Око Дьявола

159,3 — Боже мой, какой очаровательный ребенок! — воскликнул Морган, вертя в руках одну из старых фотографий в рамке из красного дерева. Если в предыдущий раз Ноа чувствовал себя скованно и настороженно и действовал соответствующе, сегодня, придя к Итану, он вел себя куда раскрепощённее. Томсон думал, что Морган будет перед ним краснеть и бледнеть, учитывая, для чего его позвали. Итан оказался в своих суждениях неправ. Ни намека на неловкость. Если Ноа и нервничал, то очень хорошо это скрывал, без стеснения гуляя по комнате Томсона и с любопытством осматривая всё, на что бы ни падал его взгляд. Единственное, что он игнорировал, картину, что продолжала висеть напротив кровати. Её Ноа почему-то избегал. На стеллажах у дальнего окна в комнате Томсона, помимо сотен книг по юриспруденции, Итан похоронил воспоминания о человеке, которого больше не существовало: об Итане Томсоне, свободно прикасавшемся к людям, способным найти общий язык с каждым и верящим в лучшее будущее. Тот прошлый, наивный и беспечный Итан оставил после себя лишь ворох проблем и череду идиотских фотографий, которые теперь играли роль памятного мемориала. Иногда Томсон, задержав взгляд на полках стеллажа, невольно окунался в тревожную ностальгию. Да, он скучал по тем простым, лишенным чрезмерного драматизма временам, но о прошлом себе не тосковал. Тогда он думал, что ему и море по колено. И именно эта слепая вера не позволила ему выработать в себе умение держать удары судьбы и подтолкнула к легкому, но ошибочному пути, расплачиваться за который Итану теперь грозило до конца своей жизни. Спасибо, прошлый Я. Спасибо, что исчез. Никогда не возвращайся. Оставайся в наркотическом тумане в грязном закоулке с членом жирного пьяницы во рту. Удачно откинуться от передоза или захлебнуться собственной рвотой. Улыбчивого и капризного мальчишку, избалованного до трясучки и без намека на благодарность тянувшего из матери последние силы Томсон ненавидел всей душой. Но фотографии с этим Итаном выбросить не поднималась рука, так как на половине присутствовала вся семья, а другую — сделала мама. Она любила фотографировать, и именно она несла ответственность за интерес к фотографии со стороны Итана. Запечатление окружающего мира на пленку походило на волшебство, при котором определённый значимый или не очень момент, вмурованный в эмульсионный слой или сохраненный в цифровом формате, превращался в дверь в прошлое. Настоящая машина времени для эмоций. — Что бы ни произошло после, ты всегда будешь помнить о тех чувствах, которые испытывал, когда слышал щелчок затвора, — так она говорила. — Видит Бог, жизнь — тяжёлая штука и порой подкидывает нам счастливые моменты мимоходом. Они кажутся блеклыми и незначительными на фоне бесконечной череды проблем и стираются из памяти на раз-два. Но фотография позволит тебе не забыть, каким жгучим казалось дневное солнце. Или как стрекотали кузнечики. Или гудели клаксоны в пробке. Запах выпечки из новой булочной. Или оглушительный смех друзей в боулинге, когда вместо страйка ты не заработаешь ни очка. Конечно, дело не в звуках, не в картинке и даже не в людях вокруг. Главное здесь — твоё состояние на тот момент. Чувства. Делай фотографии, когда переживаешь нечто сильное. Плохое или хорошее. Это не важно. Буря уляжется, но каждый раз смотря на фото, ты будешь вспоминать, какой она была и что её вызвало. И всё хорошее вновь согреет душу, а всё плохое не позволит повторить ошибок и заставит переосмыслить произошедшее. Итан старательно следовал совету матери. Может, потому в его телефонной галерее в последнее время в основном пестрили фотографии с Морганом? Итану хотелось запомнить каждую проведенную с ним секунду, ведь, как показал опыт с мамой, никакое счастье не длилось вечно. И следовало собрать как можно больше фотокарточек до того, как всё бы полетело в тартарары. Итан понимал, что не следует считать их с Морганом отношения обречёнными на провал. Позиция в корне неправильная. Но тревожный тихий голос не замолкал ни днём, ни ночью. Не заслужил. Не имеешь права. Ты все равно все испортишь. Как только флёр влюбленности утихнет, он разглядит в тебе всё, чего ты так боишься и ненавидишь в себе, и без раздумий уйдёт. Итан с усилием отгонял от себя подобные мысли. Но они всё равно возвращались. Рано поутру, за мгновение до пробуждения, вплетаясь в угнетающие грезы и портя настроение на весь день. Поздно вечером, после того как затухал свет. Слепили яркой вспышкой, пока Итан стоял под душем. Они не высовывались, лишь когда рядом находился Морган, потому что само его присутствие подтверждало, что происходящее между ними не безнадёжно и имеет право на хороший конец. — Да, я был весьма… Мил, — выдавил Итан, подходя к Ноа ближе и смотря на фото, которое тот держал в руках. На ней они всей семьёй собирались в поход в лес с палатками. Рюкзак Итана казался больше его самого, а Одри зачем-то потащила с собой плюшевого единорога, накануне наотрез отказавшись выходить из дома без любимой игрушки. Поставив фото на место, Ноа продолжил изучать остальные. Помимо семейных фотографий здесь имелись и школьные. Родители проигнорировали элитные лицеи и определили обоих детей в обычную школу. Отец всегда говорил, что желание преуспеть не должно перечеркивать детство. Лицеи для богатых детей частенько имели двойное дно: дикое чувство конкуренции, необоснованную агрессию друг к другу и тьму наркотиков (правда, от последнего Итана все равно не уберегли). Майкл желал, чтобы его дети участвовали в глупых конкурсах, организованных в спортивном зале, лепили из папье-маше вулканы, выстраивали солнечные системы из разукрашенных шариков или получали электричество с помощью картошки, а не думали о том, у кого родители побогаче и повлиятельнее и с кем удобнее дружить. Не учел он лишь того, что шваль найдется в любой школе и к ребятам с деньгами она тянулась как магнит. На еще одной фотографии помимо Итана запечатлели четырех его одноклассников и одну одноклассницу. Все они держали в руках молочные коктейли, которые им купила мама Итана. Они собирались в клуб с игровыми автоматами, которые оплачивал Итан, а вечером заглянули в пиццерию, где платил опять же Итан. Томсон не видел ничего плохого в том, чтобы заплатить за кого-то, у кого карманных денег куда меньше, чем у него самого. Его за это ценили. Так ему, по крайней мере, казалось. То, насколько он ошибался, Итан понял много позже, когда оказалось, что его щедрость всё это время воспринимали как должное (У тебя же богатые родители, конечно же, платишь ты!), а отсутствие денег (В каком это смысле, нет?! Не мели чепухи! Не хочешь делиться, так и скажи!) и наличие проблем (Да какие у тебя могут быть проблемы с такими деньжищами?!) перечеркнули дружбу длиной в несколько лет. Имелся на этом фото и парень, который впервые предложил Итану отвлечься и расслабиться с помощью наркоты. К слову, Томсон по нему с ума сходил со средней школы. — Боже, а это что за прелесть?! — Ноа вытащил из глубины две фотографии. Итан, увидев их, еле сдержал стон ужаса. — Мама обожала Хэллоуин и Рождество и постоянно нас с сестрой во что-нибудь наряжала, — процедил Итан сквозь зубы. На первом фото ему было около десяти. Его вырядили в костюм Питера Пэна. Одри тогда была чертовым Капитаном Крюком и постоянно подначивала его. На втором Итан красовался в канун Рождества в костюме эльфа Санта Клауса. Одри предпочла нарядиться в оленя. Если подумать, она всегда выбирала нечто экстраординарное. — Учитывая, что в Хэллоуин мой день рождения, каждый праздник превращался в костюмированную вечеринку. Ужасно. — У тебя день рождения тридцать первого октября? — удивился Ноа. — Это же так круто! — Не очень. Хочешь пригласить друзей на торт, а они если и приходят, то в костюмах фей и скелетов, объевшиеся конфет и желающие поскорее вернуться на улицу, чтобы продолжить ходить по домам. А в подарок обычно вручали пакеты с остатками тех сладостей, что им уже надавали. Меня это всегда невероятно бесило. — У меня круче, ведь я по смешному стечению обстоятельств как раз родился во второй любимый праздник твоей мамы. В Рождество, — улыбнулся Ноа. Пометка номер один: день рождения Моргана двадцать пятого декабря. — Так что мой день рождения проходил ещё скучнее. Ко мне вообще не приходили, потому что все оставались со своими семьями. И подарок я получал один сразу и на Рождество, и на день рождения. В детстве мне это казалось несправедливым. У всех по два праздника и два подарка в год. А у меня всего один. Пометка номер два: сделать Моргану два подарка. А лучше три. Четыре. Как можно больше. — В детстве? А что же сейчас? Ноа пожал плечами: — Сейчас все равно. Я давно не праздную свой день рождения. Предпочитаю делать вид, что его не существует. Пометка номер три: устроить праздник. — Теперь я буду чувствовать себя Джеком Скеллингтоном, — заметил Итан с усмешкой. — Тем скелетом, что хотел украсть Рождество? — Точно. Только я каждое Рождество буду красть тебя. Морган покраснел и с наигранным интересом вернулся к рассмотрению фотографий. — А… А этот парень тебе нравился, да? — решил Ноа сменить тему разговора, видимо посчитав, что к такого рода разговорам его нервная система еще не готова. Ноа постучал по ещё одной фотографии всё с теми же одноклассниками. Указывал он на белобрысого парня. — Да. Моя первая любовь. К слову, весьма неудачная, — ответил Итан холодно. — Как ты понял? — Это видно. Итан посмотрел на себя и увидел лишь направленный в камеру взгляд тёмно-серых глаз. И широкую улыбку, которая на его губах не играла уже много лет. Томсон помнил тот день. Он чувствовал себя счастливым. Искренне. Но сейчас эта улыбка казалась искусственной, как и всё остальное. Друзья, которые на самом деле ими не являлись. И богатенький избалованный, но перспективный мальчик, который всего через несколько лет собирался растереть свою жизнь в пыль. — Не по тебе, — торопливо пояснил Ноа. — По нему. Он знал, что нравится тебе. — Вот как… — интересная информация. Впрочем, все сходилось. Джошуа всегда умело вил из Итана веревки. — А что же испытывал он сам? — Не стоило задавать этот вопрос. Ответ Томсону однозначно бы не понравился. — Не знаю. Кажется, самодовольство. Чего и следовало ожидать. Ноа видимо заметил перемену в настроении Итана и вновь поменял тему разговора. — А как ты вообще осознал, что гей? Точнее… Как ты воспринял это, осознав? — А ты? — ответил Итан вопросом на вопрос. — Ох, — Ноа потер висок. — Поначалу было непросто. В тот момент, когда мои школьные друзья заговорили о девчонках и начали все чаще обсуждать их… хм… фигуры, я понял, что у меня такой интерес отсутствует. А потом на уроке математики я взглянул на Тима Флореса и безвозвратно в него втрескался. Переживал страшно. Недели не прошло, как я во всём признался бабуле. Мы тогда долго разговаривали, но она, в конце концов, убедила меня в том, что все в порядке и я не должен об этом переживать. Моя семья всегда будет на моей стороне, какой бы выбор я ни сделал. Правда, родителям я все равно открылся намного позже. — А что стало с Тимом Флоресом? — Я признался ему в чувствах, а он дал мне в глаз, — рассмеялся Ноа. — Потом, конечно же, растрезвонил о моей ориентации всем и каждому. Но надо мной из-за этого никто не издевался. Вообще в нашей школе было достаточно много квир-персон. — Этот Флорес даже представить себе не может, кого он упустил, — заметил Итан, вертя в руках моток веревки, который не отпускал с самого прихода Моргана. Ноа делал вид, что не замечает данного предмета. — У меня все вышло забавнее, — признался Томсон, опираясь спиной на стеллаж. — Когда мне было тринадцать, отец с мамой повели меня и Одри на итальянскую оперу. Решили, так сказать, привить нам чувство прекрасного. Одри всю оперу продремала, а я не мог оторвать глаз от вокалиста с невероятно мелодичным бас-баритоном. Ни слова не понимал, конечно, но мне было наплевать. После оперы родители поинтересовались, понравилась ли нам. Одри попросила, чтобы её больше никогда не брали на такую скукоту. А я… — А ты? — поторопил его Ноа. — А я сказал, что трахнулся бы с вокалистом, — бросил Итан. Ноа медленно повернулся к Томсону и уставился на него, как на сумасшедшего. — Прямо так и сказал? — выдохнул он недоверчиво. — Да, прямо так и сказал, — пожал Итан плечами. — У нас с родителями всегда выстраивались доверительные отношения. И они не стеснялись говорить со мной и Одри про секс. Мы, конечно, благодаря интернету и без них уже многое знали. Но их поползновения к открытому диалогу на подобные темы волей-неволей внушали нам уверенность в том, что поговорить мы с ними можем о чём угодно. Так оно и было. — Значит, они тебе ничего не сказали? — Ага, как же, — прыснул Итан. — Ты бы видел их лица. Я их шокировал. А потом они планомерно вели со мной беседы то о том, что в тринадцать лет заниматься сексом еще рановато, то о том, что будучи таким юным, не стоит выбирать себе в партнеры человека намного старше себя (вокалисту, на которого я запал, было не меньше тридцати), то о том, что страсть и любовь — вещи разные и даже испытывая первое, лучше стремиться ко второму. — У тебя хорошие родители. — Великолепные. Но вручать тринадцатилетке презервативы все же было не лучшей идеей. Я использовал всю пачку уже на следующий день. Ноа побледнел, явно позабыв сказанные Итаном слова на встрече анонимных наркоманов. — О чем ты подумал, Морган? Мы с друзьями набрали в презервативы воды и кидались ими из окна. Родителей затем вызвали в школу. Представь, что им пришлось пережить, пока директор кричал о том, что их сынок где-то раздобыл презики и с их помощью вытворял страшные непотребства? — Господи, какой кошмар! — простонал Ноа со смехом. — Ты, как я погляжу, был тем еще сорванцом! — Да уж. Родителям скучать не приходилось, — хмыкнул Итан. — А своей первой любви ты в чувствах признался? — Нет. — Почему? Ты явно не отличался скромностью, — заметил Ноа. — Если честно, не знаю. Наверное, меня в нём что-то напрягало. Правда, тогда я не мог понять, что именно… Но мне кажется, мы слегка увлеклись разговором и позабыли, для чего ты пришел, — заметил Томсон, повертев в руках веревку. — В первую очередь я пришел увидеться с тобой, — улыбнулся Ноа. — Само собой. Но не только для этого. Раздевайся, — выдохнул Итан, разматывая моток. Морган вздрогнул и поежился. — Я ведь говорил, что не буду, — пробормотал он скованно. — Почему? Боишься? — Дело не в страхе. Просто я выгляжу не очень… — То есть ты никогда передо мной не разденешься? Вообще? — уточнил Итан, делая ударение на последнее слово. — Нет… Когда-нибудь, наверное, всё же… — Наверное? — переспросил Томсон, сощурившись. — Когда-нибудь разденусь, — выговорил Ноа с усилием. — Почему не сейчас? Ноа на это нервно пожевал нижнюю губу. Его «нет» не относилось к категоричным, потому Итан позволил себе продолжать допытываться. — Просто я боюсь, что ты недостаточно в меня влюблён, и мой вид тебя отпугнёт, — выдал Морган чистосердечное. — Я влюблён в тебя раз в десять сильнее, чем достаточно, — сообщил Итан не моргнув и глазом. — Раздевайся. Не догола. Достаточно снять рубашку и футболку. Сегодня Ноа слегка изменил своей излюбленной цветовой гамме, придя в черной футболке, черных джинсах и черной рубашке-кимоно. Рубашку украшали вышитые по ткани красные журавли. Одно только это говорило о многом, ведь Морган, будучи художником, наверняка придавал цветам большее значение, чем тот же Томсон. Если на секунду отбросить сухие рассуждения и окунуться в значения (которых могло и не быть), обычно Ноа предпочитал морскую тему и соответствующие цвета: тихая гавань или штормовое предупреждение. Красный же считался цветом страсти. И обычно Морган его не носил. До этого самого дня. Возможно, звучало слишком надуманно, но Итан рассчитывал на обратное. Фасон джинсов так же отличался от привычного: вместо узких и обтягивающих каждую кость, Ноа надел свободные и «порванные в дрянь», как любил называть такую одежду отец. Мало того, что сквозь разрывы Ноа светил обнаженными частями тела (пусть это и были всего лишь ноги), так ко всему прочему эти джинсы стащить с него получилось бы куда проще, чем все предыдущие. Итан не мог перестать об этом думать. — Может, ты хочешь, чтобы я помог тебе? — предложил Итан, ухватив Ноа за широкий рукав рубашки. Благо, он заблаговременно надел черные латексные перчатки. Сразу две пары, чтобы совершенно точно не беспокоиться о возможных прикосновениях к Моргану. — Нет-нет, я сам, — стушевался Ноа. — Но мне следует предупредить тебя. — О чем, например? Мне наплевать, если у тебя обнаружится третий сосок. — Нет у меня третьего соска! — Тогда что? — Ну… Я очень худой. — Да ладно? Не замечал, — не сдержался Итан от сарказма. — Нет, ты не понимаешь. Я очень худой, — настаивал Ноа, стягивая с себя рубашку. — Все ребра видны. — Окей. — Кости торчат ужасно! — Окей. — И мышц — ноль. — Окей. — Тебя заело? — Нет. Жду, когда ты огласишь мне весь список своих комплексов, — вздохнул Итан. — После чего мы наконец-то сможем начать. Морган нахмурился, но ругать себя перестал. Повернувшись к Итану спиной, он неуклюже стащил с себя футболку и вновь поежился, как если бы ему стало холодно. Но температура в комнате оставалась идеальной. Итан деловито размотал верёвку до конца. Его терзали совсем не те мысли, о которых так беспокоился Ноа. Перед Томсоном стоял полуголый парень, который ему нравился. Очень нравился. Безумно. И худоба Ноа заботила сейчас Итана в последнюю очередь. Куда важнее сохранять самообладание и трезвость ума. Без поспешных действий, Томсон. Дыши через нос и старайся не заострять внимание… на белой, чистой, будто холст, коже, следы от верёвок на которой выглядеть будут просто божественно. На созвездиях родинок на лопатках. На ямках Аполлона у поясницы, которые встречались далеко не у каждого. На ровной линии позвоночника. На тонкой талии и широких плечах. И уж тем более такого пристального внимания не заслуживает выглядывающая над поясом джинсов черная резинка трусов. Хватит пялиться, идиот! Безупречная линия от шеи до плеча не должна распалять в тебе… Вообще ничего! — Мне снова сесть на кровать? — спросил Ноа. — Итан? — позвал он, не получив ответа. Томсон с усилием стряхнул с себя неугодное ему наваждение. — Нет. Сегодня тебе придется постоять. Повернись ко мне. Ноа замешкался, но все же развернулся к Томсону. Успокойся-успокойся-успокойся. Успокойся сейчас же! Итан сложил верёвку пополам и затянул узел в месте сгиба, чтобы зафиксировать середину. Мелкой моторике следовало отвлечь его от полуобнаженного Ноа, который с какой-то стати считал себя недостаточно сексуальным. Надо же быть таким идиотом. Оставив небольшую петлю в пару сантиметров, Итан накинул верёвку на Ноа так, чтобы узел оказался между его лопаток, и перекинул концы через плечи Моргана на грудь. — Значит, сегодня ты свяжешь мне не руки? — удивился Ноа. — Иначе зачем бы мне тебя раздевать? — хмыкнул Итан. — А впрочем, ты прав, буду раздевать тебя вне зависимости от вида обвязки, — пообещал он, завязывая узел сверху вниз чуть ниже яремной впадины Ноа. — Лучше не надо, — пробормотал Морган, наблюдая за руками Итана. Томсон соорудил второй узел ниже. Расстояние между узлами вышло сантиметров в восемь. Чтобы получилось красиво, следующие узлы следовало вязать на таком же расстоянии. — Мне лучше знать, — заметил Итан. — Пока похоже на поводок, — буркнул в ответ Морган, начинавший болтать без умолку, когда нервничал. А прямо сейчас Ноа однозначно нервничал. — Не похоже. Но если пожелаешь, могу провести тебя на верёвке по дому. — Не пожелаю! — Как категорично. Очень зря. Некоторых это заводит. — Меня нет. — Что тогда? — Что? — Что заводит? — Н… — Н? — Н-ничего! — Враньё. — Ну… — Морган нервно провел рукой по волосам. — Ты меня заводишь, — выдавил он тихо, заставив Итана едва заметно качнуться. — Было бы странно, если бы не… — улыбнулся Томсон, скрывая за самоуверенностью эмоциональный апокалипсис. — Но я сейчас о другом. О дополнительном стимулировании. Например, порно. Порно-то ты смотришь? — Хм… Может быть, пару раз… — Не нравится? Почему? — Не знаю. У меня оно вызывает необъяснимое отторжение. Итан успел завязать пять узлов, последний из которых лёг Ноа на живот. Теперь следовало протянуть веревки вдоль паха Моргана. На мгновение у Итана скользнула шальная мысль завязать ещё два узла, первый из которых попал бы на член, а второй, соответственно, надавил бы Моргану сзади, но Томсон быстро отмел эту идею, посчитав, что для таких откровенностей слишком рано. — Просто у каждого свои предпочтения, и выбирать порно необходимо согласно им. Если же смотреть рандомно всё подряд, можно наткнуться на скучную муть или такую жесть, после которой ещё месяц при упоминании секса будет воротить, — объяснил Итан, просовывая веревки между ног Ноа. — Эй, это что? — встрепенулся Морган. — Не дергайся, — посоветовал Итан, обходя Ноа. Он протянул веревку вверх по спине парня, протолкнул ее концы в сделанную ранее петлю и увеличил натяжение. — Ой, — послышалось со стороны Моргана. — Слишком сильно? — Я… Эм… Я не знаю. — Как этого можно не знать? — удивился Итан. — Тебе больно? Плохо? Неудобно? — Разве может быть удобно, когда веревка впивается в твой зад? — справедливо заметил Ноа. Ничего. Тебе еще понравится. — Хорошо. Неудобно. Терпимо? — Вроде бы. — А так? — Итан натянул сильнее. — Перебор-перебор-перебор! — Ок, — Итан вернул натяжение к прежнему, а затем разделил веревки и обернул ими Ноа, просунув концы через подмышки Моргана. — Возвращаясь к теме порно, думаю, нам стоит посмотреть его вместе, — Итан сам не понимал, отвлекал ли он разговором Ноа от своих действий, или все же себя от Ноа. — Зачем? — нахмурился Морган. — Обычно парочки делают это в качестве фона для прелюдий. — А смысл прелюдий без продолжения? Итан резко вскинул глаза на успевшего раскраснеться парня. — Больно бьешь, Морган. Ноа стушевался и сник. — Из-извини, я вовсе не это имел в виду. — Именно это ты в виду и имел, — нахмурился Итан, не скрывая раздражения. — Я идиот. — Нет. Ты нетерпелив. А мне-то казалось, что совратителем в нашей парочке буду я, а не двадцатиоднолетний девственник, краснеющий при даже мимолетном намёке на секс, — Итан протянул концы к груди и продел их между первым и вторым узлом. При натяжении образовался аккуратный ромб. — Что такого, что я девственник в двадцать один? — Ничего. — Я же не виноват, что… — Я тебя ни в чём и не виню. — Но ты сказал… — Я выразил удивление, а ты углядел в нем упрёк. Не придавай моим словам смысл, которого в них нет. Если бы у меня имелись к тебе претензии по поводу твоей невинности, я бы высказал их прямо, а не завуалированно. — Можно подумать, всё и всегда ты говоришь исключительно прямо, — досадливо выдохнул Морган. Он стыдился сказанного ранее, и не знал, что делать. Самобичевание на сей счет Итан не принял, и Ноа не придумал ничего лучше, чем встать в защиту. — Не всегда, — не стал спорить Томсон. — Например, я весьма неловко пытаюсь завуалировать тот факт, что хочу тебя, — сделав небольшой декоративный заворот, Итан завел концы веревки обратно за спину застывшего как каменное изваяние Ноа. — Спросишь, почему? — поинтересовался он равнодушным тоном. — Нет. Конечно, нет. Он прекрасно знал ответ, огласив его минутой ранее. Какой смысл без продолжения? Вот только всё не так просто, Морган. Я всегда найду способ… — Господи, я теперь тысячу лет буду ненавидеть себя за эти слова, — послышалось тихое раскаяние. — Не надо. На самом деле ты неплохо справляешься, — заверил его Итан. Сохраняя напряжение в веревке и регулируя её местоположение для того, чтобы вязка получилась ровнее, Томсон продел концы под вертикальную бечёвку, что теперь тянулась параллельно спине Моргана. Перекрутив оба конца через неё, Итан вновь потянул их к передней части создаваемой конструкции. — Справляюсь с чем? — С мотивацией. — На что? — На всё. — Очень информативно. Итан повторил предыдущие действия, создав второй ромб, а веревками теперь перетянув торс Ноа под грудью. Третья линия сдавила ребра Ноа, а четвертая подчеркнула тонкость его талии. — Почти готово, — сообщил Итан, в очередной раз заходя за Ноа. — Заверни руки за спину, — Морган молча подчинился. Итан ловко связал остатками веревки запястья Ноа и остался удовлетворен. Обездвиживание рук в эту обвязку не входило, но Томсон решил, что так будет намного лучше. Закончив, он медленно обошел Моргана, осматривая со всех сторон, как зафиксированы впивающиеся в светлую кожу веревки. — Как ощущения? — Нормальные. — Хочешь на себя посмотреть? — Не уверен. — Почему? — Не знаю. — Подойди и посмотри, — кивнул Итан на зеркало в человеческий рост у входа. — Подойти? Ох… Но… Э-э-э… — В чем дело? — Веревка впивается мне в… везде. — Ну да, — не смутился Итан. — В этом и фишка. Подойди, я не сильно затянул. Кроме того, такие обвязки часто делают для ношения под одеждой, так что веревки не должны сковывать движения. — Особенно они не сковывают мои руки, — фыркнул Ноа. — Это уже лично мой каприз, — улыбнулся Томсон. Морган изобразил недовольство, на данный момент очевидно переживая эмоции другого сорта. Это было заметно даже в свободных джинсах. Ноа двинулся к зеркалу, а Итан к фотоаппарату. — Ого… — послышалось со стороны Моргана. — Выглядит… эм… интересно, — дал Ноа оценку работе Итана, разглядывая себя в зеркале. — Еще бы я не был таким тощим. — Вес в данном случае не имеет значения, — ответил Итан, вставая рядом с Ноа. — Не в комплекции дело. — Но, думаю, на Андреа это выглядело бы бомбически, — продолжал протестовать Морган. Итан решил бы, что тот напрашивается на комплимент, если бы не замечал, как парень ежится, явно стесняясь. — Да, думаю Андреа выглядела бы бомбически… — Ноа сник в ответ на эти слова. — …для Скотта, — закончил Итан. — А для меня так выглядишь ты. Я сделаю несколько фоток? — Томсон показал Моргану полароид. Ноа пожал плечами, дескать: «Делай что хочешь». Итан сфотографировал спину. Отдельно взял в крупный план связанные руки, а затем развернул Ноа к себе, подцепил пальцем часть веревки, что стягивала его шею, и сделал новый снимок, в который попала его рука в черной перчатке. Для того чтобы увидеть получившиеся кадры, следовало подождать проявки стиков, так что Итан разложил их на столе. — Сядешь на кровать? Хочу сделать еще несколько фоток. Ноа молча плюхнулся на пружинистый матрас. — Могу я сделать фото с твоим лицом? — последовала следующая просьба со стороны Итана. Этот вопрос вызвал у Моргана противоречивые чувства, потому ему потребовалось время, чтобы дать ответ. — Хорошо. — Если ты откажешься, я тебя не съем, — на всякий случай напомнил Итан. — Знаю. — И это останется между нами. — Ага. Итан встал впритык к кровати между ног Ноа и направил на него объектив фотоаппарата. — Посмотри на меня. Ноа поднял глаза на Итана. Море, заключенное в человеке. Бушующие волны в напускном спокойствии. Для нового кадра Томсон поставил одно колено между ног Ноа. — Откинешься на кровать? — Можно, я не буду этого делать? — Почему? — Ты сказал, что не съешь меня, если я от чего-то откажусь. — Не съем, но хочу знать причину. — Веских причин нет, просто… не хочу. — Это потому что у тебя встал? — уточнил Итан. Ноа вздрогнул и съежился, насколько ему это позволяли веревки. — Господи, зачем ты так со мной?! — Как? — Совсем не обязательно произносить это вслух! — Мы одни в комнате. Никто, кроме тебя и меня, этого не услышит. И мы оба знаем, что ты завёлся. Не вижу проблемы. — Давай просто сделаем вид, что ты ничего не видел, — попросил Ноа тихо. — Не получится. Я уже сделал вид в прошлый раз. Лимит закончился, — заявил Итан. — Ну и что ты предлагаешь? — нахмурился Ноа. Море в его глазах завораживало. Итан чувствовал, как его дыхание утяжеляется. Он тонул в этом взгляде, оставаясь стоять на месте. Морган смущался, почему-то думая, что возбуждает все это только его. Но то, что Томсон контролировал себя лучше, лишь означало, что он контролировал себя лучше, а вовсе не то, что он в этот момент ничего не испытывал. Маска скрывала, с каким усердием Томсон уже некоторое время до боли кусал нижнюю губу, чувствуя солоноватый привкус крови на языке. Он надеялся, что его отрезвит хотя бы это. Ничего не получалось. В голове творилась сущая мешанина. Море поглощало его с головой. Итан приподнял подбородок Ноа согнутым указательным пальцем. Морган решил, что тот хочет сделать очередное фото, но Томсон опустил полароид и наклонился к Ноа ближе. Во взгляде Моргана скользнул вопрос, огласить который вслух он не решился, наверное, побоявшись спугнуть Итана. Он смотрел на Томсона, почти не мигая, внимательно следя за каждым его движением. А Итан продолжал тонуть. Идти ко дну, ощущая жжение в лишенных кислорода легких. Поцелуй получился мимолётным. Едва заметное касание сквозь плотную ткань маски. Едва заметное касание на фоне повышающегося пульса, учащенного дыхания и растекающегося по телу жара. Итан стремительно терял контроль, за который с таким усердием цеплялся все это время. Морские волны просачивались в него и колошматили возведенные им скалы, облизывая остроконечные пики и проделывая в когда-то неприступной преграде толстые трещины. Итан увяз в чувствах к Моргану слишком глубоко еще до того, как успел это осознать. И теперь Ноа проникал в его мысли, беспощадно заполняя собой всё его сознание. Томсон толкнул Ноа на спину и, продолжая упираться коленом в кровать между его ног, наклонился к парню. — Самое время остановить меня, — предупредил он, надавливая левой рукой в перчатке на грудь Моргана. — А если я не хочу? Скалы осыпались под нарастающим штормом. Вода дробила камень в пыль. — Останови все равно. — Не буду. Стряхнуть с себя такое наваждение уже бы не получилось. Вряд ли Моргану было так уж удобно лежать на собственных связанных руках, но всё его внимание концентрировалось на Итане и его последующих действиях. Веревки после нижнего узла разделялись и проходили по складкам между пахом и ногами Ноа, то есть доступ к стратегически важному месту оставался открыт. Стащить с Моргана штаны конечно же не получится. Но это ведь было и не обязательно. Итан, не отрывая взгляда от морской синевы, расстегнул пуговицу на ширинке Ноа. Томсон следил за его реакцией, пообещав себе остановиться, если что-то пойдет не так, насколько бы оглушительным не становилось возбуждение и как бы оно ни застилало глаза, грозя расшатать его внутренние принципы. Оставайся трезвым. Оставайся разумным. Держи себя, черт подери, в руках! Собачка молнии поползла вниз. Морган будто не дышал. Итан видел, как напряжено всё его тело. Из-за этого веревки впивались в кожу сильнее. Легкая краснота проявлялась на границе их соприкосновения, где веревочный рисунок буквально впечатывался в тело Ноа. Томсон, чуть поменяв положение, сильнее уперся коленом ниже паха Ноа, в место, где две веревки вновь сплетались в одну. Он поддел обтянутыми черным латексом пальцами дразнившую его резинку трусов и спустился ниже по гладкой коже. — О, предпочитаешь бриться? — Умолкни. — Мне стоит остановиться? — Тебе стоит замолчать и не останавливаться, — раздраженно бросил Ноа, судорожно выдыхая. Итан невольно вновь прикусил нижнюю губу. Он бы, конечно, предпочел сделать это не рукой. Вспыхнувшая мысль разозлила Итана и, наверняка, позже ему еще предстояло поразмышлять о преступности подобного порыва, но прямо сейчас его куда больше интересовал распластанный под ним Морган. Пальцы сомкнулись у твердого основания. Перчатки были сухими. Здесь бы для нормального скольжения не помешала качественная смазка, которая у Итана отсутствовала. Как наверняка отсутствовала она и у Ноа. Дать заднюю? Прозвучало двусмысленно, не находишь? Просто сделай всё аккуратно. Если вспомнишь, как. — Грубовато, — среагировал на первое же движение Ноа. — Извини. У меня нет ничего, чем бы я мог… — Ты можешь смочить ладонь… слюной, — забывшись, предложил Ноа. Не могу. — Или сделать это можешь ты, — заметил Итан, вытягивая руку из трусов Моргана. Слюна казалась сомнительной заменой, но другие варианты в голову Итану не приходили. И все же отец был прав, когда говорил, что что-то будет точно. И почему Томсон его не послушал?! — Вперед, — Итан подставил Ноа ладонь. — А ты не мог бы… Хм… Закрыть глаза? — Нет. — Мне неловко. — Привыкай, — посоветовал Итан, вновь увеличивая давление колена на пах Ноа. — Так нечестно. — Я знаю. А теперь облизывай. Действительно, нечестно. Итан хотел прикоснуться к коже и почувствовать ее тепло не сквозь преграду перчаток. Хотел провести языком по выпирающим ключицам и впиться зубами в шею рядом с яремной веной. Оставить красные полосы на вздымающейся от тяжелого дыхания груди и впалом животе. И несколько багровых пятен на бедрах Моргана. Итан хотел обладать им всем без остатка… А мог лишь смотреть. — Нет, погоди… Сперва… — Итан подхватил Ноа за бедра и протолкнул дальше на кровать, чтобы между его ног появилось больше места. Со стороны Моргана раздался тихий скулеж. — В чем дело? Ты из тех чувствительных парней, которых можно удовлетворить слабой стимуляцией сквозь одежду? — Замолчи! Просто я давно… Ну то есть… Просто замолчи! Итан, еле сдержав смех, разместился на коленях, прижался к Ноа, а уже затем протянул ему руку. — Теперь облизывай. Ноа сглотнул. — Поднесешь руку ближе? — Нет. Дотянись сам. — У меня руки связаны. Мне тяжело. — Тяжело быть и должно, — объяснил Итан. Ему хотелось не только чувствовать, но и видеть, как язык Моргана скользит по перчатке. Ноа мялся еще мгновение, прежде чем скованно облизнул ладонь Томсона и тут же отвернулся, пытаясь спрятаться от его обжигающего взгляда. — Ты же знаешь, что этого недостаточно, — заметил Итан. Ноа кинул тихое ругательство, но продолжил и, как ни удивительно, быстро вошел в кураж. Если касание к ладони терпеть Итан еще мог, то когда Ноа взял в рот его средний палец, Томсона заштормило. Волны колотили по скалам, будто молот по наковальне, грозя вот-вот разрушить их непрекращающимся напором. Итан аккуратно отвел руку от Ноа и вновь запустил её вниз. — Лучше? — Д…да, — подтвердил Морган, откинувшись обратно на кровать и уставившись в потолок. — Бьюсь об заклад, после я умру от стыда. — Я рассчитываю, что после ты будешь испытывать что угодно, но не желание умереть, — заметил Итан, приспуская нижнее белье Ноа, насколько это позволяли веревки. Не убирая руки с паха Моргана, Итан уперся свободной рукой в матрас в нескольких сантиметрах от лица Ноа, желая, чтобы тот смотрел на него, а не в потолок. — Лучше попроси добавки. Ноа пытался сдерживаться, но веревка, стягивавшая запястья, не давала закрыть рот руками. Сквозь плотно стиснутые зубы то и дело просачивались тихие, неожиданные для самого Моргана стоны. Итан продолжал наблюдать. Следить за тем, как Ноа реагирует на нежные ласки и как жмурится и захлебывается эмоциями в ответ на грубые. Он не говорил ни слова, полностью сосредоточенный на ощущениях. Итан молчал, поглощённый парнем перед ним. И ничто бы его не отвлекло от разворачивающегося зрелища: ни начинавшая неметь левая рука, ни внутренние противоречия, отголоском отзывавшиеся на каждое движение. Неуместные мысли нашептывали о том, что Морган так ярко реагирует, потому что кое у кого умелые руки, ведь этот кое-кто успел хорошенько отточить навыки в прошлом. Нет, не правда. Дело не в навыках. И происходящее сейчас не имело ничего общего с прошлым. Всё это было по-другому. Чувствовалось иначе. И ни за что бы не показалось Итану неправильным или грязным. — М-м-ф… Итан! — в голосе Моргана прочиталась смесь растерянности и удивления. — П-погоди, я, кажется, сейчас… Ох! — Ноа не успел договорить, резко выгнулся и со сладким стоном, сорвавшимся с пересохших губ, кончил.