Три

Дверью Вадим не хлопает, но уходит громко — прежде чем обуться, бросает сумку с вещами на пол, хватает свою куртку из шкафа, громыхая вешалками, даже, кажется, поворачивает ключ, запирая за собой дверь, особенно шумно. Сережа жалеет. Жалеет еще с вечера, но бросаться вдогонку уже слишком поздно. Да и чересчур драматично, наверное, даже для него. У него была целая ночь, чтобы попросить прощения, но… не смог. Олегу твердил свои бесконечные «прости» постоянно, Вадиму — не может. Надеется лишь, что в поездке Вадим остынет, сам Сережа отойдет здесь, дома, рядом с Олегом, а потом они спокойно поговорят и забудут все эти глупости как страшный сон. На самом деле, Сережа до сих пор не понимает, из-за чего началась ссора. Вот они сидят в гостиной, Вадим шутит свою очередную дурацкую шутку, а вот Сережа объявляет ему, какой же тот бывает занозой в заднице. Не шутливо, не наигранно бешено — всерьез, будто это и имеет в виду. Олег примирительно улыбается, встает между ними, но Вадим в упор смотрит на Сережу, прожигает тяжелым взглядом: — Вот как? — Я устал от тебя и твоей болтовни, боже, Вад. Почему ты хоть иногда не можешь помолчать? Сережа знает, что не спал нормально несколько ночей, знает, что злится на Олега (который чуть больше обычного насел с заботой и все стоял над душой со своим «Серый, надо идти спать»), но высказать ему свои претензии открыто все еще не способен. Сережа знает, что немного бесится, ведь надо доделать проект, которые он теперь снова берет, и у него дедлайны, а он выдохся. Но Сережа срывается на Вадиме и остановить себя не может. Говорит что-то о том, как ему все надоело, театрально взмахивая руками, и на этой ноте уходит в комнату. Олег не появляется еще минут десять. Наверное, устраняет тот вред, который нанес Серый — и за это Сережа злится на него еще больше (ну и возись со своим Вадиком!). Не дожидается, ложится спать один, съеживаясь от холодных простыней. Самое обидное, что именно на следующее утро Вадим уезжает работать, и не видятся они целый месяц. Даже не созваниваются, потому что страшно. А еще большую часть времени связь у Вада в лучшем случае хреновая настолько, что приходится только угадывать значения всех произнесенных слов, в худшем — отсутствует напрочь, и Вадим не доступен по несколько дней. Сережа в такие моменты волнуется особенно. По тысяче раз прокручивает в своей голове: а если с ним что-то случится, а вдруг он там… Сережа боится, что Вадик так и не узнает, как сильно он раскаивается в своих глупых словах и как хочет сказать совсем другие. А потом абонент появляется в сети, и Сережа малодушно пристраивается рядом с Олегом, затаив дыхание слушает все, что Вадим рассказывает, замирает, когда тот тепло, беззлобно совсем интересуется: «Как Серый?», но Сережа так и не находит в себе сил, чтобы просто взять у Олега телефон и ответить: «Вадим, у меня все хорошо, кроме того, что я мудак, прости, очень скучаю и жду тебя назад». Олег после разговора глядит немного упрекающе, но не наседает. Сережа ему за это благодарен. Решает, что все равно не хочет извиняться по телефону, и надеется, что поговорят они уже с глазу на глаз. Вадим возвращается так же шумно, как уходил. Снова сумка, сброшенная на пол, слишком громкий вжикающий замок на куртке, дверцы шкафа хлопают опять. Сережа угадывает, что это не Олег еще по повороту ключа в замке. Замирает за ноутбуком, а потом все-таки берет себя в руки и, дожидаясь, пока Вадим выйдет из душа, показывается наконец перед ним. — Привет, — Сережа говорит первым, и тут же хочется неловко, трусливо потупить глаза. С разруливанием конфликтов у него все еще проблемы. — Привет, рыжик, — просто отвечает Вадим, и вид ползущих вверх уголков его губ заставляет Сережу сорваться с места и ураганом накинуться на оторопевшего Вадика. Сережа целует его со смыслом, вкладывает все свое «прости, я идиот», которое все же надеется сказать и вслух. Вадим крепче сжимает руки на его талии и отвечает с не меньшим энтузиазмом. Они отрываются друг от друга нехотя, но поговорить все же стоит. Сереже боязно, он опускает глаза в пол и неуверенно бормочет свои извинения. «Да, дурак, и больше так не буду, ну, по крайней мере очень постараюсь. Я не хочу рушить то, что у нас есть — у нас троих, понимаешь, Вадим?». Вадим выслушивает молча и легонько чмокает в лоб, обнимая еще сильнее. Сережа дышит его запахом и успокаивается наконец: он дома, и они все разрешили. — Я татуху новую набил, — как бы между прочим сообщает Вадик, и Сережа смотрит удивленно. Он ведь даже не заикался, что собирается бить что-то еще. Вроде уже давно было решено (пусть и в шутку), что все предсказанное на его груди сбылось — дракон, волк и пылающее пламя — и нового им не надо. Вадик пожимает плечами, будто прочитав Сережины мысли. — Бухущий был, — будто оправдывается и неловко смеется. — Все переживал, вдруг ты меня ссаными тряпками погонишь. — Вадим! — Ты ни разу не позвонил и не написал за это время, Серег. — Просто не думал, что ты так переживаешь. — Потому что я тупой клоун без чувств? Сережа стопорит эту глупость на месте. Накрывает рот Вадима ладонью и качает головой. — Нет. Потому что эта вся ссора была тупой, и я надеялся, что ты забыл об этом. — Кажется, нам стоит больше разговаривать, а? Улыбаются вместе, нежно касаясь губ друг друга. — Так что с татухой? — Ты будешь ржать, — Вадим и сам хохочет. — Идем, покажу. В комнате он стаскивает штаны, опускается на кровать и распластанный лежит, ожидая вердикта. Чуть сильнее оттопыривает зад, похоже для большей наглядности, но Сережу это не особо впечатляет. Он только прокашливается и тянет недовольно: — Ага. Так, значит? — Совсем не нравится? — оборачивается Вадим, подмахивая упругими ягодицами. — Говорю ж, бухой был. Сережа фырчит: — То есть волк и дракон у тебя на груди, у сердца, а лис — на заднице. Я все правильно понял? Вадим хохочет опять и поднимается, натягивая штаны обратно. Сразу лезет обниматься и прижимает к себе вырывающегося Сережу. — Зато можешь теперь хвастаться, что этот зад в полном твоем распоряжении, рыжик, — и добавляет обжигающим шепотом, — и можешь делать с ним что угодно. Сережа дуется еще немного, уверяет Вадика, что это вообще-то обидно и теперь придется компенсировать оскорбление, но в этих медвежьих объятиях не выдерживает долго. Толкает Вада на кровать и усаживается сверху. Рукой не может не подлезть под него и не ущипнуть. — Ты конечно совсем дурной, Вадим. Следом мягко улыбается: — Дурной и любимый. Вадим счастливо тянется к его губам. Вечером, когда возвращается Олег, ему тоже показывают это художество. Сережа виснет на нем и все причитает, что точно больше никогда не будет ссорится с Вадиком, если уж их размолвки заканчиваются таким образом. Вадим пожимает плечами и улыбается, повторяет снова: «По пьяни, с кем не бывает». Олег смеется над этими двумя (Сережа видит, что груз их бессмысленного разлада спадает и с его плеч) и уверяет: — Серый, это такая честь, я тебе даже завидую. Сережа закатывает глаза, но беситься долго все равно не в состоянии. Потому что Олег тут же стягивает с Вадика штаны до конца, пригвождает его грудью к кровати и смачно кусает в то самое место, где красуется новообретенный рисунок. Вадик порнушно стонет и прогибается в спине, рукой крепко вцепляясь в Олеговы темные вихры. Это красиво. Сережа сглатывает скопившуюся слюну и пока еще даже не представляет, что Олег облюбует этот зад в своих личных целях и теперь постоянно будет терзать, облизывать, кусать и жамкать правую (отныне любимую) ягодицу Вадима. Татуху эту Сережа со временем и сам полюбит. Как напоминание о том, что разговоры — все еще лучший способ коммуникации.