Три

Сережа просыпается ночью от того, что Олег слишком горячий. И, что самое ужасное, в самом прямом смысле этого слова — Сережа почти обжигается, когда случайно во сне задевает его бедро. Он скидывает одеяло с себя и с Олега, прикасается к его шее, а затем лбу и приходит к единственно верному выводу — у Олега температура. Тот что-то бормочет, совсем негромко — Сережа бы, возможно, даже не услышал. Но он знает, что обычно Олег во сне не разговаривает, так что это все очень плохой знак. Первые минуты Разумовский просто сидит на постели рядом с Волковым и понятия не имеет, что предпринять. Олег вообще болел нечасто — куда чаще его физическое состояние страдало из-за передряг, часть из которых Сережа все еще ставит в вину себе, но учится жить с этим. С ранами и кровоподтеками друга Сережа научился справляться еще в детдоме — обоим доставалось нещадно, вот и пришлось приноровиться. И мальчишка тогда вообще думал (несерьезно, конечно), что он вполне себе мог бы стать профессиональной сиделкой — со своим-то опытом за плечами. Но вот к таким выкрутасам Волковского организма он никогда не был готов. Немного выйдя из ступора, Сережа попытался разбудить Олега. — Волч, — позвал сначала негромко. При обычных обстоятельствах чутко спавший Олег бы как минимум открыл один глаз. Но на этот раз — тишина. — Олег, проснись, пожалуйста. Олег. Олеж. Тот что-то снова промычал во сне, но не проснулся. Волосы на его лбу и голове сбились, Сережа провел по ним рукой и в очередной раз убедился, что у Олега жар. Надо было что-то делать. Аптечка находилась в гостиной, а в гостиной, кажется, уснул Вадик. Мысль о том, что в доме есть кто-то еще, почему-то подбодрила. Сережа быстро накинул рубашку от пижамы, которую обычно перед сном скидывал — ему больше нравилось чувствовать кожу Олега своей кожей, когда они засыпали, обнимаясь, — и проскользнул в коридор. Ступая непривычно бесшумно (кажется, из-за начинавшей просыпаться тревоги), Сережа вдруг понял, что подкрадываться к Вадиму в темноте было бы плохой идеей — по крайней мере, Олег на такое всегда реагировал очень болезненно, и кто знает, какие там непроработанные травмы имелись и у Вадика. Поэтому первым делом в гостиной Сережа щелкнул одним из выключателей, так что загорелась часть ламп — он посчитал это щадящим вариантом пробуждения. Вадик лениво накрыл глаза правым предплечьем и застонал: — Да ну сука. — Мне нужна аптечка, Олегу плохо, — вышло даже почти похоже на извинение. Сначала Вадик не отозвался, лежал неподвижно, то ли снова засыпая, то ли обдумывая полученную спросонья информацию. Сереже, в общем-то, до него сейчас не было дела, он начал судорожно копаться в куче коробочек, чувствуя, как накатывает паника, и это было очень некстати. А еще очень некстати он вдруг понял, что все треволнения месячной давности, когда они на пару с Лерой вытаскивали Олега из той стычки с Алтаном (очередной пункт в копилку Сережиного чувства вины), не прошли для Сережи даром. Похоже, теперь паника и страх за жизнь и безопасность Олега просыпались даже в таком, казалось бы, самом обычном случае. С этим новым пунктиком придется обязательно разобраться, но позже. Позже. Сейчас нужно было решать другую проблему. В голове трещало и выло, мысли кружились в хаосе, и уловить хоть что-то в этой круговерти было невозможно, не всплывало ни одно название, и Сережа безумными резкими движениями перебирал коробочки снова и снова, надеясь, что наткнется на нужное наименование. — Что там с Поварешкиным? — вернул Сережу в реальность голос Вадика. Он уже сидел на диване, хотя все еще немного щурился от света. — Не знаю. Температура. Не смог его разбудить. Он что-то бормочет, но не просыпается. Наверное, грипп, но Олег так редко болеет, и… и… Дрожь в руках и голосе становилось все труднее контролировать. Что он за тряпка-то такая? Ничего серьезного не происходит, Олег просто простудился, его организм ослаблен, но все будет хорошо. Все. Будет. Хорошо. Но мысли носились все быстрее, и, кажется, комната тоже начинала кружиться. — Эй, рыжик, — окликнул его Вадим, но на этот раз Сережа не услышал его. Кажется, он уже в четвертый раз заново осматривал все имеющиеся в доме лекарства. — Разумовский. Пятый раз? — Серый! Сережа замер и, словно очнувшись, почти испуганно посмотрел на Вадима. — Не называй меня так, — откликнулся глухо, но не злобно. — И не собирался, — заверил Вадик, подходя ближе. — Ты улетел куда-то. Давай помогу. Вадик слегка подвинул телом Разумовского и сам принялся шарить по таблеткам. Сереже ничего не оставалось, кроме как стоять рядом и следить за мощными (уверенными) ладонями, немного обуздывая свои нервы. Хорошо, что в доме есть кто-то, кто не теряет голову. — Давай начнем с обычного парацетамола. У него высокая температура? — Надо измерить, — отозвался Сережа, вытягивая из аптечки градусник. — Хорошо. Измерь и подготовь какие-нибудь тряпки, нужно сделать ему компрессы. Воду принесу. Сережа кивнул и вместе с градусником вернулся в комнату. Командный тон Вадика странным образом успокаивал. Чего-то такого Сереже очень не хватало месяц назад, когда он ехал вытаскивать Олега, но перед этим извел себя так, что кошмары мучили его еще несколько ночей после благополучного возвращения домой. Выходит, это ударило по нему сильнее, чем он предполагал сначала. И с этим точно нужно было что-то делать. Вадик вошел в комнату с одной из Волковских кастрюль поверх другой, побольше. Верхушку этой конструкции украшала фиолетовая кружка Разумовского, и Вадику удивительно ловко удавалось всем этим балансировать. Сережа же тем временем успел подыскать подходящие хлопковые тряпки — пришлось взять и разорвать пару своих чистых футболок, потому что ничего другого они, само собой, не имели. — Так, тут холодная вода для компрессов. Вторая кастрюля для обтирания. В кружке чай для тебя — пусть немного остынет. Тряпки нашел? Сережа с готовностью показал Вадиму требуемое, чуть больше успокаиваясь и выдыхая от того, как уверенно звучал голос его невольного помощника. — Давай мне одну, оботру его. Градусник вытащил? Сережа только сейчас вспомнил, что благополучно забыл об этом. Мысли все еще мельтешили в его голове судорожным роем, хотя паника постепенно отступала. — Сейчас. Тридцать девять и восемь. Что ж. — Так, Разумовский, хватай тряпки. На лоб, шею, подмышки и пах. Сережа кивнул. Вообще-то, подумал он в эту минуту, он ведь тоже это где-то читал, и даже делал так однажды, еще на первом курсе, до того, как Олег ушел в армию. Невольно вызывая в памяти те дни, Сережа задумался и о том, как же просто все было тогда. То есть — от завалов на учебе хотелось выть, за квартиру приходилось отдавать большую часть своих денег, Олег впахивал на работе как проклятый, и все же — тогда было проще. Сейчас Сережа барахтался в корыте, полном вины и сожалений, старался не утонуть и вместо этого предпочитал с головой нырять в свои по-прежнему сумасшедшие идеи, только бы заглушить совесть. Но сегодня она истерически визжала, накрывая волной паники и жуткого страха потерять во всей это круговерти единственного, ради кого стоило держаться. — Эй. Точно, Вадим все еще здесь. — Я закончил, — оповестил он. Вадим в последний раз окунул тряпку в воду и прошелся по немного напряженному лицу Олега и морщинкам между бровей. Сережа следом приложил ко лбу холодный компресс. Утром, если ничего не поможет, можно будет вызвать врача. Олег бы, конечно, не одобрил, обязательно сказал бы: «Серый, нахрена мы тогда прячемся, если ты готов вот так запросто сдать наше местоположение какому-то неизвестному типу?». На что у Сережи имелся бы один-единственный аргумент: «Молчи, Олег, так будет лучше». Хотя сейчас больше всего на свете хотелось, чтобы реальный Олег хоть что-то сказал вслух. Пусть даже, что врач — это отвратительная идея. — Первый час меняй компрессы почаще, — вторгся в эти размышления Вадим, в очередной раз за сегодня напоминая о своем присутствии — и в очередной раз вызывая в Разумовском какое-то странное чувство спокойствия. — Потом попробуй разбудить и дай таблетку. — Да. Утром вызовем врача, если ему не станет легче. Хотя Олег был бы против. — Как будто тебя бы это остановило, — усмехнулся Вадим. Сережа слабо улыбнулся ему в ответ. — Не в этом случае. — И да, лучше возьми второе одеяло, пока не надо к нему прижиматься. Сережа кивнул, не сводя взгляда с Олега и стараясь убедить себя, что утром ему наверняка станет легче, он точно проснется, Сережа заставит его пить как можно больше жидкости. Может, приготовит ему завтрак в постель. И даже не будет паниковать. Сережа вдохнул и выдохнул. Вадим вдруг слегка похлопал его по плечу, почти сразу же, однако, убирая руку. Было странно принимать поддержку от кого-то вроде Вадика, но Сережа, кажется, уже ничему не удивлялся в этой жизни. — Я спать. Пойду в свою комнату, если что, зови. — Спасибо, Вадим, — у самого выхода окликнул его Разумовский. Спасибо, что не дал расклеиться, что так быстро среагировал, что взял все в свои руки. Что сделал чай, в конце концов (который, кажется, уже совсем остыл на тумбочке). Вслух, конечно, не сказал, надеясь, что Вадик и так поймет. — Конечно, какие проблемы, — и уходит. Сережа все-таки действительно думает наутро приготовить завтрак для Олега. А еще для Вадика — вроде как стоит выразить благодарность. Но бесит он все еще неимоверно, хотя свой завтрак точно заслужил. Сережа вытаскивает из шкафа второе одеяло и пристраивается рядом с Олегом, хотя и не осмеливается придвинуться слишком близко. Хватает свой чай (и правда холодный), делает глоток, а потом не удерживается от невесомого поцелуя в нос и легонько поглаживает горячую щеку. — Спи, Олеж.