Фейерверк

Ночь. Темнота окутывает все вокруг, жадно поглощая в себя, не оставляя и малейшего шанса что-либо увидеть. Антон гуляет по загадочным ночным улицам Парижа. Париж - город любви, а любовь - то, чего парень не чувствовал. В душе не было этого ощущения, которое заставляло жить ради кого-то, дышать одним воздухом с тем самым человеком, предначертанным тебе самой вселенной... Ветер противно пробирался под безразмерную толстовку, заставляя парня поежиться. В голове была бескрайняя пустыня, в которой не было видно ничего кроме белого песка, и лишь одна мысль, словно перекати поле, каталась туда-сюда, привлекая к себе внимание: Сегодня утром Антон сбежал из Воронежа в этот чудесный город ото всех... От семьи, от друзей... Хотя слова "семья" и "друзья" не подходят, и скорее не относятся к тем людям, которых покинул парень. Мать - проститутка, которой настолько плевать на сына, что она готова была ложиться под мужиков, чуть-ли не перед носом Антона. И это было всегда. Шастун появился на свет случайно, по залету от неизвестного. Чудо, что вообще появился, потому, что с образом жизни матери, выкидыш мог случится и на самых ранних стадиях беременности. Все детство мальчишки прошло буквально на волоске от смерти. Мать дома появлялась редко и удивительно, что Шаст не умер от голода, ведь кормили его, дай бог раз-два в день. А с пяти лет мальчик уже знал, как накормить себя самому, хотя и еда в холодильнике была редким явлением. Когда ему исполнилось шесть, он пошел в школу. У Антона не было красивой формы и канцелярии на первое сентября. Его мать решила обойтись тем, что передали соседи, а из канц-товаров вручила сыну ручку, карандаш и линейку. Вместо портфеля у парня был подарочный пакет, который он сам нашел в закромах квартиры. Место проживания Антона тоже оставляло желать лучшего. Старая, со времен СССР, однокомнатная квартира, из которой постоянно несло алкашкой и сигаретами. Облезлые стены, повсюду валяющиеся вещи, пыль, которую не протирали со дня заселения. Мама Шаста не любила утруждать себя уборкой, так как сама редко появлялась в квартире и в целом не была особо чистоплотной женщиной. Хотя какие-то задачи поручала сыну, а за их невыполнение... От воспоминаний Антона передернуло. Мурашки пошли по коже, а глаза наполнились слезами. Сердце сжалось, не давая ударить себя ножом очередного воспоминания. Антон подумал, что лучше бы мать его била до потери сознания чем это... Она продавала его мужикам, готовым платить за час с ним в два, а то и три раза больше, чем с его матерью. Они делали с ним все. Все свои пошлые и извращенные мысли воплощали в реальность на Антоне. Он помнит. Помнит все. Каждую царапину, пощечину, удар. Каждый из вариантов насилия. Как бы он не сопротивлялся... Да и что мог сделать маленький мальчик очень худого телосложения, против огромного мужика в порыве похоти и возбуждения? Антон помнил каждого... Не удержался.. слезы хлынули из глаз, обжигая щеки, скатывались одна за другой. Сердце, казалось, сжалось еще сильнее, будто мстя за удар, который совершил Антон в очередной раз придавшись воспоминаниям... Это продолжалось восемь лет. На протяжении восьми лет за любое непослушание, за любую ошибку мать буквально отдавала его "напрокат". Когда ему исполнилось пятнадцать, он начал сбегать из дома. Он приходил настолько редко, насколько это вообще было возможно. Буквально на три-четыре часа, чтобы поспать, и уходил вновь. Он боялся матери. Он не хотел видеть ее, слышать ее. Знать, что ОНА его мать. Знать, что ОН ее сын. Школе, Антон старался уделять много внимания. Не пропускал занятий и даже учился приемлемо. С помощью большого количества информации и знаний Антон старался забыться. С тринадцати лет он курил. Шастун понял, что помимо учёбы, боль хорошо утоляет густой дым, заполняющий лёгкие с каждой новой затяжкой . На деньги, которые забирал из заначек матери, считая что большая часть их принадлежит ему, парень покупал себе пачки дешевых сигарет и выкуривал их на переменах в школе, пока шел домой, пока шел из дома, пока гулял по городу, да что уж таить, Антон курил почти всегда, забив на то, к чему может привести такое частое употребление табака. В школе друзей у него почти не было. Многие считали его убожеством, не заслужившим уважения. Из-за "карьеры" заучки с матерью шлюхой его часто избивали. Просто так. Увидела его компания одноклассников на улице и избила до потери сознания, мотивируя это тем, что: "Кому ты такой ушлепок 2-х метровый, нужен? Сдохнешь тут, и на одного никчемныша на планете меньше станет...". А Антон оставался лежать на холодной земле в луже собственной крови, пытаясь, дрожащими руками с переломанными пальцами, набрать номер скорой на старом, побитом, но слава богу работающем телефоне. Антон привык к боли. Ко всем ее проявлениям. Моральной и физической. Он старался полюбить боль, ведь она стала частью его существования. В четырнадцать лет Шастун начал резать руки. Он открыл для себя чудесный мир селфхарма. Антон решил, что если он хочет полюбить боль, ее должно быть еще больше. Приобретя небольшое, но очень острое лезвие, парень начал резать руки. Делать маленькие надрезы и завороженно наблюдать за появлением капелек крови, которые тонкой струйкой стекали по запястью... Со временем, чем больше шрамов и царапин на запястьях повлялось, тем больше Антон этого стыдился и хотел скрыть. Он начал одеваться только в худи и толстовки с длинными рукавами. Одежда у него была заношенная чуть-ли не до дыр, хотя парень очень старался, выглядеть более-менее прилично. С появлением шрамов, у Шастуна появилась еще одна привычка - носить браслеты. Множество различных браслетов, а вслед за ними и колец с перстнями. Все эти украшения были обменены, найдены или куплены за копейки на рынках. Парню очень нравился весь этот металл на руках. Постоянное перебирание этих украшений, помогало успокоится. Единственным светлым пятном в его жизни, был друг - Дима Позов. Человек, который всегда приходил на помощь. Человек, который хотел отучить Антона от ужасных привычек. Человек, который был ближе всех на свете. Человек, а не животное как все остальные... Антона часто предавали. За жизнь у него было всего 3 друга, не считая Димки. Каждый из них был ублюдком. Один был наркоманом и часто предлагал Антону разные виды наркотиков, от чего Шаст отказывался. Позже, того парня посадили, за то, что он во время прихода убил человека. Второй только казался другом, а потом вместе с остальными одноклассниками избил Антона. Третий был похуистом. "Дружил" с Антоном ради списывания дз и иногда взамен давал сигареты. А с Димой Шастун познакомился случайно. Это был тот день, когда ему сломали пару ребер... Антон лежал на земле и вероятно бы умер, если бы тогда его не увидел Дима. Шаст как сейчас помнит первые слова друга при их "знакомстве": "Эй? Эй! Парень! Блять, кто это сделал?!". Шастун проснулся уже в больнице, где рядом с его койкой сидел взволнованный парень с небольшой бородкой и очками на носу. -Ну наконец-то! Слава богу живой! Я так испугался когда тебя, такого побитого увидел... Пиздец.. Как тебя зовут-то кстати? - спросил тогда Дима. -Антон.. Шастун, - выдавил из себя парень свозь боль, которая сковывала тело. - Очень приятно.. Я Дима Позов, из 10Б. - Я из 9.. - сказал Антон и вырубился. С того дня Шастун не представлял своей жизни без Димы. После уроков до позднего вечера они гуляли. Позов постоянно ругал его за курение и запрещал резаться, а если замечал новые раны, то сильно обижался на друга. При нем Антон никогда не курил, но избавиться от привычки так и не смог или не захотел... Холодно. Новый порыв ветра. Слезы противно морозят лицо. Антону плохо. Его знобит и подташнивает. Кажется, он простыл... Шастун бреде́т по какому-то мосту. Вокруг ни души. За плечами у парня рюкзак с самыми необходимыми вещами. А с небольшого моста открывается невероятно красивый вид. Многие мечтают уехать из провинции и по достижению восемнадцати лет свалить в Москву или Санкт-Петербург. У Антона же городом мечты был Париж. Это невероятно романтичный и красивый город с Эйфелевой башней. Идею уехать из Воронежа ему подкинул Дима. Еще давно, они вместе сидели на крыше 5-ти этажки, встречая закат, и Позов сказал: "Блин, Шаст, че вот нам тухнуть в этом сером Воронеже? Давай съебемся куда-нибудь? Во Францию к примеру?". Тогда парни рассмеялись от этой безумной затеи, а сейчас Шаст стоит тут, любуется красивым видом Парижа. Вот только он один, без Димки и, кажется, с температурой под 39°... Антон дрожал всем телом, ему стало очень плохо. Было уже не до красивых видов. Он сел на пол, опершись спиной на перила моста и, кажется, вырубился. Где-то далеко он слышал чью-то речь: - Petit ami? Hé!? Tu t'normalement tu? Чей-то размытый силуэт и снова темнота... *** Антон проснулся от собственного кашля, раздирающего горло. Рядом оказалась немного подостывшая кружка чая, которую парень сразу осушил. Проснувшись, Шаст потер глаза и осмотрел помещение, в котором находился. В комнате было темно, и лишь один светильник на тумбочке рядом с кроватью слабо освещал помещение. Но даже в полутьме можно было разглядеть, что комната была выполнена в приятных синих тонах. Перед кроватью стоял камин, в котором потрескивало пламя. На стенах висели картины, каких-то неповторимых стилей. Кровать на которой проснулся Шастун была большой, с идеально белым постельным бельем, пахнущим розами. Справа Антон увидел, завешанные такими же полупрозрачными синими шторами, как и весь интерьер в комнате, двери на балкон. Антон встал и, несмотря на слабость, еле передвигая ноги, вышел на небольшой балкончик. В лицо приятно ударила прохлада, от которой по телу пробежали мурашки. И тут... Резкий громкий звук взорвал тишину, а небо озарили невероятной красоты сотни огоньков. Их цвета мелькали в небе так прекрасно, что невозможно было оторвать глаз. Сотни искр раскрасили небо в какие-то невероятные цвета. И все взрывались и взрывались! Это были фейерверки.. Антон лишь в Новый год, и то издалека из окна квартиры, мог любоваться этим неописуемо красивым явлением, от которого захватывало дух и хотелось жить только ради того, чтобы увидеть это еще хотя-бы раз... Шум шагов сзади. Антон наконец вышел из транса и осознал, что он в другой стране, ужасно себя чувствует и понятия не имеет, где находится. Из комнаты, в которую, кажется только что вошли, послышалось: "Hé, où es-tu?".