Око Дьявола

172-175 Ноа убедил себя, что Итан не имел в виду ничего особенного, используя термин «специфический». Скорее Томсон искусственно нагнетал обстановку, тем самым перестраховываясь и прощупывая Ноа. Вряд ли Итан в последнее время получал должное количество понимания со стороны окружающих людей. Наоборот. Он привык жить вопреки. Вопреки мнению, вопреки социальным нормам, вопреки весомой части того, что общество делало обществом. И потому Ноа не удивлял тот факт, что Итан инстинктивно любое свое увлечение бережёт и прячет от посторонних глаз. Желание Томсона раскрыть свою маленькую тайну Ноа красочно подчеркивало его исключительное расположение к Моргану. И это радовало. Вот только Томсон был уверен в Ноа пока еще не до конца. Потому он посчитал нужным предупредить Моргана о возможной неоднозначной реакции с его стороны. Это был тест. Тест же, верно? Если так, Ноа собирался его пройти на высший балл, чего бы ему это ни стоило. От ощущения пистолета в руках и отдачи от каждого выстрела все ещё горели ладони. Необычное чувство. Ноа всегда избегал оружия, рассматривая огнестрел лишь с точки зрения его прямой опасности для жизни человека. Стрельбище доказало, что человек в роли жертвы мог выпасть из этого уравнения, и тогда пистолет производил иное впечатление. Мощь и сила. Приятное напряжение в запястьях. И удовлетворённость собой за попадание в десятку. Своеобразная психотерапия, когда все остальное задвигалось на задний план. Пистолет, мишень, результат — все, на чем концентрировалось внимание в процессе стрельбы. После того, как они отстреляли все пули, Ранбир позволил Ноа забрать мишень себе. На память. Теперь она, свернутая в рулон, покоилась на заднем сидении машины Итана. Для Моргана она имела ценность не столько потому, что хранила в себе доказательства его то ли врождённой меткости, то ли удачи, сколько потому, что рядом с разрозненными следами от выстрелов Ноа значились точные от Итана. Не совместная фотография, но уже кое-что. Осталось решить, куда бы мишень повесить, ведь в квартире Моргана свободное место на стенах отсутствовало. Видимо, придется снять одну из бабушкиных картин. Будет ли это правильным? После недолгих моральных перипетий Ноа все же разрешил себе произвести данное действие. Прошлое не должно тормозить настоящее. И уважение к бабушкиному творчеству не пошатнется от ещё одного изображения моря, отправленного в батарею картин в углу комнаты. Морган прекрасно знал, что Итан не из бедной семьи, но все равно не смог сдержать тихого возгласа удивления, когда машина Томсона заехала на обширную закрытую территорию. — Вот это домина! — выпалил он, невольно подаваясь вперёд, чтобы получше рассмотреть украшенный лепниной особняк. Если Морган почти полчаса поездки ломал голову, как бы в миниатюрной студии отыскать свободное место размером примерно метр на половину, то пожелай забрать мишень Итан, и у него бы таких проблем не возникло. Автомобиль с тихим шелестом проехал по тёмно-серой дорожке из гравийного щебня прямиком к гаражу. Автоматические двери сами распахнулись перед ним, заставив Ноа охнуть во второй раз. Гараж оказался обладателем характеристики, которая обычно давалась Тардис — космическому кораблю Доктора Кто (Ноа любил Доктора Кто): снаружи он выглядел меньше, чем изнутри. Гараж этот ничем не походил на те, в которых Ноа бывал ранее. В школе они с Николасом часто зависали в гараже его отца. Собирали модельки самолётов или, если находились ещё желающие помимо них двоих (хотя иногда им было достаточно и друг друга), играли в Подземелья и Драконов. Как жаль, что жизнь раскидала их по разным частям страны. Как жаль, что они выросли и уже никогда бы не смогли сыграть в Подземелья и Драконов просто потому, что игра, скорее всего, показалась бы им скучной. Хотя прямо сейчас Ноа бы не отказался кинуть дайс и услышать от ведущего, что же ему делать дальше, потому как сам он ответа на данный вопрос не знал. Николас в своих историях всегда отличался беспощадностью. И в этом заключалась вся прелесть. Одна игра могла длиться до двенадцати часов. А если их пыталась прервать, например, мама Николаса, звавшая детей обедать, или Николь, требовавшая освободить гараж, чтобы она могла поработать над школьным проектом, Николас жутко злился и слал всех к чертям. Отличные были времена. Гараж отца Николаса и Николь напоминал свалку, в самой гуще которой при большом желании получалось разве что расчистить для игры старый письменный стол. Окружающее барахло, благодаря детской фантазии, превращалось в склад сокровищ, которые лихо помогали в процессе погружения в фэнтезийный мир. Ноа обожал то место, ту игру и то время. И все равно гараж Итана ему понравился куда больше. Просторный. Чистый. И предназначавшийся для хранения далеко не одной машины. Ноа плохо разбирался в автомобилях. Знал лишь самые популярные марки и мог на глаз, как и большинство, определить, дорогая перед ним модель или не очень. Этой способности оказалось достаточно для того, чтобы понять, что в данном гараже хранилось целое состояние. Настоящее, а не фиктивное, как в гараже папы Николаса. Машин обнаружилось несколько, и все они явно относились к «дорогим». К очень дорогим. К бессовестно дорогущим! — Какая красотка! — не смог Ноа сдержать восторга, выбираясь из машины Итана и оглядывая соседний от нее автомобиль. Обтекаемая форма и характерные вставки давали понять, что машина спортивная. Скорость, воплощённая в металле. Настоящее произведение искусства автопрома. Чёрное матовое покрытие автомобиля так и просилось дотронуться до него. — Прикоснись, если хочешь, — позволил Итан. — Ох, нет, вдруг твоему отцу не понравится, что его машину лапает черт-те кто, — отказался Ноа. — Это моя машина, — оповестил Томсон. Ноа замер, переваривая новую информацию. Расскажи он кому, что вновь влюбился в кошмарно богатого парня, и его бы точно причислили к охотнику за чужими деньгами. Ну почему Итан не мог оказаться нищебродом, как Ноа? Тогда бы невидимая пропасть между ними была бы не такой глубокой. — Тво… — Ноа подавился воздухом, попытавшись произнести в вопросительной форме уже озвученный Итаном факт. — А это тогда чья? — указал Морган на машину, на которой они приехали. — Отца. — А вон те три, — кивнул Ноа вглубь гаража. — Тоже отца. — И на работу он сегодня, как понимаю, уехал не на самокате? Итан лишь кивнул. — А почему ты ездишь на машине отца, когда в твоем распоряжении эта красотка? — Ноа решил рассмотреть ситуацию с другой стороны. Может, это лишь красивая обёртка, а на самом деле машина не на ходу. Не то чтобы при озвучивании данного факта Итан в глазах Ноа тут же превратился бы в жалкого, перебивающегося с цента на цент бродягу. Но Моргану бы чуть-чуть полегчало. — Моя мне кажется слишком… хм… броской, — увы, Итан дал совсем не тот ответ, на который так отчаянно надеялся Ноа. — То ли дело Mercedes-Benz. Он-то выглядит неприметно, ведь его можно купить на сдачу с кофе, — буркнул Ноа, не сдержавшись и все же положив ладонь на капот спортивной машины. Поверхность оказалась гладкой и прохладной. Но когда Ноа отнял руку, на черной краске остался красный след. Морган в панике перевел взгляд на Итана, ожидая, что тот закричит, что Ноа все испортил и что теперь ему придется расплачиваться за это до конца жизни, но Томсон лишь равнодушно пожал плечами: — Термохромная краска, — объяснил он. — Реагирует на температурные изменения. В прохладе машина черная. В жару становится красной. — Ого… Ого! Ого!!! А если я прижмусь к машине лицом, на ней, выходит, тоже останется след? — Если хочешь, попроб… Итан не успел договорить, а Ноа уже прижался лицом к капоту машины и застыл в таком положении на пару секунд. В месте, где он касался машины лбом, носом, щеками и подбородком, покрытие сменило черный цвет на красный. След от лица получился жутковатым. Его можно было сфотографировать и смело продать создателям хорроров. Ноа искренне радовался целых пару секунд. То, как он выглядел со стороны, начало доходить до него с опозданием. Что ж… Если у Ноа оставался хотя бы один шанс на миллион на то, чтобы понравиться Итану, прямо сейчас он втоптал его в асфальт. А точнее, размазал лицом по капоту. — Знаю, веду себя как придурок, но я никогда не видел такого вживую, — попробовал оправдать свои действия Морган, пусть Итан об этом и не просил. — Да нет, я не против. Развлекайся, — милостиво разрешил Томсон. — Лицо есть. Думаю, следующей на очереди должна стать задница. Окажешь мне честь? — будничным тоном предложил Итан. Морган побагровел. — Если можно, обойдемся без задниц, — буркнул себе под нос Ноа. — Я иногда не понимаю, шутишь ты или злишься, — признался он мрачно. Итан в ответ встал прямо перед капотом и провел кончиками пальцев по матовой поверхности. Взгляд его всего на пару секунд потемнел, будто бы он увидел нечто Ноа недоступное. — Ни то и ни другое, — кинул Томсон после недолгой заминки и стремительно направился к выходу из гаража. Ноа пообещал себе при более удобном случае предложить Итану создать и всегда носить с собой череду табличек с надписями вроде «шучу», «злюсь», «испытываю нечто, чего тебе не понять». Сейчас бы «Око Дьявола» пригодилось Ноа как никогда. Ну почему оно переставало действовать, лишь Морган начинал испытывать к человеку теплые чувства? Это защитный буфер психики? Насмехательство? Или вселенная считала, что Ноа следует пройтись по тем же граблям, по которым маршировали все остальные, потому что лавирование между ними благодаря высокой наблюдательности считалось читерством? В доме оказалось необычайно тихо. К такой тишине Ноа не привык хотя бы потому, что его сосед сверху иногда днями напролет издевался над скрипкой, вместе с ней пытая ещё и половину дома. По утрам под окнами орали уличные коты или чирикали птички. Вечером же и ночью со стороны улицы доносились звуки кипящей в городе жизни. И не стоило забывать про Пушистика и Арахиса, которые периодически устраивали в квартире забеги, драли когтеточку или хрустели кошачьим кормом. Пушистик, ко всему прочему, любил посреди ночи объявлять войну туалетной бумаге, а Арахис во сне храпел или мявкал. В общем, тишина Ноа только снилась. В доме же Итана она проживала. Звуки города досюда не долетали. Ближние соседи отсутствовали. Домашними животными даже не пахло. Ноа попытался представить, каково бы ему здесь жилось. Наверное, тоскливо. Складывалось впечатление, будто ты оторван от всего мира. И если тебе понадобится помощь, никто об этом не узнает. — Так тихо, — не смог не прокомментировать этого Ноа. — Это потому что мы одни, — ответил Итан. Одни… — Хочешь чаю или кофе? Ноа кивнул. Пока Итан ловко управлялся с кофемашиной, Морган не переставал вертеть головой. Кухню будто срисовали с обложки журнала, посвященного ремонту. Красиво, но как-то… Пусто. Неуютно. Без души. Ни тебе лежащей не на своем месте посуды. Ни домашних печенюшек, выставленных в глубокой пиале на середину стола. Даже кухонные полотенца висели ровно на своих местах, выглаженные и сложенные так аккуратно, что виделись искусственными. Ноа не сдержался и коснулся одного из полотенец. Оно оказалось невероятно мягким. — Что ты делаешь? — Итан поставил чашку с кофе перед Ноа. Ко второй, стянув маску, припал губами сам. — Только не подумай, что у меня не все дома, — попросил Ноа, оставляя в покое полотенце. — Эта кухня так хороша, что кажется бутафорией. Вот я и… — Неуютно, правда? — с пониманием кивнул Итан. — Непривычно, — постарался смягчить характеристику Ноа. — У меня дома, что раньше, что теперь, настоящий бедлам, потому такая всеобъемлющая чистота и аккуратность влияют на меня угнетающе. — На меня тоже, — к удивлению Ноа согласился Итан. — Раньше было иначе. Одри постоянно оставляла после себя крошки и грязные тарелки. Благодаря маме на кухне всегда пахло чем-то вкусным. А уж если в качестве сюрприза за приготовление завтрака брался отец, вторым его подарком всегда оказывался настоящий кухонный разгром. Но теперь уборкой занимаются специальные люди. Еду готовит приходящий несколько раз в неделю повар. И да, это чёртово полотенце всегда выглядит настолько идеальным, что кажется преступлением просто к нему прикоснуться. О вытирании рук или посуды и говорить нечего. — Никогда не думал, что роскошь может звучать так печально, — пробормотал Ноа, осушая чашку в пару глотков. Очень вкусно. Даже слишком. — Но именно так она обычно и звучит. Итан убрал уже пустые чашки из-под кофе в посудомоечную машину и жестом позвал Ноа за собой. Настал долгожданный момент. Морган вот-вот узнает об увлечении Итана, хотя стрельба казалась ему для Томсона наиболее подходящим хобби и он не мог даже представить, что заинтересовало бы Итана ещё больше. Может, коллекционирование ножей? Или каких-нибудь дорогих часов? Стереотипное мышление. Богатство и насилие. А Итан, меж тем, мог оказаться фанатом пазлов. Вдруг весь из себя мрачный и постоянно плюющийся ядом Итан любит собирать картинки с котятами? Правда, особого интереса к котам Ноа он не проявил. Собачник? Тогда со щенками. Итан, собирающий пазлы с щенками, — звучало странно, если не извращенно. Нет, Итану подошло бы что-то более экзотичное. Пауки. Скорпионы. Или змеи. Вдруг Томсон разводит змей? Тогда Ноа выбежит из этого дома, заработав статус первого в истории человека, развившего скорость света. Комната Итана располагалась на втором этаже. Здесь, как до того и в пересеченных Ноа кухне, зале и на лестнице, дом продолжал производить впечатление непроницаемого отчуждения и холодной красоты без намека на уют домашнего очага. Итан распахнул дверь в комнату и зашёл в нее первым. Ноа с лёгким трепетом последовал за ним, озираясь в поиске предполагаемых змей. Серпентарий не обнаружился. Пазлы, ножи или часы тоже. Зато в глаза сразу же бросилась бессовестно большая кровать. Всего лишь идеально застланный предмет мебели, смотреть на который Ноа посчитал жутко смущающим. Постель оказалась не просто большой. Огромной. И творить на ней было можно что угодно. И в каких угодно позах. Ноа поспешно отвел от постели глаза и упёрся взглядом в другой предмет, вызвавший в нем не меньше эмоций. Напротив кровати висела картина. Та самая, которую Ноа отдал Итану. В дорогой раме полотно смотрелось иначе. Куда презентабельней. — Боже мой, ты и правда ее повесил, — удивился Ноа. — Конечно. А ты думал, что я взял ее такта ради? — фыркнул Итан. — Нет, но… — Ноа обернулся на кровать, а затем вновь уставился на картину, — тебя не напрягает смотреть на нее каждый день? — Не напрягает. С чего бы? — Она мне кажется нагнетающей. Каждый раз, когда я смотрел на нее, испытывал тревогу. — Так в этом же вся прелесть, — вместо оспаривания подтвердил Итан. — Сколько на нее ни смотри, она всегда вызывает эмоции. Тем она и хороша, и тем отличаются работы мастеров от произведений посредственных художников. Наличием в картине эмоций. Глубины, которая скрыта от невнимательных глаз, но оказывается очевидной для ценителя. Это не просто краска и холст. Это целая история. — Но в данном-то случае история и эмоции негативные, — заметил Ноа. — А это уже не важно, — качнул Итан головой, проходя вглубь большой комнаты. — Мое увлечение, кстати, тоже может вызвать неоднозначные эмоции, потому я обычно о нем не распространяюсь. Итан лукавил. Даже если бы увлечение считалось самым обычным, он бы однозначно не распространялся и о нем тоже. Сперва Ноа решил, что Итан шьёт одежду, и уже начал готовить речь про то, что дизайнеры в нынешнее время на вес золота. Но подойдя ближе и рассмотрев получше два манекена (мужской и женский), что разместили в самом темном углу комнаты, он понял, что ни о какой одежде речи здесь не велось. Манекены покрывала не ткань, как сперва показалось Моргану, а скрученные между собой веревки. Рядом с ними к стене была прикручена доска с многочисленными крючками. И на каждом висели веревки разной ширины, длины и цвета. Ноа, видимо, задержал на доске слишком долгий взгляд, потому что Итан взялся объяснять: — Ты знал, что мелкая моторика успокаивает психику? — задал он риторический вопрос. — Мне об этом рассказал мой врач, заметив, что у меня есть потребность постоянно что-то вертеть в руках. Вертеть, мять, рвать или завязывать. У мамы был дорогущий шарф с бахромой на концах. Я мог часами сидеть с ним в обнимку и завязывать узелки. Такой вот способ психики справиться с напряжением и стрессом. — Но это мало тянет на бахрому, — с улыбкой кивнул Ноа на манекены. — Выглядит куда сложнее. — Я объясняю, с чего все началось, — нахмурился Итан. — А началось все с бахромы. Потом уже, много позже, изучив пару схожих направлений, я как-то нарвался в сети на фотографии с такими сложными вязками. Конечно же, мне стало любопытно. Они пришли из боевого связывания. Название сейчас не вспомню, оно японское. Суть в том, что раньше в Японии использовали связку для захвата и конвоирования пленных и преступников. В современном мире практиковавших это людей назвали бы клиентоориентированными, потому что каждая обвязка создавалась с учетом телосложения, статуса, особенностей одежды и навыков провинившегося. Были разработаны разные методики связывания для разных сословий. И, конечно же, учитывался пол преступника. — Какой скрупулёзный подход. — Японцы во многом скрупулёзны, — заметил Итан. — Сперва я изучил те обвязки, которые использовала японская полиция. А уже затем познакомился с эстетической частью этого направления. — Получается… — Ноа тщательно подбирал слова. — Твое хобби — связывать людей? — Мое хобби — создавать из веревок и узлов что-то… хм… красивое. — Я раньше плел браслеты дружбы. Ещё в школе, — заявил Ноа невпопад. — Но связывать людей — это… ну… намного круче. Если добровольно. Добровольно же? Итан, кажется, улыбнулся. — Живых людей я никогда не связывал. Только Джона Доу и Джейн Доу, — с этими словами он указал на манекены. Так только жутче. — Почему ты дал им имена, которыми обычно обозначают в больнице пациентов, о которых ничего неизвестно? — не в тему спросил Морган. — Потому что эти имена используются не только для этого, — вздохнул Итан, беря с одного из крючков моток веревки и начиная вертеть его в руках. — Джон Доу — в первую очередь устаревший юридический термин, который использовался в случае, если настоящий истец неизвестен или анонимен. Неизвестного ответчика называли Ричард Роу. Потом уже первым именем начали называть пациентов, скажем, с амнезией или обнаруженные тела неизвестных людей. Если в судебном деле фигурировала женщина, ее звали Джейн Доу, а членов семьи — Джеймс Доу и Джуди Доу. И так далее и тому подобное. — Ты прямо кладезь информации, — заметил Ноа. — Даже имена манекенов у тебя связаны с юриспруденцией. — Это называется гиперфиксацией, — усмехнулся Томсон. — А на этом… — Ноа указал на веревки, — у тебя тоже гиперфиксация? — В некотором роде. Было бы глупо этим не воспользоваться. Вот только как бы Итана к этому подвести? — Разве можно научиться правильно связывать людей, не связывая их? — Ноа постарался выглядеть суперрастерянным. — У манекенов же не гнутся руки и ноги. — Да, к сожалению, большинство обвязок я знаю лишь в теории, потому что у меня нет живой модели. Будет. — Слушай, помнишь, ты говорил, что мне необходимо самому придумать, как заглаживать свою вину за то, что я однобоко оценил тебя, предположив, что праздная богатая жизнь без стремлений и целей придется тебе по вкусу? — Ну и… — Вот я и придумал! Можешь потренироваться на мне. У меня, в отличие от манекенов, руки гнутся прекрасно! Мысль, которая возникла в голове Ноа, казалась ему вполне разумной до тех пор, пока он не озвучил ее вслух. Даже маска не скрыла резко нахлынувшего на Итана смятения. Кажется, к такому предложению он не подготовился. Морган не совсем понимал, что такого он сказал. Это ведь всего лишь веревки. Всего лишь связывание. Как плести фенечку, только с участием человека. Но Томсон выглядел искренне ошарашенным. — Да ты же… — еле выговорил Итан, — …совсем не в теме, да? — В какой теме? — не понял Ноа. Итан непростительно долго молча буравил Моргана взглядом. — Окей, — произнес он наконец. — Потренируюсь на твоих руках. Только затем не жалуйся. Ты сам предложил. Подозрительно странно прозвучало это «ты сам предложил». 159,3 Итан не собирался… Не планировал… И подумать не мог, что ему выпадет подобная возможность. Тем более так скоро. Тем более с Морганом. Единственное, на что он надеялся, это на адекватную реакцию со стороны Ноа. «Каждый увлекается чем хочет!» — так он это представлял и такой подход более чем устроил бы Томсона. Итан не считал, что его будущая пара обязана увлекаться тем же, чем и он. Итан даже не нуждался в яростной поддержке. Ему было бы достаточно понимания. Что ж… Это понимание он получил, а бонусом к нему ещё и живой интерес. — Сядь на кровать, — попросил Итан, не отрывая взгляда от коллекции веревок. Все они были готовы к использованию: сварены, обожжены, покрыты воском. Обрабатывал Итан веревки просто для того, чтобы уметь это делать. Он и не мечтал, что его дотошность в этом плане настолько ему пригодится. Для Моргана Итан выбрал классическую джутовую мягкую крученую верёвку. Синтетические жгуты Итану не понравились изначально, потому что сильно растягивались. В арсенале Итана они отсутствовали. Плетеные веревки имелись в количестве двух штук. Но ещё на этапе обработки он понял, что они — не лучший вариант. К жёстким канатам Морган был ещё не готов, и Итан сомневался, что будет. Впрочем, кто сказал, что ему не понравится? Морган скромно сел на самый краешек кровати Томсона, явно куда больше смущённый данным действом, нежели тем, что через минуту ему свяжут руки. Святая простота. — Снимешь рубашку? — попросил Итан, сам стягивая с себя толстовку. В комнате грозило стать жарковато. — А это обязательно? — послышалось неуверенное со стороны Ноа. Он был в одной из своих японских рубашек нараспашку с широкими рукавами. Обвязать его в этом одеянии оказалось бы даже круче, но Итана останавливали два момента. Во-первых, у него отсутствовал практический опыт по данной связке, а значит, все, что могло ему помешать, пока что следовало исключить. Во-вторых, рубашка Ноа наверняка была синтетической, и Итан предположил, что синтетика, оказавшись между туго затянутыми веревками и нежной кожей, ни к чему хорошему не приведет. — Обязательно, — подтвердил Итан, избавляясь от черных кожаных перчаток без пальцев и меняя их на закрытые латексные. Они обеспечивали хорошую чувствительность пальцев и надежный захват предметов или концов веревки, что в данном случае было наиболее важным. Томсон сжал в руках моток веревки и кинул взгляд на свое отражение в зеркале у входа. Черная маска. Черная футболка. Черные перчатки. И черная веревка. Он видел порно, которое начиналось точно так же. Ноа избавился от рубашки и остался в белой футболке, на которой красовалось изображение тигра с раззявленной клыкастой пастью. Итану этот принт показался для Ноа неподходящим. Вместо тигра следовало выбрать кролика, хомячка или, на худой конец, домашнюю кошку в смешной шляпке. Итан забрался на кровать с ногами и разместился за спиной Ноа, усевшись по-турецки. — Тебе даже не потребуется инструкция? — Морган чувствовал себя неловко и пытался скрыть это за пустой болтовнёй. Как обычно. — Конкретно эту обвязку я помню наизусть. Она несложная, — ответил Итан, присматриваясь. — Разомни плечи и потянись несколько раз. — Зачем? — Это предотвратит повреждение мышц и сухожилий. Если бы тебе было необходимо сделать трюк, сперва ты бы размялся, верно? Здесь то же самое, — объяснил Итан. Морган взялся неловко разминаться. — И давай договоримся, что если тебе станет дискомфортно, ты мне сразу об этом скажешь, окей? — А будет больно? — встревожился Морган, заводя руки за спину. — Нет. Если все сделаю правильно, больно быть не должно. Веревка в меру мягкая, затягивать сильнее положенного не стану. В данном случае я говорю скорее о психологическом дискомфорте, нежели физическом, — Итан сложил веревку вдвое, а затем обернул ею руки Ноа выше локтей. В получившуюся от сгиба веревки петлю он просунул свободные концы и слегка их затянул. Руки Ноа отличались гибкостью. Но он все равно должен был ощутить напряжение. — Ой, — раздалось со стороны Моргана. — Больно? — встревожился Итан. — Нет. Мышцы и правда тянет, но это не страшно. — Точно? — Точно, — подтвердил Ноа. — Что в этом такого уж психологичного? Странно, что Моргана эта тема обошла стороной, учитывая его любовь к японским принтам. Даже если предположить, что изучал он исключительно японскую живопись, он не мог пройти мимо картин, изображавших шибари . Или мог? Он вообще не понимал, чем они с Итаном занимались в этот самый момент? Каким бы ни оказался ответ, сейчас Итан куда больше волновался о том, что может Ноа испугать. Следовало делать все медленно и аккуратно. Контролировать себя в этом плане Итану было очень тяжело. Руки предательски дрожали. — Неужели ты совсем ничего не слышал о шибари? — удивился Томсон. — Слово знакомое, но… — Ноа сидел к Итану спиной, но Томсон готов был поклясться, что прямо сейчас Морган морщит лоб в попытке понять, что он упускает. — Для начала стоит упомянуть, что это эстетико-эротическое искусство, — подтолкнул Итан память Ноа, оборачивая веревкой руки Моргана по направлению к плечам. Это оказалось сложнее, чем он думал. В данном процессе большое значение имело поддерживание напряжения веревки и высокая скорость оборачивания ее вокруг рук, потому что на данный момент узел должен был достаточно сильно давить на локтевые нервы Ноа. Итан не хотел растягивать этот неприятный эпизод, но его спешка привела к тому, что первая попытка успехом не увенчалась. Еще она пошла прахом из-за Ноа, который при слове «эротическое» тут же напрягся. — Но мы с тобой акцентируем внимание на эстетике. Не волнуйся, я не собираюсь после связки надругаться над твоей душой и телом, — спокойно сообщил Итан. От этого Ноа напрягся лишь сильнее. — Я о таком даже не думал, — пробормотал Морган. Лжец. — Если после моего комментария ты резко передумал быть моей моделью, мы можем закончить прямо сейчас, — с неохотой оповестил Итан. Он с удовольствием бы продолжил, но не в случае, если его действия, с точки зрения Ноа, расценивались в качестве пытки. — Н…нет, не надо. В этом же нет ничего такого! В этом было много чего такого. — Помимо эротизма присутствуют и другие моменты, — было бы нечестным что-то утаивать от Моргана. Оглашение правды в какой-то мере Итану даже доставляло удовольствие. Вторая попытка по затягиванию узла оказалась удачнее. Томсон продел веревку через «обратный просвет» сооруженного ранее узла, натянул веревку до упора и в завершение обернул ее между локтей Моргана, тем самым зафиксировав получившуюся конструкцию. — Например? — В Японии эту практику относят к духовно-медитационным. Хотя те, кто не сильно разобрались в вопросе, ошибочно считают шибари чем-то вроде экзотических прелюдий и не более. Но на самом деле это действо само по себе самостоятельно и автономно. Секс может стать бонусом, но и только. Данное искусство куда более глубокое, и направлено оно вовсе не на удовлетворение первобытных потребностей. В первую очередь шибари позволяет прочувствовать «здесь и сейчас». Я сосредоточен на узлах, ты сосредоточен на моих действиях. И ничего помимо этого Здесь и Сейчас волновать нас не должно. Самое время окунуться в самопознание и проанализировать свои страхи, желания и обиды. Итан выбрал место чуть ниже локтя Ноа, намереваясь начать элемент вязки, который в сети называли «лестницей». Зафиксировав верёвку указательным пальцем левой руки, Итан начал обвязывать руки Ноа, повторяя предыдущие действия. — Звучит интересно, — голос Моргана казался глухим, будто отвечал он на автомате, полностью поглощенный рассказом Томсона. — Согласятся с тобой не все. В шибари не предполагается кипение страстей. Экстремально резких ощущений от него не получить, и веревка, если все сделано правильно, не должна причинять боли. Многие рассматривают эту практику исключительно с эстетической точки зрения, игнорируя ее чувственность и эмоциональный потенциал, — обернув веревку вокруг рук Ноа, Итан просунул концы в образовавшуюся петлю и начал спускаться ниже, чтобы все повторить. — Первый эффект шибари заключается в ощущении веревки на теле. Ты чувствуешь ее текстуру, линии, несильное давление узлов. Тем самым ты как бы познаешь свое тело заново, обозначаешь его контуры, концентрируешься на нем как никогда ранее. Ты концентрируешься? — уточнил Итан, вместе с тем проверяя, слушает ли его Морган. — Д-да, вполне себе концентрируюсь. — Хорошо. Второе воздействие заключается в ограничении подвижности человека при обвязке. То есть прямо сейчас я ставлю тебя в положение физической беспомощности. Чем больше узлов я завязываю, тем ты становишься беззащитнее. В данный момент между нами появляется нечто вроде негласного договора. Ты добровольно отдаешь мне свою свободу, тем самым выказывая мне всеобъемлющее доверие. Этакий эротизм без эротизма. Шибари не рекомендуют практиковать с человеком, которого ты плохо знаешь, потому что доверие здесь имеет исключительное значение. Итан достиг кистей Моргана, обернул веревку вокруг центральной вертикальной вязки и закрепил концы. Дело сделано. — Как ощущения? — Нормальные, — голос Моргана стал еще ниже, и у Итана от него на руках проявилась гусиная кожа. — Точно все в порядке? — Да. — Могу я сделать фотографию? Ноа еле заметно кивнул. Итан встал с кровати, дотянулся до полки со старым полароидом и сделал несколько кадров. Оставив фотокарточки на столе проявляться, он сел неподалеку от Ноа и вгляделся в его раскрасневшееся лицо. — Как ощущения? — Странные. — Больно? — Да вроде бы… нет. Непонятно. Мышцы тянет. — Что ж… — Итан побарабанил пальцами по колену, не сводя с Ноа взгляда. Морган это заметил, но повернуться к нему постеснялся. — А… Эм… И сколько мне необходимо так сидеть? — выдавил он с усилием. — А сколько бы ты хотел? — Ну… Я… — Ты задолжал мне еще одно желание, не забыл? — Итан понял, что Ноа не сможет высказать свои мысли вслух. Даже если ему все это чуточку нравилось. Особенно, если нравилось. Потому Томсон решил ему помочь. — Просиди так пятнадцать минут, и я спишу должок. — Зачем тебе это? — Морган наконец-то поднял на Итана глаза. — Любопытно. Все, что я тебе сейчас рассказывал, я вычитал в сети. Но в реальности я никогда подобного не лицезрел и тем более не испытывал. Хочу понять, насколько достоверна информация. Еще я хочу посмотреть, как будет меняться твоя реакция. — Л-ладно, без проблем, почему бы и нет, — пробубнил Ноа невнятно. Хороший мальчик.