует, как щеки наливаются кровью. Проявлять столь близкую и неловкую нежность для него — что-то из ряда вон выходящее, он совершенно не знает, правильные ли говорит ей слова, но раз девушка больше не плачет в его руках, то он выдержал это тяжелое испытание. Подход для успокоения Сахарозы был найден; по крайней мере, Альбедо на это надеется. — И ты тоже… Заслуживаешь на самое лучшее. Что бы ни случилось, ты станешь замечательным, превосходным исполнителем. Смущение заставляет прикрыть глаза и усмехнуться, выдыхая носом часть воздуха. По грудной клетке снова разлилось приятное ему тепло, а сердце застучало так быстро, что Альбедо на миг испугался, нет ли у него, случаем, аритмии. — А ты будешь приходить на мои концерты? — Если пригласишь. — Тебе можно без приглашения. Сразу в первые ряды. Или прямо на сцену. — Я боюсь сцены… — Я тоже, — признается Альбедо и рассматривает чужую ладонь. — Но там так прожекторы в глаза светят, что совсем ничего не видно. Сахароза легонько усмехается, и парень машинально улыбается вслед за ней; приятно осознавать, что ему удалось прогнать ужасного демоненка с ее дрожащих плеч, и что девушка вновь в состоянии улыбаться. — Слушай, — вдруг вспоминает. — Когда мы торт ели… На нем совсем свечей не было. А как же желание загадать? И вправду; Сахароза не помнит вообще, когда в последний раз задувала цветные свечи в свой день рождения, ведь давно уже не верит в подобные чудеса. Желания никогда не исполнялись, говорить их вслух или нет, все равно было бестолку, а потому уже много лет подряд забыла про эту праздничную традицию. Хотя, на примете было одно. И оно может осуществиться прямо сейчас, если Сахароза того пожелает, но волнение и трезвая логика пока побеждали в этом неравном бою. Пока… — Я не особо люблю желания загадывать, но… У меня есть одно. Но я боюсь, что ты посчитаешь меня странной… Альбедо лишь усмехнулся. — Никогда в жизни. — Тогда пообещай, что ничего не скажешь по этому поводу? — Все для именинницы. Скидки только сегодня. Они тихонько смеются, и Сахароза немного мнется на месте. Эмоции, все же, победили сегодня, и раз это ее день рождения, то зачем терять такой шанс? Да и все равно, куда сильнее позориться — она ведь уже открылась перед Альбедо и плакала перед ним навзрыд, да и лежали они рядом друг с другом так близко, что слышали чужое дыхание и сердцебиение каждого, а внутри от неловкости все сжималось. Девушка осторожно привстает с места и поворачивается к Альбедо лицом; рассматривает его силуэт при свете настольной лампы и пробивающейся сквозь шторы половинки луны и медленно тянется ближе. Альбедо совершенно не понимает, что она делает, и ему ничего не оставалось больше, как покорно ждать неизвестного. Честно — стало очень волнительно и очень страшно, а от приближающегося лица Сахарозы на щеках снова заиграл нарастающий румянец. — Сахароза…? — пугливо шепчет Альбедо и издает нервный смешок, но моментально затыкается, ведь он пообещал ей молчать. Сердце вновь забилось внутри, и парень по рефлексу пытался отдалить лицо, но уперся затылком в стену. Бежать было некуда, да и не особо хотелось, если быть честным, ведь интерес разыгрался внутри. Но было страшно. Безумно страшно. Будто девушка его сейчас или ножом пырнет, или поцарапает, как дикая кошка. Но Сахароза, заливаясь краской не меньше Альбедо, лишь мягко берет его руками за алые щеки и нерешительно дотрагивается губами до горячего лба; всего на пару секунд, исчисляемых в ударах сердец в их груди. Внутри будто бы прошел ураган, вырывая все органы и кости и смешивая их в одну цельную массу. Дыхание перехватило, парень пытается сделать вдох, но получается это сделать лишь рвано и слишком судорожно, и Альбедо буквально размяк под ней, совершенно не чувствуя ни своих ног, ни тем более рук, а надоедливый туман в голове превратился в снежную бурю. И холодно, и тепло, и приятно, и страшно, и столько вопросов, но Альбедо поклялся молчать. Он никогда не узнает, зачем было сделано ее это странное, но приятное действие, и парень совсем уж смущается до своего максимума. Раньше не помнит он, чтобы щеки настолько сильно горели огнем. Сахароза еще держит его лицо в руках, смотрит в метающийся по ее лицу аквамариновые глаза и быстро возвращается на свое место; ложится обратно к нему спиной, будто ни в чем не бывало, берет за руку и теперь уже она нервно перебирает его дрожащую ладонь по каждому холодному пальцу. — Это все… Только н-ничего не говори по этому поводу, хорошо…? — Я пообещал… — тихо шепчет парень, еще не в состоянии выйти из своего легкого шока. «Зачем я… Что я… Для чего…?» — у Сахарозы самой куча вопросов, но разбираться в них уже не было смысла, ведь время назад не вернуть. Щеки горят, уши горят, все лицо горит, и по телу снова бежит волна электричества и непонятных мурашек. То жарко, то холодно. Не поднялась ли случаем у девушки температура? А может, она заболела и бредит? Или эмоции порой могут настолько превышать всю адекватную логику, что дело может дойти и до такого, как легкий поцелуй в чужой лоб? Возможно, утром девушка об этом еще пожалеет. Будет вспоминать со стыдом, а потом еще сто раз извинится перед Альбедо, ведь не видела она еще на его лице такого смущения. Но может же она хоть раз в жизни позволить себе побыть слегка эгоисткой? Позволить себе настолько нарушить чужое пространство, что заставить залиться краской даже его? Хоть раз в жизни поддаться эмоциям и сделать что-то столь безрассудное, что будет помнить об этом во всех деталях всю оставшуюся жизнь. — Альбедо…? — осторожно зовет его. — Да? — Ты скоро домой? Парень смотрит на электронные часы на шкафу. — Да. — Расскажешь что-нибудь? — Что, например? — Что угодно… Мне приятно тебя слушать… Парень пытается найти в своей голове хоть что-то, но затуманенный разум просто не позволяет отыскать ничего дельного. Смотрит в окно и вглядывается в парочку ярких звезд, которых было видно, не смотря на сияние огней города. — В августе сезон звездопадов, — внезапно выдает он первое, что пришло на ум. — Правда? — Сахароза вроде и знает про этот факт, но ей все равно хочется послушать его. — Да. Земля проходит через шлейф пылевых частиц, и эти частички в атмосфере сгорают. А когда такое случается, за ними следуют хвосты, и кажется, будто звезды падают. — Вау… — Сахароза смотрит на потолок, представляя в голове звездное небо. — Никогда не видела, если честно. — Я тоже, — признается Альбедо и аналогично поднимает голову вверх. — Может, как-нибудь вместе посмотрим. — До августа еще далеко… — Время пролетит быстро, — обнимает ее чуточку крепче. — Обязательно посмотрим. И замолкают на пару мгновений; каждый думает о своем. Альбедо о том, что он еще больше перестал понимать не только чужие человеческие эмоции и чувства, но и свои окончательно, а Сахароза — что этот день рождения выдался самым лучшим за всю ее жизнь. Пусть отчасти и грустным, пусть и безумно неловким, пусть и смущалась она за сегодня сильнее, чем за все то время, что себя помнит, и точно будет корить себя за содеянное, но все равно самым лучшим. — Ты обещаешь…? — Я обещаю.