Калинов мост

Добраться до Топей и впрямь удалось быстро — первые дома замаячили впереди минут через десять после того, как Сережа двинулся по указанной дороге прочь от речки со странным мостом. Дома-то замаячили, а люди — нет. Местность все так же выглядела заброшенной, будто в деревне годами никто не жил: старые, хлипкие домишки — все одинаковые; поросшие сорняками огороды, гниющие от ненужности яблоки и груши, рассыпанные по земле за покосившимися заборами… Потом стали попадаться местные жители. Никого младше шестидесяти. Сережа встретил двух старух, молча и сосредоточенно молотящих ковер, который грозил развалиться прямо у них в руках, да высохшего до костей старика. Ни один из этих троих Сережу не заметил, ни один с ним ни заговорил. Сереже стало неуютно — в который раз за день. — Я видел хорроры, которые начинались так же… — пробормотал он себе под нос, беспомощно оглядываясь, а потом его окликнули. — Сынок, помоги занести! Сережа обернулся на голос. Звала пожилая, опрятно одетая женщина, стоящая у крыльца дома на другой стороне узкой улочки. В пальцах она сжимала дужки полных воды ведер. — Не знаю тебя. Приезжий, что ли? — спросила она, с видимым облегчением отдавая ведра, когда Сережа подошел и забрал их из ее рук. Влажные холодные дужки больно впились в ладони. Как она сама несла? Тяжело ведь. — Приезжий. Куда их? — А вот, в сени. Пойдем. Женщина поднялась по ступенькам в дом, придержала скрипучую дверь, чтобы Сережа тоже смог войти. Вдоль стены стоял длинный узкий стол, вернее, — он пригляделся —, прикрученная к ней полка с двумя ножками-опорами, застеленная простой выцветшей клеенкой. — Сюда ставь, — кивнула женщина. Сережа пристроил ведра, встряхнул ладонями, смахивая капельки воды. — Спасибо, сынок. Мне сложно, а дед мой болеет. Не встает совсем. Самой все приходится. А ты какими судьбами к нам? — Да у вас тут, говорят, монастырь… Посмотреть вот приехал. Только не знаю, как добраться до него. Может, вы подскажите? — Подскажу, чего ж не подсказать. Только… — женщина вдруг замялась, отвела глаза. — Встретить там сейчас некому. Батюшка наш, отец Илья… — Что? — Скончался он, — зачем-то понизив голос почти до шепота, призналась женщина.— Летом еще. А нового до сих пор не прислали. Если ты молебен заказать хотел или исповедоваться, то некому сейчас. Отлично. Просто замечательно. Если священника нет, то и монастырь прикрыли, получается? Вряд ли оставили двери нараспашку, чтобы кто и когда угодно смог бродить без всякого контроля. Никакой молебен, конечно, Сереже даром не сдался, от религии он был далек, сколько себя помнил, да и Птица вряд ли рвался сюда ради каких-то сомнительных обрядов, но… По всему выходило, что весь путь они проделали совершенно зря. А ночевать теперь где? И зачем он только послушался и поехал сюда! Можно подумать, из-за отказа, Птица смог бы доставить ему больше проблем, чем уже доставил. — Сынок, — окликнула его женщина. Вид у нее был сочувственный, решила должно быть, что Сережа расстроился из-за того, что исповедоваться не выйдет. — Ты не переживай. Там открыто. Место святости не потеряло, помолишься, если есть за кого. Я там часто бываю, могу показать, где иконки. Тебя как зовут-то? — Сергей, — машинально ответил Сережа, лихорадочно соображая, что делать. Птица, как назло, даже не думал показываться, его присутствие сейчас вообще почти не ощущалось. — А вас? — Анна Петровна я. Тебе переночевать есть где? — Нет. Я думал, в монастыре селят, раз уж приглашают на экскурсию, но, видимо… — Ну, оставайся тогда, — перебила Анна Петровна. — Я недорого возьму. Постелю тебе в свободной комнате, дед мой все равно не выходит… "Что ж", — думал Сережа, пока Анна Петровна говорила ему что-то еще, пока провожала в ту самую свободную комнату и выдавала чистое, выцветшее от времени постельное белье, — "Может, все не так уж плохо?" Чувствовал — хуже некуда, надо бежать и на перроне ночевать, в надежде, что мимо поедет поезд, остановится и увезет его из этого странной деревни. Вместо этого Сережа отдал Анне Петровне деньги, попросил рассказать, как добраться до монастыря и ушел, получив обещание к вечеру затопить баню. Куртку он оставил в доме — на улице в ней было жарко. *** Монастырь, в окружении леса и слишком зеленых для поздней осени лугов, смотрелся чужеродным темным пятном. Сережа подошел к забору и толкнул калитку — она легко поддалась, открывшись с тихим скрипом. Вход в сам монастырь тоже оказался не заперт, дверь даже не прикрыли, оставили приглашающе распахнутой. Внутри стоял неприятный затхлый запах, в полосках света, идущих из узких окошек, танцевали пылинки. Сережа зябко повел плечами — прохладно. Куда прохладнее, чем на улице. Почему? Осень ведь, а в Топях как будто до сих пор лето, вон как все цветет. Был бы это, например, Краснодарский край, Сережа бы не удивлялся, но вряд ли такое тепло — норма для Архангельской области. Почему он раньше не обратил на это внимания? Множество пропавших людей, молчаливые местные жители, тот странный мост, погода… Сереже вдруг показалось, что он спит, и все вокруг ему просто снится. Он зажмурился, постоял так несколько секунд и открыл глаза. Огляделся. Деревянные старые полы и каменные стены никуда не делись, как и совершенно летняя погода за окном. — Все страньше и страньше… — пробормотал Сережа и отправился бродить по монастырю. Наверное, если бы из какой-нибудь двери на него выскочил монстр, он уже и не удивился бы особо — уж больно атмосфера располагала. Но нет. Монастырь пустовал. Кое-где валялись груды тряпья, стояли грубые деревянные лавки. В одном из помещений Сережа нашел бочку с водой, должно быть, освященной, а еще — заброшенную келью, где по столу были рассыпаны стопки пятитысячных купюр. Почему-то обугленных, будто их поджигали и сразу тушили. И больше ничего. Никого. Ни одной живой души. Странно, что в монастыре жил один-единственный человек. Ни послушников, ни других монахов. — Надеюсь, теперь ты доволен и отстанешь от меня, — сказал Сережа Птице, хотя не был уверен, что тот его слышит. И ушел. Часы на смартфоне показывали без пятнадцати восемь, потихоньку начинало смеркаться. Рановато для аномального лета, царящего в Топях. Что ж, по крайней мере, световой день здесь соответствовал норме. А время — нет. По ощущениям, Сережа провел в стенах монастыря минут сорок, когда он заходил, еще не было трех часов дня… Чертовщина какая-то. Может, время сбилось из-за отсутствия интернета? Но сумерки.. Всю дорогу до Топей Сережа пытался найти хоть одно логическое обоснование для всех странностей и несостыковок, что преследовали его с того момента, как он сошел с поезда. Искал и не находил. А в доме Анны Петровны, первым делом, в нос ударил запах жареной картошки, и Сережа вспомнил, что ел в последний раз… Пожалуй, перед тем, как в башню явился Гром с обвинениями. В желудке аж заныло, и когда Анна Петровна позвала ужинать, Сережа все свои сомнения отодвинул на второй план. Позволил усадить себя за стол, поел без всяких мыслей, потом получил полотенце и ушел в растопленную баню. В духоте и полутьме усталость навалилась с двойной силой. Глаза сами закрывались. Хотелось лечь и уснуть прямо здесь, на лавке, не тащиться до дома — сейчас даже пара метров казались непреодолимыми. Если бы не духота, Сережа, наверное, так бы и сделал. С трудом заставив себя подняться, он ополоснулся прохладной водой, кое-как вытерся и оделся почти с закрытыми глазами. До отведенной ему комнаты Сережа добрался в полудреме, свалился в постель, стянул с себя джинсы, бросил на стул рядом с кроватью и провалился в сон, как в яму. *** Проснулся Сережа глубокой ночью от того, что его приобняли со спины. Теплая ладонь скользнула под футболку, легла на живот, чуть сжала кожу. Знакомый, привычный жест — так всегда обнимал Олег. Мерное дыхание позади приятно щекотало шею. Сережа подался назад, прижимаясь сильнее, погладил пальцы Олега под тканью. Хотел сказать — я скучал, я так скучал по тебе! Но не успел. Его будто тряхнули со всей силы, а голос Птицы ввинтился в сонное сознание, резкий и злой. Или испуганный?.. "Проснись! Просыпайся, быстро!" Сережа подскочил на постели, оглядываясь. Никакого Олега, конечно, и в помине не было, да и откуда он мог здесь взяться, если… Просто сон. Но какой яркий, какой живой, какой… "Не моя работа", — отрезал Птица прежде, чем Сережа успел бы возмутиться, но тот на него и не думал. Галлюцинации, созданные Птицей, были совсем другими. Как он не пытался, любые проявления заботы и поддержки от него выглядели фальшивыми, грубыми, Олег вел себя совершенно по-другому, и Сережа до сих пор не понимал, как мог обманываться так долго. Сон вышел совсем другим. Сережа казалось, что он все еще чувствует прикосновение, будто оно ему не привиделось. — Зачем ты меня разбудил? — не удержался он. И понял, что Птица объявился впервые с того момента, как они прибыли в Топи. Не то чтобы Сережа скучал, конечно, и без того нашлось, чем заняться и о чем подумать. Монастырь этот и эта дыра… Погода, ускользнувшее время, вереница пропавших людей и местные молчаливые жители… — Не хочешь рассказать, зачем ты меня сюда притащил? — вполголоса спросил Сережа. — В монастыре пусто, священник… "Я слышал", — перебил Птица. — "Я не знал." — Так зачем? Объясни уже наконец. Ты тут от полиции спрятаться решил? Нас все равно найдут. В розыск объявят, билеты отследят. Найдут. Мы тут не спрячемся. Да я и не хочу. Ты убил людей моими руками, твое место за решеткой! "Тогда уж наше", — усмехнулся Птица в его голове. — "Тело у нас общее, не забывай. Кончай ныть уже! Можешь сколько угодно строить из себя святошу, но я-то тебя знаю получше твоего Олега — ты тоже этого хотел! Хотел удавить Гречкина своими руками, и Исаеву, и этого ублюдка Зильченко. И ты знаешь, что они это заслужили, просто ты тряпка, и боишься хоть что-то сделать. Скажи спасибо, что я разобрался вместо тебя. И вместо ментов, которые всю эту дрянь покрывают. Ты хотел." — Нет, — отрезал Сережа. — Не смей меня приплетать, я не убийца и никогда, никогда и никому не желал смерти. Хотел ли я справедливости? Да. Хотел ли, чтобы закон соблюдался вне зависимости от суммы на счету? Тоже да. Да, и еще раз да. Хотел! Но не такой ценой. И я точно не планировал убивать людей, пусть и бессознательно. А знаешь, чего я еще не планировал? Садиться в тюрьму. А теперь сяду, как и ты. И это будет правильно, это хотя бы тебя остановит, потому что ты… "Это сейчас не важно!" Сережа подавился невысказанными словами. Не важно? Гора обожженных трупов и пущенная под откос жизнь — это не важно? Он открыл было рот, но Птица не дал ему возможности ответить. "Никому здесь не доверяй", — произнес он тихо и неожиданно мирно. Попросил, а не потребовал. — "Никому и ничему. Все, что ты видишь — обман, намеренный, даже твой сон." — Я не понимаю, — устало сказал Сережа. Запал кончился так же быстро, как появился. Спорить расхотелось. Да и с кем спорить? С голосом в голове? Докатился. Надо было не к черту на куличики уезжать, а идти сдаваться психиатрам, пока хуже не стало. — Я должен не доверять тебе, потому что ты — просто галлюцинация. Бред. И себе я тоже доверять не могу. Я чокнутый. Я придумал Олега, тебя и убил людей, хоть и в беспамятстве. Я убил людей. Я. Сережа зажмурился и закрыл лицо ладонями. Птица ничего не ответил. Он почти не ощущался — снова. За окном потихоньку занимался рассвет.